Понятие литературы в интерпретации формальной школы

Ядром русского формализма является Общество по изучению русского литературного языка – ОПОЯЗ. Появился в предвоенные годы (1913-1914). Главным человеком является Виктор Борисович Шкловский. Его тексты нельзя разрезать на части – литературоведческую и художественную.

«О теории прозы» - 20-е гг.

«Гамбургский счет» - 1929 г. (канонический), конец 80 – избранные статьи.

«Зоо, или письма о нелюбви».

«Литература и кинематограф» 1924 г.

Лекция 7 (19.03.2012)

«О поэзии и заумном языке», «Искусство как прием» - статьи Шкловского.

Борис Михайлович Эйхенбаум

Юрий Николаевич Тынянов

Шкловский – ревтройка.

«Теория формального метода» - Эйхенбаум. Роман «Маршрут бессмертия». Трилогия, посвященная Толстому. «Мелодика русского лирического стиха». «Как сделана «Шинель» Гоголя».

Тынянов: «Кюхля», «Пушкин», «Восковая персона», «Поэтика. История литературы. Кино», «Проблема стихотворного языка» - главная теоретическая работа. «Архаисты и новаторы».

Евгений Дмитриевич Поливанов – был обыкновенным гениальным человеком. «Об основном фонетическом принципе всякой поэтической техники» в 1963 г. опубликована.

Лев Петрович Якубинский.

Иногда в числе формалистов называют Томашевского, Жермундского, но они всегда дистанцировались от ОПОЯЗА. Но в 10-20-е гг. они работали в русле формальной школы.

Александр Реформандский.

Московский лингвистический кружок – основан Якобсоном. Интересовался в большей мере языкознанием, а не литературоведением.

Исследования русского формализма: «Русский формализм: история и доктрина» Эрлих, «Русский формализм» Ханзен-Лёве, «Другая наука. Формалисты в поисках биографии» Ян Левченко.

Формалисты рассматривают литературу изнутри, они к ней сопричастны.

Этапы развития русского формализма, но они условны:

1. 2 половина 10-х гг. XX в. – этап лингвистического формализма. Формалисты полагают, что лингвистика – царица наук. Усилия направлены на то, чтобы выяснить, чем язык поэтический отличается от обычного. Якубинский и Шкловский.

2. 1 половина 20-х гг. – этап функционального формализма. Тынянов. Все элементы могут быть и поэтическими, и непоэтическими – в разных условиях.

3. 2 половина 20-х гг. – кризис формализма, попытки скрестить формалистические искания с исканиями социологическими. Социологическая поэтика.

В начале 30-х гг. формализм прекращает существование как самостоятельное течение. Шкловский начинает заниматься кино, Эйхенбаум становится комментатором, Жермундский переключается на узкую лингвистику.

Из всех формалистов расстреляли только Поливанова. И то потому, что он не видел ни руля, ни тормозов.

На 1 этапе развития формальной школы усилия формалистов были направлены на поиск отличительных свойств литературного текста – тех признаков, которые позволили бы отграничить литературу от нелитературы. На 1 этапе развития формальной школы существовала уверенность, что критерий литературности является сугубо лингвистическим. Говоря несколько упрощенно, формалисты полагали, что литературное произведение отличается от нелитературного примерно так же, как текст, написанный на русском языке, отличается от текста, написанного на французском или на любом другом иностранном. Но ни в одной формалистической работе этого лозунга нет.

Литературность – некое вещество, которое запрятано вглубь текста и превращает текст в литературное произведение. Это набор витаминов.

