Саблезубые Ездовые Драконы

Громогласный храп Брехуна Крикливого походил на рев, каким один морж призывает другого моржа, находящегося в пятидесяти айсбергах от него.

Саблезубые Ездовые Драконы дружно, как один, уселись на лед и отказались двигаться дальше. Ну и ГРОМАДНЫЕ же это были твари, клянусь подмышками Одина!

Мальчишки посмотрели на драконов.

– Ну, Иккинг, давай командуй! – хрюкнул Кабанчик.

Иккинг прочистил горло и заговорил как можно убедительнее.

– Ладно, ребята, – сказал он по‑драконьи. – Не хочу с вами ссориться…

– Сссмотрите, он разззговаривает… – прошипел самый громадный и свирепый на вид Саблезуб. У него не хватало одного глаза и держался он как‑то особенно нагло – наверное, был Вожаком Стаи. – Этот жжжалкий головастик говорит на благородном драконьем язззыке…[1]

Остальные драконы осклабились.

– Мы все знаем свои обязанности… – продолжил Иккинг. – вот давайте ими и займемся…

– Про себя‑то мы прекрасно знаем, чем МЫ сейчас займемся, – проворчал Ездовик. закрывая единственный глаз и устраиваясь поудобнее. – МЫ тут приляжем и сладко вздремнем, пока ВЫ попишите ваши тощие задницы на самую высокую гору внутренних островов…

– Разрази тебя Тор! – не выдержал Сопляк Мордоворот. – Хватит тут сюсюкать по‑драконьи! Эти твари понимают другой язык!

Сопляк выхватил из обмякшей руки Брехуна Крикливого черный кнут и взмахнул им в воздухе.

Щщщщщщелк!

Ездовые Драконы приоткрыли глаза.

Сопляк щелкнул еще раз, на этот раз задев кончиком кнута морду одноглазого Саблезуба. Ездовик, взвыв от боли, вскочил на ноги; вслед за ним – остальная стая. Драконы порыкивали от ярости, но были исполнены уважения. Мальчишки одобрительно загалдели.

– Вот как надо! Учись! – осклабился Сопляк и (чисто ради удовольствия) хлестнул еще одного дракона, Зверь взвыл; Сопляк расхохотался: – Только попробуйте ослушаться МЕНЯ, вы, ПОЛЗУЧИЕ ШАКАЛЫ С РАЗДВОЕННЫМИ ЯЗЫКАМИ! Я вам покажу!

– Сопляк, не надо, – тихо попросил Иккинг. Обычно он старался не вступать в споры с Сопляком, но ему было больно смотреть, как гордых, благородных Саблезубых Ездовиков заставляют плясать, будто цирковых мартышек.

Сопляк отвернулся от драконов и переключился на Иккинга.

– Что я слышу? – ухмыльнулся он. – Неужели Иккинг Никчемный осмеливается учить меня, Сопляка ГЕРОИЧЕСКОГО? Поверь, Иккинг, скорее снег станет синим, как нос Брехуна Крикливого, чем ТЫ выбьешься в Вожди Племени Лохматых Хулиганов.

Сопляк щелкнул кнутом, тот взвился в воздух и ударил Иккинга в грудь.

Удар был бы болезненным, но Иккинга спасло то, что у него за пазухой сидел, свернувшись калачиком, маленький непослушный дракончик по имени Беззубик.

Острый кончик кнута ткнул Беззубик а в твердую чешую пониже спины и пробудил драконника от Зимней Спячки.

Беззубик выкарабкался у Иккинга из‑за шиворота, уселся на плечо и в гневе раздул шею.

– К‑к‑кто посмел с‑с‑стук‑к‑кнуть б‑б‑беззубика в з‑з‑зад? Б‑б‑беззубик не м‑м‑может спать, когда в‑в‑всякие тут стукают его в з‑з‑зад!

– Почему твой беззубый лягушонок не впадает в спячку, как все нормальные драконы? – поинтересовался Сопляк.

– Я боялся, что он простудится, – ответил Иккинг и ласково почесал Беззубика между рожек, – Он не вырыл себе достаточно глубокую норку, а если дракон замерзнет, он может остаться в спячке на много веков. Поэтому я откопал его и теперь ношу с собой, чтобы согреть.

– А теперь б‑б‑беэзубика р‑р‑разбудили! В такую р‑р‑рань – бушевал Беззубик. – хо‑лоод с‑со‑собачий!

– Что это?! – прыснул Сопляк, – Что ты сделал со своим жалким головастиком? – (Ибо Беззубик был самым крохотным охотничьим драконом, какие водились на свете во все времена.) – Что на нём надето?!.

На Беззубике была налета теплая меховая шубка.

Иккинг смастерил ее в безнадежной попытке хоть немного согреть своего питомца.

– Ох ты, разрази меня Top! Песьедух, держи меня! – покатывался Сопляк. – Иккинг нарядил своего масенького длаконцика в мохнатое плятьице!

– Эт‑т‑тo не п‑п‑платъице, эт‑т‑то ш‑ш‑шуба! – зашипел Беззубик. – Ш‑Ш‑ШУБА!

