Преображение

Конец рабочей недели прошел в такой суматохе совещаний, кастингов, летучек и разных прочих штучек, что я не сразу опомнилась, проснувшись в шесть утра в субботу (сила привычки: съемки «Кельтских тигров» начинаются в семь утра), и только потом поняла, что именно в это утро я могу выспаться подольше.

Я опять задремала, и мне приснился дурацкий сон…

Я живу в грязной трущобе Йоханнесбурга с тем, чье имя навсегда останется неизреченным, босая и голодная, и тут прилетает Ира Вандергельдер на вертолете, сбрасывает с борта веревочную лестницу и спасает меня оттуда.

Разгадайте это, доктор Фрейд.

И вот я сплю глубоким сладким сном, но тут звонит телефон на моем ночном столике. Это Рэйчел, имитирующая жуткий акцент южных штатов:

– Привет, Тельма, это я, Луиза! Хватит дрыхнуть, выгляни‑ка в окно.

– О господи, который час? – спрашиваю я и, шатаясь, выбираюсь из постели.

– Час такой, что давно уже пора в путь, спящая красавица. Одиннадцать тридцать.

Я бреду, как лунатик, к двери на балкон, раздергиваю шторы и вижу их, голубчиков. Рэйчел и Джейми сидят на переднем сиденье ее машины с откинутым верхом и машут мне руками, как два жизнерадостных придурка. Рэйчел нарядилась в точности как Одри Хепберн, в платье‑рубашку в стиле шестидесятых, и надела огромные темные очки, а Джейми выглядит как всегда, то есть так, словно его с утра пораньше вышвырнули из портовой забегаловки.

Конечно, я немедленно просыпаюсь. Я распахиваю стеклянную дверь и ору громким шепотом, припомнив, что, во‑первых, все мои соседи – совы, которые по утрам любят поспать. А во‑вторых, откуда я знаю, может, к дому напротив уже подруливает тот, чье имя навсегда останется неизреченным?

– Джейми! Ты едешь с нами?

– Ну разумеется. Я стал подозревать, что пропускаю главное веселье. Если вы тут играете в Тельму и Луизу, то я буду Брэд Питт. Помнишь, они подбирают бродягу – такого душку‑обаяшку? Как ты думаешь, я прохожу по кастингу?

– У тебя пять минут на то, чтобы спуститься, – заявляет Рэйчел, не обращая внимания на Джейми. – Туда три часа езды, и я еще хочу выпить коктейль перед приездом в Гленстал.

– Пьяница, – комментирует Джейми.

– Поищи бревно в своем глазу, – огрызается Рэйчел. – От тебя так несет перегаром, что не открыть машину было бы смерти подобно. Тебе надо было вчера вечером голову дома оставить.

– Ты так думаешь? Я предпочитаю дружить с головой.

Чтобы они перестали развлекать соседей, я заманиваю их в дом на чашечку кофе, а сама мчусь в душ, после чего выбираю пристойный наряд для – тьфу‑тьфу‑тьфу, чтоб не сглазить – встречи с Тони Ирвином.

– Не забывай, что он школьный учитель, – советует мне Джейми, пока я стою перед платяным шкафом, замотанная в банное полотенце, лихорадочно пытаясь подыскать что‑нибудь подходящее. – Не надевай ничего откровенно соблазнительного. Оденься, как на прием гостей в саду – и не ошибешься. Ну, примерно как жена священника.

Я останавливаюсь на легкой длинной юбке и симпатичном кашемировом пуловере с жилеткой в комплекте, приобретенном у Рэйчел в рассрочку, и мы трогаемся в путь через пять минут.

Звонит Кэролайн, и мы переключаем ее на громкую связь, чтобы болтать и орать всем сразу.

– Удачной вам поездки, ребята, – говорит она, – представляете, я застряла дома на все выходные!

– А где же Майк? – спрашиваю я.

– Не заставляй меня ругаться, – отзывается она с некоторым раздражением, что для нее нехарактерно. – Он на конференции в Лондоне. Это означает, что он потратит десять минут на обсуждение продаж какой‑то ерунды, а остальное время проведет на площадке для гольфа. И не вернется до понедельника. Так что звоните мне все время и сообщайте, что у вас происходит, иначе я тут могу спятить за просмотром видеоприколов и отскребыванием манной каши от стен. Ах да, не окажете ли мне услугу?

– Да, конечно, а какую?

– Пожалуйста, спросите Тони, может ли он помочь устроить моего мальчика в Гленсталский пансион? Я ужасно хочу записать туда Джошуа. Правда, ему очень бы пошла их прелестная синяя форма?

– Считай, сделано, – говорю я, – в сущности, ты даешь нам прекрасный повод для начала разговора. А то представь себе мои расшаркивания: «Ах, привет, Тони, давно не виделись, мы тут просто проезжали мимо, дай‑ка, думаем, спросим, а вдруг ты каким‑то чудом еще не женат?»

Она смеется, а мы прощаемся и обещаем постоянно держать ее в курсе событий.

– Ну, девчонки, – говорит Джейми, – перед нами тяжелый трехчасовой путь, и у меня, таким образом, предостаточно времени, чтобы подробно рассказать о моем вчерашнем свидании.

– Только не говори мне, что ты встречаешься с Питом Муни, – заявляю я, приходя в ужас от своего предположения.

– Разве на это похоже? Даже у меня есть свои принципы. Кроме того, это всего лишь новости прошлой пятницы. Не бойся.

– Значит, с тем испанцем? – невинно спрашивает Рэйчел.

– Нет, с ним покончено.

– С каких это пор?

– С тех пор, как он перестал звонить неделю назад. Вы меня знаете, я не бедствую, но нуждаюсь в постоянных знаках внимания, и если он не может их обеспечить, то пусть осознает, как пуста и скучна жизнь во вселенной без Джейми.

– Мы в двадцать первом веке – неужели так поступают до сих пор? – говорит Рэйчел, пренебрежительно морща нос, словно ведет машину по силосному полю. – Просто перестать тебе звонить и надеяться, что ты самостоятельно придешь к логическому выводу, что тебя бросили? И, кстати, каков на сегодня закон о давности преследования?

– Перестань употреблять длинные слова. Объясни. Медленно. У меня жуткое похмелье.

– Я хочу сказать, тупица, что если тебе перестали звонить, то как долго ты это терпишь, прежде чем поймешь, что тебя бросили?

– Смотря как, – отвечает Джейми. – Обычно действую по правилу сорока восьми часов. Эс‑эм‑эски не считаются. Потому что их посылают, если позвонить не хотят, гады. А без телефонной связи нет и Джейми. Смотри на меня, Эмилия, и учись на примере.

– Когда я вышла замуж за ничтожного антипода, – вмешивается Рэйчел, – и он засиживался на работе допоздна, а мне не отзванивался, я воображала, что у него важные дела или он лежит на обочине без сознания. Забавно, но, по‑моему, я бы предпочла вариант с обочиной.

– Мне очень жаль, что все так вышло с твоим испанцем, – говорю я. – Было бы прекрасно, если бы все сложилось в твою пользу.

– Ну да, и было бы прекрасно, если бы Гитлер употребил свою энергию на создание сети вегетарианских ресторанов вместо затеи с Третьим рейхом, но знаешь что? Этого так и не произошло.

– Так какого же бедного‑несчастного страннозавра угораздило встречаться с тобой вчера вечером? – спрашивает Рэйчел.

– Я познакомился с ним через интернет. Обычно я, разумеется, не докладываю всем и каждому о своих любовных похождениях, но… господи, кого я хочу обмануть… Ладно, девчонки, вы сейчас взвоете. Прочитав его резюме, я ожидал встретить смуглого парня с внешностью молодого Джона Кьюсака и харизмой того малого, который выиграл в конкурсе «Поп‑идол Америки». В действительности это оказался зрелый мужик, который выглядит как член жюри конкурса поп‑идолов и обладает харизмой бутылки кетчупа «Хайнц». Меня так и подмывало спросить его: «Послушай, у тебя в доме есть большое зеркало?» Разница между ним самим и его напыщеным резюме была настолько невероятной, что можно подумать, будто он ведет двойную жизнь. Что‑то вроде Брюса Уэйна, который ночью становится Бэтменом. А если не обращать внимания на резюме, то самый обычный мужик, ничего особенного.

– Если не секрет, – спрашиваю я, – а что написано в твоем гордом резюме?

