Глава 18. Открыв глаза, Рефаим увидел Стиви Рей, сидевшую на корточках перед его шкафом и изучавшую его самого с таким напряженным вниманием

Рефаим

Открыв глаза, Рефаим увидел Стиви Рей, сидевшую на корточках перед его шкафом и изучавшую его самого с таким напряженным вниманием, что между ее бровей залегла глубокая морщинка, отчего красная татуировка на ее лбу в виде полумесяца сложилась пополам.

Белокурые кудряшки, падавшие ей на лицо, делали Стиви Рей настолько похожей на маленькую девочку, что Рефаим с внезапным изумлением вспомнил, что она еще совсем молода. Несмотря на все могущество ее стихийной силы, юность делала ее беззащитной перед опасностями мира. Мысль об уязвимости Стиви Рей ножом страха пронзила сердце Рефаима.

– Привет! Ты проснулся? – спросила она.

– Почему ты так смотришь на меня? – с напускной сварливостью спросил он, раздраженный тем, что стоит ему ее увидеть, как он тут же начинает сходить с ума от тревоги.

– Хочу понять, насколько ты близок к смерти на этот раз.

– Мой отец Бессмертный, если ты забыла. Меня не так‑то просто убить, – он заставил себя сесть, не поморщившись от боли.

– Ага, я знаю про твоего папочку, и про твою бессмертную кровь, но все‑таки тобой питалась Тьма. Вовсю. А это очень плохо. И еще, честно говоря, выглядишь ты просто ужасно.

– А ты – нет, – огрызнулся он. – Хотя Тьма пила и твою кровь.

– Я выгляжу получше, потому что ты рухнул с небес, как Бэтмен, человек‑летучая мышь, и спас меня прежде, чем этот мерзкий вонючий бык меня угробил. А потом я подзарядилась Светом, и это было круто, честное слово! Кроме того, твоя бессмертная кровь так меня вштыривает, что я ношусь, как кролик‑энерджайзер!

– Я не летучая мышь, – только и смог ответить пересмешник, потому что больше ничего не понял.

– А кто говорит, что ты мышь? Я сказала, что ты – Бэтмен! Это такой супергерой.

– Я не герой.

– Нет, ты был моим героем. Уже дважды. Рефаим не нашелся, что ответить. Он знал лишь, что когда Стиви Рей назвала его своим героем, внутри у него все затрепетало, и даже боль и тревога вдруг показались гораздо более сносными. – Давай‑ка посмотрим, смогу ли я вернуть тебе долг. Еще раз, – сказала Стиви Рей, вставая и протягивая ему руку.

– Вряд ли я смогу есть. Хотя попить было бы совсем неплохо. Я выпил все, что мы с тобой принесли сюда раньше.

– Я не поведу тебя на кухню. По крайней мере, не сейчас. Я хочу помочь тебе выбраться наружу. Под деревья. Вернее, к тому здоровенному дереву возле старой беседки в палисаднике.

– Зачем это?

– Я уже сказала. Ты помог мне. Мне кажется, что я тоже могу тебе помочь, но для этого мне нужно быть ближе к земле, понимаешь? Я все хорошенько обдумала и поняла, что главная сила заключена в деревьях. На самом деле, я уже использовала ее раньше. Наверное, отчасти поэтому мне и удалось вызвать ту тварь, – Стиви Рей содрогнулась, вспомнив о явлении Тьмы, и Рефаим отлично ее понял.

Не будь он так изранен, он бы тоже содрогнулся.

Но у него ужасно болело все тело. И даже больше. Птицечеловек чувствовал, что его кровь стала ненормально горячей. Каждый удар сердца жгучей болью отдавался во всем его организме, а спина под лопатками, откуда бык Тьмы лакал его кровь, горела так, словно на ней развели костер.

И она думает, что какое‑то дерево может исправить то, что сотворила Тьма?

– Я лучше останусь здесь. Отдых мне поможет. И вода. Если тебе не терпится сделать для меня что‑нибудь, то принеси мне воды. Между прочим, я уже просил тебя об этом.

