Ужас и катастрофа. Приближалось событие, навсегда отметившее печатью страха душу Маринуса Бикнелла Виллета и состарившее на добрый десяток лет этого человека

Приближалось событие, навсегда отметившее печатью страха душу Маринуса Бикнелла Виллета и состарившее на добрый десяток лет этого человека, чья молодость и без того давно уже миновала. Виллет долго совещался с Вардом‑старшим, и они пришли к единому мнению относительно происходящего, хотя понимали, что психиатры, как и весь цивилизованный мир, узнав об их выводах, наверняка подняли бы их на смех. Темные силы с помощью некромантии и колдовства куда более древнего, чем обряды салемских ведьм, плели адскую сеть, в которую должно было угодить человечество. Хоть это и противоречило всем известным законам природы, неопровержимые факты указывали на существование по крайней мере двух (а также третьего, чье имя они по возможности избегали упоминать) воплощений неких таинственных существ, о которых впервые стало известно в 1690 году. Деяния и цели этих чудовищ – а также, увы, Чарльза Варда – были ясны из их посланий друг другу и из сообщений тех, кто был знаком с ними как в далеком прошлом, так и в наши дни. Они похищали из могил недавно погребенные или давным‑давно истлевшие тела, в том числе останки величайших мудрецов мира, в надежде вытянуть из них все знания, какими те обладали при жизни.

Дьявольские создания вели между собой торговлю, одна мысль о которой заставила бы содрогнуться любого нормального человека: со счастливой безмятежностью и холодной расчетливостью школьников, меняющихся картинками, они обменивались костями знаменитых усопших, и те знания, что они извлекали из тысячелетних останков, должны были дать им могущество, которым не обладал доселе ни один смертный. Они изобрели противные природе и человеческому естеству способы воскрешать тело и мозг давно умершего и истлевшего человека, останки которого им доставляли, и извлекать из него любые сведения. Они следовали указаниям средневекового философа Бореллия, учившего приготовлять из истлевшего праха «основные соли», из которых можно воссоздать живое подобие давно умершего человека. Им была известна формула, с помощью которой они оживляли эти «тени», и еще одна формула, которая их уничтожала. Они достигли в своих мерзких деяниях совершенства и могли научить страшным формулам любого. Однако, вызывая тени, они могли ошибиться и воскресить не того, кто им нужен, ибо с течением времени надгробья могли быть переставлены.

Доктор Виллет и мистер Вард с ужасом поняли, что колдуны способны вызвать страшные тени не только из человеческих могил, но и из иных сфер, и эти существа могут представлять грозную опасность. Джозеф Карвен, без сомнения, совершал немало того, что даже в их колдовском кругу считалось запретным, – может быть, на что‑то подобное отважился и Чарльз? Какие силы из «иных сфер» дошли до нас со времен Джозефа Карвена и заставили разум Чарльза обратиться к прошлому? Эти силы направляли его, и он был не в состоянии им противиться: Чарльз вел долгие беседы с одним из колдунов в Праге и гостил у другого, затаившегося в горах Трансильвании. В конце концов он нашел подлинную могилу Джозефа Карвена. Такой вывод можно было сделать из газетных заметок; об этом же говорил странный шум, услышанный ночью миссис Вард в покоях сына. Чарльз вызвал нечто ужасное, и оно явилось на его зов. Громовой голос, который домочадцы Чарльза слышали в Страстную пятницу, и странные разговоры в его лаборатории на чердаке – на что были похожи эти глухие звуки, отдававшиеся вокруг многократным эхом? Не был ли обладатель этого голоса предтечей таинственного доктора Аллена, внушавшего ужас всем, кто слышал его низкий бас, словно исходящий из бездны? Недаром у мистера Варда так сильно забилось сердце, когда он говорил по телефону с этим человеком – если это действительно был человек.

Какое дьявольское существо, какая тень, вырвавшаяся из ада, явилась к Чарльзу Варду в ответ на его заклинания, произнесенные за крепко запертой дверью лаборатории? А что означали слова: «Три месяца нужна кровь»? Боже правый! Разве все это не предшествовало появлению неизвестного вампира? Осквернение могилы, где покоился Эзра Виден, страшные вопли в Потаксете – кто задумал эту месть, кто нашел заброшенное гнездо богопротивных деяний? Уединенно стоящий коттедж, бородатый незнакомец, пересуды и страхи соседей… Мистер Вард и доктор Виллет были уверены, что разум и воля Джозефа Карвена вернулись на землю и продолжают лелеять нечистые замыслы. Неужели одержимость дьяволом – не выдумка? Во всем этом был замешан таинственный доктор Аллен, и детективы получили задание узнать все об этом человеке или фантоме, чье существование угрожало жизни молодого Варда. Без сомнения, под уединенным коттеджем раскинулась целая сеть подземелий, и нужно было, приложив максимум усилий, как можно скорее их отыскать. Врачи‑психиатры скептически относятся ко всему сверхъестественному; посему Виллет и Вард решили предпринять поиски самостоятельно, не упуская ни одной мелочи. Они договорились встретиться на следующее утро у дома в Потаксете, взяв с собой необходимые инструменты, чтобы раскопать вход в подземелье, если они его обнаружат.