Теоретическим обоснованием такого подхода стала статья Якубинского «О звуках стихотворного языка», опубликованная в 1916 г. в 1 выпуске знаменитых сборников по теории поэтического языка. Якубинский начинает с утверждения, что «все явления языка должны быть классифицированы с точки зрения той цели, с какой говорящий пользуется своими языковыми представлениями (под языковыми представлениями он понимает различные единицы языка: фонемы, морфемы и т.д.) в каждом данном случае. Если говорящий пользуется ими с чисто практической целью общения, то мы имеем дело с системой практического языка или практического языкового мышления, в которой языковые представления самостоятельной ценности не имеют и являются лишь средством общения, но мыслимы и существуют другие языковые системы, в которых практическая цель отступает на задний план (хотя может и не исчезать вовсе), и языковые представления приобретают самоценность». Такие языковые системы Якубинский называет стихотворным языком или стихотворным языковым мышлением. Он подчеркивает, что «в практическом языковом мышлении внимание говорящего не сосредотачивается на звуках, звуки не всплывают в светлое поле сознания и не имеют самостоятельной ценности, выступая лишь средством общения. Именно отсутствие мсосредоточения внимания на звуках в практическом языке объясняются различные случайные обмолвки, часто не замечаемые, а также общая скомканность произношения, проглатывание отдельных слогов и звуков, с чем особенно борются при обучении актерскому искусству».

Лекция 8 (28.03.2012)

Смысловая сторона слова играет в практическом языке бОльшую роль, чем звуковая, поэтому различные подробности произношения доходят до сознания, главным образом, постольку, поскольку они служат для различения слов по значению. Таким образом, в практическом языке звуки не сосредотачивают на себе внимание, и наоборот – при стихотворном языковом мышлении звуки становятся предметом внимания, обнаруживают свою самоценность и всплывают в светлое поле сознания. В этих рассуждениях очень сильна философская (неокантианская) составляющая. Неокантианство – попытка воскресить идеи Канта и согласовать их с научными идеями того времени. Кант сформулировал определение красоты: «Это формальная целесообразность без цели как предмет незаинтересованного удовольствия». Стихи по Якубинскому должны быть именно формальной целесообразностью.

Простейшим примером несовпадения указанных типов мышления, согласно Якубинскому, является противопоставление буквенной и звуковой рифмы. Так, в практическом языке не осознается звуковое равенство, наподобие «сини – синий», где концы этих слов чувствуются как разные ввиду различия Ч., П. и т.д. В стихотворном же языке, где звуки сосредотачивают на себе внимание, в поле сознания попадает и равенство «и – ий», что делает возможным возникновение соответствующих рифм. Следовательно, при борьбе с буквенной (бумажной) рифмой поэт имеет возможность устанавливать звуковые равенства, чуждые сознанию говорящего при практическом языковом мышлении и не используемые им. В связи с сосредоточением внимания на звуках находится и эмоциональное отношение к ним. Многие поэты оставили свидетельства о своем эмоциональном отношении к тем или иным звукам. Примеры: Вяземский – ему нравились поэтические названия некоторых вин в детстве (Lacryma Christi – Христова слеза); Анненский – стихотворение, которое посвящено слову «невозможно». С точки зрения Якубинского, стихи – некое поэтическое гурманство.

Фоносемантика – Журавлев, Воронин. 60-70-е гг. – экспериментировали над студентами.

Эмоциональное отношение к звукам влечет, в свою очередь, установление известной зависимости между содержанием стихотворения и его звуками. Этому же способствуют выразительные движения органов речи, что нашло, например, выражение в таких фразеологизмах, как «цедить слова», «говорить сквозь зубы» и т.д.

Якубинский предлагает посмотреть на литературу с лингвистической точки зрения. История любой науки представляет собой смену точек зрения. Формалисты предложили рассматривать литературу как своеобразную игрушку. Главный минус заключался в том, что Якубинский сильно упростил задачу: он предложил анализировать только стихи, но литература стихами не исчерпывается. Кроме того, поэзия – явление неоднородное.

Основные положения первой статьи Якубинского были конкретизированы в его последующих работах, посвященных поэтике. Так, в статье «Скопление одинаковых плавных в практическом и поэтическом языках» Якубинский стремился доказать, что в поэтическом языке, в отличие от практического, не действует закон диссимиляции плавных звуков. Закон этот действует в двух случаях: во-первых, в практической повседневной речи в словах, содержащих плавные звуки, один из плавных может исчезать (mamor < mramor, Federico < Frederico, шумовка < от нем.); во втором случае один из плавных может заменяться другим плавным звуком (верблюд < ц-с вельблюд, февраль < феврарь, коридор – колидор и т.д., фалетор – форейтор). Все эти случаи объясняются тем, что произнесение слов, содержащих несколько р или л, создают дополнительные трудности для нашего артикуляционного аппарата. Слова, содержащие скопление плавных, являются одним из импульсов возникновения такого жанра как скороговорка. В стихотворном же языковом мышлении, с точки зрения Якубинского, скопление плавных нарушает автоматизм, присущий практическому языку. Он приводит множество примеров скопления плавных в поэтическом языке: сереброрумные стада, рожок серебряный играет, серьги изумрудны: расстилали белый плат (Жуковский).