– Нет, – Стиви Рей наклонилась и с невиданной силой, не устававшей удивлять Рефаима, схватила его за обе руки и поставила на ноги.

И она твердо поддерживала его, пока потемневшая комната бешено вращалась перед глазами Рефаима, и на какой‑то жуткий миг ему показалось, что он сейчас хлопнется в обморок, как девчонка.

К счастью, этот миг прошел, и он смог открыть глаза, не боясь выставить себя на посмешище. Он посмотрел на Стиви Рей. Она держала его за руки, не отстраняясь в отвращении и ужасе. Она никогда этого не делала – с самого первого дня.

– Почему ты не боишься дотрагиваться до меня? – услышал он собственный голос, прежде чем успел приказать себе молчать.

Она рассмеялась.

– Рефаим, мне кажется, что сейчас ты и мухи не сможешь обидеть. Кроме того, ты дважды спас мне жизнь, и мы с тобой запечатлены. Я абсолютно тебя не боюсь.

– Кажется, я неправильно задал вопрос. Почему тебе не противно дотрагиваться до меня?

Этот вопрос тоже вырвался у него невольно. Почти.

Морщинка между ее бровей залегла глубже, и Рефаим вдруг понял, что ему нравится смотреть, как она думает.

Наконец Стиви Рей пожала плечами и ответила:

– Мне кажется, вампир вообще не может испытывать отвращение к тому, с кем запечатлен.

– До того, как я выпила твою кровь, мы были запечатлены с Афродитой. Одно время я ее просто видеть не могла, так она меня бесила. Она вообще не слишком любезна, такая уже уродилась. Ну и что? Афродита и сейчас ведет себя точно так же. Но после нашего Запечатления я перестала ее ненавидеть. Даже больше, она мне стала нравиться. Не в сексуальном смысле, конечно, но тем не менее.

Внезапно Стиви Рей испуганно вытаращила глаза, осознав, что сказала. Но было уже поздно, и слово «сексуальный» почти осязаемо повисло в тишине комнаты.

Стиви Рей отдернула руки, словно обжегшись.

– Сможешь сам сойти по ступенькам? – сипло и отрывисто спросила она.

– Да. Я пойду с тобой. Если ты уверена, что дерево мне поможет.

– Очень скоро мы выясним, права я или нет, – буркнула Стиви Рей и, повернувшись к пересмешнику спиной, бросилась к лестнице.

– Да! – внезапно заявила она, не оборачиваясь. – Спасибо, что спас меня. Снова. Ты... В этот раз ты не должен был этого делать, – она говорила словно через силу, как будто ей было трудно подбирать нужные слова. – Он сказал, что не собирается меня убивать.

– Есть вещи похуже смерти, – ответил Рефаим. – То, что Тьма отбирает у идущих дорогой Света, может навсегда изменить их душу.

– А ты? Что Тьма взяла у тебя? – по‑прежнему не оборачиваясь, спросила Стиви Рей, когда они подходили к площадке первого этажа. При этом Рефаим видел, что она нарочно идет очень медленно, чтобы он мог без труда поспевать за ней.

– Ничего. Она просто наполнила меня болью и пила эту боль, смешанную с моей кровью.

Только когда они были у самой двери, Стиви Рей, поколебавшись, решилась поднять на него глаза.

– Потому что Тьма питается болью, а Свет – любовью.

Внутри у него что‑то щелкнуло от этих слов, и Рефаим еще пристальней вгляделся в ее лицо. Так и есть, он не ошибся. Стиви Рей что‑то скрывала от него.

– И какую же цену попросил Свет за мое спасение?

Когда Стиви Рей вновь отвела глаза, Рефаим впервые по‑настоящему испугался. Он уже решил, что она откажется отвечать, но Красная вдруг почти сердито рявкнула:

– А ты не хочешь рассказать мне начистоту обо всем, что бык потребовал у тебя, когда пил твою кровь, стоял над тобой и вообще, почти тебя домогался?

– Нет, – ни секунды не колеблясь ответил Рефаим. – Но ведь другой бык...

