В которой в Королевскую резиденцию прибывает целая толпа

Спала Чармейн беспокойно. Отчасти дело было в «Мемуарах экзорциста», автор которых, очевидно, всю жизнь занимался всевозможными потусторонними явлениями и прочими странностями, о чем он и написал самым что ни на есть обыденным тоном, отчего у Чармейн сложилось твердое впечатление, что привидения, несомненно, существуют на самом деле и по большей части особы крайне неприятные. Полночи она дрожала от страха и жалела, что не знает, как включить волшебный свет.

Отчасти беспокойство было вызвано и Потеряшкой, которая решила, будто имеет полное право спать на подушке Чармейн. Но в основном беспокоили Чармейн именно нервы – она очень разволновалась, вот и все, – а еще то, что она совершенно не представляла себе, который час. Она постоянно просыпалась с мыслью: «Вдруг я проспала?!» Окончательно она проснулась в сером предрассветном сумраке, услышала, как где‑то щебечут птички, и уже совсем было решила встать. Но все‑таки умудрилась заснуть еще раз – и когда она проснулась, солнце стояло уже высоко.

– Помогите! – закричала Чармейн и сбросила одеяло, случайно скинув вместе с ним на пол и Потеряшку, и заскакала по комнате в поисках приличной одежды, которую специально достала и приготовила с вечера. Пока она натягивала парадную зеленую юбку, ей в голову наконец‑то пришла разумная мысль.

– Дедушка Вильям! – заверещала она. – Как узнать, который час?

– Постучите по левому запястью, душенька, – ответил ласковый голос, – и скажите: «Который час?»

Чармейн вдруг поняла, что голос звучит слабее и тише, чем раньше. Оставалось надеяться, что это ослабели чары, а не сам дедушка Вильям, где бы он сейчас ни был.

– Который час?

Она думала, что услышит голос, а скорее всего, появятся часы. Жители Верхней Норландии обожали часы. У самой Чармейн дома их было семнадцать, в том числе в ванной. Она мимоходом удивлялась, что у дедушки Вильяма нигде нет даже ходиков с кукушкой, но теперь поняла почему: когда она задала вопрос, оказалось, что она попросту знает, который час. Восемь утра. «Мне же надо не меньше часа на дорогу!» – ахнула Чармейн и кинулась в ванную, на ходу засовывая руки в рукава парадной шелковой блузки.

Там, причесываясь перед зеркалом, она разнервничалась еще больше. Ее отражение, по которому отчего‑то ползли капельки воды, из‑за рыжей косы на плече выглядело недопустимо юным. Король сразу поймет, что я еще школьница, думала Чармейн. Но размышлять об этом было некогда. Чармейн метнулась из ванной налево через ту же самую дверь и ворвалась в теплую прибранную кухню.

У раковины теперь громоздилось целых пять мешков белья, но Чармейн было некогда об этом тревожиться. К ней, жалобно скуля, подбежала Потеряшка, а потом просеменила обратно к очагу, где по‑прежнему полыхал веселый огонь. Чармейн уже собиралась постучать по стене рядом с очагом и попросить завтрак, но тут сообразила, почему Потеряшка скулит. Потеряшка стала такая маленькая, что не могла дотянуться хвостом до очага. Поэтому Чармейн постучала и сказала: «Собачий корм, пожалуйста», а уже потом попросила завтрак себе.

Сидя за чистым столом и глядя, как Потеряшка у ее ног деловито вылизывает мисочку, Чармейн торопливо уничтожала завтрак, не в силах удержаться от мысли, что все‑таки гораздо приятнее, когда в кухне чисто и убрано. И от Питера есть польза, думала она, наливая себе последнюю чашечку кофе. Тут она подумала, что надо постучать по запястью еще раз. Узнав, что уже без шести минут девять, Чармейн в панике вскочила.

– Это же надо – столько копаться! – громко воскликнула она и помчалась обратно в спальню за элегантным жакетом.

Возможно, именно потому, что ей пришлось надевать жакет на бегу, она умудрилась свернуть за дверью не в ту сторону и оказалась в очень странном месте. Это была длинная узкая комната с протянутыми повсюду трубами, а посередине стоял большой котел, покрытый загадочным синим мехом, и из него подтекала вода.

– Только этого не хватало! – сказала Чармейн и попятилась обратно в дверь.

Она снова оказалась в кухне.

– Хорошо, что я знаю дорогу отсюда, – сказала она, промчалась через гостиную и побежала к входной двери. На крыльце она едва не опрокинула крынку молока, оставленную, видимо, для Ролло.

– Он ее не заслужил! – фыркнула она и хлопнула дверью.

И помчалась по дорожке между обезглавленных гортензий к калитке, которая с лязгом затворилась за ней. Тут Чармейн несколько замедлила шаг, потому что пытаться пробежать несколько миль, отделявших ее от Королевской резиденции, было бы глупо, но шла она все равно стремительно и была уже у первого поворота, когда позади снова раздался лязг калитки. Чармейн повернулась. За ней во всю мочь своих коротеньких ножек бежала Потеряшка. Чармейн вздохнула и двинулась обратно, ей навстречу. Увидев, что она приближается, Потеряшка радостно запрыгала и затявкала от удовольствия.

