ГЛАВА 34. Жуткое дело, лучше бы мне никогда не работать на телевидении

ПРОБИЛ ЧАС, И ОН ЯВИЛСЯ…

Жуткое дело, лучше бы мне никогда не работать на телевидении.

По‑моему, я так не заморачивалась по поводу внешности со времен выпускного бала, двадцать лет назад.

Рэйчел и Джейми отправились к Кэролайн, чтобы смотреть церемонию награждения, которая пойдет в прямом эфире, но сперва заявились ко мне на бокал шампанского, чтобы успокоиться и расслабиться.

Это, конечно, они успокаиваются шампанским, а мне впору добавить дозу валиума.

– Вау!!! Божественно! – восклицает Джейми, когда я вхожу в гостиную во взятом напрокат платье от Питера О'Брайена, при всем параде.

– Правда, чудесно? – спрашиваю я, вертясь перед ними.

– По‑ра‑зительно, душечка, – присвистывает Джейми. – Отпад, я так надеюсь, что ты выиграешь, чтобы все могли полюбоваться на это платье!

– Нет, не надо! Вы же знаете, как я боюсь публичных речей. Я буду очень рада посидеть и поаплодировать победителю, хорошенько выпить и не разглагольствовать со сцены.

– Один глоток спиртного с пузырьками, милая, – говорит Рэйчел, протягивая мне большой бокал, – а потом ни капли, до тех пор, пока не объявят твою награду. Я не хочу, чтобы ты спотыкалась на своих шестидюймовых «Дольче & Габбана» по пути на сцену.

– Договорились, – я с благодарностью делаю глоток. Все годится, чтобы успокоить нервы.

– А когда Филип тебя заберет? – спрашивает Джейми.

– Буквально вот‑вот должен подъехать. Посмотрите, меня всю трясет. Я и так вне себя из‑за этой церемонии, а тут еще он в качестве кавалера…

– Ох, послушай сама, что говоришь; боязнь успеха – вот твоя проблема, – заявляет Джейми. – Ты выглядишь на миллион долларов, вот что важно. Запомни: улыбайся, маши рукой, пинай ногами.

– Пинать ногами?

– Ну да. Улыбайся, когда камера смотрит тебе в лицо, маши рукой, как королева, как можно чаще и пинай ногами подол, когда будешь прохаживаться, а то он закрутится и спеленает тебе ноги.

– О боже, как будто мне недостаточно забот.

– Не слушай его, – говорит Рэйчел. – Его номинировали на награду только один раз – в конкурсе «Задница года» в баре «Дракон». Ты выглядишь замечательно, дорогая, и волосы уложены как надо.

Я полдня провела, как принцесса перед балом, в салоне «Маршалле», изнывая под феном, пока мне делали маникюр. Мастер завил мне волосы на французский лад и уложил элегантным валиком, так что прическа стала пышной и объемной.

– Спасибо, солнышко, – я отпиваю еще один глоток и прохаживаюсь взад и вперед.

– Ты не можешь посидеть спокойно? Ты нас нервируешь.

– Я отрабатываю походку в «Дольче & Габбана», как вы мне велели. Их надо называть лимузинными туфлями, по‑моему, я в них дальше, чем от машины до отеля, пройти не смогу. Если там будут танцы, то обувь придется сменить.

– Вытяни руки, я еще раз на них посмотрю, – командует Рэйчел.

Я послушно исполняю то, что сказано.

– Отлично, так‑то лучше. Искусственный загар чуть не пошел полосками. Опять все спасает добрый старый телесный грим.

– У меня так было со средством из Сен‑Тропеза, – говорит Джейми. – Там, конечно, написали на флакончике все инструкции, что нужно сделать чистку и увлажнить кожу, перед тем как его накладывать, но пропустили самое главное: оставаться трезвым.

И тут под моим окном громко гудит клаксон.

– О господи, это он, – слабо взвизгиваю я.

Клаксон трубит снова.

– Пусть он сам поднимется и позвонит в дверь, как нормальный человек, – бурчит Рэйчел. – Он что, думает, что он таксист?

Еще несколько гудков, и Филип наконец понимает, что ему все‑таки придется выйти из машины и подняться по лестнице.

Три наши головы резко исчезают из окна, чтобы он нас не заметил.

– Должен сказать, насколько я его разглядел, он очаровательно выглядит в парадном костюме, – говорит Джейми.

– Он не голубой, – замечает Рэйчел.

– Ну да, конечно, если я его хвалю, то мысленно уже раздеваю.

Я отпиваю еще один глоток шампанского, и Филип звонит в дверь.

– Занавес открывается, – говорит Джейми.

– Не напрягайтесь, – шепчу я в панике, – помните, что иногда его манеры сильно отличаются от общепринятых.

– Мне это нипочем, – говорит Рэйчел. – Оставьте его мне.

Через две минуты она вводит его в гостиную, где я стою у камина, пытаясь выглядеть естественно и непринужденно, однако боясь сесть, чтобы не измять платье.

– Филип, рада вас видеть, – говорю я, пока он холодно целует меня в щеку. – Вы, наверно, помните Джейми, а у двери вас встретила моя подруга Рэйчел.

– Да. Привет, Джейми, – здоровается Берк, пока Рэйчел пристально его разглядывает. Клянусь, я чувствую, как она пытается определить, нравится он ей или нет.

Берк едва ее замечает, что само по себе странно. Определенно это первый мужчина за долгое‑предолгое время, который нечувствителен к смертоносному феромону Рэйчел…

Неловкое молчание.

– Хотите выпить? – предлагаю я.

– Я за рулем.

– Ах да, простите.

Еще одна долгая пауза, которую Филип и не пытается заполнить.

– Вам нравится платье Эмилии? – наконец спрашивает Джейми.

– Э‑э… очень мило, – отвечает он. – Моя матушка носила такие давным‑давно.

– Что? – не веря своим ушам, переспрашивает Рэйчел.

– Конечно, сейчас она их не надевает. Ей восемьдесят два.

Рэйчел бросает на меня озадаченный взгляд, как и всякий, кто не привык к берк‑филиппикам.

Опять молчание.

– Вам трудно было достать приглашения? – спрашивает Джейми.

– Сомневаюсь, учитывая, что Филип – глава телеканала, – нервно смеюсь я.

– Я просто пытаюсь поддержать разговор, – оправдывается Джейми.

– Да нет, не волнуйтесь, – равнодушно сообщает Филип. – Я просто выиграл их с подпиской на журнал «Белла».

Мы молча смотрим на него.

– Это была шутка, – добавляет он.

– Да, точно, – хором восклицаем мы, пытаясь изобразить веселье.

Опять молчание.

«О боже, это явно будет самый мучительный вечер в моей жизни, – думаю я. – Во что я ввязалась?»

– Полагаю, нам пора идти, – наконец говорю я Филипу.

– Тогда пока, милочка. – Джейми целует воздух около моей щеки, чтобы не испортить макияж. – Только помни мое золотое правило: выиграешь или нет, не порть свои достоинства своими недостатками.

– Это не пустяки, такая церемония, – говорит Рэйчел, обнимая меня. – Удачи тебе, милая. – Она многозначительно жмет мне руку, словно говоря: «И желаю тебе удачи с этим парнем, который, сказать откровенно, страннее некуда».

Я понимаю, что она имеет в виду.

Джейми и Рэйчел машут нам вслед, обещая запереть квартиру и поддерживать постоянную мобильную связь в течение всего вечера. Я сажусь на переднее сиденье рядом с Филипом, и мы молча трогаемся с места.

Не проходит и двух минут, как я замечаю нечто, чего предпочла бы вообще не видеть.

Тот, чье имя навсегда останется неизреченным, стоит во дворе своего дома и моет свой джип. Он видит нас, а мы видим его, и это ужасно.

– Это тот южноафриканец, который явился незваным на вашу вечеринку? – спрашивает Филип, не упускающий из виду ничего.

– Э‑э, да, – отвечаю я, пытаясь говорить беззаботно. Как будто незваные гости приходят на мои вечеринки каждый божий день.

– Бывший бойфренд, не так ли?

– Да.

– Я бы сказал, очень интересная история.

Он пытается выудить информацию? Или это берк‑филиппика для поддержания разговора?

Трудно сказать…

Одно я знаю точно. Это не та тема, на которую я хотела бы распространяться. Особенно сегодня вечером.

Я поворачиваюсь к Филипу и весело улыбаюсь:

– Не настолько интересная, насколько длинная.

Он окидывает меня взглядом.

– Это была попытка пошутить, – сдаюсь я.

Но он не смеется.

«О господи боже, – думаю я, – такой вечер, наверно, и в кошмаре не приснится…»

Когда мы прибываем в «Четыре времени года», легче не становится. Филип отказывается оставлять машину на стоянке отеля, потому что с него требуют десять евро за парковку, и поэтому припарковывается на соседней улице. И это человек с шестизначным годовым доходом. «Улыбайся и сохраняй изящество», – говорю я себе, ковыляя к отелю на шпильках в сопровождении Филипа.

Когда мы наконец добираемся до зала, он весь заполнен гудящей толпой, и я радуюсь, повстречав Дэвида Брютона с женой и Дженет, нашего дизайнера, которая взяла с собой Сьюзи из съемочного отдела. Мы обнимаемся и приветствуем друг друга, восхищаясь новыми платьями, прическами или, в моем случае, радикальной переменой во внешности.

«Положение улучшается, – думаю я. – По крайней мере, здесь прекрасная компания коллег, нормальных людей, с которыми можно поболтать и посмеяться. То есть по большей части нормальных».

К несчастью, Божья Кара О'Киф тоже здесь, с кавалером намного моложе ее, которого она представляет нам под именем Гарта. Я несколько минут мучительно вспоминаю, откуда его знаю, и наконец меня осеняет. Он солист группы «Бойз он файр».

Потом к нам присоединяется Сэди Смит, выглядящая ослепительно в платье из блестящей золотой парчи, и начинаются новые объятия, поцелуи воздуха и обмен любезностями.

«Ну что ж, – думаю я, – вечер, похоже, складывается удачно…»

– А что происходит у тебя с Филипом Берком? – шепчет мне Дженет. – Ты сейчас пришла с ним? По‑моему, это можно назвать свеженькой сплетней.

Пожалуй, предыдущая мысль нуждается в поправках…

Поскольку ожидается прямой эфир, то все пунктуальны до секунд, поэтому ровно в восемь ноль‑ноль нас отводят на свои места. Организаторы не пожалели расходов; угощение прекрасное, после него мы готовы выдержать церемонию награждения.

Мы с Филипом за одним столом с остальной командой из «Кельтских тигров», что замечательно. Ну‑у‑у, кроме того, что он проводит большую часть ужина за разговором с Дэвидом Брютоном, который мрачнеет все больше и больше и начинает бросать умоляющие взгляды «спаси меня, ради всего святого» на свою жену.

Церемония награждения начинается после девяти тридцати, поэтому в девять двадцать пять все дамы бегут поправлять прическу и макияж. Замечательно, что я сделала такую прическу, которая почти не изменилась с тех пор, как я приехала. Зато когда я вернусь домой, придется, наверно, приводить голову в обычное состояние молотком, долотом и паяльником.

– Хорошо смотришься, мисс Номинантка, – говорит Сьюзи, которая сейчас немножко трусит.

– Вот дождусь одиннадцати тридцати, когда все закончится, и тогда можно будет расслабиться, – отвечаю я. – А ты как себя чувствуешь?

– Плохо. Я того… перепила. Так всегда получается с этими награждениями после банкета, перед прямым эфиром все успевают напиться. У меня зубы не почернели?

– Э‑э… нет. Точно нет. Все в порядке.

– Так со мной бывает от красного вина. Так что у вас происходит с Филипом Берком? Ты его не боишься?

– И да, и нет. Да, боюсь, но – нет, ничего не происходит.

– Я работала с ним в ток‑шоу «Последняя ночь», несколько лет назад, перед тем как его повысили, и мы все помирали со страху. Я однажды спряталась в туалете, только чтобы с ним не встретиться. Мы его называли «Берк, Великий и Ужасный». Знаешь, что он мне сейчас сказал? – она хихикает.

– Что?

– Ну, ты знаешь, какой он грубый. Он рявкнул на меня: «Что вы сделали со своими волосами? Они стали совершенно другого цвета, с тех пор как я вас видел с последний раз». Я говорю: «Да, Филип, я их осветлила. Так делают многие женщины, в этом нет ничего страшного». А он говорит: «Вы теперь считаете себя натуральной блондинкой, а я считаю вас грязной мошенницей». Нет, ну ты можешь себе представить?

– Это берк‑филиппика, так я это называю.

– Да мне по барабану. Повезло, что он сегодня пришел с тобой, а то мы бы все боялись рот раскрыть. – Тут она меня крепко обнимает. – Удачи тебе, Эмилия! Мы все болеем за тебя.

Я успеваю вернуться к столу как раз вовремя – под фанфары и барабанную дробь начинают оглашать список участников. Меркнет свет; атмосфера становится напряженной, словно на церемонии вручения премий «Оскар» или БАФТА, в волнении думаю я.

– Еще две минуты – и вы бы опоздали, – замечает Филип.

Да, теперь я понимаю, что приглашать его себе в спутники было чудовищной ошибкой. Дождется у меня Мэгз, когда я увижу ее на занятиях…

Я улыбаюсь ему и стискиваю зубы.

Я должна выдержать этот вечер.

Главное – хорошо выглядеть, а я хорошо выгляжу.

Если мне не придется лезть на сцену и толкать речь, то…

Я же дала Филипу возможность себя показать, верно?

Ведущий вечера, известный эстрадный комик по имени Джей Джоунс, появляется из‑за кулис и немедленно приступает к веселому оглашению списка участников, постоянно отпуская на их счет рискованные шуточки. Он даже передразнивает Божью Кару О'Киф, притворно рыдая, и мне приходится закрываться салфеткой, чтобы не смеяться во весь голос, пока она сидит за столом, с каменным лицом глядя прямо перед собой. Я отключила звонок на мобильнике, но он светится: пришла эс‑эм‑эска.

Джейми.

«Ты в эфире! Немедленно положи обратно эту гребаную салфетку!!!»

Елки‑палки, думаю я, озираясь и ища глазами камеру. Она оказывается прямо за мной; оператор с ручной камерой бегает вокруг столиков. Я кладу салфетку обратно на стол и сжимаю руки, пытаясь успокоиться.

Первые награды – в технических категориях: за лучшую работу со светом, озвучание, монтаж и спецэффекты. Это означает, что все, кого это не касается, могут отправляться в бар, пока их не призовут громкие фанфары.

– Кто‑нибудь еще принимает пари? – спрашивает Филип. – Ставлю пятьдесят евро.

Вот и еще одна берк‑филиппика, которых накопилась уже целая гора; например, он обозвал жену Дэйва Маслин. На самом деле ее зовут Олив.

Затем награждают лучшую актрису – премия присуждается исполнительнице главной роли в драматическом сериале про больницу. Она всем известна, и ей первой достаются аплодисменты стоя.

– В следующем году награда будет ваша, – шепчу я Сэди, и она сияет и краснеет.

Лучший актер – премия достается известному театральному актеру за роль главаря мафии. Я не видела этот фильм, но, судя по продемонстрированному клипу, это заслуженно: он ужасен, устрашающ и отвратителен.

Джейми присылает сообщение: «Фу ты ну ты, они показали самый приличный кусок фильма, и теперь все думают, что он молодец. Остальной фильм – просто гадость».

Эс‑эм‑эс от Рэйчел: «Следующая номинация – лучший продюсер. Поднови блеск на губах, только сперва убедись, что тебя не снимают».

И от Кэролайн: «Я боюсь смотреть!!! Сейчас спрячусь за диван!!! Удачи, милая, я молюсь за тебя!!!»

– Она со своими друзьями даже в туалет не может сходить, не обменявшись эс‑эм‑эс по двадцать раз, – сообщает Филип Дэйву.

Я делаю глубокий успокаивающий вдох.

На меня направляют камеру, которую я изо всех сил пытаюсь не замечать и гляжу прямо вперед, туда, где Джей Джоунс готовится зачитать имена номинантов. Время словно замедляется.

– Лучшие продюсеры, – объявляет со сцены Джей. – Не волнуйтесь; ко всем призерам можно будет потом приставать с разговорами и доставать их просьбами насчет работы. Мы даже покажем их крупным планом, чтобы вы запомнили их в лицо.

Общий хохот.

Я гляжу на экран над сценой и вижу себя в цветном изображении. Я улыбаюсь и стараюсь дышать поглубже.

Все закончится через несколько минут.

– Наш первый номинант – Кевин О'Ди, за фильм «Дорогостоящая Ирландия».

Гром аплодисментов. Я хорошо знаю Кевина: мы вместе учились на продюсера, и я отбиваю себе ладони, с усердием хлопая ему.

Будет замечательно, если он победит. Тогда мне не придется произносить речи на публике.

Следует клип из его фильма, демонстрирующего, как вымогают деньги у ирландского потребителя, неоправданно завышая цены; рейтинг фильма был чрезвычайно высок.

– Держитесь за стулья, ребята, наш следующий номинант – не кто иной, как Фредерик Джордан‑Мерфи, с сериалом «Подводная Одиссея».

Бурные аплодисменты.

Фредерик Джордан‑Мерфи, наверное, самый известный из всех номинантов; он пишет сценарии, снимает и продюсирует широко известный документальный сериал про дикую природу с поразительнейшей работой операторов. Случка акул на мелководье и тому подобное.

– Ставлю пятьдесят евро, что он выиграет, – говорит Филип.

– Наш третий номинант – Патрик Гриффин, с сериалом «Палата», – объявляет Джей под все усиливающиеся аплодисменты. – Похоже, что это единственный драматический сериал, в сравнении с которым «Скорая помощь» смотрится толпой малолеток, переодетых врачами и нянечками.

Я оборачиваюсь туда, где сидит Патрик Гриффин, – его столик сразу за нашим; он, кажется, немного перебрал бренди. Он развалился на стуле, высокий, раскрасневшийся, и обнимает сразу двух хорошеньких блондинок, которые выглядят так, будто только что поругались.

И тут я вижу нечто.

Происходит нечто странное, словно опыт переселения душ, когда мысленно спрашиваешь себя: «Неужели это на самом деле? И прямо сейчас? И здесь? Со мной?»

Прямо в зал с видом хозяина входит тот, чье имя навсегда останется неизреченным.

Боже мой господи, пусть лучше это будет галлюцинация…

Нет, это он. Преследуемый по пятам охраной отеля.

У меня есть выбор: или упасть в обморок; или блевануть; или кинуться прочь, как выражается Рэйчел, НХВО, развив такую скорость, какая только возможна на шестидюймовых каблуках.

Но я не могу, потому что объявили мою номинацию.

Он видит меня.

Прежде чем я успеваю стереть с лица капли пота, выступившего от волнения, он устремляется туда, где я сижу.

Далее все разворачивается, словно в тошнотворной замедленной съемке.

Сначала я слышу, как Джей Джоунс выкрикивает мое имя.

Я смутно слышу оглушительные аплодисменты и одобрительный топот множества ног за нашим столом.

Тот, чье имя навсегда останется неизреченным, опускается на одно колено прямо передо мной.

Крутят кадры из моего сериала.

Слава богу, хоть не показывают меня в прямом эфире.

Но это ненадолго.

– Эмилия, посмотри на меня, – произносит он, хотя у меня от волнения так шумит в ушах, что я почти ничего не слышу.

Все за столом уставились на меня, и я хочу провалиться сквозь землю.

– Что он здесь делает? – спрашивает Филип.

Наверное, его спрашивают, кто это стоит на коленях у моего стула, потому что я вдруг отчетливо слышу, как Филип поясняет: «Это ее бывший любовник».

За столом словно начинают играть в испорченный телефон: в перешептываниях я улавливаю: «бывший любовник», «что ему надо», «пусть кто‑нибудь выведет его, пока не объявили победителя». Потом Джей устраивает настоящий спектакль со вскрытием конверта.

Теперь тот, чье имя навсегда останется неизреченным, схватил меня за руку и не отпускает.

– Отцепись! – ухитряюсь прошипеть я, но он только крепче ухватывается за меня.

– И победителем становится… о, какое счастье!..

– Эмилия, выходи за меня замуж.

– Что ты сказал? – я поворачиваюсь к нему, и все становится похоже на сцену из спектакля.

– Я прошу тебя выйти за меня замуж.

Я гляжу на него в потрясении. И все остальные, кто это слышал, тоже; и тут вдруг…

– Лучший продюсер – …Эмилия Локвуд, за работу в сериале «Кельтские тигры»!

Грохот аплодисментов, и мне кажется, что я теряю сознание.

Камера практически у меня под носом, все глядят на меня, а телефон светится и скачет по столу, пока Очаровательные девушки шлют свои эс‑эм‑эс, и все это время тот, чье имя навсегда останется неизреченным, не размыкает железной хватки, уцепившись за мою руку.

Я встаю и пытаюсь стряхнуть его руку, но не могу.

Я в полном шоке, но задним умом понимаю, что мне надо выходить на сцену, где Джей стоит с большим призом и глядит на меня.

И все глядят на меня.

Аплодисменты постепенно стихают.

Тишина кажется мне гробовой.

– Я прошу тебя выйти за меня замуж, – медленно и спокойно повторяет тот, чье имя навсегда останется неизреченным. Клянусь, он все это подстроил. – Я сделал самую большую ошибку в своей жизни, расставшись с тобой, и теперь я умоляю. На коленях. Перед всеми этими людьми. Выходи за меня замуж!

Это кошмар. На огромном экране над сценой я вижу свое лицо крупным планом, пунцовое от стыда, и, что еще хуже, тот, чье имя навсегда останется неизреченным, кажется, ни в грош не ставит тот факт, что миллион зрителей глазеет на все это у себя дома.

– Ну же, Эмилия! Разве женщины не любят широких романтических жестов?

Не знаю как, но все же я ухитряюсь избавиться от него и доковылять до сцены. Джей подает мне руку и помогает подняться по ступенькам.

Я единственный победитель, который идет за своей наградой в полной, абсолютной тишине.

Джей протягивает мне приз.

– Вы проделали искусный отвлекающий маневр, – острит он. – Это я должен быть гвоздем программы. Нельзя перетягивать одеяло на себя.

По залу пробегает волна смешков, и я понимаю, что должна произнести благодарность. Сбежать не получится.

«Отшутись, – советует мне внутренний голос. – Главное – поторапливайся. Говори что угодно, только не молчи».

– Спасибо… спасибо большое всем, – произношу я в микрофон слабым голосом, словно из далекого далека.

Ко мне обращены три сотни лиц.

Тот, чье имя навсегда останется неизреченным, все еще стоит у моего стола.

– Ну, – говорю я, – как вы все заметили, я была совсем к этому не готова.

Опять смешки.

– Если бы вы увидели этот сюжет в «Кельтских тиграх», то, наверное, решили бы, что сценарист заврался.

Смех усиливается.

Кто‑то за передними столиками кричит мне:

– Так вы выйдете за него замуж? Бедняга до сих пор стоит и ждет ответа.

Начинаются ропот и бормотание, в котором я потрясений пытаюсь что‑то разобрать.

– Нет, не выйду, – слышу я свой собственный голос.

Проносится явственный вздох изумления.

– Извините, но если бы вы знали все, что произошло, вы бы не удивились.

Опять смешки и озадаченный ропот.

– Ты связалась с ним? Проблема в этом? – говорит тот, чье имя навсегда останется неизреченным, указывая на Филипа.

– Нет, – в унисон отвечаем мы с Филипом.

Затем Филип добавляет для полной ясности:

– Я не ее бойфренд.

– О‑о‑о, так выходи же за него замуж, – кричит кто‑то из задних рядов. – Он поступил так романтично! Нельзя так просто отшить несчастного парня при всем честном народе.

Часть зала начинает хором скандировать:

– Скажи «да»! Скажи «да»! Скажи «да»!

– Вы не понимаете, никто не понимает, – я чуть не плачу. – Он бросил меня, как последний гад, и я бы не смогла пережить этого, если бы не мои друзья.

– Но почему он так сделал? – спрашивает Джей, который стоит рядом.

– Понимаете, он не хотел себя связывать. Он сказал, что это не из‑за меня, он просто не хочет жить ни с кем, – отвечаю я, позабыв про микрофон передо мной. – И, кстати, если здесь есть кто‑то, кто знает таких людей, которые говорят, что не желают себя связывать, позвольте мне перевести. Это значит, что они не желают связывать себя именно с вами.

В публике начинаются перешептывания.

– А через несколько месяцев он заключил помолвку с девушкой двадцати трех лет.

Из задних рядов доносится шиканье.

– А потом они переехали в дом напротив моего.

Шиканье усиливается и становится угрожающим.

– А потом его невеста передумала, и он захотел ко мне вернуться. Он думал, что это легче легкого.

– Не соглашайся, Эмилия! – слышу я женский крик из зала. – Скажи «нет»!

– Я и говорю «нет». Нет, ни за что. Он не любит меня. Если бы он любил меня, то просил бы моей руки, когда мы были вместе. У него было полно возможностей. Мы прожили вместе несколько лет. Он просто хочет, чтобы кто‑то ради него постоянно разбивался в лепешку. Нет. Я не буду; Я так не могу.

По моему лицу катятся слезы, и публика начинает меня подбадривать.

Хор скандирует снова:

– Скажи «нет»! Скажи «нет»! Скажи «нет»!

Мой голос крепнет. Я вижу, как охрана выводит из зала того, чье имя навсегда останется неизреченным.

И я улыбаюсь с облегчением.

С горьким, но все‑таки облегчением.

Публика все еще смотрит на меня, и я решаю закончить все на шутливой ноте.

– Леди и джентльмены, – уверенно говорю я. – Прошу прощения за то, что вы оказались невольными свидетелями этой сцены. Я привыкла к унижениям, но не в таком масштабе и не перед такой аудиторией. Поверьте мне, я буду подробно излагать последние несколько минут своей жизни на кушетке у психиатра, даже через много лет. Скоро я использую свой приз, чтобы треснуть по башке своего бывшего любовника, за то что он доставил вам столько неловких минут. Спасибо вам всем еще раз!

Аплодисменты громом отдаются по залу, и Джей берет у меня микрофон, а я направляюсь обратно к своему столику.

– Итак, спасибо за представление, Эмилия, – ошарашенно говорит он. – Пожалуй, сейчас мы сделаем рекламную паузу!

Мы расстаемся.

Пока я иду к своему месту, все свистят и хлопают.

Собрав остатки гордости, я беру свою сумочку и собираюсь уходить.

Сьюзи бросается меня обнять и причитает:

– Глазам своим не верю! – восклицает она. – Ты уходишь?

– Да, это было зрелище, – говорит Дэйв. – Это единственная церемония, на которой я присутствовал, когда бы аплодисментами награждали уходящего со сцены.

– Вы простите меня, что я вас оставляю? – спрашиваю я, вся дрожа. – Я… мне… мне просто надо побыть там, где нет других людей.

Раздаются возгласы «Да!», «Конечно, пожалуйста», «Поздравляем!» Я думаю: чудесно. Мне необходимо сбежать отсюда.

Черт. Я кое‑что забыла. Филип.

Я поворачиваюсь к нему, чувствуя, что все смотрят на меня.

– Простите, мне очень жаль, – говорю я.

– Вы же не виноваты, что ваш бывший любовник – идиот.

– Я хотела извиниться за то, что вас покидаю. Вы понимаете, что я не могу остаться.

– Что ж, это самое короткое свидание в истории.

Я даже не могу извиниться и пообещать как‑нибудь назначить новое.

Главным образом потому, что не хочу.

– Доброй ночи, Филип, – говорю я. – Увидимся на работе.

Я улыбаюсь и уже собираюсь уходить, как слышу его голос:

– И зачем только женщинам дали право голоса…

Опять берк‑филиппика, но меня это больше не волнует.

Покидая зал, я опять слышу гром аплодисментов и машу рукой так грациозно, как только могу.

И только выйдя из зала, я дрожащими руками проверяю мобильник.

Там пятнадцать эс‑эм‑эс.

Джейми: «Горжусь тобой дорогая! Вот это зрелище! Колосс повержен!»

Рэйчел: «Ты круто расправилась этим ублюдком прямом эфире! Горжусь дружбой тобой! Как думаешь кто будет играть тебя когда про сегодня снимут фильм?»

Я выхожу из «Четырех времен года», и швейцар, видя мое состояние, вызывает мне такси.

– Как вы себя чувствуете, мадам? – заботливо спрашивает он. – Может, принести вам что‑нибудь? Например, воды?

– Я… спасибо, мне уже лучше, – полушепотом выговариваю я, набирая полную грудь воздуха.

Он отступает, тактично рассудив, что мне нужно побыть одной, и я собираюсь с мыслями.

Неужели это произошло на самом деле? Неужели тот, чье имя навсегда останется неизреченным, сделал мне предложение в прямом эфире на всю страну? И я ему отказала…

А знаете, что самое интересное?

Теперь, когда проходит первое потрясение и я могу рассуждать спокойно, я твердо уверена, что поступила правильно. Было так легко сказать «да», забыть прошлое и надеяться, что он изменился и я смогу жить с ним в счастливом браке. Я могла бы вернуться на занятия к Ире на следующей неделе и торжествовать. Я могла бы наконец примерить наряд от Веры Вонг.

Но это бы не сделало меня счастливой. Легко было бы сказать «да», но трудно удержаться и не верить, что меня может ожидать нечто лучшее.

Эс‑эм‑эс от Кэролайн: «Милая моя. Ты поступила правильно. Это был единственный выход. Думаю что ты сейчас сбежала оттуда и идешь к нам. Мы ждем тебя с шампанским чтобы отпраздновать победу. Победу во всех смыслах».

У меня на глаза наворачиваются слезы.

Спасибо им. Что бы я делала без своих друзей?

Подъезжает такси, и я сажусь, даю адрес Кэролайн и прошу довезти меня туда как можно скорее.

Все правильно, думаю я, когда машина трогается с места.

Итак… я только что отклонила предложение руки и сердца.

Итак… я сходила на свидание с человеком, который мне совсем не интересен и который наверняка и сам не питает ко мне ни малейших чувств.

Итак… я потратила несколько месяцев жизни на розыск бывших бойфрендов, в надежде, что это поможет мне выйти замуж, с нулевым результатом.

Итак… я гонялась за тенью.

Тут нечего стыдиться.

Со мной все в порядке.

Я просто не встретила своего единственного.

Еще не встретила.

А знаете что?

Смотрите на чистый лист…

КОНЕЦ?..