Шестого апреля стояла ясная погода, и они были на месте ровно в десять часов. Мистер Вард, имевший ключ от дома, открыл входную дверь, и они прошли по комнатам, внимательно их осматривая. В комнате, которую прежде, вероятно, занимал доктор Аллен, царил беспорядок, явно оставленный побывавшими здесь детективами. Мистер Вард выразил надежду, что они нашли что‑нибудь важное. Особый интерес представлял погреб, поэтому друзья, не мешкая, спустились туда и обошли его кругом. В тот день, когда Чарльза увезли в лечебницу, они уже обыскивали подвал, однако безрезультатно. Каждый дюйм утоптанного земляного пола и каменных стен казался настолько прочным и нетронутым, что трудно было даже предположить наличие где‑то здесь отверстия, ведущего в мрачное подземелье. «Этот погреб некогда вырыл человек, не имевший ни малейшего понятия о скрытых под ним катакомбах, – подумал Виллет. – Значит, подземный ход, соединяющий подвал с катакомбами, был прорыт Чарльзом и его сообщниками совсем недавно и, возможно, не с первой попытки».

Доктор попробовал поставить себя на место Чарльза – где бы тот в первую очередь предпринял раскопки? – но ему ничего не приходило в голову. Тогда он решил прибегнуть к методу исключения и снова обошел подвал, внимательно рассматривая и выстукивая каждый дюйм стен и пола. Вскоре площадь его поисков значительно сократилась, и наконец остался только небольшой участок пола – плита перед трубами отопления, где раньше он ничего не заметил. Нагнувшись, доктор Виллет нажал на плиту изо всех сил, пытаясь ее повернуть, и внезапно она поддалась, соскользнув в сторону и открыв аккуратно залитое цементом углубление с железным люком посредине. Мистер Вард с юношеской живостью тотчас же спрыгнул туда и поднял крышку люка. Он сделал это без особых усилий, однако доктор заметил, что лицо Варда покрылось мертвенной бледностью, после чего он пошатнулся и уронил голову на грудь. Из черного отверстия, зиявшего у их ног, вырвалась струя затхлого зловонного воздуха.

Доктор Виллет быстро вытащил из ямы своего теряющего сознание спутника и брызнул ему в лицо холодной водой. Мистер Вард открыл глаза и глубоко вздохнул; бледность сошла с его щек, но было видно, что зловонные миазмы, проникшие из подземелья, не дают ему дышать свободно. Не желая рисковать, Виллет выбежал из дома, добрался до шоссе, поймал такси и отправил находившегося в полуобморочном состоянии мистера Варда к нему домой, несмотря на его слабые протесты. Затем доктор вынул из сумки электрический фонарик, закрыл рот повязкой из стерильной марли и спустился к люку, чтобы заглянуть в обнаруженное ими подземелье. Зловоние немного рассеялось, и Виллет, нагнувшись, осветил лучом фонарика внутренность этой адской дыры. Примерно на десять футов вниз простирался бетонный колодец, по стене которого шла железная лестница, а ниже ее сменили истертые каменные ступени – вероятно, когда‑то они выходили прямо на поверхность земли немного южнее того места, где теперь стоял дом.

Позже Виллет признался, что довольно долго стоял у люка, не решаясь в одиночку спуститься в зловонную бездну и вспоминая рассказы Люка Феннера о последней ночи старого колдуна. Наконец чувство долга победило страх, и доктор начал спуск. Он взял с собой сумку, куда намеревался складывать найденные бумаги, которые сочтет достаточно важными. Медленно, как и подобало человеку его возраста, спустился он по железной лестнице и ступил на скользкий каменный пол. Луч фонарика осветил ступени, высеченные в скале полтора века тому назад; на сочащихся сыростью стенах он увидел болезненно‑бледный мох, казалось, питавшийся миазмами подземелья. Все дальше вниз вела лестница, делавшая три крутых поворота. Спуск был так узок, что два человека с трудом могли бы разойтись. Виллет насчитал около тридцати ступеней, когда его ушей достиг слабый звук, заставивший его позабыть о всяких подсчетах.

Этот дьявольский звук сочетал в себе низкий тягучий вой, приглушенный вопль нестерпимой боли, душераздирающий предсмертный стон и безнадежную мольбу лишенной разума и обреченной на гибель плоти. Не к этому ли звуку прислушивался молодой Вард в тот день, когда его увозили в лечебницу? Виллет никогда в жизни не слышал ничего подобного. Между тем исходящий из неведомых глубин вой не прекращался ни на минуту. Доктор, медленно спускаясь по истертым ступеням, дошел до конца лестницы и, посветив вокруг фонариком, увидел высокие стены с циклопическими сводами и множество темных арочных проемов по бокам. Высота сводчатого зала превосходила четырнадцать футов при ширине от десяти до двенадцати футов. Пол покрывали большие плиты тесаного камня, стены и потолок были оштукатурены. О длине помещения трудно было судить – оно казалось уходящим в темную бесконечность. Некоторые из боковых ходов имели двери из широких досок в старом колониальном стиле, в других дверей не было вовсе.

