Иван ДАЛЬЯН

ВЕРНИТЕ НАС ДОМОЙ

Воспоминания

Увлекательна и поучительна многовековая история греков, издав­на поселившихся в Крыму, но о ней в другом месте. Вспомним, как жили греки Крыма после Октябрьской революции.

Расцвет греческой культуры в Крыму начался в первые годы XX столетия и достиг своего апогея в конце 20-х и в 30-е годы. В Крыму действовали школы на греческом языке, функционировала письмен­ность и церковь, на греческом издавались газеты, журналы и книги, переводились лучшие произведения русской и мировой литературы, даже велась деловая переписка. Народ имел свою интеллигенцию, литературу, развивал искусства. Греки занимались земледелием, жи­вотноводством, виноградарством и виноделием, табаководством и са­доводством, рыболовством и мореходством, торговали и были в основной своей массе народом зажиточным.

Массовое разорение крестьянских хозяйств в нашей стране нача­лось к концу 20-х годов, и греки вместе со всеми почувствовали жест­кий прессинг. В результате так называемого раскулачивания большинство крепких кресть-янских семей было вывезено куда-то в Сибирь. Другие из числа зажиточных и середняков, оставив свои хо­зяйства, бежали от репрессий в города шахтер-ского Донбасса. Однако осенью 1932 года в Приазовье, как и по всей Укра-ине начался страш­ный голод, продолжавшийся и в 1933 году.

Он унес сотни тысяч жизней и вынудил приазовских греков спа­саться от голода и искать убежища в других областях страны. Часть приазовских греков вновь вернулась в Крым, на историческую родину предков, среди них была и наша семья со всеми почти родственниками. Наше, совсем еще недавно большое и богатое село Кашлагач в Больше-Янисольском районе Донецкой области, где я родился, было раз­орено - к весне 1933 года в нем осталось в живых всего четыре семьи...

Только-только кончился голод, начались массовые репрессии и террор. Лучшие представители греческой интеллигенции, рабочего класса и трудо-вого крестьянства были арестованы и безвинно осужде­ны, заполнив тюрьмы и лагеря ГУЛАГа. В одночасье все достижения греческой национальной культуры и самобытности оказались сведены на-нет: закрыты греческие школы, запрещена письменность, разру­шены церкви, изъяты из обращения книги и имена...

Не была пощажена и крупная греческая церковь в Симферополе, являвшаяся шедевром архитектуры, в росписи которой участвовали великие художники-иконописцы России и Европы.

В годы Великой Отечественной войны крымские греки не сидели сложа руки, а вместе с другими народами нашей страны встали на ее защиту и включились в активную борьбу против гитлеровского фа­шизма. Одни из них ушли сражаться на фронт, другие в годы оккупа­ции Крыма ушли в горы и леса полуострова в партизанские отряды, участвовали в активной подполь-ной борьбе в крымских городах.

В лесах Южного берега Крыма под командованием грека М.А. Маке-донского успешно действовало Южное соединение партизан, в котором было много греков, начальником разведки этого соединения был грек Ф.А.Якусти-ди, командиром одного партизанского отряда, а затем 4-й партизанской бригады был грек Х.К. Чусси... Однако о мужественной борьбе греков, по-видимому, по указанию сверху писа­лось мало и скупо, да и сейчас почти не пишется. Между тем в парти­занских отрядах греки держались до конца и предпочитали голодную смерть фашистскому плену. Греческую деревню Лаки в Бахчисарай­ском районе, где председателем колхоза был грек Х.Спаи, фашисты окружили и сожгли вместе с женщинами и детьми за помощь партиза­нам. Для греков это своя Хатынь. Это греки, рискуя жизнью, носили в осажденный фашистами Севастополь питьевую воду...

Комсомольским руководителем подпольной группы в с.Кисек-Артук (ныне Клиновка) был крымский грек К.Д.Апостолиди. В подполь­ную группу входила вся его семья из восьми человек и еще 20 жителей села. Каратель-ный отряд окружил село, схватил его мать, брата и нескольких других подпольщиков и передал всех в гестапо, где их подвергли пыткам и замучили насмерть. Есть и еще примеры и факты - крымские греки в оккупированном Крыму проявили себя как истин­ные патриоты своей советской родины.

