Великое изобретение Пашкова

Олег проснулся. Он по‑прежнему лежал, свесив голову с кровати. Вульф, сидя на коврике, старательно облизывал ему лицо.

– Значит, с тобой все в порядке? – плохо соображая спросонья, обрадовался мальчик.

Тут дверь распахнулась. В комнату влетел Борис Олегович. Шевелюра у него была взъерошена. Очки сидели криво.

– Ты чего орешь? – уставился он на сына.

– Я? – с трудом приходил в себя тот.

– Ну, не я же, – с раздражением произнес отец. – Только снотворное принял. Только заснул. И вот пожалуйста…

– Да мне тут приснилось, – пробормотал Олег.

– Тебе приснилось, а я теперь буду до утра от бессонницы мучиться, – с возмущением отозвался отец. – И что за возраст такой дурацкий, – посмотрел он с таким осуждением на Олега, словно тот был виноват в собственном возрасте. – Ни о ком не способны думать, кроме себя.

– Я способен, – возразил Олег.

– А зачем орать, в таком случае, когда отец только что принял снотворное? – осведомился глава семейства Беляевых.

– Мне сон страшный приснился, – повторил сын.

– Нечего до полуночи шляться по улице, – веско ответил Борис Олегович. – Я в твоем возрасте ложился спать не позже половины одиннадцатого. И никаких кошмаров мне, между прочим, не снилось.

– Боренька, – послышался из спальни родителей сонный, но ласковый голос Нины Ивановны. – Чем разгуливаться, лучше бы принял еще таблеточку.

– Ах, таблеточку! – взвился Борис Олегович. – Меня, значит, будят, а мне потом снотворным отравляться. Кушай, миленький! – издал он исполненный уничтожающего сарказма смешок. – Становись наркоманом! Съешь пачечку снотворного и засни вечным сном, как Мерилин Монро!

– Боренька, ну при чем тут Мерилин Монро? – возникла на пороге мама Олега.

– Они еще спрашивают, при чем! – указав пальцем сперва на жену, а затем на сына, воскликнул Борис Олегович.

– Лично я про Мерилин Монро не спрашивал, – спешно заверил Олег.

– Тогда я отвечу тебе! – простер руку Беляев‑старший к Нине Ивановне. – Мерилин Монро наглоталась снотворного и отправилась к праотцам. А я так не хочу. Мне нужно жить! Поэтому я этой гадости больше одной таблетки в день глотать не намерен!

Олег несколько раз подряд зевнул.

– Пойдем, Боренька, – тут же сказала Нина Ивановна. – Видишь, Олежке спать хочется.

– Раз хочется, пускай спит, – покорившись судьбе, ответил Борис Олегович. – Сын зевает. Сын будет спать, – с тоскою добавил он. – А на долю отца теперь останется бессонная ночь. А утром надо вести машину. И проталкиваться сквозь эти проклятые пробки на Садовом кольце. Что ж, мне не привыкать.

– Может, еще заснешь, папа, – решил подбодрить отца Олег.

– Молчи уж, – с безнадежным видом махнул рукой тот и вдруг принялся сладко зевать.

– Пойдем, пойдем, – торопливо подтолкнула его к двери спальни жена.

Родители удалились. Некоторое время за стеной слышались их приглушенные голоса. Затем наступила полная тишина. Олегу стало ясно, что отец заснул. Борис Олегович никогда не умел бороться с бессонницей в одиночестве и тишине. Если ему не спалось, то он начинал словно бы невзначай делиться какими‑нибудь наблюдениями с Ниной Ивановной или просто шумно вздыхал и ворочался с боку на бок. Затем поднимался с постели и, громко топая по коридору, шел в кухню попить воды. После чего, снова улегшись в кровать, отчего‑то заходился в затяжных приступах кашля. Правда, сам он при этом оставался в полной уверенности, что несет свой крест безропотно и тихо, стараясь не потревожить покоя домашних.

На сей раз Олег с отцом поменялись ролями. Мальчик никак не мог сомкнуть глаз. «Надо же такому присниться, – размышлял он. – Главное, как сошлось все одно к одному. И лев, и Танька, и Вульф… Боюсь, это неспроста».

В общем‑то, в сны Олег не особенно верил. Однако по опыту нескольких прежних расследований знал: от подобных видений просто так отмахиваться не стоит. Во всяком случае, теперь он уже почти не сомневался, что за этой фигурой льва да и за поведением двоих незнакомцев, которые выронили его из коробки, кроется что‑то серьезное.