– Нет, – повторила Стиви Рей, – и это значит, я тоже не хочу об этом говорить. Так что давай забудем об этом и пойдем наружу. Будем надеяться, я смогу снять хотя бы часть боли, которую Тьма оставила в твоем теле.

Рефаим вышел следом за Красной на обледеневшую лужайку, жалкую в своем запустении и печальную, как может быть печально лишь тусклое отражение некогда славного прошлого.

Превозмогая ужасную боль, от которой у него подкашивались ноги, Рефаим тупо брел следом за Стиви Рей, размышляя над тем, какую же плату потребовал с нее Свет. Очевидно, это было нечто устрашающее, раз она даже отказывалась говорить об этом.

По дороге он исподтишка поглядывал на нее. С виду Стиви Рей казалась вполне здоровой и полностью оправившейся после стычки с Тьмой. По крайней мере, выглядела она сильной, целой и совершенно нормальной.

Но кому как не Рефаиму знать, насколько обманчивой может быть внешность!

Что‑то было не так – по крайней мере, он ясно видел, что расплата со Светом оказалась далеко не так легка, как хотелось бы Стиви Рей.

Рефаим настолько увлекся подглядыванием за Стиви Рей, что едва не врезался в дерево, возле которого она остановилась.

Стиви Рей посмотрела на него и покачала головой.

– Хватит морочить мне голову. Ты слишком слаб, чтобы шпионить незаметно, так что перестань на меня глазеть. Я в порядке. Ох, божечки, да ты хуже моей мамы!

– Ты поговорила с ней?

Морщинка вновь пролегла у нее между бровей.

– Понимаешь, сейчас у меня вообще нет ни минутки свободной. Нет, пока не поговорила.

– Ты должна.

– Я не собираюсь сейчас говорить о своей маме!

– Как скажешь.

– И не разговаривай со мной так!

– Как?

Оставив его вопрос без ответа, Стиви Рей приказала:

– Так, просто сядь на землю и помолчи немного. Мне нужно подумать, как лучше тебе помочь.

Подавая ему пример, Стиви Рей уселась на землю, скрестив ноги по‑турецки, и привалилась спиной к стволу старого кедра, усыпавшего все вокруг душистым ковром своих иголок. Видя, что Рефаим не трогается с места, она нетерпеливо фыркнула и указала ему рукой на место рядом с собой.

– Садись! Он сел.

– И что теперь?

– Дай мне подумать! Я пока не знаю. Некоторое время пересмешник сидел молча, глядя, как она задумчиво накручивает на палец светлый завиток своих мягких волос, а потом вдруг сказал:

– Может, стоит вспомнить, что ты сделала, когда отшвырнула от меня того назойливого недолетку, который вообразил, будто может со мной справиться?

– Даллас не назойливый. Ему просто показалось, что ты на меня напал.

– Ему повезло, что я этого не делал.

– Это еще почему?

Несмотря на одуряющую боль, Рефаим не мог не улыбнуться.

Стиви Рей прекрасно понимала, что этот жалкий недолетка не представлял для него никакой опасности даже сейчас, когда он так ослаб. Пожелай Рефаим напасть на Стиви Рей или кого‑нибудь еще, тщедушный мальчишка никак не смог бы его остановить. Однако он был помечен красным полумесяцем, а значит, был одним из подчиненных Стиви Рей и, судя по его поведению, предан ей до безрассудства.

Поэтому Рефаим лишь покачал головой и сказал:

– Потому что мне пришлось бы защищаться, а наши силы слишком неравны.

Губы Стиви Рей дрогнули в едва заметной улыбке.

– Даллас был уверен, что защищает меня от тебя.

– Он тебе не нужен, – не задумываясь, выпалил Рефаим.

Стиви Рей подняла глаза, и взгляды их встретились.

К сожалению, Рефаим не смог до конца разобраться в том, что увидел. Ему показалось, будто в глазах Стиви Рей промелькнуло удивление и слабая тень надежды, а еще он разглядел в них страх – в этом он был точно уверен. Но кого она боится? Его? Нет, она только что доказала, что это не так. Значит, это был ее собственный страх, или же она боялась не столько его, сколько того, чему он мог стать причиной.