– Нет, Потеряшка, – строго сказала Чармейн. – Ты со мной не идешь. Домой! – Она сурово показала в сторону домика дедушки Вильяма. – Домой, кому говорят!

Потеряшка повесила ушки, села и просительно поджала передние лапки.

– Нет! – скомандовала Чармейн и снова показала на домик. – Домой!

Потеряшка повалилась на землю обиженным белым комочком, виляя кончиком хвоста.

– Ну в самом деле! – сказала Чармейн. А поскольку Потеряшка, как видно, твердо решила так и остаться посреди дороги, Чармейн пришлось взять ее на руки и побежать с ней обратно к домику дедушки Вильяма.

– Я не могу взять тебя с собой, – объясняла она, запыхавшись от быстрого бега. – Я должна встретиться с королем, а на встречу с королями собак не берут. – Она распахнула калитку дедушки Вильяма и сгрузила Потеряшку на дорожку. – Вот. Сидеть!

Она захлопнула калитку прямо перед укоризненной мордочкой Потеряшки и снова зашагала по дороге. На ходу она встревоженно постучала по запястью и спросила: «Который час?» Но теперь, когда она оказалась за границами владений дедушки Вильяма, чары не действовали. Чармейн знала только одно: время идет. Она перешла на рысь.

Калитка за ее спиной лязгнула опять. Чармейн обернулась и увидела, что за ней снова семенит Потеряшка. Чармейн застонала, развернулась, побежала навстречу Потеряшке, сгребла ее и снова плюхнула на дорожку за калиткой.

– Будь хорошей собачкой, сиди тут! – выдохнула она и побежала прочь.

Калитка за спиной лязгнула, Потеряшка снова засеменила следом.

– Я завизжу! – проговорила Чармейн. Она вернулась и плюхнула Потеряшку за калитку в третий раз. – Сиди тут, глупая ты собачонка! – И она бросилась бежать в сторону города.

Однако лязг за спиной раздался и на этот раз. По дороге застучали крошечные лапки.

Чармейн повернулась и помчалась навстречу Потеряшке с воплем:

– Потеряшка, да просто зла не хватает! Я же опоздаю! – Тут уж она подхватила Потеряшку на руки и потащила в город, пыхтя: – Ладно. Ты победила. Мне пришлось взять тебя, потому что иначе я опоздаю, но я этого не хотела, Потеряшка! Ясно тебе? – Потеряшка была в восторге. Она вывернула шею и лизнула Чармейн в подбородок. – Нет уж, перестань! – сказала Чармейн. – Мне это неприятно. Я рассердилась. Горе мое луковое, вот ты кто. Сиди смирно, а то уроню.

Потеряшка устроилась у нее на руках и удовлетворенно вздохнула.

– Гр‑р‑р! – сказала Чармейн и поспешила дальше.

Чармейн решила, что, когда она будет огибать отвесный утес, надо обязательно посмотреть наверх, чтобы проверить, не прыгнет ли на нее с лужайки наверху лаббок, но к этому времени она уже так спешила, что начисто забыла о лаббоке и попросту рысила вперед. К ее величайшему удивлению, стоило ей завернуть за утес, как город оказался чуть ли не у нее перед носом. Чармейн не помнила, чтобы он был так близко. Вот они, и особняки, и башни, розовые, сверкающие в утреннем свете, – совсем недалеко, рукой подать. Видимо, пони тетушки Семпронии старался по пути сюда показать, как он перетрудился, решила Чармейн, шагая по дороге между первыми домами.

Дорога спустилась к мосту и превратилась в грязную улицу. Чармейн припомнила, что эта окраина города показалась ей нищей и неприятной, и испуганно ускорила шаг. Но хотя большинство прохожих выглядели бедно, никто из них, похоже, не обращал на Чармейн особого внимания, – а если и обращали, то замечали только Потеряшку, которая бодро выглядывала из объятий Чармейн.

– Симпатичная собачка, – заметила женщина, тащившая на рынок гирлянды луковиц, когда Чармейн проходила мимо.

– Симпатичное чудовище, – буркнула Чармейн. Женщина очень удивилась. Потеряшка протестующе заерзала. – Да‑да, ты такая и есть, – прошипела ей Чармейн, когда они дошли до кварталов, где и улицы были пошире, и дома покрасивее. – Ты хулиганка и шантажистка, а если я из‑за тебя опоздаю, то никогда тебя не прощу.

Когда они добрались до Рыночной площади, большие часы на здании городского совета пробили десять. И тут Чармейн нежданно‑негаданно пришлось думать уже не о том, как успеть к назначенному времени, а о том, как растянуть десятиминутный путь на полчаса. Королевская резиденция была, можно сказать, за углом. По крайней мере можно было никуда не бежать и остыть. Солнце уже разогнало туман, спустившийся с гор, и от его жарких лучей и тепла от тельца Потеряшки Чармейн всерьез запарилась. Она направилась в обход по набережной, устроенной высоко над рекой, – бурная, коричневая, она несла свои воды к огромной долине за городом, – и перешла на прогулочный шаг. На набережной было три ее любимых книжных магазина. Чармейн пробралась между другими прогуливающимися и заглянула в витрины.