Лекция 9 (02.04.2012)

В статье «Осуществление языкового единообразия в творчестве Лермонтова» Якубинский пытается применить свои теоретические заключения к практическим нуждам текстологии. Он пишет: «Сравнивая черновые варианты отдельных строк стихотворения Лермонтова с их окончательными редакциями, я нашел, что звуки вновь вводимого слова более подходят к звукам той же строки или соседних строк, чем звуки слова устраняемого, и что заменяющая строка сама по себе является в звуковом отношении более единообразной, чем строка заменяемая. Таким образом, исправляя свои стихи, Лермонтов осуществлял известное звуковое единообразие». Значение данной закономерности заключается в том, что «если действительно окончательная редакция его стихотворений единообразнее черновой, то в случаях, когда данное стихотворение сохранилось в нескольких списках, тот из списков скорее может быть признан окончательным, который в звуковом отношении более единообразен. Конечно, нужно принимать во внимание и данные смысловые, но учитывать фонетический момент совершенно необходимо». Пример:

1. И песни, и звуки в груди подавила.

2. Безумные б звуки в груди подавила.

Окончательная редакция (2) представляется более единообразной с точки зрения участия работы голосовых связок. Вместо 10 звонких и 4 глухих согласных чернового варианта имеем 15 звонких и всего 2 глухих. Кроме того, необходимо отметить в окончательной редакции бОльшее единообразие в области ударных гласных: вместо отношения е-у-и-и мы имеем отношение у-у-и-и, которое более симметрично.

1. Черновая: Слова надежды повторяя / Чужда тоски душа твоя

2. Беловая: Слова разлуки повторяя / Полна надежд душа твоя.

Следующая статья Якубинского, посвященная вопросам поэтики, называется «О поэтическом глоссемо-сочетании». Эта статья представляет собой набор новых примеров различных проявлений стихотворного языка. Кроме того, в этой статье Якубинский решает откорректировать прежнюю терминологию: он отказывается от термина «языковые представления» и вместо этого предлагает условиться, с одной стороны, называть любую речевую единицу «глоссемой», а с другой стороны, любые случаи речевого сочетания «творческим глоссемосочетанием» или «глоссемосложением». Когда глоссемосочетание имеет самостоятельную ценность, независимо от той практической цели, которую это глоссемосочетание могло бы осуществлять, мы имеем дело с поэтическим глоссемосочетанием (частным случаем творческого глоссемосочетания).

«Откуда берутся стихи» - 1921 г. В этой маленькой заметке Якубинский в качестве аксиомы выдвигает тезис о том, «что особенность стихов как отдельного вида словесного искусства сидит в звуковой стороне речи. Если в стихах и есть что-нибудь звукового, то это что-нибудь возникает, существует и сознается из-за и по отношению к звуковому началу. Звуковое начало определяет стихи. Если мы зачеркнем звуковое в стихах, то и стихов никаких не будет». Поэтому главным методологическим принципом науки о стихе Якубинский считает фонетический монизм. Монизм – учение, которые все явления окружающего мира выводит из одного единственного фактора. На вопрос, в чем конкретно выражаются звуковые признаки стихов, Якубинский отвечает следующим образом: он называет 5 основных факторов поэтической речи:

1. Ритм, метр или размер.

2. Звуковая связь или ассоциация между словами и сочетаниями слов (повторы, аллитерация, ассонанс и т.д.)

3. Самоценность звуковой формы речи как со стороны артикуляционной, так и акустической. Именно отсюда берут свое начало все разговоры о благозвучии (эвфония).

4. Эмоциональное значение звуков и звукосочетаний.