– Дракон в платьице! – орал Сопляк.

– ХА‑ХА‑ХА‑ХА! – покатывались со смеху мальчишки. – Дракон в платьице!

Даже Саблезубые Ездовые Драконы не удержались.

– Ох, мои когти и челюсти! – завывал Одноглаз. – Вот это да! САМЫЙ маленький на свете охотничий дракон – и одет в ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ШМОТКИ!. Совсем стыд потерял!

Несчастный Беззубик гордо выпрямился на плече у Иккинга. От рожек до кончика хвоста он медленно заливался нежно‑розовым цветом, Дракончик крепко стиснул челюсти и выпустил из ушей кольца дыма. – Это c‑с‑стильная мод‑дная з‑з‑зимняя Ш‑Ш‑ШУБКА, – проворчал он. – А вам всем просто з‑з‑завидно.

Сопляк принялся раздавать приказы;

– Хватит, мы и так уже уйму времени потеряли. Всем разбиться на пары и взять под уздцы одного из этих Саблезубых. А вы, СЛАБАКИ, – повернулся он к Иккингу и Рыбьеногу, – займитесь полуслепым.

– Вы, драконы, недолюбливаете нас, людей, верно, Одноглаз? – спросил Иккинг, заняв вместе с Рыбьеногом боевую позицию позади огромного Саблезуба.

Одноглаз выплюнул в снег громадный сноп пламени.

– Недолюбливаем? – прошипел он, – Это ещще мягко сказано, Я вассс НЕНААВИЖУ каждой каплей моей чиссстейшей изумрудно‑зеленой крови. Вы, человечишшшки, вероломны, невежественны, жадны и жестоки. Я сссорок лет был вожаком моей Ссстаи, возглавлял ее и в добрые бремена, и в сссуровые, А этот вашшш Сссопляк, что он понимает в НАССТОЯЩИХ вожаках? Гнусссная сссвинья с кнутом в руке. У меня от ненависссти зубы сссводит… Когти чешшшутссся рассстерзать всссех до единого Двуногих, Лупоглазых, Лопоухих людишшшек на этой планете…

– Красота, – нервно пробурчал Рыбьеног, – Нас угораздило заполучить Ездового Дракона, который нас ТЕРПЕТЬ НЕ МОЖЕТ. Вот уж повезло так повезло… Наконец они тронулись в путь. Одноглазочень, ОЧЕНЬ МЕДЛЕННО тащил их вверх по ущелью, через дремучий сосновый лес. К этому времени прочих мальчишек и след простыл.

Лес кончился так же внезапно, как и начался. Перед друзьями высился отвесный склон, ведущий на вершину Негодяевки, и на нём не росло ни единого деревца. На вершине горы Одноглаз остановился. Высшую Точку отмечал одинокий валун, Иккинг крепко уцепился за скалу, чтобы его не сдуло ветром и не закружилась голова, и осторожно выглянул на другую сторону, туда, где далеко внизу простирался Пролив Торов а Гнева.

Обычно в этом негостеприимном проливе бушевали и море, и Злокоготь, Они кружили, поднимали водовороты и свирепо дрались друг с другом, Но сейчас узкая полоска морской воды замерзла, стала тихой и белой, как сама Смерть, и единственным напоминанием о Злокогте были кошмарные стоны, гудевшие в ушах, как головная боль, да смутная тень, которая медленно ворочалась подо льдом, будто грозовая туча.

– Пошли поскорее отсюда, – поежился Рыбьеног. – В Варварском Архипелаге полным‑полно зловещих, мрачных мест, но это – САМОЕ зловещее и САМОЕ мрачное.

Не знаю, доводилось ли ВАМ когда‑нибудь Охотиться‑на‑Лыжах‑с‑Луком‑и‑Стрелами, но должен вам сразу сказать, искусство это не из легких. Съехать на лыжах с горы – это само по себе не так‑то просто, а ведь при этом надо еще и ПОДСТРЕЛИВАТЬ маленьких Полупятнистых Снегоступиков, существ мелких и проворных, как колибри.

Впридачу к обычным тяготам этого Зимнего Вида Спорта Рыбьеног был никуда не годным лыжником и жутким мазилой. Он мчался с горы, стараясь сохранить равновесие, и лук у него в руках вертелся, точно ветряная мельница. Впрочем, будь даже его руки неподвижны, как скалы, это вряд ли бы помогло, потому что он страдал ужасным косоглазием, и его глаза постоянно наезжали друг на друга точно так же, как лыжи. Так что, честно говоря, если Рыбьеногу иногда и удавалось ХОТЬ КУДА‑НИБУДЬ попасть, то это выходило по чистой случайности. Вот и сейчас Рыбьеног, согнув колени, как будто сидел на унитазе, ринулся с горы, носки его лыж плугом сошлись внутрь, и на первой же кочке он полетел вверх тормашками.

