Глава 2. Поезд пришел в Барановичи точно по расписанию в 12.30

Поезд пришел в Барановичи точно по расписанию в 12.30. Хорошо, что в едином таможенном пространстве вещи не досматривают. Нет, никаких наркотиков я не везла – терпеть не могу эту гадость. И оружие мне тоже без надобности. Если потребуется, то я и туфлей могу врезать так, что мало не покажется. Но десяток упаковок «левомиколя» и столько же «Спасателя» плюс упаковки сильных антибиотиков в таблетках для лечения простудных заболеваний и некоторых инфекций могли бы вызвать нежелательные расспросы. А на самом деле бабуля немного подрабатывает в своей деревне как бы знахаркой. Но ходить по лесу и собирать травы ей уже тяжело, а действие упомянутых мазей и таблеток она на моем примере видела и оценила. Со сложными случаями бабуля не связывается, а легкие травмы и бронхиты успешно лечит вполне качественными современными лекарствами, запасы которых мы при каждой поездке пополняем.

Вытащила я из вагона увесистый рюкзак и подумала: эх, где мой любимый Женечка – это ведь для него работа, рюкзаки таскать или просто стоять около них на стреме, пока я шустрю с билетами, изучаю расписание и т. п. Нет, сил на рюкзак у меня вполне хватает – еще и остается, но мужикам нельзя давать расслабляться, а то вообразят себе невесть что. Поэтому в парных поездках основная тягловая сила – Женюра. Себе при этом я отвожу роль зрительницы, постоянно восхищающейся силой своего кавалера. Правда, в последнее время этот гад, кажется, начал что‑то подозревать. Нужно будет еще что‑нибудь придумать.

А пока пришлось забросить рюкзак в камеру хранения, вытащив из него винтажную сумочку, чтобы в руках хоть что‑то было, и только теперь идти смотреть расписание автобусов до Гродно. Оказалось, ближайший рейс через пять минут, но у меня рюкзак в камере и билета еще нет – пролетела. А следующий автобус через три часа. Вытащила из сумочки книжку и села читать. Недаром, в конце концов, Женька прозвал меня чокнутой читалкой. Правда, прозвище он дал не за то, что люблю читать, а за репертуар, то есть за то, что именно я читаю в свободное время, особенно в дороге. Обычный худлит я глотаю очень быстро, поэтому брать его с собой нерационально. Я стараюсь брать для чтения что‑нибудь такое, чтобы мозги не застаивались. В этот раз для кайфа взяла с собой две старые книжки: по матанализу и по шахматам. Когда я говорю старые, это значит издания тридцатых – сороковых годов прошлого века. В таких старых книгах по математике некоторые разделы изложены гораздо проще и понятнее, чем в современных, а старые шахматные книги просто не переиздаются. Вот я и утянула из папулиной библиотеки пару таких книг. Он за месяц, может, и не заметит, а мне приятно, и мозгам есть работа. Так как сумочка маленькая, влезла в нее небольшая книжка по шахматам, написанная Ботвинником, «Матч‑реванш Алехин – Эйве». Большая, Валле‑Пуссена по математике, осталась в рюкзаке. Все, переключилась на чтение.

Через пару часов пошла, еще раз посмотрела расписание, уточнила у кассира, что рейс состоится, и купила билет. Забрала рюкзак, переложила в него документы и деньги (удрать от рюкзака, прихватив сумочку, ворюга смог бы, а вот удрать от сумочки, прихватив рюкзак, – вряд ли) и подошла к остановке. Наконец автобус пришел, я самой первой влезла в него, выбрала место поближе к выходу, плюхнула рюкзак на колени и приготовилась спать. Дорога долгая, а читать в тряске я не люблю. Автобус бодренько, несмотря на свой древний вид, набрал скорость, и мы поехали. Выехали из города, и смотреть стало некуда – по обеим сторонам дороги сплошной лес. Я надвинула шапочку на глаза, опустила голову на рюкзак и спокойно задремала.