Не зная, что сказать, Рефаим смущенно пробормотал:

– Как ты сама сказала, сейчас я и мухи не могу обидеть. Я не представляю для тебя никакой опасности.

Стиви Рей несколько раз моргнула, словно хотела отогнать какие‑то мысли, и ответила, пожав плечами:

– Ага, но знаешь, я уже устала убеждать всех в Доме Ночи в том, что ты просто случайно свалился с небес мне на голову как раз в тот момент, когда пожаловала Тьма. Я уже язык стерла, доказывая им, что ты на меня не нападал. Но как только они узнали, что в Талсе до сих пор остается один пересмешник, то сразу подняли дикую тревогу. Короче, теперь мне стало очень сложно выбираться из школы в одиночку.

– Я должен уйти.

Он даже не ожидал, что эти слова вызовут у него в груди такую страшную пустоту.

– Куда?

– На восток, – без колебания ответил Рефаим.

– На восток? То есть, до самой Венеции? Рефаим, твоего отца там нет. Его дух покинул тело. Ты ничем ему не поможешь, если отправишься туда прямо сейчас. Мне кажется, ты окажешь ему гораздо большую услугу, если останешься здесь и будешь вместе со мной пытаться придумать способ вернуть их с Зои из Потустороннего мира!

– Ты не хочешь, чтобы я уходил?

Стиви Рей опустила глаза, как будто разглядывала что‑то на земле.

– Вампиру нелегко находиться вдали от человека, с которым она запечатлена.

– Я не человек.

– Да, но ведь это не помешало нам запечатлиться? Выходит, общие правила распространяются и на нас тоже.

– В таком случае, я останусь здесь до тех пор, пока ты не велишь мне уйти.

Стиви Рей зажмурилась, словно его слова причинили ей боль, а Рефаим заставил себя остаться неподвижным, сдерживая желание протянуть руку, чтобы утешить ее... Дотронуться до нее.

Дотронуться до нее? Он хочет до нее дотронуться?

Пересмешник решительно скрестил на груди руки, отрекаясь от этой безумной мысли.

– Земля, – сказал он, и его голос прозвучал в висевшей между ними тишине пугающе громко.

Стиви Рей вопросительно подняла на него глаза.

– Ты вызывала ее раньше, чтобы сбить с ног красного недолетку. Ты попросила ее открыться, чтобы спрятаться от солнца, когда мы сбежали с той крыши. Ты велела ей закрыть туннель за моей спиной, в аббатстве. Разве ты не можешь снова позвать ее и попросить о том, о чем хочешь?

Добрые голубые глаза Стиви Рей радостно распахнулись.

– Ты прав! А я сижу тут, как дура, и думаю неизвестно о чем! Я ведь сто тысяч раз делала это раньше, так почему не сделать и теперь? – она вытянула вперед руки, ладонями вверх. – Ну‑ка, держись.

Просто удивительно, как это оказалось просто – протянуть руки и прижать ладони к ее ладоням. Когда их руки соединились, Рефаим вдруг с изумлением понял, что раньше никогда не дотрагивался до человека просто так, не для того, чтобы искалечить его или убить. Но сейчас он все‑таки это сделал, он коснулся ее – ласково, спокойно, доверчиво.

Ее кожа была такой нежной на ощупь. Она была вся теплая. И мягкая.

А потом Стиви Рей заговорила, и ее слова проникли в самую глубину его существа, поселившись в дальнем уголке сердца, которого еще никто и никогда не касался.

– Земля, мне очень нужна твоя помощь. Рефаим очень мне дорог. Он страшно страдает и никак не может поправиться. Земля, я уже просила у тебя силы раньше – чтобы спасти себя или тех, кто был мне дорог. Сейчас я прошу тебя одолжить немного сил Рефаиму. Это будет правильно, – она помолчала, глядя на пересмешника. Их глаза встретились, и Стиви Рей вспомнила те слова, которые Рефаим сказал Тьме, думая, что она его не слышит: – Понимаешь, он пострадал из‑за меня. Исцели его. Пожалуйста.