Преодолевая страх, внушенный зловонием и неутихающим воем, Виллет стал один за другим исследовать боковые ходы. Они вели в залы с крестовыми сводами или небольшие комнаты; во многих были устроены камины или печи, трубы которых представляли собой любопытные образчики старинного ремесла. Отовсюду из‑под толстых слоев пыли и паутины, накопившейся здесь за полтора века, выглядывали детали диковинных приспособлений и инструментов, каких Виллету не приходилось видеть ни ранее, ни впоследствии. Многие из них были сломаны и казались намеренно разбросанными, словно эти комнаты подверглись нападению или обыску. Однако многие помещения были совершенно нетронуты – судя по примитивным инструментам, как раз в них Джозеф Карвен проводил свои первые опыты. Наконец Виллет набрел на комнату, обустроенную совсем недавно. Там имелись воздухонагреватели, книжные полки, столы, стулья и шкафы, а также письменный стол, заваленный старинными и современными документами. Обнаружив масляные лампы, подсвечники и коробку спичек, доктор зажег несколько свечей.

Когда в помещении стало светлее, Виллет понял, что это и есть новый кабинет или библиотека Чарльза Варда. Он узнал многие из находившихся здесь книг, а мебель почти вся была перевезена из особняка Вардов на Проспект‑стрит. Всюду попадались вещи, хорошо знакомые Виллету, и это чувство узнавания овладело им настолько, что он уже не замечал смрада и зловещего воя, хотя они ощущались здесь сильнее, чем у начала лестницы. Главной его задачей было найти какие‑нибудь важные бумаги, и в первую очередь те документы, которые Чарльз обнаружил за портретом Карвена в Олни‑Корт. Начав поиски, доктор понял, с какими неимоверными трудностями придется встретиться тем, кто будет досконально расследовать это дело, ибо сотни папок были заполнены бумагами, написанными необычным почерком и снабженными непонятными иллюстрациями. Для того чтобы все это прочесть и расшифровать, могли понадобиться месяцы и даже годы. Он нашел среди бумаг целые связки писем, отправленных из Праги и Ракуса, причем адреса на конвертах были проставлены рукой Орна или Хатчинсона. Все эти письма доктор Виллет отобрал и поместил в свою сумку.

Наконец в запертом шкафчике красного дерева, который раньше украшал кабинет молодого Варда, доктор нашел кучу старых бумаг Карвена, тотчас их узнав, хотя Чарльз некогда позволил ему взглянуть на них лишь мельком. Все было на месте, кроме писем, адресованных Орну и Хатчинсону, и шифрованного манускрипта с ключом к шифру. Виллет положил все эти бумаги в сумку и продолжал просматривать папки. Желая понять причину внезапного безумия Чарльза, доктор с особым вниманием изучал позднейшие записи. К его удивлению, лишь немногие из них были сделаны обычным почерком Чарльза – самая поздняя более двух месяцев тому назад. Зато имелись целые груды листов, покрытых символами и формулами, многочисленные заметки по истории и философии – все это было написано угловатым почерком Джозефа Карвена, причем написано совсем недавно. Возникало впечатление, что в последнее время Чарльз Вард старательно имитировал архаичную манеру письма старого колдуна и поистине достиг в этом совершенства. При этом здесь не обнаружилось образцов иного почерка, которые можно было бы приписать Аллену. Если он действительно был в этом деле за главного, то, очевидно, заставлял молодого Варда исполнять роль писца.

Особенно часто в записях попадалась некая магическая формула, которую Виллет по мере чтения невольно затвердил наизусть. Формула состояла из двух параллельных столбцов; над левым был начертан архаический символ, носящий название «Голова дракона», или «Восходящий узел», а над правым – соответственно, «Хвост дракона», или «Нисходящий узел». Доктор с удивлением заметил, что вторая часть формулы в целом повторяла первую, но с переставленными строками и слогами. Исключение составляли последние, несовпадающие строки и оставленное неизменным имя ЙОГ‑СОТОТ, которое он встречал раньше в других бумагах в различных написаниях.

Виллет мог поклясться, что уже слышал где‑то эту формулу, и каждый раз, когда он встречал ее в тексте, по спине пробегал холодок страха. Не в ту ли ужасную Страстную пятницу он слышал нечто подобное? Формула повторялась в бумагах так часто, что доктор, сам того не замечая, стал бормотать ее вслух. Наконец, просмотрев все бумаги и отобрав самые, по его мнению, важные, доктор решил оставить прочие до той поры, когда сможет привести сюда своих коллег‑скептиков для более систематического дальнейшего осмотра. Надо было еще найти тайную лабораторию; поэтому, оставив сумку в освещенной комнате, Виллет снова вышел в черный зловонный коридор, под сводами которого эхом отдавался непрекращающийся тоскливый вой.