– Славная собачка, – сказали ей по пути несколько человек.

– Ха! – сказала Чармейн Потеряшке. – Много они знают!

Она оказалась на Королевской площади, как раз когда большие часы загудели, собравшись отбивать полчаса. Чармейн стало приятно. Но когда она стала под бой часов переходить площадь, ей уже было не так приятно – и, кстати, уже далеко не жарко. Она замерзла и чувствовала себя маленькой и никчемной. Ей пришло в голову, что приходить сюда было глупо. Она повела себя как дурочка. Здесь на нее только посмотрят – и отправят обратно. Особенно ее подкосило сверкание золотой кровли. Чармейн даже обрадовалась, когда язычок Потеряшки опять лизнул ее в подбородок. Ступив на крыльцо у парадной двери Королевской резиденции, она так распереживалась, что едва не повернулась и не убежала прочь.

Но Чармейн твердо сказала себе, что именно этого и хотела. Хотя сейчас я и не уверена, что так уж этого хочу, подумала она. К тому же всем известно, да‑да, что эта кровля – всего‑навсего жесть, которую заколдовали, чтобы она выглядела как золото, – добавила она про себя, после чего взялась за огромный позолоченный дверной молоток и отважно постучала им по двери. Тут колени пригрозили, что сейчас подогнутся, и Чармейн подумала, не стоит ли и в самом деле убежать. Она стояла, вся дрожа и изо всех сил прижав к себе Потеряшку.

Дверь открыл старенький‑старенький слуга. Дворецкий, наверное, подумала Чармейн, пытаясь вспомнить, где она его уже видела. Наверное, встречала на улице по пути в школу, решила она.

– Э‑э‑м‑м… – сказала она. – Меня зовут Чармейн Бейкер. Король написал мне письмо… – Она перехватила Потеряшку одной рукой, чтобы второй достать письмо из кармана, но не успела его вытащить, как старенький дворецкий распахнул дверь и отступил в сторону.

– Прошу вас, входите, мисс Шарман, – произнес он дребезжащим старческим голоском. – Его величество ждет вас.

И вот Чармейн словно бы со стороны наблюдала, как входит в Королевскую резиденцию, пошатываясь не меньше старенького дворецкого. Дворецкий так согнулся под бременем лет, что, когда Чармейн пошатываясь шагнула за порог, его лицо оказалось вровень с мордочкой Потеряшки.

Он остановил Чармейн дрожащей старческой рукой:

– Прошу вас, мисс, держите собачку покрепче. Нехорошо, если она убежит и потеряется.

Чармейн услышала собственную скороговорку:

– Ах, я так рассчитывала, что ее можно будет принести, я уверена, что она ни на шаг от меня не отойдет, понимаете, она ни за что не хотела остаться, вот мне и пришлось ее взять и нести всю дорогу, иначе я бы…

– Очень хорошо, мисс, – сказал дворецкий, с усилием закрывая тяжелую дверь. – Его величество – большой любитель собак. Более того, его несколько раз кусали, когда он пытался подружиться с… по правде говоря, мисс, у нашего повара из Раджпухта есть пес, которого никак нельзя назвать миролюбивым созданием. Известно, что он убивает других собак, если им случается нарушить границы его территории.

– Какой ужас, – слабым голосом произнесла Чармейн.

– Вот именно, – сказал старенький дворецкий. – Прошу вас, мисс, идите, пожалуйста, за мной.

Следуя за дворецким по широкому каменному коридору, Чармейн так крепко прижала Потеряшку к себе, что та заерзала. В резиденции было холодно и довольно темно. Чармейн даже удивилась: здесь не было никаких украшений и почти никаких следов царственной роскоши, если не считать двух‑трех больших коричневых картин в потускневших золоченых рамах. На стенах то и дело попадались бледные прямоугольники – там, где раньше висели картины, – но Чармейн страшно разволновалась и поэтому не стала думать о том, куда они подевались. С каждым шагом она все больше зябла и становилась все тоньше и ничтожнее, пока не почувствовала, что стала малюсенькая, как Потеряшка.

Дворецкий остановился и со скрипом отворил массивную квадратную дубовую дверь.

– Ваше величество, мисс Шарман Бейкер, – объявил он. – И собака.

После чего уковылял прочь.

Чармейн взяла себя в руки и проковыляла в комнату. Кажется, трясучка у дворецкого заразная, подумала она и даже не отважилась на реверанс, испугавшись, что ноги у нее подкосятся.