Земля под ним всколыхнулась. Но не успел Рефаим подумать, что усыпанная иглами почва под ними вдруг стала удивительно напоминать шкуру грозно ворочающегося зверя, как Стиви Рей громко ахнула и содрогнулась всем телом.

Рефаим попытался вырвать свои руки, чтобы прекратить все это, но она лишь крепче сжала пальцы и сказала:

– Нет, не отпускай! Все нормально.

В тот же миг от ее ладоней хлынуло тепло. В первое мгновение оно напомнило Рефаиму недавний случай, когда он воззвал к бессмертной силе отцовской крови, а вместо этого на его зов откликнулась Тьма – отозвалась и наполнила все его тело, исцелив сломанную руку и искалеченное крыло.

Но очень скоро он понял огромную разницу между прикосновением Тьмы и откликом Земли.

Если сила первой была грубой и жадной, она бесцеремонно вторгалась в него, наполняя энергией, то сейчас ему казалось, будто перья на его крыльях перебирает теплый летний ветерок. Сила земли вошла в его тело не с неумолимой властностью Тьмы, а с милосердием и щедростью, поэтому ее прикосновения были исполнены жизни, здоровья и роста, а не насилия и жадности.

Сила земли живительным бальзамом охладила его горячечную кровь и успокоила пульсировавшую во всем его теле боль.

Когда тепло земли коснулось спины Рефаима – этого куска страшного кровоточащего мяса, огнем горевшего под его крыльями – чувство облегчения стало настолько невыносимым, что Рефаим закрыл глаза и испустил судорожный вздох.

И все это время воздух вокруг него был напоен пьянящим, успокаивающим запахом кедровых игл и душистой травы, согретой летним солнцем.

– Не забудь отослать Земле ее энергию, – мягко, но настойчиво напомнила Стиви Рей.

Рефаим хотел открыть глаза и выпустить ее руки, но Красная снова удержала его, сказав:

– Нет‑нет, ничего не делай. Не открывай глаза, просто представь эту силу в виде потока сияющего зеленого света, который исходит из Земли подо мной, а потом переходит в тебя через мое тело и руки. Когда почувствуешь, что Земля закончила свое дело, представь, как тот же луч зеленого света возвращается через твое тело обратно в нее.

Рефаим спросил, не поднимая век:

– Но почему? Почему я должен отпустить эту силу?

Когда Стиви Рей ответила, он услышал в ее голосе улыбку:

– Потому что она не твоя, глупыш. Ты не можешь присвоить эту силу. Она принадлежит Земле. Ты только одолжил ее, а теперь должен вернуть обратно и сказать спасибо.

Рефаим хотел сказать ей, что это глупо, и что только сумасшедший может отдать силу, которую ему подарили. И раз уже тебе дали силу, нужно не выпускать ее из рук и использовать на свое усмотрение.

Он готов был сказать все это – но не смог. Теперь, когда он был весь наполнен силой Земли, эти слова почему‑то показались ему неправильными.

Поэтому пересмешник сделал то, что было правильным. Он представил переполняющую его энергию в виде луча зеленого света и послал этот луч вниз по своему позвоночнику обратно в землю. И когда теплая щедрость покинула его, он тихо сказал:

– Спасибо.

И тогда он снова стал самим собой. Пересмешником, сидевшим под большим кедром на сырой холодной земле, держась за руки со Стиви Рей.

Он открыл глаза.

– Теперь лучше? – спросила она.

– Да. Гораздо, – он разжал пальцы, и на этот раз Стиви Рей тоже отпустила его ладони.

– Правда? Вообще‑то я почувствовала Землю и послала ее тебе, и мне показалось, что ты ее тоже ощутил, – она склонила голову к плечу, внимательно глядя на него. – Но ты выглядишь заметно лучше. И глаза больше не больные.

Рефаим вскочил, торопясь доказать, насколько он стал сильнее, и, раскинув руки, с наслаждением развернул свои тяжелые крылья.