«Интересно, Таня сумела дозвониться Вере Андреевне? – подумал мальчик. – Хорошо бы она завтра смогла с нами встретиться. Чем раньше мы выясним, что это за лев, тем скорей начнем действовать. Хотя…» Олег вдруг сообразил, что они с Таней даже не знают, откуда появились двое незнакомцев. Живут они в этом доме? Или просто явились за грузом? А если явились, то в какую квартиру?

У Олега живо всплыл в памяти этот дворик. Вернее, одна деталь, которой они с Таней поначалу не придали значения. Лампочка над подъездом горела. А вот окна почти во всех квартирах были темными. Не рановато ли жильцы спать ложатся? Да и есть ли там сейчас жильцы? Старые двух– и трехэтажные доходные дома на Сретенке и в переулках, в которых еще недавно были перенаселенные коммуналки, ныне один за другим расселялись на капитальный ремонт. Многие из подобных квартир, после того как их покидали прежние жильцы, снимались по дешевке под временные офисы мелкими фирмами. Вполне могло статься, что у этих двоих на «Шевроле» там тоже располагается какая‑нибудь фирма. Хотя никакой вывески возле подъезда Олег не увидел. Да ее могло и не быть. Какой смысл фирмачам возиться с вывеской, если с месяца на месяц в доме начнется ремонт и помещение попросят освободить. «А может, этот дом еще и не расселяли, – продолжал размышлять Олег. – Но тогда еще хуже. Два этажа. По две квартиры на лестничной площадке. Поди узнай, из какой вышли эти незнакомцы. А если это, к тому же, коммуналки…»

Тут мысли у Олега начали путаться. Еще чуть погодя он провалился в сон…

Наутро, едва миновав ворота собственного двора, Олег увидал четверых друзей. Родная две тысячи первая школа стояла сразу же за его домом. Поэтому Компания с Большой Спасской чаще всего встречалась минут за двадцать перед началом занятий возле ворот Олега. Это им позволяло перед уроками обменяться последними новостями.

– Ну! – кинулся наперерез Олегу долговязый Женька. – Говори!

– Я им уже по дороге в общих чертах рассказала, – вмешалась Таня.

– Опять во что‑то влезли, – поглядел исподлобья на Олега маленький щуплый Темыч. – Чует мое сердце: с этими бритыми бандитами добром не кончится.

– Темик маленький. Темику страшно, – нараспев произнесла черноволосая стройная Катя.

– Я вот тебе сейчас покажу Темика, – сжал кулаки тот.

– Прекратите! – немедленно вклинился между ними Олег. – Интересно, когда‑нибудь вы успокоитесь?

Эту «сладкую парочку» ему приходилось разнимать еще в детском саду. Именно с того времени Темыч был тайно влюблен в Катю. Та это прекрасно знала и постоянно над ним подтрунивала.

– А чего она лезет, – отступая назад, проворчал Темыч.

– Уж пошутить нельзя, – фыркнула Катя.

Темыч, громко сопя от обиды, демонстративно отвернулся и стал делать вид, будто его чрезвычайно заинтересовали чахлые деревца во дворе у Олега, которые недавно посадил председатель их ЖСК.

– Я думаю, надо сегодня с уроков смотаться, раз такое дело, – предложил Женька.

– Зачем? – с недоумением поглядели на него остальные.

– Пойдем прямо сейчас в ваш переулок на Сретенке! – всегда хотелось немедленно действовать долговязому мальчику.

– Ну и что ты там собираешься делать? – не понял Олег.

– Искать этих двоих! – запрыгал от нетерпения на месте Женька. – И тех троих бритых, которые приезжали!

Друзья расхохотались.

– Женечка думает, что они нас там все вместе стоят и дожидаются, – проговорила сквозь смех Катя.

– Да ладно вам, – добродушно улыбнулся Женька.

– Тут надо начинать совершенно с другого конца, – объяснил Олег. – Вот после уроков и приступим.

– Женька, ты что, забыл? – повернулся Темыч к своему долговязому другу. – Тебя же Алевтина сегодня спрашивать будет.

– Помню, – без особого воодушевления отозвался Женька. – Кстати, – начал он вдруг с беспокойством оглядываться по сторонам. – Где Пашков?