Иккинг стояла на лыжах чуть лучше Рыбьенога, но в любом спорте важно не только мастерство, но и ЖЕЛАНИЕ, А желания у Иккинга не было ни малейшего. На самом деле ему очень нравились Полупятнистые Снегоступики, красивые птички небесно‑синего цвета. Иккинг часто наблюдал за ними из окна. Они строили себе снежные гнезда, похожие на маленькие иглу.

Так что через полчаса Иккинг и Рыбьеног так и не подстрелили ни одной птички, хотя Полупятнистые Снегоступики сновали и прыгали вокруг, точно блохи на драконьей спине.

– Черт, черт, ЧЕРТ! – в сердцах вскричал Иккинг, в очередной раз промахнувшись.

Вся эта суета сильно забавляла Одноглаза.

– Интересные вы человечишки, – протянул он. – Никогда не встречал викингов вроде вас. Маленькие, задохленькие… На лыжах стоять не умеете. И охотиться не умеете. И даже орать вам не под силу.

– ДА отстань ты, – сердито огрызнулся Иккинг.

Тут Рыбьеног свалился в пятьдесят четвертый раз. Он с головы до ног вывалялся в снегу, промок до нитки и продрог до костей, и это отнюдь не улучшило его меткости. Вдобавок ко всему он, кажется, сильно простыл.

– НИЧЕГО у меня не выйдет! – стенал он. – НИЧЕГО! А‑а‑ап‑чхи! Сопляк с Песьедухом небось уже перебили всю птичью популяцию архипелага, а мы не можем раздобыть ни одного жалкого Снегоступика! Ну почему эти гадкие птицы не могут постоять смирно хоть ДОЛЮ СЕКУНДЫ?

Иккинг помогал Рыбьеногу подняться в шестьдесят восьмой раз, как вдруг ему почудился раскатистый человеческий смех. Он доносился откуда‑то издалека, снизу, из‑за высокого сугроба, Облокотив Рыбьенога на палки и предупредив Беззубика, чтобы сидел тихо, Иккинг осторожно выглянул.

Там, в сотне метров ниже по склону, ему открылось зрелище, от которого у Иккинга по спине пробежал нехороший холодок.

Саблезубый Одноглаз выглянул из‑за левого плеча Иккинга и мрачно заворчал. Шипы на его мускулистой спине встали дыбом, единственный глаз прищурился. Хвост с шипастым кончиком грозно задергался из стороны в сторону.

– Эти человечишшшки, – прошипел он, – эти человечишшшки хуже всех оссстальных…

– Что там такое? – поинтересовался Рыбьеног, утирая нос рукавом и держась за задницу, ноющую после частых падений.

– Истерики… – прошептал Иккинг. – Сникни…

Истериков было шестеро. Одетые в черное, они сидели на заснеженном склоне. Перед ними на земле лежали пять убитых оленей, на белом снегу ярко алела кровь. Истерики, похоже, присели позавтракать перед долгим возвращением в родную Деревню на другом берегу Пролива Торова Гнева. Они разложили небольшой костерок и руками запихивали в рот большие куски оленины. Лыжи, луки и стрелы были воткнуты в снег у них за спиной.

– Слава Тору, они нас не заметили, – прошептал Иккинг Рыбьеногу. – Пошли, тихонько вернемся тем же путем, каким пришли…

Этот план удался бы на славу.

Да вот только на Рыбьенога вдруг что‑то нашло.

Он и до этого выглядел неважно: глаза слезились, из носа текло: его била лихорадка. А тут, увидев Истериков, он вдруг порозовел, затем побагровел. Рыбьеног недовольно зафыркал:

– Сборище безмозглых идиотов!

– Да. да, – шепотом согласился с приятелем Иккинг. – Пошли‑ка отсюда…

– Убийцы! Только и способны, что приканчивать несчастных оленей средь бела дня! Вонючие бессовестные негодяи!

– Верно, – согласился Иккинг. – Но пора смываться, пока они не прикончили нас…

Но не успел Иккинг остановить Рыбьенога, как тот, пошатываясь, поднялся на ноги. взмахнул мечом и с криком «ГАДЫ‑Ы‑Ы!» ринулся вниз.

У Истериков оленина встала поперек горла. Они с интересом посмотрели на нежданного гостя.

Иккинг онемел от удивления гораздо сильнее, чем они. Рыбьеног, вспахивая лыжами снег, неуправляемо мчался по склону. Лыжные палки вертелись в воздухе, как бешеные, стрелы торчали из колчана, точно иглы дикобраза. Рыбьеног с каждой секундой набирал скорость и при этом орал во всё горло:

– АХ ВЫ, ЖАЛКИЕ КАРАКАТИЦЫ! ДОХЛЫЕ ТРУСЛИВЫЕ МУХОМОРЫ! ДА Я ВАС ОДНОЙ ЛЕВОЙ В ПОРОШОК ИЗОТРУ! БЕРИТЕСЬ ЗА ОРУЖИЕ И СРАЖАЙТЕСЬ, КАК ПОДОБАЕТ МУЖЧИНАМ, ВЫ, ХЛИПКОЕ СБОРИЩЕ СЛЮНЯВЫХ ГОЛОВАСТИКОВ!