Открывая поочередно двери следующих комнат, доктор увидел, что некоторые из них совершенно пусты, другие заставлены полуистлевшими деревянными ящиками и свинцовыми гробами – размах чудовищных экспериментов старого Джозефа Карвена был воистину впечатляющим. Виллет размышлял о бесследно пропавших чернокожих рабах и местных моряках, о могилах, подвергшихся осквернению во всех частях света, и о том, что должны были увидеть те люди, которые участвовали в нападении на ферму Карвена. Но вот справа по ходу туннеля он увидел широкую каменную лестницу и подумал, что она должна вести к одному из домов в бывших владениях Карвена – возможно, к тому самому печально знаменитому каменному строению с узкими бойницами вместо окон, если считать, что лестница, по которой он спустился, находилась на месте главного здания фермы. Внезапно стены раздались вширь, зловоние и вой стали нестерпимыми, и перед доктором открылся огромный подземный зал. Он был так обширен, что луч фонаря не достигал его противоположного конца. Своды потолка поддерживали массивные колонны.

Через некоторое время он подошел к целой группе каменных плит, расположенных кольцом, наподобие монолитов Стоунхенджа.[63]В центре кольца на пьедестале высился резной алтарь, к которому вели три ступени. Доктор подошел поближе, чтобы рассмотреть причудливую резьбу при свете фонаря, но тут же подался назад, охваченный дрожью, и уже не пытался исследовать природу темных пятен, покрывавших верхнюю часть алтаря и тонкими полосками спускавшихся по его боковым сторонам. Пробравшись между колоннами к противоположной стене, он пошел вдоль ее массивной каменной кладки, образующей гигантский круг, кое‑где разрываемый черными прямоугольниками дверей и усеянный множеством забранных железными решетками ниш, в глубине которых виднелись ручные и ножные кандалы, вделанные в заднюю стену. Все ниши были пусты. Зловоние и вой становились все сильнее, и иногда к стонам примешивались новые звуки, напоминавшие удары по чему‑то скользкому и липкому.

Жуткие звуки и смрад настолько усилились, что Виллет уже не мог сосредоточиться на чем‑либо ином. Звуки эхом перекатывались в огромном зале и казались исходящими из какой‑то бездонной пропасти, расположенной еще глубже, чем этот погруженный в темноту загадочный подземный мир. Прежде чем ступить на одну из лестниц, уходящих вниз от центрального зала, доктор осветил лучом фонарика вымощенный каменными плитами пол. На неравном расстоянии друг от друга попадались плиты со множеством небольших, беспорядочно расположенных отверстий; в одном углу зала была небрежно брошена очень длинная деревянная лестница, источавшая особо резкое зловоние. Осторожно обойдя лестницу, Виллет заметил, что и запах, и зловещие звуки чувствовались сильнее всего у странных плит с проделанными в них отверстиями. Похоже, они здесь играли роль люков, ведущих еще глубже, в самое средоточие ужаса. Встав на колени у одной из плит, доктор попытался приподнять ее, и ценой огромных усилий ему удалось это сделать. Когда он дотронулся до холодного камня, вой внизу стал громче, но, собрав все свое мужество, доктор приоткрыл каменную крышку подземного колодца. Из отверстия вырвалась струя невыносимого зловония, от которого Виллет едва не потерял сознание, но он все же откинул каменную плиту и осветил зияющую черную дыру.

Он ожидал, что увидит ступени, ведущие вглубь, к источнику странных звуков, но, задыхаясь от ядовитых испарений, из‑за которых началась резь в глазах, различил лишь кирпичный колодец диаметром примерно в полтора ярда. Ни ступенек, ни каких‑либо иных приспособлений для спуска там не было. Когда луч света скользнул вниз, вой немедленно сменился ужасающими воплями, скрежещущими звуками; наконец раздался глухой гулкий стук, словно неведомое существо, таящееся в колодце, царапая когтями по скользким стенам, попыталось выбраться из своей темницы и сорвалось на дно. Доктора охватил ужас. Он боялся даже представить себе, как может выглядеть скрывавшееся внизу чудовище. Все же, собравшись с духом, он лег на пол и свесил голову за край люка, держа фонарик на расстоянии вытянутой руки и вглядываясь в темноту. Вначале были видны лишь скользкие, обросшие мхом кирпичные стены, бесконечно уходящие вниз, туда, где клубились тошнотворные испарения и раздавался злобный рев, а потом он различил лихорадочное движение в самой глубине узкого колодца, дно которого было на двадцать – двадцать пять футов ниже уровня каменного пола: что‑то темное неуклюже прыгало, пытаясь выбраться наружу. Рука, державшая фонарик, дрогнула, но доктор заставил себя снова посмотреть вниз; он должен был убедиться, что в глубине зловещего подземелья действительно замуровано живое существо. Чарльз оставил его здесь умирать от голода – ведь прошло уже несколько месяцев с тех пор, как его увезли в лечебницу, и из множества подобных тварей, заключенных в каменные гробы с просверленной крышкой, которых так много в этом огромном сводчатом подземелье, наверняка выжило лишь несколько. Каким бы ни было заживо погребенное существо, оно не могло даже улечься в своей тесной узкой норе: все эти страшные недели оно стонало, корчилось и выло, подпрыгивая на слабых ногах, тщетно ожидая избавления, ибо хозяин оставил его голодным и беспомощным.

