При копировании перевода, пожалуйста, указывайте переводчиков, редакторов и ссылку на группу! Имейте совесть! Уважайте чужой труд! 5 page

– Миссис Спаэр?

– О, Гейб, отлично. Мне нужна твоя сила, - она отскакивает слишком быстро и ударяется о дверь.

– Ауч!- она трет голову. – Помоги мне, пожалуйста, с этим рулоном ткани.

Я передаю ей миску, на которой кое-как балансирует бутылка с заправкой.

Рулон огромный: белая ткань слой за слоем намотана вокруг картона, и реально выглядит как туалетная бумага.

- Для чего это?

- Свадебное платье.

Блестящая ткань выскальзывает из моих рук.

– Скользкая.

– Свадьбы сейчас частые. Я видела, как многие девушки иногда превращаются «брайдзил»[34]..

Я вытаскиваю рулон из машины.

– И куда вы это хотите?

Миссис Спаэр смотрит на салат.

– Для чего это?

Я перемещаю свою хватку на рулон.

Он не такой тяжелый как Мэд, но он тонкий и объемно укомплектован. Рулон весит как хоккеист в полном обмундировании.

– Хелен наготовила очень много еды, а мама с папой на работе. Я надеялся, что могу поесть с вами и Мэд.

- Тебя давно не было у нас на ужине,- она дотрагивается до моего плеча свободной рукой, балансируя миской напротив бедра. – Конечно, мы всегда тебе рады, и даже если у тебя с собой нет стряпни Хелен.

Я ослабляю хватку на рулоне.

– Вы хотели его…

- Ох, прости,- миссис Спаэр спешит впереди меня к двери. – Наверх в мою швейную комнату.

Я тащу рулон вверх по лестнице на второй этаж. Когда ступаю на последнюю ступеньку, то вижу Мэд в ее комнате, она стоит спиной ко мне у комода.

Я собираюсь поздороваться с ней, когда она неожиданно скидывает юбку на пол и выходит из круга ткани, образовавшегося возле ее ног. Я перевожу свой взгляд.

- Эй, мам, - зовет Мэд, - у нас в доме вообще нет еды?

Я ставлю рулон в конце коридора.

– Меня, конечно, по-разному называли, но так, никогда.

- Гейб?- Мэд рывком натягивает джинсы и высовывает голову в коридор, придерживая не застегнутую кофту на груди и смотря по сторонам. Она ослабляет захват на кофте и смотрит на меня.

– Что ты здесь…?

Она смотрит на ткань и стонет.

- Только не это. Она обещала, что мы можем поработать сегодня над моим платьем.

Ее выставленная на показ серебряная кожа шеи, вплоть до талии...

«Не смотри»,- кричит мой мозг. Это не тренировка. Я перевожу взгляд на ее лицо, фиксируя свое внимание на ее словах. Ее платье?

– Тебе нужно свадебное платье?

- Мое платье для фигурного катания. Если это конечно не было предложение?

Я меняю тему, пока не вырыл себе огромную яму.

– Я принес ужин.

Она встает.

– Ты будешь есть с нами?

- Ну, либо вы, либо Аксель. А он хочет от меня только креветок, - я тащу рулон остаток пути.

– Заканчивай переодеваться, пока я принесу остаток пира.

***

Пока я приносил хлеб и пасту, миссис Спаэр накрыла стол на троих. Она зажгла свечки, когда я и Мэд сели за стол.

Я жду, когда она закончит говорить молитву, и потом смотрю на Мэд.

- Ты уже сказала?

С полным ртом пасты, Мэд вскидывает голову.

- Сказала мне что?

- Я и Мэд…, - я перемещаю взгляд на Мэд.

Она разом проглатывает еду.

– …будем проходить тестирование в старшую категорию.

- Прекрасно. Значит это ваш последний сезон в юниорах?

Мэд кладет вилку.

– Нет, мам. У нас тест в среду.

Миссис Спаэр хмурит брови.

– Следующая неделя? О, дорогая, я думала Игорь скажет раньше. Тестовые взносы, я должна…

Мэд прерывает ее.

– Нет, эта среда. Но Игорь сказал, что Нильсены уже оплатили взносы и вам нужно только подписать мои тестовые формы.

- Гейб, твоя мама такая милая. Миссис Спаэр закидывает остатки еды в рот и забирает свою тарелку. – С сегодняшними сумасшедшими заказами я лучше пойду в швейную мастерскую или же я не получу ничего с этих костюмов…

Я теряю остаток ее бубнежки, когда она выходит из комнаты, и смотрю на Мэд поверх свечи. Я разрываюсь от слов, но не знаю, что сказать – чувствую себя скользким и неловким, как та ткань, которую я нес чуть раньше.

Желаю, чтобы здесь был Игорь, он бы точно сказал, что делать. В итоге, я доедаю в тишине.

Мэд делает то же самое.

Я опустошаю тарелку, но даже не чувствую вкуса еды. Мэд расстроена, но она переламывает ситуацию раньше. Я мну салфетку, делаю вдох.

– Это о…

Она кладет вилку.

– Нет. Мама обещает работать над моим костюмом каждую ночь, с того момента, как Игорь сказал нам о новой программе. Все равно, это просто тест.

У моих родителей сумасшедшее расписание, но в конце концов они не будут проводить много времени вне города. И со мной будет Хелен, когда я приду домой.

Между политической карьерой ее папы и платьевым бизнесом мамы, я знаю, что Мэд часто одна.

Я смотрю на ее блестящие глаза и мне становится плохо. Я не замечал, как часто это расстраивает ее.

Я встаю, толкаю свой стул.

– Иди сюда. Пойдем со мной.

Хоть это и конец августа, холодный ветерок нашептывает нам приближение весны. Я направляю Мэд к клену между нашими домами. Его желтые листья колеблются на ветру, когда мы проходим под его ветвями. Я оборачиваю руки вокруг талии Мэд и поднимаю ее на качели из шины. Тут же пытаюсь сесть напротив нее, но мы выросли с тех пор, когда последний раз были здесь, и наши ноги больше не помещаются в центре вместе. Вместо этого, я встаю рядом с качелями.

- Я знаю, это глупо,- говорит Мэд, ее голос так же тих, как шелест листьев, - что мы можем просто надеть наши тренировочные костюмы если бы нам пришлось. Но… я хочу, чтобы все было идеально.

- Это не глупо.

Она высовывает ноги из дырки и балансирует на краю качелей, показывает мне руками, чтобы я сел.

Я перебрасываю ноги, отталкиваюсь от земли и откланяюсь назад на качелях, смотря на листья, сотни золотых медалей, обрамленных светом вечернего солнца.

Я чувствую ее тепло напротив моих колен и хватаю цепи качелей.

– Мэд, а что если…? - я не могу закончить, столько много «что если» вертится у меня в голове. Что если мы дойдем до чемпионата мира? Что если мы выиграем? Что если Мэд и я действительно…

Лицо Мэд светится, как золото и появляется крошечная улыбка на губах.

- Не «что если», - говорит она. – Когда.

Ее слова прозвучали так, будто она слишком уверенна в себе. Она говорит о чемпионате мира или о… нас? Я опускаю ноги и резко останавливаю качели, пытаясь не замечать, как ее тело моментом ударяется о мое. Это тяжело. Мне нужно поменять сценарий и занятие. Я убираю Мэд с колен и вылезаю из качелей.

– Пойдем,- говорю я еще раз.

- Куда мы собираемся?

Я улыбаюсь.

– Я собираюсь научить тебя водить.

***

Парковка у церкви должна быть как всегда пустая в это время дня, но когда я подъезжаю ко входу, я вижу, что парковка заполнена машинами.

Концерт сегодня вечером.

Разворачиваю и останавливаю машину. Здесь будет еще больше машин вместе с хоккеистами после тренировки.

Но есть еще одно место.

Извилистая дорога к Поинт будет ужасным местом для практики вождения, но зато там пустынно.