Мне приснился Женька, бодро бегавший по футбольному полю с загипсованной ногой и рукой на перевязи. Я в это время летала над стадионом и сообщала ему все, что о нем думаю. Потом кто‑то сильно ударил по мячу, мяч подскочил и здорово стукнул меня прямо в лоб. И тут я проснулась. Оказалось, что удар мне не приснился. Автобус съехал в кювет, а я со своим рюкзаком оказалась у самой двери, в которую и влепилась головой. Хорошо еще, что шапочка и волосы смягчили удар такой силы, что от него даже дверь открылась. Сзади послышались мат и стоны. В таких ситуациях рефлексы работают сами. Я вылетела из автобуса вместе с рюкзаком и захлюпала по мокрому снегу и проталинам в лес. Отбежав метров на двадцать, устыдилась. Там люди, наверняка есть раненые, а я тут живая и вроде бы даже невредимая стою в сторонке. Спрятав рюкзак под большой елкой, чтобы у него «ноги не выросли», повернула к автобусу и, резко затормозив, плюхнулась на пузо, вжимаясь в удачно попавшуюся ямку. Комбинезон моментально намок, но мне уже было не до того. Во‑первых, до меня дошло, что в конце мая снег в Белоруссии – это как‑то не так, не по сезону. А во‑вторых, и это самое главное, со стороны автобуса послышались хорошо знакомые хлопки. Стреляли. И как мне показалось, из охотничьих ружей. Потом я услышала, как подъехала какая‑то машина, остановилась и стрельба усилилась. Теперь уже стреляли из винтовок и пистолетов. Мимо меня пробегал мужик с охотничьим ружьем. На всякий случай я зацепила его ногой, а когда он грохнулся, добавила кулаком по голове. Ну не нравятся мне такие «лесные олени». Стрельба затихла, и я услышала команды: «Первое отделение – обыскать окрестности. Все не могли убежать. Кого‑нибудь да зацепили. Второе отделение – убрать дерево с дороги. И помогите людям из автобуса».

Раз пассажирам будут помогать, то можно подать голос, что я и сделала:

– Эй, подойдите кто‑нибудь. Около меня тут, кажется, один из нападавших.

На мой голос подошли два солдата в какой‑то странной форме, подняли еще не прочухавшегося мужика и потащили на дорогу. Потом подошел третий и помог мне подняться. На лице почему‑то было мокро, и я почти ничего не видела. Я хотела смахнуть влагу с лица, но руку перехватили.

– Подождите, девушка, у вас сильно течет кровь. Сейчас я возьму индпакет и вас перевяжу. И шишка у вас солидная.

Чьи‑то руки аккуратно наложили мне тампон на лоб и забинтовали голову так, что я вообще перестала что‑либо видеть. Меня почти волоком подтащили к дороге и на что‑то усадили. Кажется, на лежащее дерево. Происходящее я воспринимала как во сне. Кто‑то кому‑то говорил:

– Наш автобус сломался, и фабричный нас обогнал. А бандиты, наверное, решили, что это мы, и завалили дерево? Хорошо еще, что стреляли из охотничьих ружей и обрезов. Иначе поубивали бы всех. Да и мы вовремя подоспели.

– А что это за мужик, которого подобрали около девушки? Кажется, местный. Вот он – днем крестьянин, а вечером бандит.

– Девушка, а как это он около вас упал? Это он вас ушиб?

– Оставь ее, не видишь – у нее травма головы, возможно, сотрясение мозга.

Я еще успела проговорить, что сотрясения у меня нет, что мужика я сама зацепила, когда он мимо бежал, и дальше поплыла в неизвестном направлении.

Проснулась я как‑то сразу и почувствовала, что вроде бы все в норме, не считая головной боли. Впрочем, боль была вполне терпимая. Открыла глаза и уставилась в белый потолок. Понятно. Больница или, учитывая деревенские понятия, фельдшерский пункт. Нет, наверное, все‑таки больница. Лежу в какой‑то безразмерной ночнушке, голова забинтована, но эта перевязка не закрывает обзор. Я приняла полусидячее положение и стала оглядываться. Так, четыре койки, на которых лежат забинтованные люди. Наверное, все с моего автобуса. Сознание продолжало включаться, и мозги сразу стали перегреваться. Почему стреляли, почему снег, почему, почему, почему? Вошел врач. Заметив, что я верчу головой, он решил начать обход с меня.

– Как ты себя чувствуешь? Голова не кружится, не болит?

– Немного болит и слегка кружится.

Интересно, а почему он ко мне обращается на «ты»?

– Ничего, у тебя небольшое сотрясение мозга. Но была кровопотеря, потому что рана на голове, где много кровеносных сосудов. Я все обработал, зашил и засыпал стрептоцидом. – (Почему стрептоцидом – знакомый врач‑хирург мне совсем недавно объяснял, что такие раны полагается закрывать мазями, а не засыпать стрептоцидом, который, кстати, в больницах практически вышел из употребления?) – Так что через пару недель все придет в норму. Но теперь надо тебя записать. Я пришлю медсестру – скажи ей свои данные.

Врач перешел к другим больным, а ко мне подошла медсестра с бумагой и карандашом. Что‑то в моей голове щелкнуло, как будто прозвенел предохранительный звоночек, и я решила пока не признаваться.

– Меня зовут, – тут я сделала паузу и выдала, – ой, не помню. – А дальше продолжила по старому классическому фильму[2]: – Но ведь как‑то меня зовут? У меня точно есть имя и фамилия, только вот какие?

Медсестра не настаивала.

– Доктор сказал, что после сотрясения ты можешь не сразу все вспомнить. Ладно, лежи и отдыхай. Только вот к тебе посетитель.