Маринус Бикнелл Виллет, опытный хирург, за свою жизнь чего только не повидавший в прозекторской, до сих пор сожалеет, что решился бросить в глубину колодца еще один взгляд. Трудно сказать, почему вид этого существа, каким бы уродливым оно ни было, мог так потрясти его. Возможно, определенные формы способны внушать необъяснимый ужас, пробуждая древние, таящиеся в подсознании инстинкты, – словно исчезает на миг спасительное покрывало, и человек остается один на один с непознаваемыми вселенскими силами, с тем неведомым, что доселе скрывали от него спасительные иллюзии здравого смысла. Как раз одну из таких форм узрел Виллет в глубине колодца и на несколько минут был охвачен безумием, словно сам превратился в пациента лечебницы доктора Вейта. Фонарик выпал из его онемевших пальцев, но доктор даже не обратил внимания на хруст, раздавшийся внизу, когда фонарь достиг страшного пленника. Виллет кричал и кричал, не в силах остановиться. Ни один из его друзей не поверил бы, что подобный панический визг может исходить из уст почтенного доктора. Ноги не держали его, и он пытался ползти, катиться по скользкому полу, стремясь оказаться как можно дальше от адского колодца, обитатель которого отвечал заунывным воем на его панические вопли. Он ободрал руки о грубо отесанные камни и несколько раз ударился головой о колонну.

Понемногу доктор пришел в себя. Вокруг расстилался зловонный мрак. Виллет закрыл ладонями уши, чтобы не слышать глухих злобных стонов, которыми сменились давешние вопли. Тело доктора покрылось липким потом. Вокруг царили непроглядная тьма и неизбывный страх. Внизу, под ним, копошились десятки несчастных созданий, все еще живых; с одного из колодцев он сам, собственными руками снял крышку… Виллет сознавал, что существо, которое он увидел, никогда не сможет взобраться вверх по скользким стенам, и все же дрожал, не в силах избавиться от навязчивой мысли, что оно найдет какую‑нибудь опору и выкарабкается из своей темницы.

Впоследствии доктор не мог описать это существо; он говорил лишь, что оно напомнило ему одну из фигур, вырезанных на чудовищном подземном алтаре. Природа никогда не создавала чего‑либо подобного: создание выглядело как бы незавершенным, словно некий безумец слепил его из частей, не подходящих друг к другу. Очевидно, они были воссозданы из того, что Вард называл «несовершенными солями», и приносились в жертву во время свершения различных ритуалов. Потому‑то их изображения и были вырезаны на алтаре. Среди изображений попадались твари пострашнее той, что так испугала доктора Виллета, – а ведь он заглянул только в один из колодцев! Блуждая под темными сводами старого подземелья, Виллет вдруг припомнил фразу из письма Саймона Орна (он же Джедедия Орн), адресованного Карвену: «Разумеется, ничего, кроме ожившей Монструозности, не вышло, когда Хатчинсон воссоздал Целое из того, что сумел собрать лишь в малой части».

Потом он подумал о найденном в поле близ Потаксета обугленном трупе получеловека‑полузверя. По словам старого Слокума, это произошло сразу же после нападения на ферму Карвена.

Жуткие образы теснились в голове Виллета, раскачивавшегося на корточках в полной темноте на полу зловонного подземелья. Он старался взять себя в руки, громко повторяя все, что приходило ему на ум: знакомые с детства молитвы, модернистские пассажи из «Бесплодной земли» Элиота,[64]и наконец, сам не зная почему, стал произносить запавшую в память двойную формулу, которую нашел в подземной лаборатории Чарльза: «Й'АИ 'НГ'НГАХ, ЙОГ‑СОТОТ…» и далее, вплоть до последнего слова «ЗХРО». Звук собственного голоса немного успокоил его, и через некоторое время он поднялся на ноги. Как он жалел сейчас о потерянном фонарике! Он искал хотя бы проблеск света в густом, как чернила, мраке. Сырой, леденящий воздух словно прилипал к телу. Доктор оглядывайся по сторонам, напрягая глаза. Может быть, на одной из стен покажется отражение света ламп, которые он зажег в лаборатории Чарльза? Через некоторое время ему показалось, что он увидел слабый блик где‑то очень далеко, и он пополз туда на четвереньках, ощупывая перед собой пол, чтобы не упасть в открытый колодец и не удариться о какую‑нибудь из бесчисленных колонн.

Его дрожащие пальцы нащупали ступень, ведущую к алтарю, и он с отвращением отдернул руку. Немного позже он наткнулся на просверленную плиту, затем – на край отверстия и стал двигаться еще осторожнее, почти не отрывая ладони от пола. Наконец колодец остался позади. Существо, заключенное в нем, уже не выло и не шевелилось. Очевидно, проглоченный электрический фонарик не пошел ему впрок. Виллету попадались все новые просверленные плиты, закрывавшие отверстия колодцев, и каждый раз, как руки доктора касались такой плиты, он вздрагивал, и вой внизу становился громче, хотя он старался двигаться бесшумно. Вдруг доктор заметил, что светлое пятно, к которому он уже подполз довольно близко, тускнеет, и понял, что лампы одна за другой гаснут. Он может остаться в полной темноте и заблудиться в этом кошмарном царстве подземных лабиринтов! Доктор вскочил на ноги и бросился бежать – ведь открытый колодец остался позади и он больше не боялся упасть в него. Если свет погаснет и он заблудится, ему остается надеяться только на Варда. Добежав до ближайшего коридора, доктор увидел, что свет выходит из открытой двери справа. Собрав все силы, доктор бросился туда и очутился в лаборатории Чарльза. Задыхаясь от изнеможения, он увидел, как медленно гаснет огонь последней лампы, спасшей ему жизнь.