Я направляю туда машину. Мэд оглядывает все вокруг.

– Милый парк. Я никогда не была здесь прежде.

Я кашлю и возвращаю внимание обратно на дорогу.

– Давай начнем.

Мэд стучит пальцами по бедрам.

– Я не уверена, что это хорошая идея. Серьезно. Я думаю, что угробила машину папиного помощника.

Я выхожу и открываю пассажирскую дверь. Неохотно, но она меняется со мной местами.

– Покажи мне, чему тебя твой папа тогда научил.

Мэд находит педали сцепления, газа и тормоза, указывает на рычаг переключения передач.

- Хорошо. Почувствуй разные передачи,- я кладу руку поверх ее, но моей левой руке как-то неудобно, поэтому я склоняюсь к ней, упираясь левой рукой в край водительского сидения, пока моя правая рука лежит поверх ее.

Мэд находит каждую передачу по несколько раз, потом я показываю ей, как переключится на первую скорость. Вроде все хорошо.

– Положи сейчас руки на руль и просто держи его прямо.

У нее трясутся руки, когда она мертвой хваткой держит руль. Святой Бэтмэн, она на самом деле чего-то боится!

– Я сожгу сцепление.

- Нет, не сожжешь. Выжимай сцепление до пола и удерживай тормоз.

Она выполняет это, и дальше мы вместе поворачиваем ключ зажигания.

- Теперь тебе нужно убрать ногу с тормоза и нажать на педаль газа, пока ты будешь отпускать сцепление,- двигатель начинает гудеть, но мы никуда не двигаемся. Я смеюсь. – Уупс…

Мэд пугается буксующей машины.

– О-боже-мой, что я сделала!?

- Я забыл сказать тебе, что машину надо снять с ручника, это все, - я подношу ее руку к ручнику, а пальцы моей левой руки касаются ее бедра.

Тренировка, говорит мое тело.

Не такая, говорит мой мозг.

Я еще раз шевелю пальцами.

– Попробуй еще раз, но не сильно дави на газ.

У нее белеют костяшки, когда она сжимает руль. На этот раз, она слишком быстро отпускает сцепление, но не достаточно давит на газ. Машина дергается вперед, зажимая нас в ремнях безопасности, выбивая меня из сидения, и кидая на нее. Я вновь убираю свою руку с ее ноги.

Она шепчет:

- Прости, я не могу это сделать, Гейб.

- Сколько раз ты упала прежде, чем выполнить аксель?

На ее лице появляется маленькая улыбка.

– Хм, пока я не разбила машину ни разу.

- Кем ты будешь, если сдашься сейчас, потому что это было трудно? Пробуй. Это как будто тебе нужно давить на педаль, балансируя. Отпускай сцепление и в то же время нажимай на газ. Делай это все медленно, пока не останешься только на педали газа.

- Хорошо,- выдыхает она. - Пробует еще раз.

И машина начинает медленно продвигаться вперед.

- Вот и все, ты едешь!

- Я еду. Я еду!- на радостях, она забывает газовать и машина тормозит, но в этот раз мне не надо ей объяснять, что делать, она справляется сама.

- Давай чуть быстрее.

Она выполняет мой приказ, двигаясь, как улитка по стоянке, находясь все еще на первой передаче, ну ясно, что я без преувеличения, называю ее – улитка.

После она начинает петлять, и я говорю:

- Давай теперь переключимся на вторую. Нажимай на сцепление, передвигай рычаг на вторую позицию, а дальше все так же со сцеплением и газом.

Переход шатковат, но она делает это. Еще немного тренируемся, но уже довольно быстро, Мэд переключается с первой на вторую скорости, как будто она делала это всю свою жизнь.

Мы работаем над рулением и парковкой. Первое время, Мэд паркуется прямо на ограничительную линию, но на второй раз, одним боком попадает между ними, ну а на третий раз, прям в точку.

Она ставит машину на ручник, поворачивается и смотрит на меня.

– Спасибо, Гейб.

- Всегда пожалуйста, - я сжимаю ее руку, даже не думая, что делаю, и только потом, сообразив, я быстро отпускаю ее и смотрю на небо через лобовое стекло – небо с оттенком красноты. Я даже не заметил, как стало поздно.

- Я могу это сделать,- говорит Мэд. Я поворачиваюсь к ней, и она фиксирует свой взгляд на мне. – Все, что мне нужно, это – попробовать.

Я снова отворачиваюсь.

- Мне было страшно, но мне не нужно было бояться. Это не получается сразу. Могу поспорить, я все еще буду делать ошибки. Все иногда делают ошибки.

- Да,- говорю я, смотря в пол машины.

- Хочешь, скажу тебе секрет?

- Да, давай.

- Знаешь, чего я боюсь? Каждый раз, когда я учусь делать новый прыжок. Каждый раз. Это не значит быть бесстрашной, это значит столкнуться лицом к лицу со своими страхами.

- Мэд…

- Поменяй закон жизни. И тот, кто смотрит только в прошлое или настоящее, точно потеряет свое будущее.

- Что?

- Джон. Ф. Кеннеди. Мой папа цитирует. Знаешь… ты можешь попробовать.

Она меняется со мной местами. Мы покидаем парк в тот момент, как ржавое ведро «Рэбит» Криса тянется вверх.

Мэд машет.

– Здесь Крис и Кейт.

Делай или не делай. Не пробуй. Это глупая цитата Йоды, не президента, но в то же время очень правдивая.

– Одна вещь за один раз,- говорю я,- нам лучше уезжать.

Я сползаю вниз по сидению, глупое действие, потому что все и так по машине поймут, что это я и уж точно, Крис с Кейт заметят идиотские помахивания Мэд.

- Наверно приехали посмотреть на закат. Мы можем уезжать, - Мэд смотрит поверх плеч и теряет из виду «Рэбит», потому что я выезжаю на улицу.

Легкий вздох удивления, после которого она хихикает.

– Или нет. Это Миллер Поинт? - Она ударяет по моей руке. – Я не могу поверить, ты взял мня в Поинт, чтобы учить вождению?!

- Люди меняются.

Мэд перестает смеяться.

– Мда, меняются. Это хорошо?

Я еще не знаю.

– Те, кто смотрит только в настоящее или прошлое, потеряют будущее,- сказал ДФК. Стоит ли из-за нашего с Мэд будущего рисковать карьерой фигуристов?

Мэдди

Возвращаясь домой, я пытаюсь дозвониться до папы по фейс тайму, чтобы рассказать об уроке вождения и тесте, но он недоступен. Вместо этого, отправляю ему сообщение по почте и иду к маме в мастерскую. Может быть, я смогу помочь ей: буду отрезать какие-нибудь кусочки, чтобы она быстрее закончила мое платье.

Дверь закрыта и мне не слышно звуков ножниц или швейной машинки; только молчание и суровое шептание.

Я подсматриваю через щель и вижу, что мама сидит за швейным столом, прижав к уху телефон.

– Что мы будем делать с… да, я имею в виду мы … это не справедливо.

С кем она разговаривает? Еще одна «брайдзила» звонит в нерабочие часы?

- У нее тест по переходу в старшую категорию,- говорит мама. Одна ее рука взлетает к лицу и вытирает глаз. – Она как ты, столь же решительная.

Папа. Я улыбаюсь и слушаю следующие слова мамы.

– Я знаю, ты не собираешься отрекаться от нас.

Папа? Отрекаться? И что она имеет в виду под «нас»?

Я бы и дальше подслушивала, но прекрасно понимая, что важнее быть не пойманной, я осторожно делаю шаг назад, чтобы не попасть в поле зрения мамы. И раздается протяжный скрррииипп.

Тупой пол!

- Секундочку,- говорит мама, и окликает:- Мэдди, это ты?

Я выглядываю из-за двери.

– Да. Я просто иду… почистить зубы.

- У меня тут папа на телефоне. Хочешь поговорить с ним о тесте?

Она уже ему все рассказала, но я беру трубку и повторяю ему еще раз то же самое.

- Я так горжусь тобой, Мэдди,- говорит он, но его голос звучит так измученно, что если бы я могла его сейчас видеть, то я бы разглядела в нем серые прожилки.

Я отдаю телефон маме, так ничего и, не рассказав об уроке вождения. Я знаю, что в Вашингтоне на час позже, но все равно не так уж и поздно, чтобы он был таким уставшим. Что-то происходит…

- Я люблю тебя,- говорит мама в телефон. – Поговорим позже… пока.

- Все хорошо?

Мама наклоняется к столу, когда встает с места.

– Ничего, о чем тебе стоит волноваться, Мэдди. Все будет хорошо.

Я слышу, что она чего-то не договаривает. Она о чем-то волнуется и сейчас точно все не хорошо.

***

Из-за предвкушения теста и волнения о папе, я плохо сплю. Утром, только заманчивые мысли о роли Джульетты, вытаскивают меня из кровати.

Когда мы с Гейбом ступаем на лед, Игорь проигрывает нашу старую программу «Суперсемейку».

Мы быстро разогреваемся, и, не дожидаясь, что он позовет нас, с разгону врезаемся о бортик по обе стороны от него.

Игорь смотрит на нас поверх книги правил, наклоняя голову.

- А что случилось с «Ромео и Джульеттой»?- хором спрашиваем мы с Гейбом. - Храним, да? Для дебюта в сеньоры.

Я чувствую, как Гейб расслабляется и понимаю, что его руки все еще лежат на моей талии. Он должно быть тоже это осознает, потому что быстро отпускает меня. И все равно, мы не бросаем друг на друга, ни одного взгляда.

Игорь опять прячет свой нос за книгой, а Крис и Кейт в дальнем углу обвиняют друг друга в недавнем падении.

Игорь смотрит то на книгу правил, то на наш тест, лежащий рядом на бортиках.

– Мы просто будем делать двойные, а не тройные прыжки, в остальном все так же?

Мы не катали «Суперсемейку» недели, но я достаточно хорошо помню хореографию. Отпустить эмоции Джульетты сложнее.

Игорь кричит мне:

- Ты супергерой, Мэделин!

Но что-то изменилось с тех пор, и я уже не так бесстрашна, как раньше. После нескольких прогонов, Игорь говорит, что мы готовы.

Дома после ужина, я на цыпочках меряю шагами мамину мастерскую, слушаю жужжание машинки и замираю всякий раз, когда она останавливается.

Мама не звонит папе, в место этого, она зовет меня:

– Что происходит, Мэдди?

Так, а что я должна спросить у нее?

Она подходит и гладит руками по моим плечам.

– Нервничаешь по поводу теста?

- Нет.

Это правда. Соревновательные стандарты для уровня юниоров так же высоки, как и требования теста, мы с легкостью сдадим. Нам даже не надо выполнять трешки[35].

– Что с папой происходит?

Мама взъерошивает мои волосы и подстраивает свой голос до папиного спокойного тембра:

– Всегда делать правильный выбор – не самая большая проблема. А проблема в том, чтобы знать, что именно правильно.

- Линдон Б. Джонсон. Но…

Она слабо улыбается.

– У нас с твоим папой небольшое разногласие, каков правильный курс действий, на этом все.

Я иду в свою комнату и ложусь в кровать, оставляя дверь открытой. Но мама захлопывает дверь в мастерскую и закрывается на замок. Я переворачиваюсь и пытаюсь заснуть. По крайне мере, для одного я готова.

***

На следующий день, мы с Гейбом разминаемся в холле, прыгая через скакалку, когда входят судьи.

Что-то идет не так, и я спотыкаюсь о веревку. Гейб тоже останавливается и матерится в спину старой женщины, которая хромает мимо нас.

Супер – великолепно – потрясающе!

Имя Френсис Титум высвечивается на табло. Общеизвестная придирчивая особа, которая валит фигуристов, если они не дышат в такт музыки.

Мы получим две оценки «на пересдачу», и угадайте от кого будет одна из них. На нашем юниорском тесте, она прокомментировала наш артистизм как «его сильно не хватает». Не хорошо, когда тест в сеньоры требует «великолепного выражения настроения и ритма музыки».

Я подхожу ближе к Гейбу и шепчу:

- В любом случае, нам нужно два из трех.

Гейб поворачивает лицо к входу на каток и быстро отворачивается, морщась.

На этот раз я смотрю поверх своих плеч и выругиваюсь.

Даниэль Монтгомери? Серьезно!? Он и Френсис Титум самые строгие судья в нашем регионе, возможно даже во всей стране.

Если Френсис Титум будет смотреть, как ты дышишь под музыку, то Даниэль Монтгомери будет смотреть, как ты дышишь вообще. Наше следующее «пересдача» будет от него.

Я вскидываю голову.

– Я не знаю.

Игорь приветствует судей, а миссис Расготра провожает их в гостевую комнату.

Подзывая нас, Игорь жестом показывает на южный коридор и шипит:

– В мой офис, сейчас же.

У меня скручивает живот, пока я спешу за ним.

Гейб и я, мы должны сдать этот тест сегодня. Если нет, то нам придется ждать двадцать восемь дней до пересдачи, тогда мы пропустим крайний срок подачи заявок на этот сезон. Я никогда не ныла Игорю прежде, но…

- Миссис Титум и мистер Монтгомери!?

Глаза Игоря вспыхивают, и я затыкаю свой рот.

– Вы думаете, мы ожидали этого? Венди и Вильма Паркер позвонили вчера поздно ночь: заболели, желудочный грипп. Мы не могли больше никого найти, чтобы заменить их. А сейчас, слушайте, вы оба. Программы «Суперсемейка», сейчас недостаточно. Технически – хорошо. Артистичности – нет.

Гейб смотрит на Игоря:

– Будем катать «Ромео и Джульетту».

- Вы должны.

Игорь пытается преодолеть трудности, нам нужно делать то же самое.

- Но Игорь…,- я показываю на свой лайкровый красно-черный костюм, - не совсем Елизаветинский наряд. Предполагается, что нам нужно использовать свои воображаемые суперспособности, переместиться в Шекспировские времена и захватить немножко одежды?

Игорь дергает дверь шкафа и достает наши новые костюмы, и я на секундочку забываю о нервозности, пробегаю пальцами по ткани.

Последний раз я видела это платье, разрезанным по кусочкам на столе в мастерской. Сейчас, это идеально законченная работа. Мягкие слои шифона передают все оттенки голубого. Оно будет лететь, подчеркивая мою скорость.

- Идите!- рявкает Игорь, возвращая меня к реальности. Мы бежим.

Пока судьи принимают тест у новичков и у двух юниоров на Олимпийском катке, миссис Расготра руководит нашей последней минутной тренировкой на катке НХЛ.

Когда мы пересекаем холл, я вижу одиночного фигуриста – Реджину, рыдающую над своими тестовыми бумагами, пока наша одноклубница Люси, пытается утешить ее: юниоры провалились.

Не хорошо, не хорошо, не хорошо.

Я перестаю дышать и подпрыгиваю, когда мы встречаемся с Игорем в дверях на Олимпийский каток.

Игорь кладет руки на наши плечи.

– Я не имел в виду, что вам надо так нервничать, - его стальные глаза глубоко заглядывают сначала в мои глаза, а потом и в глаза Гейба. – Катайтесь для судей так, как вы катаетесь для меня. Наслаждайтесь друг другом, остальное все само сделается.

Мы встаем в нашу открытую позицию: я в циркуле, в то время как Гейб становится на колени на расстоянии вытянутой руки.

У меня каменеют колени и не двигаются, но я все еще борюсь с собой, чтобы не задрожать, когда начинается музыка. А потом, меня берут руки Гейба.

Я фокусируюсь на их теплоте и теряюсь в музыке. Теряюсь в Гейбе, когда мы вместе скользим, заполняя пространство большого катка.

Двойная подкрутка, двойной флип[36], комбинация вращений. Пролетаем через элементы. Через двойной Сальхов, поддержки, тодес. И мы закончили.

На стадионе мертвая тишина, пока мы стоим в финальной позе.

Мистер Монтгомери сегодня главный судья.

– Спасибо,- говорит он, просто кивая.

Я надеваю улыбку на лицо и держу вверх поднятый подбородок, когда мы уезжаем со льда. Ни один из судей даже не поднимает взгляд от своих записей.

Нас не просят переделать какие-то элементы, хотя это в любом случае не помогло бы нашим оценкам.

Я сажусь на лавку с Гейбом в холле, закрываю глаза и заламываю руки.

Не забыла ли я сделать двойные тулупы[37] вместо тройных в нашей прыжковой комбинации?

Гейб берет мои руки в свои, чтобы остановить мои нервные движения, и не отпускает, а тоже, как и я, молится. Нам больше ничего не остается делать кроме этого.

Мы были последними на тесте сегодня, так что это не должно занять много времени.

Все же, мне кажется, прошел весь олимпийский цикл, прежде чем я услышала мягкое постукивание трости Френсис Титум по пенопластовой плитки в холле.

Я открываю глаза и вырываю свои руки из рук Гейба. Последнее что мне нужно, это нагоняй за публичное выражение любви.

Жилистая, восьмидесятилетняя женщина пересекла холл и остановилась перед скамейкой.

Супер! Я готовлю себя к предстоящей лекции.

Но миссис Титум сохраняет тишину. Она перемещает свой вес, перекладывает трость в левую руку и протягивает мне правую. Я поднимаюсь на ноги и пожимаю ее руку; Гейб делает то же самое.

Миссис Титум стучит своей тростью напротив скамейки.

– Заметьте, я ожидаю увидеть вас по телевизору на чемпионате мира.

Когда она исчезает в судейской, Игорь вырывается из офиса перед нами. Он сжимает наши тестовые бумаги в одной руке, но я не могу прочитать его выражение лица.

Я беру ксерокопии, которые он передает мне, у меня трясутся руки, когда глаза впиваются в середину листка, ища поле сдано/пересдача рядом с общими оценками.

Сдано.

Сдано.

Нам нужно только две оценки, но я все равно смотрю на третью. Тоже «сдано».

- Это было единогласно,- говорю я Гейбу, все еще находясь в шоке. Я смотрю на бумаги, еще раз проверяя оценки. – Мистер Монтгомери даже поставил проходной!

Гейб сгребает меня в медвежьи объятия и кружит.

И только потом, мы видим пришедшего на каток Криса. Он проверяет наши бумаги.

– Ребят, поздравляю,- потом он смотрит на Гейба. – Готов забраться на пьедестал почета под именем «Мэд»?

Я скрещиваю руки, а Гейб шикает на Криса.

– Не мог бы ты, в конце концов, цензурить свой рот?

Но сексуальная шутка, похоже, дошла до нашего тренера, так как Игорь кладет руки на наши спины.

– Все идет по плану.

***

Я добавляю наши тестовые бумаги в свой альбом, когда слышу стук по коробке двери.

Мама подходит к моему столу и смотрит на фотографию, где мы с Гейбом стоим в финальной позе супергероев в наших костюмах «суперсемейки» на пьедестале в прошлом году, в финале Гранд При среди юниоров.

– Я любила эту программу,- говорит она.

- Я тоже.

После всего, что мы пережили, кто бы не хотел быть супергероем? Мне бы хотелось иметь суперспособность, чтобы читать мысли – я бы использовала ее на Гейбе.

Гейб очень хорошо выполняет наше домашнее задание от Игоря. Я каждый вечер пятницы могу видеть его машину возле дома, что означает, что он прекратил свои вечные походы по клубам. Но, не смотря на это, он никогда не говорит мне о наших отношениях. О нас.

Мы обманываем себя, это как сжульничать в лутце[38], поменяв угол перед взлетом. Это как будто у нас есть отношения, но когда приходит момент правды, все переворачивается.

- Конечно, новая программа – хорошая, невероятная по своему, - мама оборачивает свои руки вокруг моих плеч.

- Мне нравится мое новое платье, спасибо.

- Всегда пожалуйста.

Мне не надо уметь читать мысли, чтобы понять, о чем думает мама. Я знаю разницу между притворством и реальностью. Но реальность такова – я катаюсь по тонкому льду.

Мы с Гейбом не можем держать отношения вечно. Рано или поздно, что-то сломается.

Я закрываю альбом и убираю его. Это опасный вопрос, но я отказываюсь говорить с кем-либо на эту тему. Ну, возможно я выужу что-нибудь о ней и папе.

– Как ты поняла, что папа был тем самым?

Она прищуривает глаза.

– С чего вдруг такой интерес?

- Тот парень из школы, мой партнер по химии, на самом деле… позвал меня на осенний балл, но я отказалась. Я имею в виду, что я не заинтересована в нем вот так вот.

- Я сначала не была заинтересована в твоем папе. Я не хотела быть женой политика. Твоему папе пришлось постараться, чтобы убедить меня, - она замолчала на минуту.

Она жалеет, что он убедил ее?

Папа будет дома завтра, тогда они с мамой смогут завершить свою телефонную битву.

– Мы должны делать что-то по выходным как семья, пока он дома, не только субботы с Нильсенами.

Мама отворачивается.

– Он не приедет на этих выходных.

- Почему нет?

Она все еще не смотрит на меня.

– У него… сейчас много дел, вот и все.

И они не включают в себя меня и маму?

Гейб

Когда Игорь передает мне DVD «Самсон и Далила»,[39] после нашей субботней тренировки, я понимаю, что еще никогда в жизни так не радовался тому, чтобы не смотреть фильм.

Мои родители и родители Мэд смотрят версию фильма 1949 года. А Мы с Мэд в свою очередь, отыгрываем сцены соблазнения на льду.

С того момента, как мы в сентябре взяли новую короткую программу под музыку из оперы Самсон и Далила, тренировки становятся все лучше и лучше.

После недели игры в «сильного мужчину» и «искусительницу», я потираю руки в ожидании, когда Игорь заканчивает наше занятие перед субботой. Каково будет домашнее задание на этой неделе?

Звук звонка – распахиваются ворота для заливщика, и в итоге, мы уходим с льда, не получив никакого задания.

– Уволен,- рявкает Игорь и поворачивается к нам.

Я спешу в танцевальную комнату. Может у миссис Расготры есть что-то для нас. Но все что я получаю в балетном классе – это подзатыльники, когда не держу взгляд прямо, в течении арабеска или же чтобы не опускал плечи очень сильно на второй позиции.

Мы выстраиваемся в линию для пируэтов, и я сверлю взглядом дверь в надежде увидеть заходящего Игоря, каждый раз, когда кручу головой. Не тут-то было.

***

В гостиной, на этот раз у Мэд, я сижу за столом напротив нее. Мы жуем еду в тишине, за исключением «Пожалуйста, передай хлеб» и «Может побольше салата?».

Не обращая внимания, мама и миссис Спаэр слушают папу, когда он начинает рассказывать о своих достижениях в лечении рака мозга.

Ин – те – ре – сно.

Может, тогда венерические заболевания за десертом обсудим?

Во время игр, я делаю всех в покер, установив новый рекорд по вечерним играм в количестве бонусных баллов.

Папа улыбается мне и говорит:

– Кое-кто сегодня очень удачливый.

Или нет.

***

- Стороны,- говорит миссис Расготра в классе пилатеса в понедельник вечером. – Русалки, растягиваемся. Вдох.

- Девулечки, двигаемся,- Крис выдыхает рядом со мной. – Знаешь, что заставляет меня думать о, ну ты понял? Где русалки…

- Другая сторона,- приказывает миссис Расготра.

Крис улыбается мне, когда мы переворачиваемся.