– Зачем он тебе понадобился? – не поняли остальные.

– Затем, чтобы химию отвечать Алевтине, – объяснил Женька.

– Ты что, Пашкова вместо себя отвечать отправишь? – тихо спросила Таня.

– Нет, – покачал головой Женька. – Он мне шпаргалки обещал сделать. По какой‑то своей особой методике.

– Ясно, – с трагикомическим видом изрекла Катя. – Раз в дело вмешался Пашков, то попух наш Женечка.

– А он говорит, все нормально будет, – возразил долговязый мальчик.

– Ты его слушай больше, – с осуждением произнес Темыч. – От Лешки одни неприятности.

– Мог бы и сам выучить, – подхватила Таня.

– Не мог, – покачал головой Женька.

– Почему? – удивился Олег. – Ты же специально вчера вечером дома остался, чтобы химию подготовить.

– Ну‑у, – замялся Женька, – я вроде сначала остался, а потом не остался.

– Как это? – с изумлением уставились на него друзья.

– Меня Лешка Пашков на футбол позвал болеть за «Динамо», – с подкупающей искренностью признался Женька. – Какая уж там химия. А потом Лешка мне обещал принести шпаргалки, с которыми даже полный дурак ответит.

– Полный дурак‑то, может быть, и ответит, – с иронией покосилась Катя на Женьку, – а вот ты нет.

– Жди теперь своего Пашкова, – подлил масла в огонь Тема.

– А действительно, где он? – уже не на шутку разволновался Женька.

Он прекрасно понимал: без шпаргалок ему сегодня никак не справиться. Тем более что Алевтина Борисовна клятвенно пообещала, что, если тема не будет сдана, Женька получит двойку в четверти. Поэтому надежда была только на Лешку.

– Детективы‑детективчики! – послышался в это время громкий возглас.

Женька обернулся. Перед ними, улыбаясь во весь рот, стоял Лешка Пашков.

– Ну? – выкрикнул Женька. – Принес?

– Не трепыхайся. Все четко, – тут же заверил его Пашков. – Мы с братаном Сашком из‑за тебя целую ночь напролет не спали. Зато теперь у меня все тут, – похлопал он себя по внутреннему карману, – полный курс химии в шпаргалках за девятый класс.

– Зачем полный? – оторопел Женька. – Мне же только две последние темы нужны.

– Так надежней, – солидно ответил Пашков. – Алевтина‑то вредная. Вдруг она тебе дополнительные вопросы начнет задавать по другим темам. А у тебя, пожалуйста. Все под рукой.

– Молодец, Лешка, – просиял долговязый мальчик.

Пашков зарделся от похвалы.

– Фирма веников не вяжет.

– Только иногда сбои бывают, – не удержалась от колкости Катя.

– Не ошибается только тот, кто ничего не делает, – отбил выпад Пашков.

Остальные усмехнулись. Пашкова в бездеятельности было упрекнуть трудно. Его изобретательную голову распирало от смелых и рискованных замыслов. Претворяя их в жизнь, Лешка производил точнейшие, по его уверениям, расчеты, благодаря которым все должно было пройти без сучка без задоринки. Однако жизнь вносила свои неумолимые поправки. В результате от Лешкиных экспериментов страдали домашние, учащиеся и преподаватели родной две тысячи первой школы, а иногда и вовсе ни в чем не повинные жители Сухаревской площади и окрестностей.

Особенно опасным становился Лешка, когда объединял усилия с младшим братом‑погодком Сашком. В числе последних детищ их совместного творчества был усовершенствованный противокомариный фумигатор, который в процессе работы воспламенился. Произошло это глубокой ночью. Только бдительность отца двух изобретательных братьев, знаменитого нейрохирурга Пашкова‑старшего, спасла квартиру от пожара. Впрочем, сам Лешка на подобных недоразумениях не зацикливался и немедленно приступал к осуществлению очередного нового замысла.

С таким вот партнером предстояло сегодня Женьке выступить на уроке химии. Однако терять ему все равно было нечего. А потому он надеялся на лучшее. Кое‑какие основания у него для этого, в общем‑то, имелись. Так уж вышло, что Пашков принял участие в трех последних расследованиях Компании с Большой Спасской. И, к немалому удивлению пятерых друзей, все вроде бы обошлось нормально. Лешка им даже кое в чем помог. «Так что, – с надеждою думал Женька. – Авось и на химии пронесет».

