Всё-таки зал опустошает? Особенно, когда он неадекватен?

- Во всяком случае это очень тормозит. Бывает зал, который сразу подключается, причём не потому, что больше смеются и больше хлопают или меньше. Если говорить цинично, то мы всё-таки в той или иной мере сфера обслуживания.

- И наоборот, видимо и вы даёте народу то, что неадекватно?

- Нет. Значит или я даю не то или приходит не тот человек, который неадекватен.

- Вас угнетают неадекватные люди, которые бывают в зале?

- Персонально я их не знаю. Это экстремальные случаи. Бывают, но редко. Пьяные зрители бывают. Не уследят. Ну, на это есть администраторы. В театре всё-таки существует четвёртая стена. Она предполагает не прямое общение со зрителем. Есть всякие уловки. Из «Праги» вышла компашка подвыпившая идёт видит «ой, смотрите театр, зайдём». Администратор если опытный, то этим четырём подвыпившим, предположим, дают билеты. Когда они входят, то оказывается, что один сидит вон там, другой вон там. А когда они в компашке, то и возникает неадекватность. Один… и ему не с кем. Один он и стесняется.

- Ваш театр адекватен современности?

- Отвечаю. (Пауза). Адекватность театра современности, основа театра – это драматург. Это материал. Дальше идёт режиссура, изыски, хорошие или плохие артисты, но если нет сегодняшнего адекватного времени материала, то какие бы мы не придумывали финты, всё равно это останется финтами. (Мой собеседник стал переживать и я решил подбодрить его).

- Зато вы, на мой взгляд, были всегда самым адекватным актёром потому, что всегда были в позиции иронизирующего мудреца. Ведь вся наша жизнь иронична?

- Где-то ты и прав, но дело не в этом. Помимо того, что это отношение – ирония и самоирония, без которой ничего не существует, она вещь ещё удобная для выживания. Зачем окунаться по глобальным и пустяковым проблемам на самое дно? Но это не значит,что это правильная позиция.

- У вас есть актёры с манией величия. И что вы делаете с этой неадекватностью?

-Ученикам, говорю, б… дь, чтобы ноги твоей здесь больше не было. Вот мой любимый ученик наврал, слинял, не пришёл. Что делать? Гнать в шею? Не хочу. Приходится дома соображать. А когда этих эпизодов тысячи. Пузом кверху лежишь. И тогда трубка помогает. Только к ней.

Со стариками… ну мы тут отживаем, доживаем, давайте дотянем, одумайтесь. Потому, что мы здесь сидим здесь в кабинете, здесь я чиновник, а вечером я спускаюсь этажом ниже, иду в гримёрную, мажу морду и вокруг меня мои коллеги артисты.

(Судя по всему, мой собеседник утомляется от этой двойственности и подвешенности между этими двумя ролями: актёра и руководителя. Ведь невроз всегда следствие неопределённости чувств, вызванных их двойственностью).

- Но в целом у вас истинных неврозов никогда видимо не было при которых такое опустошение и нет сил работать? Вы же мудры и сами себе можете посоветовать?

(Смеётся).

- Если бы вашему ученику Андрею Миронову удалось бы прибавить долю вашей иронии и мудрости, то он, наверное, ещё работал бы? Не так ли?

- Он не был лишён иронии и юмора. Он был человеком глобально увлекающимся. Он мог загореться глобально… и остыть глобально. Разочароваться глобально, и влюбиться глобально.