Жизнь Арсеньева

С 1930 года в течение нескольких последующих лет Бунин работает над своим знаменитым автобиографическим романом «Жизнь Арсеньева». Эта книга стала своеобразным сплавом художественной автобиографии, мемуаров, лирико-философской прозы писателя. Бунин написано пять частей романа, герой был доведен писателем до двадцатилетия, после чего автор его покинул и больше к роману не возвращался.

В 1927 г. Бунин начал писать роман «Жизнь Арсеньева», ставший еще одной художественной автобиографией из жизни русского дворянства наряду с такими классическими произведениями, как «Семейная хроника» и «Детские годы Багрова-внука» С.Аксакова, «Детство», «Отрочество», «Юность» Л.Толстого.

События детства, отрочества, жизнь в деревне, учеба в гимназии (80-90-е годы XIX в.) увидены в нем двойным зрением: глазами гимназиста Алексея Арсеньева и глазами Бунина, создававшего роман в 20-30-е гг. XX в. Говоря о России, «погибшей на наших глазах в такой волшебно краткий срок», Бунин всем художественным строем своего романа преодолевает мысль о конце и смерти.

эта книга является самым исповедальным из бунинских творений – такова ее диалектика, сочетание и двуединство реальности и вымысла, слияние правды и поэзии, воссоздания и преображения. Этим же объясняется и двуплановость романа, постоянное присутствие автора, прошедшего уже немалый жизненный путь, его точка зрения, его сегодняшнее мироощущение, как бы вливающееся в то, давнее. Возврат в детство, в юность – и тут же «скачок» в сегодняшний день, в собственное шестидесятилетие; то растворение в прошлом, то ретроспективное его воссоздание.

«Жизнь Арсеньева» писалась в тот период жизни писателя, когда свойственное Бунину повышенное ощущение бытия не только не ослабевало, но все более и более укреплялось, приобретая новые оттенки. Обостренное чувство «тайн и бездн» жизни, ее каждого мгновения имело в то же время повышенное ощущение конца, такой же неразгаданности его, как и начала всякого существования.

Для Бунина был чрезвычайно важна мысль о том, что человек не знает своего начала, не помнит и не может помнить его, и точно так же не знает и не постигает того, что будет, когда оборвется его жизнь. Эта мысль появилась впервые еще в его путевых дневниках 1910-х годов, и она же красной нитью проходит сквозь многие зрелые и поздние его произведениям.