– Ну, – с важным видом проговорил Пашков. – Химия у нас третьим уроком. До этого, Женька, будешь тренироваться.

– Зачем тренироваться? – с удивлением посмотрел тот на Лешку. – Ты же сказал, что у тебя в шпорах есть все ответы.

– Я и не говорю, что тебе нужно тренироваться по химии, – продолжал Пашков. – Нужно только освоить систему управления резинками. Ясно?

– Это мы можем, – обрадовался Женька.

– Тогда пошли в школу, – скомандовал Пашков. – Будем осваивать в туалете.

Они двинулись вниз по Портняжному, но не успели достигнуть школьной калитки, как к ним подбежала пухлая блондинка Маша Школьникова по прозвищу Моя Длина.

– Привет, мальчики‑девочки! – игриво помахала она рукой. – Чего такие серьезные?

– Привет, Машка, – с восторгом уставился на нее Пашков. – Ну, ты сегодня просто класс!

Посмотреть и впрямь было на что. Машка выкрасила середину головы в ядовито‑зеленый цвет. При этом концы волос оставались естественного оттенка.

– Это последний крик моды, – высокомерно отозвалась Школьникова. – А вообще, отстань, ребенок.

Пашков лишь горестно вздохнул. Он уже несколько лет был по уши влюблен в Машку. Для той же во всем мире существовал лишь один мужчина – классный руководитель Андрей Станиславович. Школьникова третий год подряд вела на него наступление. Учитель воспринимал ее томные взгляды с нескрываемым ужасом. Школьникова, однако, надежд не теряла. И старалась на уроках истории, которую вел Андрей Станиславович, выглядеть особенно экстравагантно.

Собственно, благодаря этому она и получила свое прозвище. Однажды Машка явилась на историю в ярко‑красной юбке из какой‑то очень блестящей синтетики. Впрочем, юбкой это можно было назвать лишь символически. Класс изумленно охнул. Нижняя часть Школьниковой особым изяществом не отличалась.

– Ну ты, Машка, даешь! – вырвалось тогда у непосредственного Пашкова. – Все прямо наружу!

– Много ты понимаешь! – подбоченилась Школьникова. – Это просто теперь моя длина и мой стиль.

С той поры прозвище Моя Длина прочно прилипло к Маше. Правда, звали ее так за глаза. Школьникова обладала крепким телосложением и могла с ходу врезать обидчику.

Сегодня по поводу отсутствия уроков любимого человека Моя Длина была одета, по ее меркам, сверхскромно. Кроме зеленой шевелюры, всего‑то желтого цвета пиджачок, красные обтягивающие джинсы, зеленые туфли на огромной платформе и майка с фосфоресцирующей надписью «Ив Сен‑Лоран».

– Как всегда, простенько и со вкусом, – отведя Таню чуть в сторону, прошептала Катя.

Та молча кивнула. Лешка, напротив, взирал на Мою Длину с искренним восхищением. Он был уверен, что она выглядит как настоящая фотомодель.

– Чего это вы такие серьезные? – закурив сигарету, вновь повторила Школьникова.

Пашков тоже немедленно извлек из кармана сигареты и закурил.

– Машка, пойдем покурим вдвоем? – посмотрел он с надеждою на Мою Длину.

Иногда Машка и впрямь звала его покурить вместе. В такие минуты Пашков пребывал на вершине блаженства. Но тут в дело совершенно некстати вмешался Женька:

– Какое там курить! – воскликнул он. – Нам же тренироваться надо. Пошли!

И он потянул упирающегося Пашкова в школу. Остальные последовали за ними. До начала занятий оставалось всего десять минут.

Возле дверей девятого «В» стоял признанный силач класса Марат Ахметов.

– Мара‑атик, какие «казаки» классные! – немедленно углядела Моя Длина на ногах у Ахметова сапоги из крокодиловой кожи.

– Предок вчера привез с Амазонки, – объяснил Марат. – Там были международные гонки на выживание. На каноэ. Предок спонсировал нашу команду. Поэтому на каждой российской лодке было написано название отцовской фирмы. И на майках наших спортсменов тоже.

– А моя мать этим летом поедет на ралли «Париж – Дакар», – тут же заявила Моя Длина.

– Это менее круто, – с пренебрежением отозвался Ахметов.

