Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Пирог из травы





 

Тот же самый пограничник, который перебрасывал тело немца на другую сторону границы, зимой патрулировал Черный лес. В его обязанности входило следить, чтобы старая лесная дорога, ведущая в Чехию, оставалась непроезжей для автомобилей и непроходимой для всякого рода контрабандистов спиртного. Ранней весной надлежало отправиться туда с электропилой, спилить несколько деревьев и, свалив их, перегородить дорогу. Таков естественный способ защиты государственной границы. На вырубку елей, разумеется, требовалось получить разрешение лесничества.

Пограничник знал всех в округе. Он умел с первого взгляда распознать чужака, и в этом случае проверял документы и звонил на погранзаставу. Кем бы ни был повстречавшийся ему человек, грибником или заблудившимся туристом, патрульный наблюдал за ним в бинокль с горы, пока тот не удалялся от границы и не сворачивал на свою сторону.

Таким образом, он видел массу людей: одиноких путников – и едва держащихся на ногах, и шагающих быстро, уверенно; пары, которые поспешно исчезали в кустах; людей, идущих гуськом, согнувшись под тяжестью рюкзаков; людей с животными – собаками, лошадьми, коровами, слепыми котятами в корзине, которых они несли топить; людей с разными предметами и механизмами – на велосипедах, в машинах, на тракторах (по правде сказать, только у одного местного был трактор), с сумками, с мотопилой, с грибами в полиэтиленовом пакете, с поллитровкой, купленной в хазе… Перед его глазами был вроде как театр, в котором, к сожалению, показывали скучные представления. Многое ему приходилось додумывать. Кое‑что он был обязан знать: куда отправился Имярек, таща велосипед по бездорожью, что означает белый «опель», стоящий возле дома внизу, а что – темно‑синий автобус, открытые или закрытые красные ставни еще в одном доме, овцы на перевале, а не на опушке леса, железная кровать, вынесенная в сад. Он обязан был это знать. Иначе ничего из того, что видел, не понял бы. Смотрел бы только, но не видел.

Случалось, конечно, и частенько, что он забывался и глядел на мир перед собой, как на картинку. Низом по шоссе идут люди, погоняя коров, бегут собаки, какой‑то мужчина вдруг заливается смехом, позвякивают колокольчики на шеях у овец, неприятно шерстит кожу; чуть выше шагает браконьер с подстреленным зайцем, машет кому‑то рукой, дым из труб тянется к небу, птицы летят на запад. Эта картинка как была, так и есть, – кажется вечной. Сценой, но не для людей – люди на нее попадают случайно.

Днем, накануне Нового года, этот молодой пограничник с румяным и свежим, как сдобная булочка, лицом медленно ехал по снегу на своем тяжелом мотоцикле. Колеса глубоко зарывались в снег, и ему приходилось двигаться с осторожностью, чтобы не соскользнуть в большой овраг у обочины. Вскоре он заметил множество петляющих вокруг да около следов, они то возвращались, то снова бежали вперед. На больших сугробах остались отпечатки человеческих тел – кто‑то, наверное, падал в сугроб, барахтался, переворачивался. А кто‑то, видимо, ложился на снег, размахивал руками и ногами, оставляя отметину в виде огромной птицы.

Он встретил их на перевале. Они были в ярких смешных шапках. В общем, выглядели подозрительно. К тому же захихикали, когда он потребовал у них документы. Заговорщицки переглядывались и прыскали смехом. Он подумал, что они, должно быть, пьяны, и почувствовал себя идиотом. Ведь был канун Нового года. Однако чем больше они веселились, тем он становился серьезней. Чем больше источали веселья – от распиравшей их радости они почти парили над снегом, – тем сильней он ощущал себя прикованным к земле, тем глубже проваливались у него ноги. Пограничника раздражало их приподнятое настроение.

Они были молоды. Девушка, которая была с ними, показалась ему красивой и недоступной. Она закусила кончик светлой прядки и бросала загадочные взгляды, словно только что очнулась от приятного, может быть даже – эротического сна.

Молодые люди были беспечны – не захватили с собой в пограничную зону документов, поэтому патрульный не знал, как их записать.

– Рюкзаки остались в хате, – сказали они.

Поневоле пришлось вернуться с ними обратно. Они попеременно толкали его мотоцикл по снегу. Парни разбирались в мотоциклах, чем, однако, не снискали его уважения. Его не покидало чувство, что на их фоне он выглядит смешным и малозначительным, поэтому он как бы невзначай расстегнул куртку, чтобы продемонстрировать им блестящую кожаную кобуру пистолета.

В доме стоял запах нежилого помещения, иначе говоря сырости и остатков осени, сухих листьев и сена. Кроме того, воняло мышами. Было холодно. Пограничник сел за стол и переписал данные из их паспортов. Все были из Вроцлава. Жили на улицах, названия которых звучали по‑городскому и торжественно: Венская, набережная Выспянского, Грюнвальдская, Космонавтов. Ну да, он понимал, они приехали сюда отпраздновать Новый год, напиться и подурачиться. Ясно, что они не занимались контрабандой, что никоим образом не могли причинить вред границе. Однако теперь уже не подобало отступать, нельзя было сказать: порядок, я еду дальше, я тоже вечером собираюсь на гулянку, темный костюм уже висит на дверце шкафа, отглаженный и готовый, водка стынет в холодильнике и шампанское красуется в баре мебельной стенки.

Под аккомпанемент этих невыносимых смешков, которые сбивали его, пока он записывал, девушка поставила перед ним кружку с чаем. Пограничник выпил с благодарностью. Чай разогрел его изнутри и снял напряжение. Он закурил. Съел кусок темного, странного пирога с травяным экзотическим вкусом, немного похожим на вкус коврижки. Их насмешки были ответом на его серьезность; ему бы следовало оставить этих ребят в покое или же наказать, после чего отправиться обратно в сторону леса, потом заехать на погранзаставу, сдать смену и идти домой. Но он сидел и ел этот пирог, который ему подсовывали с подозрительной настойчивостью, под огнем перекрестных заговорщицких взглядов. Все смотрели, как он кладет куски в рот, жует и глотает. Ему казалось, что их мысли соединяются и переговариваются между собой, неслышимо для него, и он один в этой компании чужой. Они здесь свои, он – посторонний, хотя это его территория.

В конце концов, непонятно почему – наперекор себе – он вышел из дома и позвонил на заставу. Сообщил, что возвращается. Уже стемнело. Молодые люди помахали ему шапками и дружно расхохотались.

Пограничник ехал по хорошо знакомой дороге, но она показалась ему какой‑то длинной. Он уже должен был бы добраться до мостика, но всего‑то лишь миновал последний дом. Подумал о тех молодых людях – собственно, не мог перестать о них думать. В них было что‑то волчье. Боже мой, эта мысль его поразила. Волчье. Он остановил мотоцикл, выключил фару и внезапно оказался во мраке, который пронзил его холодом. Вдалеке виднелась деревня, окна светились, как квадратные дыры во тьме. Может быть, ему следует вернуться, зайти еще раз к этим туристам, сказать им… Но что? Он схватил мотоцикл и развернул его. Завел мотор, тронулся, но тут же влетел в сугроб. Переднее колесо целиком провалилось в снег. По рукам побежала неприятная мелкая дрожь; пришлось пошевелить пальцами в перчатках.

Что‑то случилось со временем. В голове замелькали тысячи мыслей, надорванных, обгрызенных, обрывочных. Из них высыпались слова, как мак из лопнувшей коробочки. Он начал их собирать, но это затянулось надолго. Наверное, прошел час, а он по‑прежнему в отчаянии дергал зарывшийся в снег мотоцикл. Взглянул на часы, но циферблат был темный, и он стал искать зажигалку. Должно быть, он забыл ее в том доме, где все еще пекся пирог из сена. Снова вернулся странный запах, и пограничнику стало плохо. Зачерпнув пригоршню снега, он протер лицо, но это не помогло. Посмотрел на мотоцикл, и ему показалось, что тот заснул; придется оставить его так до утра. Он снял куртку и прикрыл утомленное тело машины. Та фыркнула в знак благодарности.

Пограничник повернул обратно в сторону перевала и темных домов хутора. Во рту стоял вкус пирога, и он снова почувствовал, как щемит под ложечкой. Не‑дотя‑ну. Недо‑тяну. Недо… Не хватало «тяну», чего‑то, что имело связь с теплом и едой. На мгновение время перестало мельтешить, мысли прояснились, и пограничник осознал, что совершил ошибку, отправившись к ним без куртки и пешком; ему следует поспешить – небезопасно ночью так блуждать по полям. Волки еще не перевелись.

И в ту же минуту он услышал их где‑то в лесу наверху, услышал пронзительный, полный отчаяния вой, истошный, полный боли и осиротелости клич.

Солдат видел волка в зоопарке во Вроцлаве. Похожего на чучело, хоть тот и двигался. Шерсть у него была взъерошенная и нездоровая. Он напоминал ту дворнягу, которая каждый день, как заведенная, гналась за его мотоциклом и пыталась вцепиться в штанину. Напоминал, но не во всем. Потому что у дворняги есть свое время, а волк существует вне времени. Волки не рождаются и не умирают. Они есть даже там, где их нет. Это открытие так сильно поразило пограничника, что он остановился и начал прислушиваться. Завывание стихло, но теперь он, казалось, слышал шорох мелких шагов, которые приглушал снег.

Нестерпимо, как женщину, захотелось вернуть забытую зажигалку. Он мог бы посветить ею и знал бы, который час. Это многое бы прояснило. Он мог бы при свете ее огонька взобраться наверх и оказался бы там, куда хотел попасть. А так он и не знал даже, куда идти: то ли вправо, то ли влево, вверх либо вниз. Так или иначе, он двинулся прямо, мягко скользя по снегу, как будто на коньках. Ему это нравилось. Дотянет. Дотянет до тепла и света. До девушки дурманящей красоты, с закушенной зубами прядкой светлых волос. За ним на снег бесшумно ложились пятилистники – следы волчьих лап.

Пограничник заметил его. И не перед собой, и не позади, а где‑то во тьме. Он был огромный. В его седой шерсти отражался искристый снег.

– Волк, пощади меня во имя государственной границы, – проговорил пограничник в эту тьму.

Волк, идущий следом за ним, остановился. Задумался.

 

Date: 2015-12-12; view: 310; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.005 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию