Масштаб анализа

Параллелизм, в наиболее общем виде – отношения между различными элементами текста. Эти элементы могут быть сколь угодно малыми или большими, от отдельных звуков до блоков текста, поэтому прежде всего перед нами встанет вопрос масштаба: какие именно единицы анализируются, связи какого уровня рассматриваются?

Разумеется, существуют примеры анализа и на достаточно высоком уровне, но они появляются достаточно редко. Например, можно говорить, как сочетаются стоящие рядом стихи, в том числе и те из них, которые как будто не связаны друг с другом по смыслу. Пример такого анализа можно найти в статье Д. Гэррета [8]. Достаточно часто он приобретает характер обычного риторического анализа – см., например, статьи М. Лихтенштайна [9] и Т. Мак-Криша [10], где на материале относительно небольших отрывков речь идет о хорошо знакомых фигурах речи, в частности, о хиазме. Существуют и отдельные книги, посвященные таким фигурам речи – о хиазме, например, подробно писал Дж. Брек [11].

Но основная часть исследователей ограничивается элементарным уровнем. Например, Б. Грушовский [12] предлагает весьма интересную общую типологическую классификацию звукового параллелизма, в зависимости от функций созвучий: они могут быть звукоподражательными, усиливать выразительность или фокусировать внимание читателя. Некоторые созвучия он, впрочем, считает «нейтральными», не несущими особой смысловой нагрузки.

Если говорить о ритмическом параллелизме, то П. ван дер Люхт предложил своеобразный «строфический анализ» книги Иова. В весьма объемистом труде (более полутысячи страниц) он дал тщательную разбивку библейского текста на строфы, вводя при этом столь конкретные понятия, как строфа, антистрофа и «промежуточная строфа» (Zwischenstrophe) [13, p. 13]. Основной единицей он считает колон, или поэтическую строку, подобно тому как это делает большинство других исследователей. Схожая попытка была предпринята также М. Корпелом и Й. де Моором, предложившими в еще более объемном труде (более 750 страниц!) подробнейшую схему разделения шестнадцати глав Исайи [14].

У. Уотсон полагает, что ритмическая упорядоченность может иметь несколько функций в поэтическом тексте [15, pp. 111-113]. С его точки зрения, размер (meter) задает темп прочтения и структуру текста; задает определенные образцы, повторение или нарушение которых значимо для читателя; деавтоматизирует читательское восприятие, показывая, что художественный текст отличается от повседневного; привлекает читательское внимание и облегчает запоминание.

Существуют и работы, берущие за основу лексику: С. Геллер [16] и Д. Парди [17] исследовали лексические пары, М. О’Коннор [18] – строки, которые определяются синтаксически (впрочем, в другой работе на этот уровень переходит и Геллер [19]). При таком подходе параллелизм ограничивается уровнем отдельных высказываний: словосочетаний, простых предложений, самое большее – коротких фраз. Однако эти классификации достаточно интересны с методологической точки зрения, потому что они опираются на компактный и конкретный материал – лексику.

Действительно, пары слов характерны практически для всех фольклорных традиций, и параллелизм обычно понимается как конструкция, кирпичиками которой выступают именно такие пары [3, p.64 ff]. Один стих может содержать несколько различных кирпичиков. Разумеется, такие пары, как небо – земля или добро – зло, самоочевидны. Но как быть в пограничных случаях, когда слова, явно связанные друг с другом по смыслу, не являются ни синонимами, ни антонимами в узком смысле слова? У. Уотсон полагает [15, p.128], что об устойчивых парах слов мы вправе говорить там, где слова, принадлежащие к одному и тому же грамматическому классу (глагол, существительное и т.д.) достаточно часто встречаются в параллельных строках.

С.А. Геллер [16] поясняет, что, к примеру, слова вода, вино, молоко, пиво относятся к семантическому полю напитки. С другой стороны, вода относится к семантическому полю водная стихия, куда также входят море, река, поток, бездна. Можно добавить, что если первые два поля универсальны, то в каждой конкретной культуре мы можем найти еще и специфические поля. Так, в библейском повествовании «воды бездны» теснейшим образом связаны с мифологическими чудищами, и поэтому можно выделить и третье семантическое поле хтонической мифологии, куда, помимо воды, будут относиться море, чудища, Рахав и Левиафан. Собственно, это даже не отдельное семантическое поле, а некое иное измерение семантического поля водная стихия. В греческой мифологии, разумеется, другими будут не только имена божеств, но и сама окраска всего этого пласта мифологии, его внутренне содержание, и даже соотношение с семантическим полем напитки – ср. гомеровский эпитет «виноцветное море». Кроме того, Геллер предлагает вводить определенную градацию: одни пары слов в рамках единого семантического поля стоят ближе друг к другу, чем другие. Соответственно, ассоциации между двумя словами могут быть более или менее естественными, ожидаемыми для читателя.

Безусловно, такой подход весьма полезен тем, что позволяет нам уйти от эмпирического умножения сущностей и создать строгую систему классификации, основанную на четких внутренних критериях, а не на расплывчатых впечатлениях исследователя. Но, с другой стороны, параллельные высказывания могут не иметь строго параллельных «пар слов». Кое-что может только подразумеваться.