Моя Длина обиженно поджала губы. Компания с Большой Спасской перемигнулась. Эти двое были вечными соперниками. Мама Моей Длины держала возле Красных Ворот фирменную французскую аптеку. Кроме того, она была официальным дилером нескольких крупных парфюмерных фирм. А в последнее время активно включилась в цветочный бизнес. На этом основании Моя Длина с гордостью причисляла себя к «современной российской буржуазии», а Марата презрительно именовала выскочкой и «новым русским».

Марат Ахметов не трудился к чему‑нибудь себя причислять. Он вообще больше всего любил спорт, и основное время у него проходило в занятиях на различных тренажерах. Что же касается его отца, Хамитяя Хамзяевича, то еще несколько лет назад он работал носильщиком на Курском вокзале. Затем ему удалось сделать какую‑то не совсем понятную, но головокружительную карьеру.

Теперь он разъезжал по району на самых престижных иномарках, среди которых был даже «Роллс‑Ройс». Каждые каникулы у Марата проходили на каком‑нибудь из известных курортов. Иногда Хамитяй Хамзяевич увозил сына попутешествовать на недельку‑другую посреди учебного года. Когда учителя намекали, что этого вообще делать бы не следовало, так как успехи Марата и так не блестящи, отец отвечал: «Главное не учеба, а жизненный опыт. Я вот, к примеру, закончил только четыре класса, а теперь крутой бизнесмен. Пусть парень помаленьку входит в дела отца. Ему ведь потом все достанется». Учителя две тысячи первой лишь беспомощно разводили руками.

– Зато ралли «Париж – Дакар» – не какая‑нибудь твоя Амазонка в диких джунглях, – заспорила Моя Длина.

– Но «казаков» там таких на заказ не сошьют, – выдвинул контраргумент Ахметов. – Между прочим, этого крокодила мой папа сам поймал.

– На удочку? – поинтересовалась Катя.

– Кто их знает, на что их там ловят, – не заметил иронии в словах Кати Марат. – Может, на удочку, а может, на спиннинг.

– Хватит! – решительно потянул Женька к туалету Пашкова.

Олег и Темыч устремились за ними. Им тоже было интересно поглядеть, что за шпаргалки изобрели двое неутомимых братьев.

Результат превзошел самые смелые ожидания. Пашков извлек из карманов какие‑то длинные резинки, затем появился разборный металлический каркас и, наконец, несколько узких рулонов бумаги, размером не больше катушки ниток.

– Давай сюда! – нетерпеливо протянул руку Женька.

– Не торопись, – отступил назад Пашков. – Вот сейчас соберем. На тебе, Женька, установим. А после будешь учиться, как этим управлять. – А вы чего стоите без дела? – повернулся Лешка к Темычу и Олегу. – Мне, между прочим, нужна ваша помощь.

Те покорно к нему приблизились. Изобретение братьев Пашковых заинтриговывало. Хотелось скорее увидеть, каково оно в действии.

– Ну‑ка держи, – протянул Пашков одну из железяк Темычу. – А ты, – перевел Лешка взгляд на Олега, – привязывай вот сюда резинку. А ты, Женька, не елозь. Иначе мы до конца света на тебе шпаргалки не зафиксируем.

– Я и так стараюсь, – откликнулся Женька, который совершенно не мог пребывать больше минуты в неподвижном состоянии.

Какое‑то время мальчики работали молча. Затем в туалете стали появляться одноклассники. Каждый, естественно, интересовался, что происходит с Женькой. Узнав же, в чем дело, соратники по девятому «В» оставались в качестве зрителей. Каждому было любопытно поглядеть в действии то, что Мишка Сидоров уже назвал «шпаргалочным агрегатом Пашкова».

Наконец сборку закончили. Теперь Женька напоминал пациента великого хирурга Илизарова. Левая рука мальчика была закована в металлический каркас, на котором Лешка старательно укрепил бумажный рулончик. Далее шли многочисленные резинки.

– Нажмешь вот сюда, – инструктировал Пашков, – рулон развернется. Тут главное что. Шпаргалка к тебе сама из рукава на ладонь выходит. А потом, когда не нужна, надо за эту резинку потянуть, и она назад спрячется.

– Кто, резинка? – совершенно запутался Женька.

– Тупой, что ли? – покрутил пальцем возле виска Пашков. – Не резинка, а шпаргалка. Вот ты, к примеру, – потянул он за одну из резинок, – часть нужного текста уже прочел. Тогда включай перемотку. Хотя, погоди.