Радостно, с хлебом и солью встречали они вместе со всеми крымчана-ми своих освободителей - части Красной Армии 4-го Украинского фронта и Отдельной Приморской армии. Это было в апреле 1944 года. Для нашей семьи радость была вдвойне: в составе 51-й армии в Сим­ферополь вошел полевой госпиталь, врачом которого была наша тетя Дальян Екатерина Ивановна. Казалось, все испытания остались поза­ди, греки окрыленно взялись восстанавливать все разрушенное. Одно удивляло и обижало: греков не брали в ряды действующей Красной Армии, освобождая от призыва впредь "до особого распоряжения". Это означало выражение политического недоверия, и греческая молодежь призывного возраста очень переживала.

Особое распоряжение вскоре поступило и обескуражило всех крымчан: сначала за сутки выслали всех крымских татар, потом - никто из нас этого не ожидал - 27 июня 1944 года среди ночи подняли крымских греков, болгар и армян. К домам были подогнаны военные грузовые машины, вооруженные работники НКВД и автоматчики во­енных властей вошли в квартиры перепуганных людей и велели в течение получаса собраться для выезда, взяв с собой только необходи­мое и еду. Остальное свое имущество оставить на месте.

Что значит необходимое? Необходимое для чего и на какое время? Этого нам никто не сказал. Полусонные, перепуганные и плачущие люди – в основном, женщины и дети в полной растерянности и заме­шательстве метались в своих квартирах и домах, не зная и не понимая, что же им брать с собой и куда их собираются везти. Срок, отведенный для сборов истекал, паника и беспомощность людей не прекращались. Удивительно ли, что люди не успели и не смогли взять с собой ни теплой одежды, ни еды, которой, впрочем, у них и не было. Затем их с жалким скарбом погрузили на военные грузовики и под усиленным конвоем вывезли на ближайшие железнодорож-ные станции. Здесь произвели сортировку привезенных людей: греков к грекам, армян к армянам, болгар к болгарам, - сформировали эшелоны для вывоза.

Нашу семью из Симферополя вывезли на железнодорожную стан­цию Каракият в 8 километрах к северу от города, в тупике которой формирова-лись эшелоны. Квартира по Феодосийскому шоссе, дом 54 была опечатана прибывшими для выселения работниками НКВД, а позже разграблена. Оставленное греками в своих домах и квартирах имущество, нажитое многолетним честным трудом, было разграбле­но, а скот, квартиры и дома конфискованы и переданы в райисполкомы и горисполкомы. А греков тем временем погрузили в товарные вагоны и под конвоем вывезли из Крыма только за то, что они греки по национальности. Подумать страшно, сколько было искалечено жиз­ней и душ невинных честных людей, оказавшихся на свою беду грека­ми!

Товарные спецэшелоны увозили 28 500 крымских греков от очага их постоянного, исторически сложившегося проживания в неизвест­ность, в ссылку - именуемую на языке НКВД "спецпоселение" - в отдаленные рай-оны Северного Урала, Сибири, Казахстана и Средней Азии. Их расселили мелкими группами среди иноязычного населения, что усугубило житейские трудности, которые им пришлось пережить, на огромной территории от города Красновишерска на севере Перм­ской области до города Гурьева на юге Западного Казахстана, от г. Прокопьевска в Кемеровской области до Коканда в Узбекистане... Совершенно другие климатические и бытовые условия и языковая среда, иной, непривычный труд...

В пути следования эшелона нам иногда выдавали так называемый суп и хлеб. Насколько я помню, симферопольские греки были высланы в Перм-скую, Свердловскую и Кемеровскую области, феодосийские - в Гурьевскую, ялтинские и бахчисарайские - в Узбекистан, керчен­ские - в Свердловскую область.

Следуя в неизвестность, греки не унывали. Этому способствовало то, что на некоторых железнодорожных станциях скапливалось до 10-12 эше-лонов, в которых находились знакомые. Возникал обмен мнениями, вопро-сы, куда и зачем нас везут, находили самые фанта­стические ответы, состав-лялись планы выхода из создавшегося поло­жения. Такие "встречи" не обхо-дились без шуток, смеха и юмора, вселявших надежду на скорое исправле-ние ошибки, совершенной в отношении греков.

Эшелон, в котором везли нашу семью, от города Первоуральска Сверд-ловской области, был ориентирован на северо-запад в Перм­скую область, и по мере его продвижения на отдельных полустанках часть вагонов выгружа-лась - эти семьи направлялись на лесозаготовки в дремучие леса Урала. На небольшой железнодорожной станции-по­лустанке под названием Мулянка пришел наш черед. Здесь выгрузи­лось шесть греческих семей из нашего вагона и еще несколько из соседних. Эшелон пошел дальше, а мы остались у пристанционных пристроек на сырой земле под ветром. Начало темнеть, пошел дождь. Стали искать укрытие. Обнаружили полуразрушенное овоще-храни­лище, сообща поправили его и перенесли туда вещи. В это овощехра­нилище, спасавшем нас от дождя и ветра, мы прожили семь суток, забытые и никому ненужные. На восьмые сутки вечером за нами приехали подводы с работником НКВД. Погрузили мы свои вещички, стариков, детей и осла-бевших и двинулись в путь пешком. После полуночи прибыли в поселок Юг, где нас поселили в деревянном зернохранилище.

Здесь кстати прерваться, чтобы обратить внимание, в кого мы не­за-метно для себя и окружающих были превращены за дни от 27 июня 1944 года. Вывели нас из родных домов как опасных преступников под дулами автоматов. Погрузили в скотские вагоны, в которых везли не одну неделю. Бросили-выгрузили как ненужный хлам на голую зем­лю, и мы нашли пристанище в овощехранилище, чтобы затем нас уже поселили (!) в зерно-хранилище. У нас отняли волю и к нам перестали относиться как к людям...

В зернохранилище мы прожили около недели. Затем нас расселили по домам местных жителей, которых обязали нас кормить. Здесь, в поселке Юг располагалось подсобное хозяйство НКВД Пермской об­ласти - мы были привезены для работы в этом хозяйстве. Не скажу, что нам приходилось хуже, чем другим. Наша семья была пристроена в дом к одинокой женщине - она выделила нам одну небольшую ком­нату с одной кроватью на шестерых и кормила три раза в день картош­кой. Трудясь полный день, каждый из нас зарабатывал 35-40 рублей в месяц, а буханка хлеба стоила 130 рублей. Поэтому на всю жизнь запомнились мне дни уборки ржи, когда мы имели возможность в поле поджаривать и есть ржаные зерна, да еще прихватывать их домой, а еще больше нравилось убирать турнепс - кормовой овощ, слад-кий и очень сочный, ели его сколько хотели, впрок, хотя и раздувало живо­ты. Так наша семья прожила до конца 1944 года. Научились косить рожь косами и серпами, молотить на молотилке с конной тягой, выка­пывать лопатами турнепс и картофель...

В декабре в поселке появились руководители пермских предприя­тий и медицинских учреждений - среди ссыльных они искали необхо­димых для себя работников. Среди греков нашлись и токари, и слесари, энергетики и инженеры - их забрали на пермский кирпичный завод. Наша семья была задействована в Пермскую психиатрическую больницу, где отец стал рабо-тать фельдшером, мама - санитаркой, я слесарем-водопроводчиком, а сестра - в регистратуре. В Перми я про­должил учение в вечерней школе рабочей молодежи.

В местах поселений у греков отбирали все документы, ставили на спецучет в спецкомендатурах НКВД и приказывали являться вначале 2 раза, а потом один раз в месяц на отметку. Работать можно было только по направлению и разрешению спецкомендатуры. Власть над спецпоселен-цами полностью находилась в руках спецкоменданта, ко­торые, как правило, не отличались ни культурой, ни человечностью, а бесконтрольная власть над людьми превращала их в зверей, в само­дуров. Тяжело вспоминать, как спецкомендант куражился над безза­щитными людьми, виновными лишь в том, что родились греками, как, напившись самодельного зелья, доставал наган и открывал по ним стрельбу, как с его подачи бригадиры на лесоповалах устанавливали завышенные нормы "гордым горожанам", впервые увидевшим тайгу и взявшим в руки электропилу и топор. К невыполнившим задание применялись "санкции" по настроению и усмот-рению начальства... Тягостно вспоминать их безудержные издевательства над женщина­ми, особенно молодыми, над интеллигентами...

Много человеческого горя, страданий, унижений и оскорблений пришлось перенести грекам только за то, что они родились греками. Единственным документом у спецпереселенцев была Справка НКВД с указанием места проживания. За выезд за пределы означен­ного места проживания даже на непродолжительное время и по сверх­уважительной причине полагалось карать без суда 25 годами каторжных работ, что практически и осуществлялось. На все запросы в правительство и в Президиум Верховного Совета СССР о причинах и сроках ссылки, через комендатуру неизменно приходили однознач­ные ответы: "переселены правильно".

В 1947 году моя сестра вышла замуж за приезжего украинца и, несмотря на протест родителей, выехала с ним в неизвестном направ­лении. Ее поступок очень осложнил положение всей семьи: у меня и у родителей допытывались о месте ее нахождения. В случае поимки она была бы приговорена к 25 годам каторжных работ. Почти все уехавшие или сбежав-шие с мест поселения были пойманы и осуждены, а сестра оставалась в бегах. Это раздражало спецкомендатуру и озлобляло против нас: за каждого пойманного беглеца они получали всевозмож­ные поощрения и повышения, а здесь - прокол. Тогда в отместку ее родных - отца, мать, меня, брата, и младшую сестру - переселили в Соликамск Пермской области. Мне как брату не разрешили учиться в университете, поставив условием: сообщу, где сестра, буду учиться, не сообщу - не буду. Естественно, я никаким образом не мог удовлет­ворить ни просьбы, ни угрозы спецкомендатуры, и тайком посылал прошения о разрешении учиться в Президиум Верховного Совета СССР Н.М.Швернику - и оттуда разрешение учиться в Пермском университете было получено. Осенью 1948 года я поступил туда на геологический факультет и получил собственную справку.

В 1953 году я закончил университет и был направлен на работу по специальности геолога-нефтяника в нефтеразведочную организацию города Актюбинска, где и работаю по сей день, получив паспорт сво­бодного гражданина СССР только в 1956 году, 32 лет отроду. В тот же год специаль-ные Справки для представления в Паспортный стол пол­учили мои родители.

Родители переехали ко мне в Актюбинск, здесь умерли и похоронены.

После смерти "Отца всех народов" МВД начиная с 1954 года стало разрешать отдельным крымским грекам выезд с мест поселения, а в марте 1956 года сняло ограничения со всех греков с правом выезда, но только не в Крым. Это не нашло понимания у греков и привело их в уныние. Ведь среди высланных были военные, уволенные из армии по ранению, бывшие партизаны и подпольщики, работники партийных и советских организаций, возвратившиеся в Крым после его освобождения, орденоносцы и т.д. Часть греков, имевших материальные воз­можности и родственников в других областях страны, поехали к ним. Большинство же, "не имея ни кола, ни двора", вынуждено было остать­ся на местах поселений. Позже часть из них уехала куда попало - на Украину, в Краснодарский край, Ставропольский, поближе к родине, лишь чуть более 3000 человек сумели вернуться в Крым, хотя до 1990 года прописка греков здесь была запрещена.

Где же сегодня находится большинство ссыльных крымских гре­ков? Изгнанные с родной крымской земли, с земли своих предков, они странст-вуют по всей стране как бездомные беженцы, не веря в спра­ведливость и устраивая свою жизнь и судьбу кто как может. Многие из них все еще проживают в местах ссылки. Другие, видя бесправие и национальную безысходность и не имея уверенности в будущем, эмиг­рируют в Грецию,на этническую родину. Однако втайне все греки без исключения лелеют надежду на конечную справедливость, рассчиты­вают на перестройку и формирование правового государства, в кото­ром будут исправлены совершенные против народов акции и впредь не будут допущены дегра-дация и исчезновение крымских греков как малого народа, одного из тех, кто был обречен на геноцид и уничтоже­ние в сталинской империи.

Выступая 26 ноября 1988 года на заседании Президиума Верховно­го Совета СССР М.С.Горбачев сказал мудрые слова о том, что "будет величай-шей ошибкой, даже преступлением, если станут исчезать на­родности, если все будет сглаживаться. Нет, мы придем к укреплению нашего федератив-ного государства на основе дальнейшего расцвета всех наций и народно-стей". К сожалению, слова эти пока не претворе­ны в жизнь, не коснулись судьбы ни крымских татар, ни месхетинских турок, ни других репрессиро-ванных народов.

Нам совершенно непонятно - разум этого не может воспринять – почему крымские греки, подвергшиеся геноциду, уже более 46 лет разбро-саны и разобщены по всей стране? За это время они фактически утратили родной греческий язык, богатую национальную культуру, историю, традиции и другие духовные этнические ценности. Иначе говоря, они уничтожаются как народ, как нация древней культуры. Изгнанные ни за что ни про что с родной крымской земли, униженные и оскорбленные, разбросанные по всей стране, греки до сих пор боятся, что все повторится вновь. Я и сам, прожив 9 лет под спецкомендантским надзором, записал двух своих дочерей рус-скими, чтобы они ни­когда не испытали пережитого мной за свою нацио-нальную принадлежность.

Греки тихо, без демонстраций ждут, когда для них кончится бес­правие и унижение, беззаконие и бесчеловечность, когда наступит справедливое решение их национального вопроса, когда их вернут домой...