Глава 8. Я вошла в дом и, не услышав голоса Руби, заглянула в кабинет Питера

Я вошла в дом и, не услышав голоса Руби, заглянула в кабинет Питера. Мой муж лежал на животе на полу, окруженный фигурками из «Звездных войн», и аккуратно надевал маску на Дарта Вейдера.

– Люк, это твоя судьба, – сказала я.

– Привет, – Питер даже не обернулся.

– Где Руби? – спросила я.

– Спит.

– Что делаешь?

– Играю.

– Хммм…

Кабинет Питера выглядел, как комната восьмилетнего мальчика. Книжные полки забиты игрушками. Каждого героя комиксов он аккуратно поставил рядом с подходящими злодеями. Я убеждена, что Питер собирает все эти игрушки не потому, что они имеют ценность, как он утверждает (хотя его коллекцию супергероев семидесятых годов оценили в четыре тысячи семьсот пятьдесят долларов), и даже не потому, что они его вдохновляют, а потому, что в детстве у него их не было. Его мать старалась, как могла, но после того, как муж бросил ее с тремя детьми, она еле справлялась. Все деньги, которые у нее появлялись, уходили на насущные нужды – еду, крышу над головой и, конечно, телевизор.

Все детство Питер страстно желал получить игрушки, которые видел по телевизору. У него есть любимая история, от которой мне всегда хочется плакать, хотя он считает ее забавной. Как‑то на Рождество он очень хотел получить фигурку аквалангиста. У его мамы не было денег на игрушку, и она купила не аквалангиста, а только его гидрокостюм. Питер сделал из маленькой пластиковой вешалки от комбинезона голову и плечи и наполнил пустой гидрокостюмчик водой. Я любила дразнить его, что следующим проектом станет прославление суперзлодея Повешенного. Каждый раз, когда Питер появлялся с очередной двухсотдолларовой фигуркой майора Мэтта Мэйсона в подлинной упаковке 1969 года, и мне хотелось свернуть ему шею, я вспоминала мальчика, у которого не было игрушек. Я вошла в комнату, перешагнула через распростертое тело Питера и опустилась прямо на его зад.

– Ох, – проворчал он. – Детка, ты весишь целую тонну. Как будто на моей заднице оказался Джаггернаут.[16]

– Спасибо большое. Если подумать, я действительно чувствую себя, как толстый мутант.

– Ты не толстая, ты беременная.

– Это становится твоей мантрой.

– Да? Ладно, я перестану это говорить, как только ты избавишься от маниакальной одержимости своим весом.

– Во‑первых, я никогда не избавлюсь от конкретно этой маниакальной одержимости, а во‑вторых, ты и сам не худенький.

– Да что ты, – сказал он, перевернулся подо мной так что я оказалась на его животе, и начал меня щекотать.

– Хватит! Пожалуйста, не надо. Хватит, хватит!

Я уже плакала от смеха. Я скатилась с него на пол и, как смогла, свернулась в маленький комочек. Надо сказать, не такой уж и маленький. Он продолжал меня щекотать.

– Питер! Прекрати сейчас же, или я описаюсь. Я не шучу!

Это его убедило. Он наклонился ко мне и поцеловал в губы. Не буду говорить, что случилось потом. Достаточно сказать, что мы занимались тем, чем занимается большинство пар, когда оказывается дома вечером, а ребенок сладко спит, и не надо заниматься стиркой.

Позже, когда мы лежали на полу кабинета, сплетенные, как две ложки – ну, как ложка и ковшик, – я вытащила из‑под себя маленькую фигурку.

– Боба Фетт[17]дырявит мне спину, – сказала я, передавая игрушку Питеру.

Питер взял игрушку и сказал басом:

– Да пребудет с тобой Сила!

– Уже была, милый, – сказала я. – Да, угадай, куда я ходила сегодня днем?

– На йогу?

– Нет. На панихиду по Абигайль Хетэвей.

