Сорок мужчин

В 1937 году нас, курдов, штыками выставили из Закавказья. На поездах нас отправили в город Мирзоян (ныне - Джамбул). В нашем эшелоне были люди из разных аулов, которые раньше не знали друг друга.

Из Мирзояна нас распределили по две-три семьи по колхозам Сары-Суйского района.

В мае 1938 года в горах Каратау был организован курдский колхоз имени Буденного. Люди начали работать в колхозе, живя под откры­тым небом, поскольку строительство землянок обещали начать после завершения посевных работ.

Одной июньской ночью из колхоза увезли 40 мужчин-курдов, из которых никто до сих пор не вернулся. Причина их ареста и исчезно­вения и поныне неизвестна. Трудно осознать это здравым умом - ведь большинство из этих мужчин до этого были едва знакомы друг с другом...

Плач "Сорок мужчин" исполняли женщины как сольно, так и хо­ром, оплакивая по курдскому обычаю исчезнувших мужей, братьев, отцов.

Наши норы под палящим солнцем

плавятся, кипят и жарятся.

Женщина с младенцем рыдает, плачет

вся в черном с головы до пят.

Нет даже тени, чтобы укрыться.

Детишки, вцепившись в подол материнских платьев,

уткнулись в них, ни на шаг не отходят от мам,

словно нет опоры, кроме подола.

Лицо ее расцарапано,

рыдания ее доносятся с гор,

на вопросы не дает ответа,

причитает, удерживая ребенка за плечами.

Вокруг нор тоже норы,

над ними - открытое небо.

Их обитатели - дети и женщины,

из всех них доносится плач.

Весь аул в едином порыве

вторит стенающей женщине,

все собрались вокруг нее и оплакивают

сорок в полном здравии исчезнувших мужчин:

"Мать скорбящая, рыдай,

скорбящая невеста, причитай!

Боже, пособи

вернуться отаре мужчин!"

Их вопль душераздирающ,

вместо слез лилась кровь.

Из этих женских причитаний -

вот слова, не стершиеся из моей памяти:

"Участь курдов - кочевать,

силою ноги наши связали,

штыком острым загнали,

как скот, в товарный вагон".

В тридцать седьмом году из эшелона

нас выплеснули на снег.

По материнскому плачу я почуял,

что горя вдоволь мы хлебнем.

Вот уж шесть месяцев как нас привезли,

теперь мы узники Казахстана.

Разве что видим друг друга -

кто нам принес это горе?

В ущелье Каратау сгребли нас,

как червей,

увезли жениха от невесты, -

невеста осталась под платком.

Слыхано ли у других народов,

чтобы целый род катили, как мячик.

Отрубить бы головы насильникам,

да тело бросить в степь!

Это клеймо жжет мое сердце:

отару мужчин схватили и увезли,

сорок прекрасных кошкаров,

ни в чем неповинных.

Мать скорбящая, рыдай!

Невеста, оставшаяся под платком, причитай!

Никого не осталось на этой чужбине,

кто мог бы внять нашему горю.

Овец, отправляя на бойню,

сортируют, выбирая достойных.

Мясники самого государства

выбрали этих сорок мужчин.

Сложите песни об этих всадниках:

всадников увезли, мы же тут остались.

Одно не дает мне покоя –

никого не осталось для мести.

Каждый из них - любимец своей семьи,

каждый из них - свет в очах своей матери.

Кто бы мог поверить: вырвут

с корнем лучших мужчин за одну ночь.

Кто слышит умоляющий голос

кучки этих вдов?

Кто слышит просящий голос

горстки крохотных сирот?

Горы, равнины, помогите, помогите!

Беркуты-птицы, помогите, помогите!

Никого, кроме вас, нет у нас под Богом,

горю нашему внемлите хоть вы.

Помоги, помоги, мать-земля!

Ты мать всего живого:

вода наша - яд, еда наша - горе,

скорбь - наша, странников, участь.

Взываем о помощи - помощи нет,

зовем ее - не отзывается.

Ты рыдай - ой, ой, мама, -

степной волчицей - ой, ой, мама!

Мать скорбящая, рыдай!

Скорбящая невеста, причитай!

Боже-Боженька, приди на помощь!

Кто же вернет наших мужей?!

Нет проклятия хуже ссылки -

в сердцах наших раны скорби,

ибо говорили предки наши:

"Лежачего даже подлецы не бьют".

Помоги, помоги, мать-земля,

мать всего живого!

Вода наша - яд, еда наша - горе,

скорбь - наша, странников, участь...