– Актер, буддист, атлет и зайчик. Да, конечно, буддистом я был от силы минут двадцать, но все остальное правда. Я слишком честен в Сети – в этом моя проблема.

Тут его мобильник бибикает четвертый раз.

– Черт возьми, это опять он, – объявляет Джейми, изучив текстовое сообщение и с треском сложив телефон. – У него приступ джеймита в тяжелой форме. Как же мне его мягко отшить? Ты бы как сделала, Эмилия? Ты постоянно распугиваешь мужчин.

– Перестань доставать меня своим похмельем. Для буддиста у тебя слишком мерзкий характер.

Мы проезжаем небольшой городок Наас, и разговор естественным образом сворачивает на Тони Ирвина.

– Не падай духом, – говорит Рэйчел. – Если он каким‑то чудом остался неженатым, тогда, милая, тебе придется вступить в соревнование. Я сделала депиляцию ног горячим воском и готова ко всему, если ты уловила, о чем я.

– Ладно, хватит препираться, – говорит Джейми, в возбуждении привставая с заднего сиденья и просовывая голову между нами, словно щенок, просящийся погулять. – Рэйчел, тебя ли я слышу? Ту самую Рэйчел, которая предала анафеме всех мужчин, любовь, страсть и все остальное ля‑ля‑ля?

– Не удивляй меня, по крайней мере, – говорю я. – Это же Тони Ирвин, в конце концов. Единственный мужчина, за которого мы сражались друг с другом за прошедшие восемнадцать лет.

– Смотри в оба, душа моя, – Джейми треплет меня по руке, – она может применить смертоносный феромон Рэйчел.

– Девочки, давайте будем реалистичными, – говорю я.

– Остался час до встречи с тем, кого ты восемнадцать лет не видела, а ты хочешь быть реалистичной, потому что… дай‑ка вспомню… Ах да, потому что ты считаешь, что это поможет тебе выйти замуж в нынешнем году, – говорит Джейми.

– Помолчи! – огрызается Рэйчел. – Просто представь, что мы собрались встречаться с твоими бывшими партнерами. Это могло бы занять целую жизнь.

– Я знаю, – сияет Джейми, считая это комплиментом. – Я поражаю всех, как…

– Эпидемия холеры в Сенегале, – заканчивает за него фразу Рэйчел.

– Я собиралась сказать, что мы должны реально смотреть на вещи и полагать, что Тони удачно женился и завел большую семью, – продолжаю я, не обращая внимания на их перебранку, которая всегда возникает внезапно, как тропический шторм. – Так что Рэйчел может сколько угодно применять свой смертоносный феромон и мы можем сколько угодно соперничать, но, по‑моему, мы обе знаем, что если теоретически он и может достаться одной из нас, то это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Все говорит за то, что какая‑то другая проныра заполучила его раньше нас.

– Да, наверное, ты права, – неохотно признает Рэйчел. – Невероятно, чтобы он до сих пор оставался холостым. В жизни так не бывает, правда?

Я киваю в знак согласия, и мы едем дальше в молчании, а настроение у всех в машине явственно снижается.

До сих пор не могу понять, как парень вроде Тони мог выбрать меня и не обратить внимания на Рэйчел.

А затем меня посещает воспоминание…

Время: весна 1987 года.

Место: «Грин‑синема», парк Сент‑Стивенз‑Грин, Дублин.

Повод: мы с Тони пришли посмотреть режиссерскую версию «Рокового влечения» Эдриана Лайна вместе с Рэйчел и Джейми, которые, как ни трудно это вообразить, составляют нежную парочку.

– Разве Тони не самый чудесный и замечательный человек на свете? – громко провозглашаю я в туалетной кабинке, которая разделяет нас с Рэйчел. – Мне кажется, я встретила любовь всей своей жизни, а мне всего девятн‑н‑надцать лет…

– Заткнись, терпеть не могу эту гнусную песню, – рявкает она, спуская воду.

– Прости, но я уверена, что он – единственный и неповторимый. Он восхитителен; он даже заступался за Гленн Клоуз. Сказал, что в режиссерской версии ее героиня вызывает намного больше симпатий. Мало кто бы так выразился.

Я выхожу из кабинки и направляюсь туда, где Рэйчел перед зеркалом лихорадочно румянится и красит губы.

– Мне нравится твоя короткая стрижка, – восхищаюсь я. – Тебе здорово идет.

– Скажи это моему бойфренду.

Я слушаю вполуха, потому что ужасно хочу поскорее вернуться к Тони. Знаете ли, когда вы так влюблены в кого‑то, даже отлучка в туалет кажется расставанием навеки.

– Ну как, ты готова, Рэйчел? Ребята сказали, что подождут нас на улице, а еще Тони говорит, что можно вернуться автобусом в бар «Белфилд» и принять по бокальчику на прощание.

– Как тебе кажется, я неплохо выгляжу? То есть все в порядке? Привлекательно? Не гадко?

– Ты выглядишь, как воплощенная мечта любого мужчины.

Чистая правда.

Что ж, я честна и перед собой.

В мою душу закрадывается тайное гложущее подозрение, что мне выпало счастье присвоить себе такого чудесного и замечательного Тони только потому, что Рэйчел в это время была занята Джейми.

– Я приложила массу усилий, чтобы сегодня хорошо выглядеть, – говорит она. – Я извела на прическу три баночки мусса, этот наряд стоил мне всех денег от субботних приработков, а плечики моего платья на милю шире, чем у любой здесь присутствующей.

– Рэйчел, – мягко спрашиваю я, – что случилось?

Она была не в духе весь вечер, но сейчас впервые намекнула на причину этого. Ей несвойственно указывать на бреши в своей броне.

– Джейми. Мой так называемый бойфренд. Вот что случилось.

– Расскажи.

– Я не понимаю. Все, что я знаю: когда я с ним, я чувствую себя самой непривлекательной девушкой в колледже. Он совсем не хочет близости со мной, и я выхожу из себя. Мы только целуемся, даже без языков, вот и все.

– Родная, как ты себя чувствуешь?

– Ужасно.

– Может быть, он просто не хочет торопить события. Он такой хороший друг…

– Проклятье. Эмилия, в ДУК этим занимаются все, кроме меня. Вчера вечером моих родителей не было дома, и он пришел посмотреть на видео «Грязные танцы», а потом весь вечер болтал о Патрике Суэйзи и, честное слово, вел себя так, будто пришел на занятие хореографией. Предупреждаю, мое терпение не безгранично.

– То, что Джейми не из предприимчивых, еще не делает из него антихриста. Вы с ним близкие друзья, ему это тяжело. Может быть, он просто нуждается в поощрении.

– Я залила в него шесть порций коктейля «Западное побережье», включила нежного, романтичного Ллойда Коула, села к нему на колени и практически вешалась на него.

– И что было дальше?

– Он сказал, что чувствует себя разбитым и что сидение в противном полумраке не способствует бодрости. А потом придрался к музыке, вскочил и поставил «Бронски Бит». А эта музыка совсем не подходит для поцелуев.

– А ты не пробовала поговорить с ним об этом?

– Конечно, пробовала. Я стала объяснять ему, что я нормальная девчонка, у которой все в порядке с гормонами, и что у меня есть свои желания и потребности. Знаешь, что он сказал?

– Что?

– Он сказал: «А почему ты мне это говоришь? Тебе что, невтерпеж?»

– Ох, Рэйчел, мне так жаль. Не знаю, что и сказать.

– Ты посмеешься, когда я расскажу тебе, что он еще сказал. Что он меня слишком уважает. Представляешь? Большинство девятнадцатилетних парней готовы трахаться хоть с бревном, а мне достался какой‑то отмороженный урод. Попомни мои слова. С ним что‑то неладно.

* * *

– Ну вот, я до смерти устал, – говорит Джейми, растянувшись на заднем сиденье. – Долго нам еще?

– Держи себя в руках, – отвечает Рэйчел, – уже скоро.

– Почему ты так ухмыляешься, Эмилия?

– Да так, просто вспомнилось кое‑что.

– Ну, выкладывай. Я практически в коматозном состоянии, а в голове как будто гвоздик.

– Ну, это в точности как тогда, когда я встречалась с Тони, помнишь? Вы оба вечно набрасывались друг на друга, а может, скорее, разбрасывались друг другом.

– Боже мой, зачем ты это вспоминаешь? – говорит Рэйчел.

– Заткнись. Ты легко унижаешь людей. Ты сделала меня геем.

– Да‑да, милый, сейчас ты путешествуешь с Гее‑производительницей и Мужеотпугивательницей, – говорит Рэйчел. – Уверена, что ты включишь этот факт в свое сетевое резюме, правда?

Я забронировала для нас номера в «Лимерикс Дромоленд Касл», чудесном пятизвездном отеле, неподалеку от аббатства Гленстал. Это мой вклад. Рэйчел все время за рулем, а Джейми очень нравится роскошная жизнь, но денег на это у него никогда не бывает.

Однако, рассудив, что сейчас мы на задании, мы решили сперва совершить набег на Гленстал, выспросить, где живет Тони, и, если повезет, заполучить номер его телефона. Затем по плану следует возвратиться в «Дромоленд», слегка освежиться, принять какое‑нибудь спиртосодержащее укрепляющее средство и затем – ик! – позвонить ему и узнать, расположен ли он встретиться с нами попозже.

Прошла, кажется, целая вечность, и наконец аббатство Гленстал распахивает перед нами ворота и мы проносимся по подъездной дорожке. Поскольку сегодня суббота, площадка для регби полна тренирующихся подростков, на которых так и облизывается Джейми из окошка машины.

– Если ты не прекратишь устраивать здесь спектакль, я тебя убью, – рычит на него Рэйчел. – Утихомирься.

– Я просто наблюдаю. Чего ты привязалась?

– Ну, ты же отказывался ложиться спать, не так ли?

Мы останавливаем автомобиль в огромном внешнем дворе и лениво выбираемся из него, потягиваясь после долгого путешествия. Стоит замечательный, солнечный день, и я с удивлением нахожу, что ни капельки не волнуюсь по поводу предстоящей встречи с Тони.

Точнее, жду не дождусь.

– Ты все продумала? – спрашивает Рэйчел, пока мы ковыляем по каменным ступеням к парадному входу.

– Разумеется. Что плохого может случиться? Даже если он окажется женат, все равно повидать его будет здорово. И кто знает, может быть, мы снова станем добрыми друзьями. У каждой девушки в жизни должен быть свой Тони Ирвин. Такие люди, как он, редки, как алмазы.

– Я иду прямо за вами, слышу все, что вы говорите, и просто хочу предупредить, что нисколько не ревную, – говорит Джейми.

Мы барабаним в тяжелую дубовую дверь и стоим в ожидании, которое кажется вечностью.

– Я не выношу ожидания, – говорит Джейми. – Мне хочется напрудить в джинсы от нетерпения.

Наконец двери открывает старый монах, согнутый возрастом в три погибели. Ничего удивительного: школу‑пансион организовали монахи‑бенедиктинцы.

– Здравствуйте, отец, – приветствую его я, пытаясь говорить непринужденным и обычным тоном.

– Брат, – поправляет он.

– О, прошу прощения, я хотела сказать «брат». И простите за то, что мы так вламываемся, но мы просто проезжали мимо и, понимаете ли, подумали, или, я хотела сказать… нам сказали, что… да, знаете ли, дело в том, что один человек, с которым мы были знакомы когда‑то давно, рассказал нам, что другой человек, которого мы давным‑давно не видели…

– Мы приехали повидаться со старым другом, – вмешивается Рэйчел, перехватывая нить разговора и, спасибо ей, прервав меня на полуслове. – Он преподает здесь историю и английский язык. Может быть, вы скажете нам, как его найти? Его зовут Тони Ирвин.

Монах кажется озадаченным.

– Хм‑м, позвольте, вы сказали, Тони Ирвин?

– Да. Если это вас не слишком затруднит. Если бы мы узнали номер его телефона, это было бы прекрасно.

Старик‑монах все еще в затруднении.

– Я пытаюсь припомнить, мои дорогие, у нас здесь так много служащих, знаете ли…

– Это же Тони Ирвин! – повышает голос Джейми, словно монах глух как пень. – Он нашего возраста. Высокий, светлый…

– Ах да, конечно, – говорит монах, весь засияв. – Вы имеете в виду брата Антония. Он сейчас в часовне со старшими мальчиками на вечерней молитве. Может, вы войдете внутрь и подождете его? Я уверен, он будет рад вас видеть.