В следующую секунду доктор с лихорадочной поспешностью нашарил в углу спички и еще ранее примеченную им канистру с маслом, после чего заправил и зажег все лампы. Теперь комната снова была ярко освещена, и он стал искать фонарик, чтобы продолжать осмотр подземелья. Хотя доктор чувствовал сильную усталость и был потрясен увиденным, он не отказался от намерения выяснить подлинную причину внезапного безумия Чарльза. Не найдя фонаря, он взял самую маленькую масляную лампу, рассовал по карманам несколько коробков спичек и свечей и вдобавок прихватил еще канистру с маслом вместимостью около галлона, рассудив, что запас не помешает, если тайная лаборатория Чарльза находится где‑то далеко в глубине подземелья, позади центрального зала с его мерзким алтарем в окружении бесчисленных каменных колодцев. Виллету понадобилось собрать все свое мужество, чтобы вновь пройти тем же путем. На этот раз он решил двигаться вдоль стены зала, подальше от алтаря и открытого колодца, один за другим обследуя отходящие от зала туннели. И вот он снова очутился среди воя и смрада, пробираясь меж массивных колонн под нависшими сводами подземного зала. Он немного прикрутил фитиль лампы, чтобы при тусклом свете нельзя было даже издали различить очертания алтаря и зияющее отверстие открытого колодца. В некоторых проходах были двери, которые большей частью вели в маленькие комнаты. Иные из них были совершенно пусты, а в других, когда‑то бывших кладовыми, Виллет нашел целую коллекцию любопытных предметов. Одна кладовая была доверху забита полуистлевшими грудами тряпья; в основном это была одежда, какую носили полтора‑два столетия тому назад. В следующей комнате хранилось множество комплектов современной мужской одежды, которой хватило бы на добрую сотню человек. В некоторых помещениях стояли большие медные чаны, в каких обычно держат едкую кислоту. Об их предназначении можно было догадаться по остаткам человеческих костей на дне некоторых чанов. Это зрелище внушило ему даже большее омерзение, чем свинцовые гробы странной формы, еще хранившие часть своего отвратительного содержимого. Вокруг них витал тошнотворный сладковатый запах разложения, уловимый даже сквозь смрад, который пропитал все подземелье. Пройдя большую часть полукруга, образованного стеной, доктор Виллет обнаружил еще один широкий коридор со множеством боковых дверей. Первые три комнаты были невелики и не содержали ничего интересного. Четвертая комната была гораздо большего размера. Здесь имелось несколько столов, баки, газовые горелки, различные инструменты и в беспорядке разбросанные на столах книги, а вдоль стен – бесконечные ряды полок, уставленных колбами и бутылями. Казалось, хозяин этой комнаты только что вышел отсюда. Вот она – тайная лаборатория Чарльза Варда! И без сомнения, эта комната некогда была лабораторией Джозефа Карвена.

Доктор Виллет зажег несколько масляных ламп, резервуары которых были наполнены еще Чарльзом, и стал с интересом осматривать комнату. На полках стояло множество различных химических реактивов. Их названия наводили на мысль, что интересы молодого Варда лежали главным образом в области органической химии. В лаборатории стоял также стол для анатомического вскрытия, но в целом по характеру научного оборудования нельзя было сделать вывод, чем именно занимался Вард. Осмотрев комнату, доктор почувствовал даже некоторое разочарование: здесь не было ничего могущего объяснить причину безумия Чарльза. Среди лежавших на столе книг доктор увидел старинное издание Бореллия, в котором, как оказалось, Вард подчеркнул тот же пассаж, что полтора века назад так напугал доброго мистера Меррита. Экземпляр Карвена наверняка пропал вместе с другими книгами по оккультным наукам во время нападения на ферму. Из лаборатории вели три двери, и доктор поочередно открыл каждую. За двумя оказались небольшие кладовки; Виллет внимательно осмотрел их содержимое. Среди прочего там обнаружилось несколько рядов поставленных друг на друга полусгнивших и почти целых гробов с прибитыми к ним табличками, несколько надписей на которых он сумел разобрать. В этих помещениях были также целые кипы самой разнообразной одежды, несколько совершенно новых, заколоченных гвоздями ящиков, которые он не открыл из‑за недостатка времени. По мнению доктора, самым интересным из всего, что он там нашел, были странные предметы, которые, очевидно, представляли собой остатки лабораторных приборов старого Карвена. Сильно поврежденные участниками давнего набега, они тем не менее были вполне узнаваемы как оборудование для химических опытов, применявшееся в XVIII веке.

