О некоем джентльмене с черной нашлепкой на глазу, который в обществе известной нам леди нанес несколько визитов в Чейплизоде и окрестностях

Наутро ветер немного утих, но не совсем улегся, и небо все еще хмурилось; после завтрака, к ужасу несчастной миссис Макнамары, которая после ухода мисс Мэг и майора сидела у окна в одиночестве, к ее дому подкатил наемный экипаж. На ступеньках у открытых дверей стояла служанка и торговалась со злобной особой, которая держала решето с рыбой.

Джентльмен с широким нездоровым лицом и с нашлепкой на глазу высунул из окошка экипажа свою не радующую взгляд голову в черном парике и треуголке и велел кучеру открыть дверцу.

Потом незнакомец, довольно неряшливый на вид, в нечищеном сюртуке, вышел, держа в руках маленький, очень грязный саквояж из темно‑красной с золотом кожи, и несколько церемонно помог покинуть экипаж своей спутнице. Дама, поставив на землю длинную, обтянутую черным шелковым чулком ногу, окинула передние окна дома пристальным недобрым взглядом из‑под бархатного капюшона; это была не кто иная, как миссис Мэри Мэтчуелл.

От этого зрелища несчастная миссис Макнамара ощутила, как сердце ее, затрепетав, подпрыгнуло, а потом ухнуло в пятки. Неопрятный отталкивающий джентльмен, размахивая красным саквояжем, лениво прохаживался туда‑сюда – пользовался случаем размять ноги, подставить свое широкое мертвенно‑бледное лицо ветерку и втянуть ноздрями свежий деревенский воздух.

Тем временем миссис Мэтчуелл двинулась к крыльцу, где на ходу бросила несколько слов служанке, которая потемнела лицом и отшатнулась, словно встретилась с привидением; миссис Мэтчуелл подобрала свои шелестящие шелка и несколькими широкими шагами преодолела узкую лестницу. Вскоре гостья – желтолицая, в зловещем траурном наряде – предстала перед несчастной хозяйкой дома.

Миссис Мак встала, что удалось ей не сразу, и присела вначале слегка, потом глубже, а потом опять слегка; попытавшись заговорить, она почувствовала, что вот‑вот упадет в обморок.

– Послушайте, – сказала Мэри Мэтчуелл, – мне нужно двадцать фунтов… но только без сцен. Вам придется напрячься, моя дорогая… это в последний раз. Ну, ну, не убивайтесь. Через три недели, когда я верну через суд то, что мне принадлежит, вы получите свои деньги, но пока они мне нужны – оплатить судебные издержки.

В ответ миссис Мак горестно сцепила руки и издала вопль.

Мэри Мэтчуелл была, казалось, близка к тому, чтобы потерять терпение; при этом она наградила бедную кроткую миссис Мак таким злобным взглядом, что ту бросило в дрожь.

– Всего лишь двадцать фунтов, моя милая, – сурово повторила миссис Мэтчуелл.

– Ой‑ей‑ей‑ей‑ей, – рыдала несчастная толстуха миссис Макнамара. – Это конец… тогда уж лучше мне самой обо всем рассказать. Я погибла! Моего венецианского кружева… часов… парчи уже не вернуть. Так не годится. Я должна сказать брату; лучше уж наняться поденщицей и голодать, пока от меня не останутся только кожа и кости, но только не просить больше в долг.

Миссис Мэтчуелл приблизила лицо к заплаканным глазам вдовы и страшным взглядом стала зачаровывать ее, как змея птичку.

– Черт возьми, моя милая, вы что, думаете, я собираюсь вас ограбить?.. Это даже не подарок… всего лишь ссуда. Прекратите ныть, старая вы плакса! А то я в пять минут увешаю весь город плакатами с вашей историей. Ссуда, мадам; и вам три месяца не придется платить… целых три месяца… вот так!

И в этот раз все вышло как прежде… Бедная миссис Мак уступила. У нее не было за душой ни кроны, но Мэри Мэтчуелл была весьма любезна и удовольствовалась векселем – несчастная вдовица не имела ни малейшего понятия, что это за бумага, и в скором времени ей пришлось об этом горько пожалеть.

Мэри Мэтчуелл удалилась со своей добычей, оставив после себя запах бренди. Ее грязный и зловещий оруженосец с красным саквояжем неуклюже поклонился и, не оглядываясь по сторонам, забрался вслед за ней в экипаж; лошади тронулись с места, и экипаж проворно покатился в сторону дома Наттера, Мельниц, куда миссис Мэтчуелл уже нанесла ранее визит, завершившийся столь трагически.

Случилось так, что, когда экипаж со своими угрюмыми пассажирами приближался к Мельницам, на ступенях крыльца стоял доктор Тул и, по своему обыкновению, давал прощальные указания, а Могги его выслушивала; бедной маленькой миссис Наттер вновь было плохо: она получила ужасное известие о смерти своего Чарли и теперь лежала в кровати, умываясь слезами.

– Как называется этот дом? Не те ли это Мельницы, что принадлежали покойному мистеру Наттеру? – спросил джентльмен, высовывая голову из окошка раньше, чем кучер успел подъехать вплотную к крыльцу.

– Да, сэр, – отозвался Тул, отстраняя Могги; ему почудилась опасность, и он приготовился храбро ей противостоять, а также не прочь был разведать, зачем сюда пожаловал незнакомец. – Но миссис Наттер очень нездорова, сэр; собственно говоря, она в спальне, сэр, и лежит в постели.

– Миссис Наттер здесь, сэр, – бесстрастно заявил незнакомец. Он только что выбрался из кареты, остановившейся у дверей, и теперь простер руку к Мэри Мэтчуелл, которой помог выйти. – Вот это миссис Наттер, вдова покойного Чарлза Наттера из Мельниц, в Нокмаруне, Чейплизодского прихода.

– К вашим услугам, сэр, – произнесла Мэри Мэтчуелл, смиренно приседая и готовясь проплыть мимо доктора к двери.

– Не так поспешно, мадам, прошу вас, – строго и быстро, несмотря на изумление, вмешался Тул. – А ну‑ка в дом, Могги, и закрой на засов кухонную дверь.

Подтолкнув служанку внутрь, Тул громко захлопнул за нею дверь. Он успел как раз вовремя, и Мэри Мэтчуелл, раздосадованная и бледная, осталась стоять напротив доктора; в глазах ее горела адская злоба.

– Кто вы такой и почему осмелились захлопнуть у меня перед носом дверь моего собственного дома? – спросила ведьма.

– Мое имя – Тул, мадам, – с высокомерным взглядом и поклоном отвечал маленький доктор, – и я имею честь оказывать хозяевам этого дома профессиональные услуги.

– А! Деревенский адвокат, – воскликнула предсказательница, забыв, очевидно, вопросить карты или планеты. – Что ж, сэр, вам лучше посторониться, потому что я вдова Наттер и это мой дом, и, чтоб мне провалиться, так или иначе я туда войду.

– Вы поступите благоразумно, мадам, если воздержитесь от вторжения в частное жилище, тем более от проникновения со взломом, а дверным молотком можете колотить сколько угодно – никто вам не отопрет, – парировал Тул. – А относительно вашего утверждения, что вы являетесь вдовой Наттер, мэм, то есть вдовой покойного несчастного Чарлза Наттера, которого недавно нашли утонувшим, то хотел бы я знать, как вы это докажете.

– С вашего позволения, мадам, постойте, – вмешался мертвенно‑бледный широколицый спутник Мэри Мэтчуелл. – Мы находимся здесь, сэр, чтобы заявить претензии на это имение со всем, что к нему относится, равно и на денежные суммы, домашнюю обстановку и другое движимое имущество, принадлежавшее покойному Чарлзу Наттеру, а поскольку в доступе нам отказано, то мы собираемся, как того требует судебная процедура, вручить надлежащее уведомление – в вашем присутствии, поскольку вы являетесь, согласно вашему утверждению, адвокатом Сары Харти, именующей себя Наттер…

– Я этого не утверждал, – прервал его Тул и слегка вскинул подбородок.

На широким лице незнакомца появилась хитрая усмешка.

– Что ж, по этому поводу у нас имеются некоторые соображения, сэр. Но, если разрешите, мы постучим в парадную дверь.

– Вот что я вам скажу, сэр, – начал Тул. Он не склонен был полагаться на мудрость женского гарнизона и опасался, что при первом же внушительном стуке служанки распахнут дверь и отвратительная парочка оккупирует жилище бедной миссис Наттер. – Вручайте уведомление – я не возражаю. Вот в окно выглядывает служанка… только не шумите, миссис Наттер страдает расстройством здоровья и ипохондрией и не выносит шума, но вручить уведомление я вам позволяю, поскольку ваши претензии нам смешны. Послушай, Могги, приоткрой чуть‑чуть окно и возьми бумагу, которую тебе даст джентльмен. Ну давайте, сэр… на конце трости, будьте любезны… очень хорошо.

– Годится, бумаги у нее. Благодарю вас, мисс, – с ухмылкой произнес законник. – Теперь, мэм, нам лучше всего отправиться в суд по привилегиям.

Мэри Мэтчуелл одарила одной из своих бледных злобных улыбок стоявшую у окна с бумагами в руках Могги; та не двигалась, пораженная ужасом.

– Не важно, – пробормотала себе под нос Мэри Мэтчуелл; она живо вскочила в экипаж и, поправляя свое черное одеяние, вновь уставилась с безобразной улыбкой на окно Мельниц.

– В суд по привилегиям, – приказал адвокат кучеру.

– В этом доме я сегодня же заночую, – исступленно пробормотала Мэри Мэтчуелл, оглядываясь с той же особенной улыбкой, пока экипаж уносился прочь. Потом она откинулась назад; с бледных уст ее не сходила высокомерная усмешка, через глубоко запавшие глаза на изможденном лице устало и угрюмо глядела не ведающая покоя душа.

Когда Тул удостоверился, что экипаж благополучно укатил, то он – можете не сомневаться – без промедления вернулся в дом и впился глазами в бумаги, которые удивили его несказанно.