5. Сложность и затрудненность звуковой формы сравнительно с разговорной речью.

Выводы: к случаям, когда звуки «осёдлывают» речь, то есть когда они проявляют свою самоценность, перечисленном в статье «О скоплении плавных» (душевная болезнь, детская речь, экстатические песнопения различных сект), Якубинский добавляет теперь и сновидения. Он полагает, что сцепление образов, которые человек видит во сне, обусловлено варьированием неких исходных звуковых комплексов. Подробно он останавливается не на сновидениях, а на детской речи, которая, по его мнению, совпадает со всеми признаками речи стихотворной:

1. Ритмичность детских монологов при лепете.

2. Господство звуковых ассоциаций (повторений, удвоений и т.д.).

3. Самоценность для ребенка его лепета, он лепечет для того, чтобы лепетать. Лепетание доставляет ему наслаждение, причем здесь играет роль как произнесение, так и слышание.

4. Эмоциональное значение речевых проявлений у ребенка. Первоначально он говорит лишь в эмоциональном состоянии и пользуется звуками для выражения своих эмоций.

5. Сложный звуковой состав детского лепета и первоначальных речевых проявлений вообще. Ребенок произносит такие звуки и сочетания звуков, которым и при переходе к обучению сознательному языку долго не может снова выучиться. А некоторые из них и вовсе перестают употребляться в обыкновенной речи культурного человека.

Из всего этого Якубинский делает довольно странный вывод: «детские речевые впечатления первого периода вообще забываются, но при некоторых состояниях сознания, в том числе и при вдохновении у стихотворцев, проявляются, вступая в связь с обычным языком, и резко определяют своими особенностями то новое речевое «тело», которое в конце концов получается, то есть в нашем случае стихи. Сознательная работа при стихотворном творчестве заключается в согласовании инфантильного материала с обычным. Таким образом, стихи происходят из детского лепета».

Лекция 10 (04.04.2012)

В этой статье ярко выражена «фрейдистская подкладка». С точки зрения Якубинского, поэзия – воспоминания об импульсах, полученных человеком в детстве.

Предпоследней работой Якубинского, посвященной проблемам поэтики, стала заметка «По поводу книги Жермундского «Композиция лирических стихотворений», опубликованная в 1922 г. Начинается эта статья с подчеркивания заслуг ОПОЯЗа в разработке новых методологических принципов, используемых в лингвистике и литературоведении.

«Утверждение многообразия речевых и языковых деятельностей есть, несомненно, важное достижение лингвистики, ценное и по существу, и методологически, оно открывает новые горизонты в науке о языке и составляет в ней эпоху. Начало конца прежней путаницы с употреблением терминов «язык» и «речь» положено в первом выпуске сборников по теории поэтического языка, где впервые стали говорить о языках практическом и поэтическом как о разных по существу речевых деятельностях, по-разному обусловленных как психофизиологически, так и телеологически (телеология – наука о цели). Термины «практический» и «поэтический» вошли и в поэтику. Московский лингвистический кружок стал особенно выдвигать момент внутреннего телеологизма – рассмотрение языковых форм с точки зрения их функций».

Вместе с тем Якубинский предостерегает против возможной путаницы в употреблении термина «практическая речь» или «практический язык». Опасность, с его точки зрения, заключается в том, что под понятие практической языковой деятельности, то есть такой деятельности, которая является средством для достижения посторонней языку жизненной цели, могут подойти виды языковой деятельности, весьма различные между собой функционально и в известной мере противоположные по психологическим особенностям. Например, разговорная речь и речь научно-логическая относятся к практическому языку, однако если на особенностях разговорной речи наше внимание почти никогда не останавливается, то применительно к речи научно-логической этого сказать нельзя: роль внимания по отношению к ее смысловой стороне, безусловно, очень велика. Следовательно, практический язык – это целый ряд функционально различных образований.

Якубинский согласен с Жермундским в том, что приемы речи, подчиненные функции убедительности и эмоционально-волевого воздействия на воспринимающего (например, речь оратора на митинге) имеют иногда большое сходство с приемами поэтической речи. Больше того, он утверждает, что в любом лирическом стихотворении всегда одновременно присутствуют явления и моменты самых разнообразных речевых деятельностей.

«Захват Московии»

Поэтому задача исследователя заключается в том, чтобы выяснить, что в стихотворном тексте есть явление поэтической речи и что относится к другим речевым деятельностям, какой момент преобладает. Но функции не являются статичными, формалисты еще этого не учитывали. Как подчеркивает Якубинский, с этой точки зрения станет гораздо более ясной разница между гражданской лирикой и лирикой чистой, между Некрасовым и Фетом и отдельными стихами отдельных поэтов. Поскольку в стихотворных произведениях мы имеем не только поэтическую речь, но сложный конгломерат различных функциональных разновидностей речи, одностороннее противопоставление практического и поэтического отрицается и преодолевается.

Мысли, высказанные в рецензии на книгу Жермундского, Якубинский затем развивает в своей работе «О диалогической речи», 1923 г. На одном моменте этой работы стоит остановиться. Речь идет о характеристике вклада Аристотеля в учение о поэтическом языке. Якубинский пишет, что Аристотель устанавливая в поэтике общее понятие поэтического языка, «принимает во внимание все стороны речи, ведя анализ все время в плоскости сопоставления поэтического с повседневным, обыденным, общепринятым, общеупотребительным, свойственным обыденному разговору, и исходит в своем понимании поэтической речи от противоположения ее речи обыденной. Необходимо отметить, что в каждом данном явлении поэтической речи Аристотель считает необходимым и присутствие обыденного, поскольку именно им обусловливается ясность и возможность понимания. Наблюдаемые же особенности поэтической речи, ее существенные признаки Аристотель подводит под категорию “благородство”».

Лекция 11 (11.04.2012)

Классификация языковой деятельности, предложенная Якубинским, была в начале 20-х гг. усовершенствована Романом Якобсоном. В своей книге «Новейшая русская поэзия. Набросок первый: подступы к Хлебникову», опубликованной в 1921 г. в Праге, Якобсон устанавливает следующую иерархию языковых уровней:

1. нормальный практический язык

2. эмоциональный язык

3. поэтический язык

В языках первых двух типов главной является коммуникативная функция, в языках второго и третьего типа «языковые представления сосредотачивают на себе большее внимание, связь между звуковой стороной и значением тесней и интимней». В переводе на современную лингвистическую терминологию это означает, что в эмоциональном и поэтическом языках языковой знак близок к тому, чтобы быть мотивированным. «Но этим исчерпывается родство эмоционального и поэтического языков. Если в первом случае аффект диктует законы словесной массе, то поэзия, которая есть не что иное, как высказывание с установкой на выражение, управляется имманентными законами. Функция коммуникативная, присущая как языку практическому, так и языку эмоциональному, здесь сводится к минимуму. Поэзия индифферентна в отношении к предмету высказывания, как обратно индифферентна, например, деловая проза в отношении ритма».

«Если изобразительное искусство есть формовка самоценного материала наглядных представлений, если музыка есть формовка самоценного звукового материала, а хореография – самоценного материала-жеста, то поэзия есть оформление самоценного или, как говорил Хлебников, «самовитого» слова».

«Поэзия есть язык в его эстетической функции». Это определение наиболее удачно.

«Таким образом, предметом науки о литературе является не литература, а литературность, то есть то, что делает данное произведение литературным произведением. Между тем, до сих пор историки литературы преимущественно уподоблялись полиции, которая, имя целью арестовать определенное лицо, захватила бы на всякий случай всех и все, что находилось в квартире, а также случайно проходивших по улице мимо, так и историкам литературы все шло на потребу: быт, психология, политика, философия и т.д.»

Как бы забывалось, что история, философия, психология являются лишь дефектными второстепенными документами, проливающими лишь частично свет на специфику того или иного произведения. Если наука о литературе хочет стать наукой, она должна признать «прием» своим единственным героем. Другой основной вопрос – вопрос о применении и оправдании приема (прием – это способ комбинирования словесного материала в художественное единство).

В рамках тех подходов, которые были характерны для первого этапа развития формальной школы, возникло определение литературы, сформулированное впоследствии Томашевским: литература – это самоценная фиксированная речь.