Комната оказалась огромной библиотекой. В обе стороны тянулись мрачные коричневые стеллажи. Запах старых книг, который Чармейн вообще‑то любила, валил с ног. Прямо перед ней стоял огромный дубовый стол, загроможденный стопками книг и кипами пожелтелых от времени бумаг; на ближнем краю бумаги были поновее и побелее. По эту сторону стола стояло три больших резных кресла вокруг переносной угольной жаровни в виде крошечной железной корзинки. Корзинка стояла на чем‑то вроде железного столика, а столик – на истертом чуть ли не до дыр ковре. В двух из трех кресел сидела пожилая пара. Старик был крупный, с ухоженной седой бородой и (это выяснилось, когда Чармейн отважилась взглянуть ему в лицо) добрыми выцветшими голубыми глазами, окруженными сетью морщинок. Чармейн сразу поняла, что это, наверное, и есть король.

– Подойдите, милочка, – пригласил он, – и садитесь. Посадите собачку поближе к огню.

Чармейн снова взяла себя в руки и сделала так, как велел король. К ее облегчению, Потеряшка, судя по всему, сообразила, что здесь надо вести себя примерно. Она солидно уселась на ковер и вежливо помахала хвостиком. Чармейн пристроилась на краешке резного кресла и дрожала с ног до головы.

– Позвольте представить вам мою дочь, – сказал король. – Принцесса Хильда.

Принцесса Хильда была тоже старенькая. Если бы Чармейн не знала, что она дочь короля, то решила бы, что они с королем ровесники. Главное отличие между ними состояло в том, что принцесса выглядела в два раза царственнее короля. Она была крупная, в отца, с очень аккуратной серо‑стальной прической и в твидовом костюме – таком простом и такого скучного твидового цвета, что Чармейн сразу поняла: это очень аристократический костюм. Единственным ее украшением было массивное кольцо на старческой руке со взбухшими венами.

– Какая прелестная собачка, – твердо и безапелляционно постановила принцесса. – Как ее зовут?

– Потеряшка, ваше высочество, – выдавила Чармейн.

– Давно ли она у вас? – спросила принцесса.

Чармейн сообразила, что принцесса беседует с ней, чтобы успокоить, и от этого разволновалась еще сильнее.

– Нет… э‑м‑м… то есть… – промямлила она. – Дело в том, что она бродячая. Ну… это… дедушка Вильям так говорит. Наверное, она у него недавно, потому что он даже не знал, что она… э‑м‑м… су… ой, в смысле, девочка. Вильям Норланд, вы его, наверное, знаете. Чародей.

На это король с принцессой хором сказали «О!» – а король спросил:

– Надо полагать, вы родственница чародею Норланду, милочка?

– Он наш большой друг, – добавила принцесса.

– Я… м‑м… вообще‑то он двоюродный дедушка моей тетушки Семпронии, – призналась Чармейн.

Почему‑то обстановка после этого стала гораздо теплее. Король с явным интересом спросил:

– Полагаю, вы не знаете, как сейчас чувствует себя чародей Норланд?

Чармейн помотала головой:

– К сожалению, нет, ваше величество, но, когда эльфы его забирали, он выглядел просто ужасно.

– Неудивительно, – заявила принцесса Хильда. – Бедный Вильям. А теперь, мисс Бейкер…

– А… а… пожалуйста, называйте меня Чармейн, – пролепетала Чармейн.

– Очень хорошо, – снизошла принцесса. – Нам пора перейти к делу, дитя мое, поскольку вскоре я должна покинуть вас, чтобы встретить гостью.

– Моя дочь уделит вам около часа, – сказал король, – и объяснит, чем мы заняты в библиотеке и как вы поможете нам наилучшим образом. Дело в том, что по вашему почерку мы заключили, что вы довольно молоды и, видимо, по этой причине не обладаете достаточным опытом. – Он наградил Чармейн неотразимой улыбкой. – Мы так признательны вам за то, что вы предложили нам помощь, милочка. Никому и в голову не приходило, что нам надо помочь.

Чармейн почувствовала, как к щекам приливает жар. Она понимала, что позорно краснеет.

– Рада служить, ваше… – с усилием пробормотала она.

– Пододвиньте кресло к столу, – перебила ее принцесса Хильда, – и приступим к работе.

Когда Чармейн поднялась и потащила тяжелое кресло по ковру, король предупредительно заметил:

– Надеемся, вам не будет слишком жарко у самого огня. Пусть сейчас и лето, но мы, старики, вечно мерзнем.

Чармейн по‑прежнему бил холодный озноб.

– Ничуть, сир, – отозвалась она.

– По крайней мере Потеряшка очень довольна, – сказал король, показывая на собачку узловатым пальцем.

Потеряшка перекатилась на спину, болтая в воздухе всеми четырьмя лапками, и купалась в волнах тепла от жаровни. Ей явно было куда веселее, чем Чармейн.

– За работу, отец, – сурово приказала принцесса Хильда. Она взяла очки, висевшие на цепочке на шее, и поместила их на аристократический нос. Король взял пенсне. Чармейн взяла собственные очки. Если бы она так не нервничала, то захихикала бы от такого зрелища.

– Итак, – провозгласила принцесса, – у нас в библиотеке есть книги, бумаги и свитки пергамента. Мы с отцом трудились над каталогом всю жизнь и сумели описать приблизительно половину книг – по заглавию и по авторам, – и снабдили каждую номером, а также краткой аннотацией. Отец продолжит заниматься этим, а вы возьмете на себя мою главную обязанность – каталогизировать документы и свитки. К сожалению, я только‑только приступила к этому. Вот мой список.