Третья дверь вела в просторное помещение, стены которого были целиком заставлены шкафами, а в центре стоял стол с двумя большими масляными лампами. Виллет зажег их и в ярком свете стал внимательно оглядывать окружавшие его шеренги полок. Верхние были пусты, а остальные сплошь заставлены свинцовыми сосудами двух типов: одни высокие и без ручек, как древнегреческие лекифы – кувшины для масла, другие с одной ручкой, широкие и низкие. Все они были закупорены металлическими пробками и испещрены рельефно выступающими загадочными символами. Доктору бросилось в глаза, что сосуды расставлены в строгом порядке: все высокие сосуды разместились на полках с одной стороны комнаты, где была прибита деревянная дощечка с надписью «Custodes», а низкие стояли с противоположной стороны, под надписью «Materia». На каждом сосуде – кроме нескольких пустых на верхних полках – имелась бирка с номером, вероятно, обозначающим соответствующий номер каталога. Виллет решил непременно отыскать этот каталог. Но сейчас его больше интересовало, чем кроме формы разнятся между собой сосуды. Он наудачу открыл несколько высоких и низких кувшинов, чтобы получить представление об их содержимом. Во всех было одно и то же: немного мелкого, как пыль, порошка разных цветов – серого, светло‑зеленого, тускло‑коричневого или белого. Содержимое сосудов различалось лишь по цвету, причем невозможно было заметить какую‑либо закономерность. Голубовато‑серый порошок мог стоять рядом со светло‑розовым, некоторые сосуды – неважно, высокие или низкие – имели совершенно одинаковое с виду содержимое. Самым примечательным было то, что этот порошок ни к чему не прилипал. Виллет высыпал на ладонь немного порошка, а когда вернул его обратно в сосуд, на руке не осталось ни единой крупинки.

Названия двух разновидностей сосудов поначалу озадачили доктора, который, кроме того, не мог понять, почему они помещены отдельно от стеклянных банок, хранящихся в соседней комнате. Он знал, что латинские слова «Custodes» и «Materia» соответственно означают «Стражи» и «Материал», а потом вдруг вспомнил: конечно же, слово «стражи» фигурировало в недавно полученном на имя доктора Аллена письме от человека, утверждающего, что он – проживший мафусаилов век[65]Эдвард Хатчинсон. Одна фраза из этого письма запомнилась доктору почти дословно: «Нет необходимости держать Стражей наготове, и будет меньше найдено в случае Неприятностей, как вам слишком хорошо известно». Что бы это могло значить? «Погоди‑ка, – сказал он себе, – а не упоминались ли эти стражи еще где‑нибудь?» И тут его осенило. В то время, когда Чарльз еще не был таким скрытным, он много рассказывал о дневнике Элеазара Смита. В одном месте дневника, где говорилось о том, как Виден и Смит наблюдали за фермой Карвена, упоминался подслушанный ими разговор, в котором шла речь о каких‑то пленниках, которых Карвен держал в подземелье, и о стражах этих пленников. Эти «стражи», судя по письму Хатчинсона, не были у Аллена «наготове», то есть воссозданными в своем первоначальном виде. Значит, они хранятся в виде порошка, или «солей», в которые эта банда колдунов превращала человеческие останки.

Так вот что хранилось в этих лекифах: чудовищный результат богопротивных ритуалов и преступных деяний, прах людей, которые должны были помимо своей воли покориться могущественным заклинаниям и, получив новую, противоестественную жизнь, защищать своего мучителя и приводить к повиновению непокорных! Виллет содрогнулся, подумав о том, какой порошок он только что держал на ладони. На минуту им овладела слабость, и он готов был бежать сломя голову из этого подземного хранилища, от ужасных полок, на которых стояли молчаливые, но, возможно, следившие за каждым его шагом часовые. Потом доктор подумал о «материале», содержащемся в низких широких сосудах. Тоже прах, «соли», но чей прах? О господи! Возможно ли, чтобы в этой пещере были собраны останки великих мыслителей, ученых и философов Земли от глубокой древности вплоть до наших дней, похищенные этими чудовищами из могил и склепов, где они должны покоиться в мире? Неужто должны они повиноваться воле безумца, задумавшего извлечь все их знания и мудрость для исполнения своего ужасного замысла, от которого будет зависеть, как писал несчастный Чарльз, «судьба всей человеческой цивилизации, всех законов природы, может быть, даже Солнечной системы и всего мироздания»? А он, Маринус Бикнелл Виллет, бездумно перебирал пальцами их прах!