Я поежилась, ожидая скандала, но, к моему удивлению, его не последовало.

– Хммм… – протянул Питер.

– Хммм – и все? Ты не злишься? Не собираешься сказать мне, чтобы я не лезла не в свое дело?

– Нет.

– А почему?

– Понимаешь, Джулиет, я много думал об этом. Последний год ты все время была какая‑то неприкаянная, как будто понимала, что должна сидеть дома с Руби, но что‑то в тебе не хотело этого по‑настоящему. Ты привыкла быть полезной, помогать людям. И почему‑то тебя не устраивает быть полезной нам и помогать своей семье. А с тех пор, как ты начала заниматься этой Хетэвей, ты изменилась, как будто к тебе вернулось ощущение значимости.

– Знаешь, Дороти тоже это заметила, – сказала я. – Я правда чувствую, что смогу тут что‑то сделать. Но странно, что ты не беспокоишься за меня.

– Ну да, – ответил он. – Я не беспокоюсь, потому что знаю – ты понимаешь, что делаешь. Я не беспокоился, когда ты ходила опрашивать свидетелей на территории банды «Увечье или кровь», чего теперь‑то волноваться? Думаю, ты не собираешься делать того, что может тебе как‑то повредить. Полагаю, ты повынюхиваешь немного и передашь все добытые сведения детективу, с которым разговаривала. Полагаю, ты будешь благоразумна.

– Я буду благоразумна. Я уже благоразумна, правда.

– Отлично.

– Хочешь узнать, что я обнаружила на службе?

– Конечно.

– Во‑первых, я видела ее мужа. Он полный придурок. Выглядит как типы вроде «хочу‑быть‑как‑Янни».[18]

– Правда? Не похоже на человека, с которым она могла быть вместе.

– Я то же самое подумала. Видел бы ты этого идиота. Там сидела его падчерица, она плакала, а он ее даже не замечал. Ужасно. Мне хотелось схватить бедняжку в охапку и утащить домой.

– Хорошо, что ты этого не сделала. Вряд ли я понял бы похищение ребенка.

– На самом деле подростка. На вид ей около пятнадцати. А еще оказалось, что Абигайль ходила к психологу. Не поверишь к кому!

– И к кому же?

– К Герме Ванг!

– К Герме Ванг? Которая лечит от звездной болезни?

– В смысле, которая лечит звезд?

– Звездная болезнь лучше.

– Все равно. Да, к ней. Я думаю позвонить Лили и узнать, ходит ли она еще к Ванг? Если да, может, она узнает для меня, ходила ли туда Абигайль и, если ходила, то не на семейную ли консультацию.

– Лили сейчас в городе, – сказал Питер. – Сегодня утром она оставила сообщение на автоответчике. Кстати, мы в этом году поедем с ней и ее близнецами на кинофестиваль в Теллурайде?

– Питер, не знаю, заметил ли ты, но я уже почти родила. Не думаю, что мы в этом году попадем в Теллурайд.

– Да, точно, – засмеялся Питер. – Все время забываю.

– Пожалуй, я позвоню ей и спрошу про Ванг.

– Давай. А я пойду еще поработаю.

– Еще поработаешь?

Он покраснел.

– Просто поработаю.

– Слушай, Питер. Я узнала кое‑что еще.

– А? – Он уже думал о своем сценарии.

– Стэйси была с Брюсом ЛеКроном в ночь убийства.

– Да, на вечеринке во «Всемирных Талантах‑Художниках». Ты это и так знала.

– Нет, Питер. Она была с ним.

Он взглянул на меня.

– Была – в смысле была?

Я кивнула.

– Круто. Энди знает?

– Не думаю. По крайней мере, пока.

– Круто.

Мы посмотрели друг на друга и узнали чувство, которое оба испытывали. Нам было легко. Легкость и спокойствие оттого, что мы поженились. Оттого, что ты супруг человека, которого не просто любишь, но и которому доверяешь.

Я поцеловала Питера, оставила его с игрушками, а сама пошла в спальню звонить Лили. Определенно, Лили Грин – самая знаменитая наша подруга. Она одна смогла заслужить титул кинозвезды. Несмотря на это, Лили сумела остаться скромной и почти обычной. У нее есть обычная для Голливуда свита из личных помощников, менеджеров и прислуги, но она до сих пор сама отвозит своих дочерей‑близняшек в школу каждое утро, когда не работает.

Одна из помощниц Лили подняла трубку и оставила меня висеть на телефоне, пока проверяла, на месте ли она.

– Джулиет! Рада тебя слышать. Ну что, вы поедете с нами в Теллурайд? – крикнула Лили в трубку.

– Я бы хотела, но боюсь, мы не сможем из‑за младенца.

– Да, точно. Я совсем забыла. Когда тебе рожать?

– Примерно через месяц.

– Потрясающе! Мальчик или девочка?

– Мальчик. Его зовут Исаак.

– Как мило! Отличное имя. Не могу поверить, что ты уже выбрала имя. Девочкам был почти месяц, когда мы остановились на Эмбер и Джейд. И уже через два месяца я хотела поменять имена!

– Ты же знаешь, я решительна до идиотизма. Слушай, я тут подумала, не сделаешь ли ты для меня кое‑что?

– Конечно.

– Помнишь Герму Ванг, психолога, которого ты рекомендовала Питеру несколько лет назад?

– Конечно. – Лили сочувственно понизила голос. – Тебе нужен ее телефон? У вас что‑то случилось? Вы в порядке?

– Да, да, у нас все хорошо, не в этом дело. Просто…

С чего бы начать? Я разразилась длинной, запутанной речью о том, почему я хочу выследить добрую миссис Ванг. Когда я закончила, Лили присвистнула.

– Джулиет, ты такая классная. Мамаша футболистки расследует преступления!

Я фыркнула.

– Руби пока не играет в футбол, а я не раскрыла ни одного преступления.

– Я уже примерно год не хожу к Ванг, но с тех пор, как я получила «Оскара», она звонит раз в несколько месяцев, чтобы пригласить меня пообедать.

– Она охотится за звездами?

– Довольно активно. Под конец курса она стала какой‑то слащавой, всегда вставала на мою сторону. Не то, чтобы я была против, но это становилось немного нелепым.

– Думаешь, она до такой степени сходит с ума по звездам, что сможет забыть о конфиденциальности? Ты можешь попытаться узнать, ходила Абигайль к ней одна или вдвоем с мужем? И совсем здорово было бы выяснить, зачем она к ней ходила. Ладно?

– Держу пари, что смогу что‑нибудь из нее вытянуть. Она абсолютно несдержанна. Я приглашу ее в «Плющ»,[19]это окончательно сведет ее с ума. Ужасно весело, я чувствую себя мисс Марпл!

– Только ты гораздо лучше выглядишь, – сказала я.

– Ты льстишь мне, дорогуша, – сказала Лили, старательно копируя Зазу Габор.[20]– Я позвоню тебе, как только пообщаюсь с Ванг.

– Отлично. До скорого.

Я повесила трубку и тут же услышала вопли Руби.

– Мама! Я все поспала! Иди за мной! Мама, иди сейчас!

– Иду! – крикнула я ей. – И перестань на меня кричать!

Войдя в комнату Руби, я увидела, что она стоит в кроватке, перекинув ногу через бортик.

– Что ты делаешь, маленький гудини! – сказала я, подхватив ее как раз вовремя, чтобы она не упала.

– Я все поспала. Хочу отсюда, – сказала Руби.

– Вижу. Если ты уже так подросла, что можешь выбраться из кроватки, то, может, ты уже доросла до взрослой кровати? Хочешь кровать, как у больших девочек?

– Нет.

– Ты сможешь сама ее выбрать.

– Нет.

– Это может быть очень симпатичная кровать, – я попыталась подлизаться. Мне нужно выманить Руби оттуда, пока на свет не появился ее братик. Я ни в коем случае не собиралась покупать еще одну детскую кроватку.

– Нет.

Господи, этот ребенок жутко упрямый. И в кого это она такая?

– Можно выбрать розовую, – пропела я.

Это ее слегка заинтересовало.

– Розовую?

– Конечно. Разве не здорово? Давай купим тебе розовую кровать для больших девочек!

– Нет.

Пора с этим заканчивать, хоть я и проиграла.

– Ладно, забудь об этом. Давай поищем папу.

На то, чтобы оторвать Питера от работы, ушло всего три секунды. Наживкой послужил поход в бакалею за начинкой для такос из курицы. Мужчин так легко отвлечь.

Питер вез нашу большую тележку по рядам (проходам?), Руби носилась вокруг со своей детской тележкой, а я шла в тылу (замыкала ряды?), мечтая о том, чтобы кто‑нибудь из них меня прокатил. В овощном отделе я догнала Питера и спросила:

– У вас, гоев, есть какой‑нибудь обычай, когда семья и друзья приходят к родственникам умершего?

– Ты имеешь в виду поминки?

– Нет. Не как прием. Скорее как… ну, как шива. [21]

– Что такое шива?

– Помнишь, мы приходили к моей тете Грейси во время шивы, когда умер дядя Ирвинг?

– Да, точно. Это когда все сидят на маленьких стульях семь дней, а друзья и соседи приходят с едой.

– Точно.

– Нет, у нас, англосаксов‑протестантов, нет ничего похожего.

– Правда? Это так грустно! Вы просто позволяете родственникам хандрить дома совсем одним?

– Нет, Джулиет. Мы все встречаемся в загородном клубе и играем в гольф. А потом проводим большое собрание и обсуждаем, как бы убрать евреев и негров из окрестностей.

Я рассмеялась.

– У вас, правда, не принято просто так заскочить, чтобы навестить семью?

– На самом деле нет, хотя моя мама всегда готовит запеканки подходящим вдовцам. Это считается?

– Нет, не думаю… Хотя постой‑ка, может, это и сработает.

– Что сработает?

– Я могла бы приготовить запеканку для мужа Абигайль Хетэвей!

– Дурацкая идея.

– Почему? Я думаю, отличная.

– Ты, кажется, говорила, что у нее есть дочь?

– Да. Ну и что?

– Вряд ли будет честно делать ее круглой сиротой. Я себе не представляю более верного способа убить отчима бедной девочки, чем накормить его запеканкой твоего изготовления.

– Очень смешно. Обхохочешься.

– Джулиет, если серьезно, ты ведь даже их не знаешь. Ты не можешь просто взять и заявиться к ним с едой.

– А почему нет? Я просто их поддерживаю в трудную минуту. Выручаю. И к тому же, я так хорошо ее знала.

– Это неправда. Она, наверное, даже не узнала бы тебя.

– Узнала бы. Она могла бы вспомнить, что ты спас ее от ЛеКрона. И вообще, они же не знают, насколько хорошо мы с ней были знакомы.

– Джулиет, поосторожней с этой семьей. Это не игра. Они ее оплакивают!

– Я буду осторожна. Я просто хочу понять, что и как у них там происходит. На более личном уровне. Я даже не собираюсь задавать никаких вопросов.

– Я просто высказал свое мнение.

– Я приняла его к сведению. И я буду благоразумна. Обещаю. – Я сжала его руку. – Договорились?

– Договорились.

– Питер…

– Да?

– Ты не хочешь приготовить малюсенькую запеканку?

– О Боже, нет. Разумеется, нет.

– Пожалуйста, пожалуйста, а? – Я поцеловала его в щеку.

– Я тебе не верю.

Я потянулась к ящику с продуктами и бросила в нашу тележку несколько пакетов шпината.

– Это еще зачем? – спросил Питер.

– Для лазаньи. Только положи поменьше лука. Люди обычно не так сильно любят лук, как ты.