Она открыла объемистую папку, полную бумаг, исписанных элегантным, похожим на паутинку почерком, и разложила их перед Чармейн.

– Как видите, у меня несколько главных разделов: «Семейные письма», «Хозяйственные документы», «Исторические записи» – и так далее. Ваша задача – разобрать каждую стопку бумаг и решить, к какому разделу отнести каждый документ. Затем пишете аннотацию в соответствующем разделе, после чего аккуратно кладете бумагу в одну из этих коробок с ярлыками. Пока что все ясно?

Чармейн, которая подалась вперед, чтобы взглянуть на красиво написанные перечни, испугалась, что кажется страшной дурой.

– Как мне поступить, мэм, – спросила она, – если я обнаружу документ, который не подходит ни под один из разделов?

– Очень хороший вопрос, – отметила принцесса Хильда. – Мы надеемся, что вы обнаружите очень много бумаг, которые не подходят под нашу классификацию. Найдя такой документ, немедленно проконсультируйтесь с моим отцом на тот случай, если это важная бумага. Если нет, положите ее в коробку с ярлыком «Разное». Итак, вот ваша первая порция документов. Я посмотрю, как вы их разбираете, чтобы увидеть, как пойдут у вас дела. Вот чистая бумага для списков. Чернила и перья здесь. Прошу, начинайте.

Она подтолкнула к Чармейн связку потрепанных бурых писем, перевязанных розовой ленточкой, и выжидающе откинулась на спинку кресла.

В жизни не получала такого отвратительного задания, подумала Чармейн. Она дрожащими руками развязала розовый узел и попробовала немного разгладить письма.

– Берите каждый документ за противоположные углы, – предупредила принцесса Хильда. – Не тяните слишком сильно.

Ну и ну, подумала Чармейн. Она покосилась на короля, который взял себе обветшалую книгу в кожаном переплете и внимательно перелистывал ее. Я надеялась, что это поручат мне, подумала Чармейн. Она со вздохом бережно развернула первое ломкое бурое письмо.

– Моя драгоценнейшая, роскошная, чудесная, любимая, – прочитала Чармейн. – Я так кошмарно скучаю по тебе… – Гм, – сказала она принцессе Хильде. – Нет ли у вас специальной коробки для любовных писем?

– Конечно есть, – ответила принцесса. – Вот она. Запишите дату и имя отправителя… кто это, кстати?

Чармейн заглянула в конец письма.

– Гм… Тут написано «Большой Дольфи».

Король с принцессой хором сказали: «Ну‑ну!» – и рассмеялись, причем король расхохотался от души.

– Значит, это письма моего отца моей матери, – сказала принцесса Хильда. – Моя мать умерла уже много лет назад. Впрочем, неважно. Внесите в список.

Чармейн посмотрела, в каком состоянии бумага – ломкая, бурая: да, лет и вправду прошло много‑много. Чармейн показалось странным, что король не возражает, чтобы она читала его письма, – но ни короля, ни принцессу это, очевидно, ничуть не смущало. Наверное, царственные особы устроены не так, как обычные люди, подумала Чармейн, заглядывая в следующее письмо. Оно начиналось словами: «Милый мой неотесанный толстячок». Да уж. Чармейн прилежно принялась за дело.

Некоторое время спустя принцесса встала и аккуратно задвинула кресло под стол.

– Вполне удовлетворительно, – постановила она. – Я должна идти. Скоро появится моя гостья. Я по‑прежнему жалею, отец, что не имела возможности обратиться к ее мужу.

– Дорогая, даже и не думай, – отозвался король, не поднимая головы от своих заметок. – Это было бы посягательство на чужое. Он же не наш придворный маг.

– О, это мне известно, – сказала принцесса Хильда. – Однако мне также известно, что в Ингарии целых два придворных мага. А наш бедный Вильям болен, возможно смертельно.

– В жизни нет места справедливости, дорогая, – сказал король, продолжая скрипеть пером. – Кроме того, Вильям ничего не добился – не более, чем мы сами.

– Это я тоже знаю, отец, – сказала принцесса Хильда и вышла из библиотеки.

Дверь закрылась за ней с тяжелым стуком.

Чармейн склонилась над следующей пачкой бумаг, изо всех сил притворяясь, будто не слушает. Ей показалось, что этот разговор не для посторонних ушей. Эта пачка была сложена и перевязана так давно, что листы слиплись друг с другом – сухие, буроватые, словно осиное гнездо, которое Чармейн как‑то нашла дома на чердаке. Она принялась прилежно разлеплять слои.

– Кгхм, – сказал король. Чармейн подняла голову и увидела, что он ей улыбается, – перо повисло в воздухе, а пенсне посверкивает в ее сторону. – Я вижу, вы весьма деликатная барышня, – сказал он. – И наверняка почерпнули из нашего нынешнего разговора, что мы – и с нами ваш дедушка Вильям – ищем весьма важные документы. Классификация, которую разработала моя дочь, подскажет вам, что именно следует искать. Ключевые слова – «сокровищница», «доходы казны», «золото» и «Эльфийский Дар». Если вы обнаружите упоминания о каком‑то из этих предметов, милочка, обязательно сразу же скажите мне.

От мысли, что придется искать такие важные материи, пальцы Чармейн на хрупкой бумаге стали холодными и неуклюжими.

– Да. Да, конечно, ваше величество, – сказала она.

К некоторому ее облегчению, в этой кипе бумаг не оказалось ничего, кроме списков товаров с ценами – причем неожиданно низкими. «Десять фунтов восковых свечей по два пенни за фунт – двадцать пенсов», – прочитала Чармейн. Да, пожалуй, такие цены были лет двести назад. «Шесть унций лучшего шафрана – тридцать пенсов. Девять брусков яблочных благовоний для окуривания главных палат – один фартинг». И так далее. Следующая страница была заполнена записями вроде: «Сорок элей[7]льняных занавесей – сорок четыре шиллинга». Чармейн тщательно все записала, положила бумаги в коробку с ярлыком «Хозяйственные документы» и отклеила следующий листок.

– Ой! – воскликнула она.

Следующий лист гласил:

«Чародею Меликоту за чары, благодаря которым сто квадратных футов жестяной кровли выглядят как золотой купол, – 200 гиней».

– Что случилось, милочка? – спросил король, прижав страницу пальцем, чтобы не потерять место, где он прервал чтение.

Чармейн прочитала ему старинный счет. Король хохотнул и слегка покачал головой.

– Значит, это определенно колдовство, не так ли? – сказал он. – Признаться, я всегда надеялся, что это окажется настоящее золото, – а вы?

– Я тоже, но ведь крыша все равно выглядит как золотая, – утешила его Чармейн.

– Между прочим, отменно стойкие чары – продержались целых двести лет, – кивнул король. – И дорогие. Двести гиней в те дни были огромной суммой. Ну что ж… Впрочем, я и не надеялся преодолеть наши финансовые сложности за счет кровли. Кроме того, если бы мы забрались на крышу и сняли оттуда всю черепицу, это было бы неприлично. Смотрите дальше, милочка.

Чармейн стала смотреть дальше, но не нашла ничего, кроме того, что кто‑то потребовал две гинеи за разбивку розария, а кто‑то другой получил десять гиней за ремонт сокровищницы – нет, не кто‑то другой, а тот же самый чародей Меликот, который сделал крышу!

– Думается мне, Меликот был знаток своего дела, – заметил король, когда Чармейн прочитала ему этот документ. – Видимо, создал себе репутацию на том, что подделывал драгоценные металлы. К тому моменту сокровищница совсем опустела. Я уже много лет знаю, что моя корона поддельная. Наверняка Меликот потрудился. Вы не проголодались, милочка? Не замерзли, не закоченели? Обычно мы не устраиваем ленч, моя дочь не слишком строго придерживается распорядка дня, однако я, как правило, примерно в это время прошу дворецкого принести чего‑нибудь перекусить. Не хотите ли встать и размять ноги, пока я позвоню?

Чармейн поднялась и походила, отчего Потеряшка перекатилась на пузико и испытующе поглядела на нее, а король тем временем похромал к колокольчику у дверей. Совсем немощный, подумала Чармейн, но очень высокий. Как будто не может выдержать собственного роста. Пока они дожидались, когда кто‑нибудь ответит на звонок, Чармейн воспользовалась случаем и взглянула на книги на полках. Похоже, тут были книги обо всем на свете вперемешку – путевые заметки рядом с учебниками по алгебре, стихи бок о бок с географическими атласами. Чармейн едва успела открыть том под названием «Разгадка всех тайн Вселенной», как дверь библиотеки распахнулась и вошел человек в высоком поварском колпаке и с подносом.

К удивлению Чармейн, король проворно юркнул за стол.

– Милочка, возьмите скорей собаку! – закричал он встревоженно.

Вошел другой пес – он жался к ногам повара, как будто чего‑то опасался; это был прожженного вида зверь с узловатыми ушами и облезлым хвостом. На ходу он рычал. Чармейн сразу поняла, что это и есть тот пес, который убивает других собак, и быстро нагнулась и схватила Потеряшку.

Однако Потеряшка исхитрилась выскользнуть у нее из рук и засеменила навстречу псу повара. Рык стал громким и грозным. Клочковатая бурая шерсть встала дыбом. Выглядел пес так свирепо, что Чармейн не отважилась подойти к нему поближе. Тем не менее Потеряшка, казалось, ничуть не испугалась. Она самой небрежной походкой подошла прямо к рычащему псу, поднялась на коротенькие задние лапки и задорно потерлась носом о его нос. Пес попятился и от изумления перестал рычать. После чего поднял комковатые уши и – очень осторожно – потерся носом о нос Потеряшки в ответ. Потеряшка восторженно пискнула и подпрыгнула. В следующую секунду обе собаки весело скакали по всей библиотеке.