– Чего ждать‑то? – не понял Женька.

– Сам не видишь? – начал колдовать над каркасом Лешка. – Тебе же коротко. До ладони текст не доходит.

– Подумаешь, – отмахнулся Женька. – Главное, видно.

– Это сейчас тебе видно, – не согласился Лешка. – А когда пиджак наденешь, то половина текста в рукаве останется.

Лешка быстро подрегулировал конструкцию.

– Теперь нормально, – произнес он чуть погодя. – Значит, если часть текста тебе уже не нужна, надо включить перемотку.

Лешка потянул за другую резинку, и бумажная лента, испещренная угрожающего вида химическими формулами, стала быстро перематываться на пустой валик.

– Отпад! – восхитился Мишка Сидоров. – Прямо как на видаке.

– У Пашкова же голова! – стукнул себя кулаком в грудь Лешка.

Олег тоже с восторгом разглядывал изобретение. Темыч испытывал определенный скепсис. Он вечно во всем сомневался. Поэтому на всякий случай спросил:

– А ты, Лешка, уверен, что эта штука по химии сработает как надо?

– Ну что за человек! – всплеснул руками Пашков. – Неужели не видишь? Вещь надежная. С большим запасом прочности. Она даже в космосе и то сработает. Так, Женька, надевай пиджак.

Женька оделся.

– Теперь попробуй сам.

Женька поежился. Потом энергично подергал плечом.

– Как‑то мне в пиджаке неудобно, – недовольно проговорил он. – Я вообще‑то к свитеру больше привык.

– В свитере нельзя, – возразил Лешка. – Шпаргалки не сработают. Поэтому я тебе и велел пиджак надеть.

– Я и надел, – уныло произнес Женька. – Это отцовский.

– Заметно, – пригляделся Пашков к пиджаку Васильева‑старшего. – Он тебе широковат. Но для нашего дела это даже лучше.

– А предку моему мал, – счел своим долгом сообщить Женька. – Он из него вырос.

– Он у тебя что, до сих пор растет? – громко захохотал Марат Ахметов, который тоже успел явиться в туалет.

– Он не растет, – внес ясность Женька. – Он толстеет.

– Мой тоже толстеет, – поделился Марат. – Особенно жалуется на итальянскую кухню. Говорит, что от нее очень разносит.

– Хватит вам! – крикнул Пашков. – Иначе я Женьку до химии натренировать не успею.

Тут раздался звонок. Ребята побежали на географию. Во время урока Лешка продолжал инструктировать Женьку с помощью записок. Но Женька боялся испортить неосторожным движением сложную конструкцию. Поэтому до конца географии осваивал технические тонкости в теории.

На перемене ребята хотели приступить к практическим занятиям. Однако весь класс, уже наслышанный о чудесном изобретении, обступил Женьку. Со всех сторон только и раздавалось:

– Дай мне попробовать!

– Нет, мне!

– Лучше я!

В результате Женьке пришлось вместо тренировки отбиваться от многочисленных просителей. На алгебре он все же освоил действие кое‑каких резинок. Правда, у математички Светланы его манипуляции вызвали большое недовольство. Она очень ревниво берегла время своих уроков. И пренебрежение к своему предмету расценивала как настоящее святотатство. Поэтому, лишь совсем немного поупражнявшись, Женька вынужден был оставить дальнейшее до перемены. Весь драматизм ситуации заключался в том, что эта перемена была последней перед решающим сражением. Пашков увел Женьку от греха подальше во двор. Там наконец ему удалось как следует объяснить принцип работы шпаргалочного агрегата. Женька, путаясь в резинках, кое‑как научился приводить конструкцию в действие. Правда, ему вдруг подумалось, что, наверное, куда проще было бы как следует подготовиться к химии. Тем более что футбольный матч вчера оказался неинтересным. Но что уж теперь говорить.

– Ты наконец усек? – давал последние наставления Пашков.

– Вроде бы да, – не слишком уверенно отозвался Женька.

– Вроде бы или понял? – всегда любил точность Темыч, который вместе с Олегом последовал за Женькой и Пашковым во двор.

– Вообще‑то понял, – с почти обреченным видом произнес Женька. – Но если вы, ребята, сумеете вдруг мне подсказать без этой штуки, – похлопал он себя по рукаву, – то лично я возражать не буду.

