Чудо Кюммернис

XVI. Однако же я вынужден продолжить свое повествование о жизни святой Кюммернис, и вот я приближаюсь к дню ее смерти, хотя трудно мне будет об этом писать, а вам еще труднее в это поверить.

Пока барон вместе с рыцарем Вольфрамом ждали хоть каких‑нибудь перемен, в них рос страх, что они осмелились замахнуться на что‑то, чего изменить не вправе. И дабы отогнать этот страх и хоть ненадолго забыть о заточенной девушке, они ездили на охоту и устраивали пиры. Утром трубили охотничьи рога, а вечером гремела музыка.

Во время одного из пиршеств барон сказал Вольфраму: Если бы ты вошел к ней и взял ее силой, она бы, еще не познавшая вкуса любви, осознала, что теряет, и сама бросилась в твои объятия. Неужто ты думаешь, она сильно отличается от тех девок, что готовы задрать юбку по первому требованию?

Вольфрам послушно встал, пошатнулся, но тут же собрался с духом и зашагал прямо к двери. Барон оттолкнул девку, приказал налить себе вина и ждал. Не прошло однако же и минуты, как Вольфрам возвратился. Его лицо выражало ужас, он открывал и закрывал рот, а рукой показывал за спину. В зале воцарилось гробовое молчание. Барон вскочил со скамьи и немедля бросился туда, куда указывал Вольфрам, а за ним потянулись любопытные гости, прислуга и музыканты.

XVII. В горнице без окон стояла Кюммернис, но она мало походила на ту женщину, которую все знали. Ее лицо обросло шелковистой бородой, распущенные волосы ниспадали до плеч. Из разорванного лифа платья торчали две обнаженные девичьи груди. Взгляд темных, но кротких глаз скользил по лицам любопытствующих и в конце концов остановился на бароне. Девки стали осенять себя крестным знамением и попадали на колени. Кюммернис – или же некто другой – подняла руки, будто желая всех их прижать к груди. И промолвила тихим голосом: Господь мой избавил меня от себя самой и наделил своим ликом.

В ту же ночь барон приказал замуровать уродца в темнице. Вольфрам оседлал коня и, не попрощавшись ни с кем, уехал восвояси.