– Вот это да, – сказал король. – Что ж, полагаю, все улажено. Джамал, в чем дело? Почему вы пришли вместо Сима?

Джамал – у которого, как заметила Чармейн, был только один глаз – подошел и с виноватой миной поставил поднос на стол.

– Наша принцесса забрала Сима, чтобы принять гостью, сир, – объяснил он. – Принести еду было некому, кроме меня. А мой пес увязался за мной и не желал отставать. Сдается мне, – добавил он, глядя на резвящихся собак, – что до этой минуты он никогда не радовался жизни. – Джамал поклонился Чармейн. – Прошу вас, почаще приводите сюда свою маленькую белую собачку, мисс Чаровница.

Он свистнул псу. Пес притворился, будто не слышит. Джамал направился к двери и снова свистнул.

– Еда, – посулил он. – Приходи за кальмарами.

На это прибежали обе собаки. И к удивлению и возмущению Чармейн, Потеряшка засеменила прочь рядом с псом повара – и дверь закрылась за обоими.

– Тревожиться не о чем, – заверил ее король. – Мне кажется, они подружились. Джамал приведет ее обратно. Весьма надежный человек, этот Джамал. Если бы не его пес, из него вышел бы идеальный повар. Давайте‑ка поглядим, что он нам принес.

Джамал принес кувшин лимонада и блюдо хрустящих коричневых штучек под белой салфеткой.

– Ах! – сказал король, нетерпеливо приподняв салфетку. – Берите, милочка, пока горяченькие.

Чармейн так и сделала. Откусив всего кусочек, она уверилась в том, что Джамал готовит даже лучше, чем ее отец, а ведь мистер Бейкер слыл лучшим поваром в городе. Коричневые штучки оказались хрустящие и при этом мягкие, а их вкус, острый и пряный, был Чармейн в новинку. От них сразу хотелось лимонаду. Чармейн с королем уничтожили целое блюдо и осушили кувшин лимонада. После чего вернулись к работе. К этому времени они были уже накоротке. Чармейн больше не стеснялась спрашивать у короля все, что ей хотелось знать.

– Сир, а зачем понадобилось два бушеля розовых лепестков? – спросила она, и король ответил:

– В те годы людям нравилось посыпать ими пол в пиршественном зале. На мой взгляд, очень неопрятно. Только послушайте, что пишет этот философ о верблюдах, милочка! – И он зачитал отрывок из своей книги, от которого они оба расхохотались. С верблюдами философ определенно не ладил.

Прошло довольно много времени, когда дверь в библиотеку открылась и внутрь просеменила Потеряшка, – было видно, что она очень довольна собой. За ней следовал Джамал.

– Наша принцесса просит передать, сир, – сказал он, – гостья уже здесь. Сим подает чай в Передней гостиной.

– А, – сказал король. – С оладьями?

– И с пышками, – ответил Джамал и удалился.

Король захлопнул книгу и поднялся.

– Надо пойти поприветствовать гостью, – сказал он.

– Хорошо, я пока буду разбирать счета дальше, – сказала Чармейн. – А те, о которых нужно будет спросить, сложу в отдельную стопку.

– Нет‑нет, – сказал король. – Вы тоже идите, милочка. И возьмите с собой собачку. Помогает растопить лед, знаете ли. Эта дама – приятельница моей дочери. Я ее никогда не видел.

Чармейн опять ужасно разволновалась. Принцесса Хильда совершенно ее запугала, она была такая царственная, что при ней вздохнуть было невозможно, а все ее приятельницы наверняка ничем не лучше. Но отказаться было нельзя – король поджидал Чармейн, открыв перед ней дверь. Следом уже трусила Потеряшка. Пришлось Чармейн встать и пойти за ним. Передняя гостиная была просторная, уставленная выцветшими диванами с немного расшатавшимися подлокотниками и несколько потрепанной бахромой. Здесь на стенах тоже виднелись бледные прямоугольники на месте картин. Самый большой бледный прямоугольник был над помпезным мраморным камином, где, к радости Чармейн, полыхал веселый огонь. В гостиной, как и в библиотеке, было холодно, и Чармейн от волнения снова озябла.

Принцесса Хильда сидела прямо‑прямо на диване у камина, куда Сим как раз катил большой столик на колесах. Как только Чармейн увидела Сима со столиком, то сразу поняла, где она его видела. Это было, когда она заблудилась и попала в конференц‑зал и видела в незнакомом коридоре старичка со столиком на колесах. Как странно, подумала она. Сим неверными руками ставил на каминную плиту блюдо горячих оладий с маслом. При виде оладий Потеряшка завертела носом и метнулась к камину. Чармейн едва успела ее поймать. Когда она выпрямилась, крепко держа Потеряшку обеими руками, принцесса сказала:

– А, вот и мой отец‑король.

Все в гостиной встали.

– Отец, – произнесла принцесса, – позвольте представить вам мою близкую подругу миссис Софи Пендрагон.

Король прохромал вперед, протянул руку – и большая комната сразу стала немного меньше. Чармейн раньше не понимала, какой он все‑таки великан. Такой же высокий, как те эльфы, подумала она.

– Миссис Пендрагон, – сказал он. – Счастлив познакомиться с вами. Друзья моей дочери – мои друзья.

Миссис Пендрагон удивила Чармейн. Она была совсем молода, гораздо моложе принцессы, и одета в модное темно‑бирюзовое платье, которое великолепно оттеняло рыжевато‑золотистые волосы и зеленовато‑голубые глаза. Какая она симпатичная, не без зависти подумала Чармейн. Миссис Пендрагон сделала королю книксен, когда он пожимал ей руку, и сказала:

– Я здесь, чтобы сделать все, что в моих силах, сир. Больше я ничего обещать не могу.

– Вот и славно, вот и славно, – ответил король. – Прошу вас, садитесь. Все садитесь. И давайте попьем чаю.

Все уселись – и зажужжала учтивая светская беседа. Сим ковылял вокруг, раздавая чашки с чаем. Чармейн почувствовала себя совсем чужой. Уверенная, что ей здесь не место, она забилась в уголок самого дальнего дивана и попыталась разобраться, кто здесь кто. Между тем Потеряшка степенно устроилась на диване рядом с Чармейн и сидела там скромно‑прескромно. Взгляд ее не отрывался от господина, разносившего оладьи. Этот господин был такой тихий и бесцветный, что стоило Чармейн отвести глаза, как она тут же забывала, как он выглядит, и ей приходилось смотреть снова, чтобы освежить его образ в памяти. Другой господин – у которого рот казался закрытым, даже когда он говорил, – был, насколько она поняла, королевский советник. Похоже, ему нужно было сообщить миссис Пендрагон массу секретных сведений, на что она постоянно кивала, а иногда моргала, словно слова советника ее удивляли. Другая дама, пожилая, была, судя по всему, фрейлина принцессы Хильды и отлично умела говорить о погоде.

– Не удивлюсь, если сегодня ночью снова не будет дождя, – ворковала она, когда бесцветный господин возник рядом с Чармейн и предложил ей оладьи. Потеряшкин нос жадно перекосился в сторону блюда.

– О, благодарю вас, – сказала Чармейн – ей было приятно, что о ней не забыли.

– Возьмите две, – посоветовал бесцветный господин. – Его величество наверняка съест все остальные.

Король в это время расправлялся с двумя пышками за раз, положив одну на другую, и смотрел на оладьи так же жадно, как Потеряшка.

Чармейн снова поблагодарила господина и взяла две. Она в жизни не ела таких масляных оладий. Потеряшка снова повела носом и ткнулась им в руку Чармейн.

– Ладно, ладно, – пробурчала Чармейн, пытаясь отломить кусочек, не накапав на диван маслом.

Масло потекло по пальцам и едва не попало в рукава. Она принялась вытираться носовым платком, а фрейлина тем временем договорила все, что в принципе можно было сказать о погоде, и обратилась к миссис Пендрагон.

– Принцесса Хильда говорит, у вас прелестный мальчик, – сказала она.

– Да. Морган, – ответила миссис Пендрагон.

Видимо, ей тоже приходилось сражаться с маслом – она промокала пальцы платком и явно нервничала.

– Сколько Моргану лет, Софи? – спросила принцесса Хильда. – Когда я видела его в последний раз, он был совсем крошкой.

– О, уже почти два, – ответила миссис Пендрагон и поймала крупную золотистую масляную каплю над самой юбкой. – Я оставила его с…

Дверь в гостиную отворилась. Показался толстенький малыш в грязном синем костюмчике, по лицу его катились слезы.

– Мама‑мама‑мама! – заходился он, ковыляя в гостиную. Но стоило ему увидеть миссис Пендрагон, как он просиял, протянул ручки, затопал к миссис Пендрагон и уткнулся ей в юбку. – Мама!

За ним в дверь вплыло встревоженное голубое создание в виде продолговатой слезинки с лицом спереди. На вид оно состояло из пламени. Его появление вызвало волну тепла и всеобщее «ах». Следом вбежала еще более встревоженная горничная.

За горничной шел маленький мальчик – Чармейн в жизни не видела такого ангелоподобного ребенка. У него была шапка белокурых кудрей, обрамлявшая ангельское бело‑розовое личико. Глаза у него были большие, голубые и застенчивые. Точеный подбородочек покоился на жабо из белых‑пребелых кружев, а всю остальную грациозную фигурку облегал нежно‑голубой бархатный костюмчик с большими серебряными пуговицами. Когда дитя вошло в гостиную, его розовые губки бантиком сложились в смущенную улыбку, отчего на нежной щечке показалась очаровательная ямочка. Чармейн никак не могла взять в толк, почему миссис Пендрагон смотрит на мальчика с таким ужасом. Мальчик был поистине обворожительный. Ах, эти длинные загнутые ресницы!..

– …с моим мужем и его огненным демоном, – договорила миссис Пендрагон.

Лицо у нее залилось краской, и она испепелила ангелоподобного мальчика взглядом поверх головы малыша.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ,