Носят кожанки.

В минуты самого черного отчаяния, когда я думаю, что Великий Космос навеки отказал мне в праве найти спутника жизни и в очередной раз убеждаюсь, что обречена провести в одиночестве остаток своих дней, к жизненному оптимизму и надежде, что все еще впереди, меня возвращает яркая, светлая мысль о Кэролайн и Майке и об их идеальном браке.

Кэролайн и Майк – из тех супружеских пар, на которые вы смотрите с восторгом и благоговейным трепетом. Он прекрасен, как и она, она обожает его, а он боготворит ее настолько, что если бы Кэтрин Зета‑Джонс ради него бросила Майкла Дугласа, ей не стоило бы даже надеяться, что Майк это вообще заметит. Они счастливы без оговорок – так, что не подкопаешься. Даже если я раздумываю, не лучше ли прожить жизнь одной, то на ум мне тотчас приходят Кэролайн и Майк, и я говорю себе «нет». Неважно, что по этому поводу думают другие. Истинная любовь существует, а брак все‑таки стоящая вещь. И, по‑видимому, чрезвычайно стоящая.

Мы уже заканчиваем полдник, когда за Кэролайн заходит Майк, неся букет лилий‑звездочетов, ее любимых.

– Ну и как вам новое шампанское? – спрашивает он, чмокнув в щечку меня и Рэйчел, но сперва крепко обняв сияющую жену и вручив ей букет, словно был с ней в разлуке месяц, а не пару часов.

Я говорила уже, что Майк не только первый претендент на титул Мужа и Отца года, что он до неприличия богат и вдобавок большой весельчак? К тому же он невероятно красив: высокого роста, широкоплечий, внешность интеллигентная; у него ярко‑синие глаза и утонченно хорошие манеры; разговаривая с кем‑то, он действительно слушает собеседника и интересуется его словами, и это не поза. За возможность снять его в рекламе Ральф Лорен мог бы убить‑зарезать.

Он и есть тот высокий стандарт, по которому я бессознательно измеряю всех своих будущих бойфрендов, любовников, пассий и мужей.

Он нравится даже Джейми.

– В сущности, мы трезвы на удивление, – отвечает Рэйчел. – Сами не понимаем.

– А чем вы будете заниматься днем? – спрашивает Кэролайн на прощание. Я что‑то бормочу о походах по магазинам, но, прежде чем мне удается вымолвить пять заветных слов – сезонная распродажа по сниженным ценам, – Рэйчел успевает заказать еще одну бутылку сансерре.

– Давай тяпнем, – предлагает она мне, когда счастливая парочка удалилась. – Гулять так гулять.

– Рэйчел, можно задать тебе один вопрос?

– Только не о том, сколько мне на самом деле лет. Как сказал Оскар Уайльд, женщина, которая не скрывает своего возраста, не постесняется сказать все что угодно.

– Ты хоть раз завидовала Кэролайн с Майком?

Она чуть не подавилась вином:

– Ты в своем уме? Или наглоталась моющего средства?

– Я серьезно.

– Я тоже. Почему я должна завидовать кому‑то просто потому, что они женаты? У меня нет абсолютно никакого желания возвращаться в страну вечной любви и брака, потому что я уже там побывала, и это полная дрянь. Просто посмотри на меня, Эмилия. Когда‑то я была такой, как ты. Романтичной идеалисткой, верящей в сказочное «жили долго и счастливо». Такой, как я есть, – она грозно указывает на собственное лицо, – я стала после двух замужеств. Теперь я гляжу на мир с высоты своих сорока лет и не собираюсь рисковать жизнью даже из‑за самого распрекрасного принца. Извини, но иногда я люблю надраться в субботу с друзьями, если мне этого хочется. Я люблю курить в постели. Я люблю поесть, или поголодать, или покутить в ресторане – в зависимости от настроения. Грустное одиночество – маркетинговое понятие, навязанное нам через Голливуд, его не существует в природе, и чем скорее ты это поймешь, тем лучше. Жить самой по себе – прекрасно, и ты это знаешь.

– Скажи, Рэйчел, ты действительно хочешь прожить свой век одинокой и бездетной?

– Тьфу‑тьфу, чтоб не сглазить, – да.

– И поэтому ты так против этих моих курсов?

– Да нет, я просто не могу видеть, как ты мучаешься, вот и все. По‑моему, ты еще не оправилась от душевной катастрофы после расставания с тем, чье имя навсегда останется неизреченным. Но ты явно пошла на поправку, и мы все за тебя рады. Зачем же тебе опять рыться в прошлом и раскапывать свежую могилу? Мне кажется, если ты от многого отделаешься, то выиграешь еще больше.

Меня, как всегда, бросает в дрожь при упоминании того, чье имя навсегда останется неизреченным, но, возможно, мне следует несколько прояснить ситуацию. Он из ЮАР и теперь навсегда вернулся в свой Йоханнесбург. Вот что думают об этом Очаровательные девушки, в произвольном порядке.

Джейми: «Если бы ты вышла за него замуж и он утащил бы тебя с собой на родину, помяни мои слова, сидела бы ты сейчас в грязной лачуге и писала бы нам письма типа: "Умоляю, пришлите пенициллин"».

Рэйчел: «Или так: "Дорогие мои. Угадайте, кто сегодня заехал в нашу деревню. Боб Гелдоф! Если повезет, то к 2020 году у нас проведут водопровод. P. S. У меня наконец‑то нашли брюшной тиф. Высылаю вам обратно присланные мне тени для век, потому что мой муж говорит, что косметика – дело рук Сатаны. Если бы вы могли взамен прислать нам рифленой жести для крыши, я была бы очень благодарна"».

Кэролайн: «Дорогие Очаровательные девушки. Вот уже пятнадцать лет, как никто из вас к нам не наведывается. Может, это потому, что вам не нравится уборная во дворе?».

Снова Джейми: «Дорогие мои! К сожалению, мне придется вернуть вам прекрасные сандалии "Маноло Бланик", которые вы так любезно прислали мне на день рождения. Стыдно признаться, но они шли до меня три с половиной года по милости почты. Увы, их сразу и навсегда невзлюбили старейшины племени в нашей деревне, и к тому же моему мужу больше нравится, когда я хожу босая».

Рэйчел возвращает меня в настоящее, разглагольствуя:

– У тебя неизлечимо оптимистичный взгляд на брак, Эмилия, ты веришь во всякую хренотень. Извини, но зачем тебе встречаться с лжецом и обманщиком Грегом Тэйлором? Разве он не разбил твое сердце вдребезги? Да еще публично, что хуже всего.

– А знаешь, я тебя так за это и не поблагодарила.

– За что?

– За то, что ты расправилась с ним от моего имени. Но разве жизнь не была тогда намного проще? – задумалась я вслух, разливая вино по бокалам.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, если тебе понравился парень, то все было понятно. Одна из нас сразу подходит к нему и говорит: «Ты нравишься моей подружке, хочешь с ней встречаться?»

– И таким образом можно не переживать, что он откажет.

– Совершенно верно. А когда приходит время разругаться, а оно неизбежно приходит…

– Обычно после двух недель медленных танцев в клубе «Весли» и пары поцелуйчиков.

– …то за тебя это делают друзья. Или сообщают тебе в туалете, что его друг передал им, что все кончено. Все просто.

– Обидно было до чертиков, но метод всегда срабатывал.

Мы обе заливаемся смехом, поскольку нас уже пробирает сансерре.

– И что же ты затеваешь? – спрашивает Рэйчел.

Я отпиваю еще вина. Она так серьезно настроена против моих курсов, что как пить дать разозлится, если я выложу ей свои планы, но мне теперь наплевать. Я взрослая женщина и обойдусь без чьих бы то ни было благословений.

– Выполнить домашнее задание.

– Домашнее задание? Они что, еще и экзаменовать тебя будут, и выдадут диплом?

– Будешь издеваться – ничего не расскажу.

– Извини, продолжай.

– Ну, Ира Вандергельдер сказала, что…

– Как ты можешь произносить это имя с такой серьезной рожей?

– Да ты дашь мне договорить?! В общем, один из общеизвестных принципов маркетинга, которым учат в Гарварде, – приведение продукции в товарный вид. Продукт, который я продаю, – это я сама, так что мне надо немного обновить гардероб. Приодеться, понимаешь ли. Как будто я собираюсь на собеседование на новую работу.

Рэйчел смотрит на меня, в глазах у нее чертовщинка, и мы сразу забываем все наши дрязги.

– Ну, дружок, тогда ты правильно выбрала, с кем напиваться.

Еще после одной бутылки я обнаруживаю, что где‑то бросила машину и стою в одних трусах и лифчике (слава богу, из одного комплекта) в примерочной бугика «Столичный шик» – суперкрутого заведения, которым владеет и управляет Рэйчел.

Когда мы туда добрались, магазин был уже закрыт, но Рэйчел вломилась, чуть не потревожив сигнализацию, – до того мы были пьяны, завела меня в примерочную и рявкнула, чтоб я раздевалась.

– Отлично. Сейчас я все объясню, – говорит она, появляясь с пятью разными предметами туалета, переброшенными на руку. Ни в один из них я не влезу даже под угрозой расстрела. – Существует два основных женских типа. Тип бикини и тип закрытого купальника. Ты – классический пример боди‑бикини, поддержанный изнутри закрытым купальником по двадцать пять евро за пару от «Маркс и Спенсер» с саронгом в комплекте. Я всегда говорю клиентам, что среднего возраста официально достигаешь тогда, когда обнаруживаешь, что бродишь по женскому отделу малых размеров и говоришь: «Поглядите‑ка – какие милые свободные брючки».

– Рэйчел, ты уже пьяная. Теперь тебя даже через переводчика не поймешь.

– Нет‑нет, послушай, – бормочет она. – Взгляни на себя. Фантастическая фигура. У тебя тело – как у римского атлета. Почему ты напяливаешь на себя старушечьи тряпки? Есть женщины, которые выкладывают бешеные суммы на косметическую хирургию, чтобы добиться такой фигуры, как у тебя, а что ты с ней делаешь? Носишь свитера мешком и джинсы, и это тебе абсолютно не идет.

Она права. Я – ходячий кошмар стилиста, мое имя никогда не появится в списке «самых элегантных». Николь Кидман, Кейт Бланшетт, Хилари Суонк и прочие никогда не потеряют из‑за меня сон и аппетит.

– Это все из‑за работы, – слабо защищаюсь я, – на телевидении никто не наряжается. Наша контора носит такой ширпотреб, что, если я приду вся намарафеченная, они, наверно, вызовут охрану. А на утренних съемках девяносто процентов времени так холодно, что мне все равно, как я выгляжу. Мне просто хочется согреться. Удобство для меня всегда выше моды.

– Эмилия, послушай меня. Ты считаешь, что я думаю, будто твои курсы – одна большая куча конского навоза.

– Да, я смутно догадывалась, каково твое мнение.

– Но есть одна вещь, которую я могу для тебя сделать. Оградить тебя от твоего прирожденного стремления одеваться, как эстонская бортпроводница.

– Огромное спасибо, я просто буду оставлять чувство собственного достоинства за дверью, когда иду гулять…

– Заткнись и надень вот это, – она сует мне нечто, для меня выглядящее как наряд из кабаре «Мулен Руж». Черный узкий корсет с двумя лямочками в красную полоску и облегающий кожаный жакет. А к ним прилагается, если это конечно не в шутку, черная замшевая мини‑юбочка. В таком прикиде, мелькает у меня в голове, я буду выглядеть, как гвоздь автошоу «Тачку на прокачку».

– Ты что, шутишь? – я разражаюсь смехом, высунув голову в салон из примерочной.

– А что такого?

– Слушай меня внимательно. Во‑первых: я не певица Бейонс Ноулз и не выступаю сегодня вечером на подмостках кабаре. Во‑вторых: я не собираюсь заниматься индивидуальным предпринимательством на панели. В‑третьих: тебе ничего не говорит выражение «ворона в павлиньих перьях»?

– Просто примерь, я большего не прошу, – медовым голосом отзывается Рэйчел, исчезая на лестнице, ведущей наверх, в зал распродаж. – Магазин пустой, кроме меня, никто тебя не видит.

Через минуту она возникает снова, размахивая бутылкой «Вдовы Клико».

– Когда закончишь, тебя ждет стаканчик шипучки.

– Ладно, ладно, – неохотно соглашаюсь я, – но только потому, что ты меня напоила. И если здесь ведет запись камера наблюдения, я тебя убью.

Две минуты спустя я выхожу из примерочной в шоковом состоянии. Рэйчел абсолютно права, наряд действительно подошел. К моему удивлению, я не чувствую себя ни смешной, ни вульгарной, ни старой теткой. Это удобно, привлекательно и…

– Вау!!! – выкрикивает Рэйчел, обходя меня кругом. – Боже мой, как я обожаю свою работу! Я думала – будет неплохо, но, детка, ты только погляди!! Скарлетт Йоханссон отдыхает!

– Ох, Рэйч, я в восторге! Никогда не думала, что скажу такое, но ты заслуживаешь почетной грамоты как единственная женщина, уговорившая меня вернуться к мини‑юбке впервые за десять лет. Мне все равно, сколько это стоит. Беру.

Она наполняет шампанским два огромных бокала и один протягивает мне:

– За счет заведения.

Этот широкий жест искупает все ее прежние возражения против моих курсов.

Да, Рэйчел такая. Только что вы служили мишенью ее острот и шпилек, хорохорились и петушились, лишь бы не потерять при ней лица, как вдруг она ошеломляет вас своим великодушием, и вы расстаетесь со слезами на глазах.

Наверное, каждому в жизни встретилась хотя бы одна Рэйчел. Я уже говорила: с ней я чувствую себя так, будто попала в отель «Алгонкин» в Нью‑Йорке двадцатых годов и, одетая в прямое платье и шляпку колоколом, курю сигареты с мундштуком и попиваю мартини в порочном кружке Дороти Паркер.

– Нет‑нет, что ты, я не могу принять такой подарок, это слишком…

– Если уж ты решила пройти эти долбаные курсы, так хотя бы оденешься прилично.

– Ой, Рэйчел…

– И слышать ничего не хочу. Можешь считать это преждевременным подарком на день рождения, но запомни мои слова: если тебе действительно нужен муж и если ты в таком виде его не зацапаешь, тогда зачем он вообще нужен?

Я делаю круг по салону, легкая, как воздушный шарик, с головокружением от шампанского, чувствуя себя стильной, модной и – других слов не подобрать – молодой.

– Будь осторожна со своими желаниями, Эмилия. Это все, о чем я прошу.