– Смотри! Мне совсем не больно!

Она сидела на траве и смотрела на него широко открытыми глазами. Растерявшись под этим странным взглядом, Рефаим поспешно опустил руки и сложил крылья за спиной.

– Что такое? – спросил он. – В чем дело?

– Я... я просто забыла, что ты прилетел в парк. И улетел из парка, – она издала какой‑то странный звук, похожий на полузадушенный смешок. – Глупо, да? Как я могла забыть о таком?

– Наверное, ты просто привыкла видеть меня калекой, – ответил Рефаим, пытаясь понять причину ее внезапного отторжения.

– Что вылечило твое крыло?

– Земля, – ответил он.

– Нет, не сейчас. Твое крыло не было сломано, когда мы пришли сюда. И твоя боль была совсем другой.

– Нет‑нет. Я исцелился прошлой ночью. А сегодняшняя моя боль была вызвана остатками Тьмы и тем, что она со мной сделала.

– Значит, твое крыло и рука вылечились еще вчера ночью?

Почему‑то ему не хотелось отвечать на этот вопрос.

Теперь, когда Стиви Рей смотрела на него широко открытым, осуждающим взглядом, Рефаим вдруг захотел солгать ей – сказать, что это было чудо, сотворенное его бессмертной кровью. Но он не мог ей солгать. Он знал, что никогда не станет этого делать.

– Я призвал к себе силы, подвластные крови моего отца. Мне пришлось это сделать. Я услышал, как ты прокричала мое имя.

Стиви Рей поморгала, и в ее глазах отразилось понимание.

– Но бык сказал, что ты взял его силу, а не силу своего отца.

– Я почувствовал разницу, – кивнул Рефаим. – Но не сразу понял, в чем дело. И не догадался, что получаю силу непосредственно от самой Тьмы.

– Значит, тебя исцелила Тьма?

– Да. А потом Земля залечила раны, которые она мне нанесла.

– Ну‑да. Конечно. Хорошо, – Стиви Рей резко встала и отряхнула джинсы. – Тебе уже лучше, и мне нужно идти. Я уже говорила, что теперь мне стало труднее убегать из Дома Ночи, поскольку все наши дико напуганы новостью о пересмешнике.

С этими словами Стиви Рей решительно развернулась, чтобы уйти, но Рефаим схватил ее за запястье.

Она отдернула руку и отшатнулась. Рука Рефаима бессильно упала, и он сделал шаг назад.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга.

– Я должна идти, – глухо повторила Стиви Рей.

– Ты вернешься?

– Я должна! Ведь я обещала! – выкрикнула она, и Рефаиму показалось, будто она влепила ему пощечину.

– Я освобождаю тебя от этого обещания! – взревел он в ответ, вне себя от злобы на то, что какая‑то девчонка может привести его в такое смятение.

Ее глаза подозрительно заблестели, когда она бросила ему в лицо:

– Я не тебе дала обещание, поэтому ты не можешь освободить меня от него!

Потом она бросилась бежать, опустив голову, чтобы он не мог увидеть ее лицо.

– Не надо возвращаться ко мне из чувства долга! Приходи только тогда, когда ты этого захочешь! – крикнул он ей вслед.

Но Стиви Рей даже не остановилась и не посмотрела на него. Она просто ушла.

Рефаим долго стоял один под деревом. И только когда шум ее машины растаял вдали, он позволил себе пошевелиться.

С воплем отчаяния он бросился бежать, а потом взмыл в ночное небо, взбивая холодный воздух своими могучими крыльями, поднимаясь все выше и выше, ища теплое термальное течение, которое подняло бы его, поддержало и унесло куда‑нибудь – куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Подальше! Прочь, прочь отсюда! Пересмешник направился на восток, в сторону, противоположную той, куда уехала Стиви Рей – прочь от Талсы и от сплошного хаоса, в который превратилась его жизнь после того, как он встретил Красную. Усилием воли он закрыл свое сознание для всего, кроме знакомой радости небес, – и полетел.