– Никому ничего подсказывать не придется, – заверил Пашков. – У моего шпаргалочного агрегата есть ответы на все случаи жизни.

– Верней, на все случаи химии, – уточнил Темыч.

– Пошли, – первым услышал звонок Олег.

Когда они, запыхавшись, прибежали на третий этаж в химический кабинет, тощая рыжая учительница Алевтина Борисовна уже сидела за столом.

– Садитесь, – то и дело одергивая вниз рукава платья, распорядилась она. – А ты, Васильев, – поглядела она на Женьку, – можешь даже и не садиться. Положи вещи и марш к доске.

Женька, сунув под парту кожаный рюкзачок, вернулся к учительскому столу.

– Какой ты сегодня нарядный, – нервно потирая ладони, отметила Алевтина Борисовна. – Сразу видно: готовился отвечать.

– Вообще‑то готовился, – вынужден был покривить душой Женька. «Только бы мне в этом чертовом шпаргалочном агрегате ничего не перепутать», – добавил он про себя.

– Ну начнем, – сказала химичка. – Расскажи‑ка ты мне, будь любезен, об устройстве и работе доменной печи.

– Сейчас, – бурно начал копаться под мышкой Женька.

– Ты почему чешешься? – в панике уставилась на него химичка.

– Я не чешусь, – возразил Женька.

– Нет, чешешься, – пристально посмотрела на него химичка и украдкой почесала собственную ладонь.

По бурному содружеству «В» пронесся смешок. Дело в том, что Алевтина Борисовна славилась своею нервозностью. А главным пунктиком у нее были домашние насекомые. Больше всего она боялась тараканов. Как назло, прямо под химическим кабинетом располагался буфет. Поэтому ненавистные насекомые посещали Алевтину Борисовну достаточно часто. И каждый учебный день она начинала с того, что принималась опрыскивать кабинет каким‑то особым противотараканным средством собственного изобретения.

Женька продолжал искать резинку.

– Говори честно, кто тебя кусает? – уже сорвалась на крик Алевтина Борисовна.

– Никто, – вынужден был оставить поиски Женька.

– Тогда веди себя прилично, – потребовала химичка.

– Не старайся, – донесся в это время до Женьки бодрый шепот Пашкова. – Там все равно про доменную печь нету.

У Женьки екнуло сердце. Он с мольбою посмотрел на друзей. Те начали спешно перелистывать страницы учебника. Марат Ахметов тоже решил помочь Женьке. Он взял на себя Алевтину, чтобы у остальных в это время появилась возможность подсказать.

– Ахметов! – воззрилась на него химичка. – Теперь ты чешешься!

– Это нестрашно, Алевтина Борисовна, – усиленно скребя пятерней голову, со стоическим видом ответил Марат. – Отец какого‑то клеща с Амазонки привез. Теперь никак вывести не можем.

Алевтина Борисовна вздрогнула, побледнела и, постаравшись как можно дальше отойти от Марата, осведомилась:

– Надеюсь, что этот клещ не заразный?

– Врачи еще не определили, – весело отозвался Марат. – Они сейчас отца обследуют. Только клещ какой‑то хитрый. Сидит внутри и не вылазит.

И Ахметов почесал бок. Большая часть класса, опустив головы, сотрясалась от беззвучного хохота. В это время Катя, сидящая на первой парте, быстро шептала Женьке: «Верхняя часть доменной печи называется колошником, средняя – шахтой, а наиболее широкая часть распаром».

Женька, имеющий об устройстве доменной печи такое же представление, как о работе желудка австралийского утконоса, изумленно вытаращился на девочку. Из ее слов он составил себе примерно такую картину.

Огромная печь, в которой почему‑то стоит галошница. А где‑то еще находятся какие‑то распорки.

– Дальше, – потребовал Женька.

– Дальше там горн, – ответила девочка. – В форме цилиндра.

Тут Женька почувствовал, что сейчас лишится рассудка. Ему живо представилась высокая шляпа‑цилиндр, из которой доносятся трубные звуки горна.

– Дальше, – потребовал Женька.

– Отверстия, – подсказала Катя. – Много. Из одного поступает шлак. Из другого чугун. А в третье воздух вдувают.

Женька немедленно себе представил нечто вроде расстрелянного из пулемета цилиндра. «Бред какой‑то», – подумалось мальчику. Быть может, отведи судьба ему еще минут пять, он добился бы от Кати более выразительной подсказки. Однако Алевтина Борисовна, отойдя немного от потрясения, в которое поверг ее Ахметов со своим папой и амазонскими клещами, потребовала:

– Васильев, хочу услышать наконец от тебя про доменную печь.

– Ну, доменная печь… – медленно начал Женька. – Доменная печь, – повторил он, – это такая большая печь.

Тут он выдержал краткую паузу и, заискивающе глядя в глаза нервной химичке, доверительно сообщил:

– Знаете, Алевтина Борисовна, по‑моему, это очень большая печь.

По классу пронесся сдавленный стон.

– Я знаю, Васильев, что это большая печь, – сухо отозвалась Алевтина Борисовна. – Но мне бы очень хотелось узнать от тебя, как она устроена.

– Устроена… устроена… устроена… – три раза подряд повторил Женька.

– Колошник, – одними губами произнесла Катя.

Женька едва заметно кивнул.

– Знаете, Алевтина Борисовна, там есть одна такая галошница! – очень громко и очень отчетливо произнес он. – Галошница! – повторил Женька. И чуть тише добавил: – А еще там есть распорки.

– Какие распорки? – закричала Алевтина Борисовна.

– Не знаю, – почел за лучшее капитулировать Женька. – Могу еще рассказать про дырки в цилиндре.

– Не стоит, Васильев, – язвительно произнесла Алевтина Борисовна. – Садись. Два.

– Алевтина Борисовна! – заканючил Женька. – Не надо два! Я вообще‑то хорошо учил. Спросите меня еще что‑нибудь.

Химичка задумалась. Посвящать еще один урок Женьке ей совсем не улыбалось. Оставаться с ним после занятий, чтобы он исправлял двойку, Алевтина Борисовна тем более не желала. Поэтому она приняла решение:

– Хорошо. Ответишь, поставлю тройку. Что образуется при сгорании метана?

Едва услыхав вопрос, Лешка радостно закивал головой. Мол, в шпаргалке эта формула есть. Женька сунул руку за пазуху. Однако, пока он мучился над проблемой устройства доменной печи, резинки куда‑то окончательно исчезли. Женька, изогнувшись вопросительным знаком, начал шарить под пиджаком.

– Опять ты чешешься? – заметила его странные телодвижения Алевтина Борисовна.

В этот момент Женька нащупал одну из резинок. Шпаргалка выехала в ладонь. Мальчик украдкой заглянул в нее. Но там оказались свойства солей угольной кислоты.

– Васильев. Я жду, – поторопила химичка.

– Я знаю, Алевтина Борисовна, – пылко заверил тот. – Сейчас отвечу. Подождите еще секундочку.

Он вновь принялся лихорадочно шарить под пиджаком. «Куда же эта перемотка девалась?» – в панике думал он.

– Не чешись! – прикрикнула Алевтина Борисовна. – Ахметов, твой клещ, по‑моему, все‑таки заразный.

– Он не мой. Он папин, – немедленно вступил в спор Марат.

– Какая разница, – опять почесала ладонь Алевтина Борисовна. – Все равно тебе надо в больницу.

Тут Женька нашел резинку перемотки. Сперва он почувствовал, как у него на руке начало что‑то крутиться. Затем раздался треск. Химичка, заподозрив неладное, направилась к мальчику.

– Сейчас, Алевтина Борисовна. Сейчас, – в отчаянии твердил тот.

– Ну‑ка, что у тебя там с рукой? – приблизилась к нему вплотную учительница.

Женька уже совершенно потерял голову. Не понимая, что делает, он простер руку к химичке, одновременно потянув сразу за все резинки. Раздался громкий хруст. Плотно свернутый рулончик пашковских шпаргалок выстрелил прямо в лоб Алевтине Борисовне.

– Бандит! Убийца! – заверещала она на весь класс.

Затем, подхватив с пола пашковские шпаргалки, вылетела из класса.

Класс онемел. Все смотрели на Женьку. Тот с отрешенным видом вытряхивал из рукава обломки пашковского агрегата.

– Ну ты даешь! – первым пришел в себя Марат Ахметов. – Выстрел прямо в яблочко!

– Тебе только с техникой обращаться, – осуждающе поглядел Пашков на Женьку.

– Говорил же, что ничего хорошего не получится, – назидательно произнес Темыч.

Женька только рукой махнул и направился к себе за парту.