Немного успокоившись, доктор продолжил обследование комнаты. Заметив небольшую дверь в противоположной стене, он стал изучать знак, небрежно начертанный над ней. Этот простой символ наполнил его душу смутным страхом, ибо один его друг, чудак и мечтатель по имени Рэндольф Картер, однажды нарисовал такой же знак на бумаге и объяснил, чего следует ожидать, встретив его в темных безднах сновидений. Этот знак люди видят иногда во сне начертанным над входом в мрачную черную башню, едва различимую в призрачных сумерках. Виллет помнил, как неприятно поразило его то, что Картер говорил о силе, которой обладает знак. Но уже через мгновение доктор забыл о нем, почувствовав резкий запах каких‑то ядовитых химикалий, который проникал из комнаты, находящейся за дверью, и был явственно различим даже в насыщенном зловонием воздухе. Виллет сразу узнал этот запах – им была пропитана одежда Чарльза Варда в тот день, когда его увезли в лечебницу. Значит, он находился именно здесь, когда незваные посетители прервали его опыты. Он оказался благоразумнее старого Джозефа Карвена и не стал сопротивляться. Полный решимости разгадать все тайны зловещего подземелья, доктор взял лампу и переступил порог. Комната была невелика. В ней находились стол, единственный стул и несколько странных приспособлений с зажимами и винтами, напомнивших Виллету средневековые орудия пытки. На стене рядом с дверью висели на крюках плети и бичи устрашающего вида, над ними были прибиты полки с рядами неглубоких свинцовых чаш на подставках, напоминавших греческие килики. Все чаши были пусты. На столе, рядом с большой лампой, лежали блокнот и карандаш; здесь же находились закупоренные высокие сосуды «стражей», снятые с лабораторных полок. Судя по беспорядку, это помещение было покинуто в большой спешке. Виллет зажег лампу и стал перелистывать страницы блокнота, но нашел лишь отрывочные заметки, сделанные угловатым почерком Карвена и ни о чем ему не говорившие:

В. не умер. Прошел сквозь стены и скрылся Внизу.

Видел старого В. Он произнес имя Саваоф и узнал истинный Путь.

Трижды вызывал того, чье имя Йог‑Сотот, и на следующий день отсылал Его.

Ф. пытался все уничтожить, призвав Тех, что обитают в Иных Сферах.

В ярком свете лампы доктор увидел, что в стену, по соседству с орудиями пыток, вбито множество деревянных колышков, на которых висят некогда белые, а сейчас сильно пожелтевшие бесформенные одеяния. Все стены в комнате были покрыты изображениями мистических символов и формулами, грубо высеченными на гладком камне. Серые плиты пола тоже были исчерчены, и Виллет проследил линии, образующие большую пентаграмму в центре комнаты. Между пентаграммой и углами комнаты были нарисованы мелом круги диаметром примерно в три фута. В одном из кругов находились пожелтевшее одеяние, свинцовая чаша на подставке и низкий пузатый кувшин из соседней комнаты на котором висела бирка с номером 118. Он был откупорен и, как убедился доктор, осмотрев его, совершенно пуст. Его содержимое, вероятно, было пересыпано в чашу, содержавшую сухой, сероватый, слегка светящийся порошок, такой легкий, что он оставался в чаше только потому, что воздух здесь был совершенно неподвижен. Доктор вздрогнул, подумав о том, что происходило в этой комнате. Разрозненные факты стали связываться в единое целое. Бичи, плети и орудия пыток, прах из кувшинов с «материалом», два сосуда с прахом «стражей», формулы на стенах, пометки в блокноте, странные одеяния… Доктор с ужасом вспомнил загадочные письма и легенды, а также мучительные подозрения, терзавшие друзей и родных Варда.

Сделав над собой усилие, Виллет отогнал эти мысли и стал рассматривать высеченные на стенах формулы. Их покрывали зеленоватые пятна плесени; некоторые знаки почти стерлись – вероятно, надписи были сделаны еще во времена Карвена. Одна из формул была знакома доктору – именно ее слышала миссис Вард в ночь на Страстную пятницу. Чарльз повторял ее многократно, так что она поневоле запомнила эти слова и потом пересказала их доктору. Тогда же Виллет обратился за разъяснением к известному знатоку магии, и тот сказал, что это одно из самых сильных заклинаний, с помощью которых вызывают неведомые существа из внешних сфер. Здесь это заклинание слегка отличалось как от пересказа миссис Вард, так и от варианта, продемонстрированного Виллету упомянутым специалистом в запретном сочинении Элифаса Леви, но это без сомнения была та же самая формула, где фигурировали имена Саваофа, Метратона, Альмонсина и Зариатнатмика. Все это не могло не повергнуть в трепет человека, совсем недавно ощутившего присутствие неземного, запредельного ужаса.

Заклинание было высечено на стене слева от двери. На правой стене надписей было меньше; среди них Виллет увидел парную формулу, уже встречавшуюся ему при разборе записей в подземной библиотеке. Ее предваряли символы «Головы дракона» и «Хвоста дракона», однако написание слов сильно отличалось от современной версии – вероятно, Карвен использовал иной способ обозначения звуков или же новейшие исследования выявили более совершенный вариант заклинания. Доктор попытался сопоставить надпись на стене с той, что запомнил при чтении записей Варда, однако это оказалось непростым делом. У Варда заклинание начиналось словами «Й'аи 'нг'нгах, Йог‑Сотот», а здесь оно выглядело как «Айе, энгенгах, Йог‑Сотот», что предполагало несколько иную разбивку на слоги во втором слове.

Поскольку он успел накрепко затвердить «современную» версию, это мешало сосредоточиться на усвоении древнего варианта. Впившись взглядом в надпись на стене, доктор, сам того не замечая, принялся вслух произносить формулу. Жутко и угрожающе звучал его голос; постепенно слова слились в монотонный гудящий напев, от которого веяло чем‑то древним и таинственным, и ему вторил леденящий душу вой, доносившийся издали из гулких колодцев, то взмывая, то утихая в каком‑то странном ритме:

Й'АИ' НГ'НГАХ,