Лебеди в воде

– Там что‑то есть… Что это? – спросил Паддок, когда впереди, в тусклом лунном свете, показался длинный наклонный ряд черных столбов.

– Это лососевая запруда, – крикнул Клафф, выругался и слабеющим голосом что‑то забормотал – очевидно, молитву.

Всего лишь недели две назад здесь утонул какой‑то подвыпивший парень – его нашли в сетях. Клафф перетрухнул куда больше Паддока, даром что в свое время дрался на дуэлях. Но нужно учесть, что плавать он не умел нисколько и к тому же был чертовски затянут.

– Пересядьте вправо, следите за равновесием, сэр! – проговорил маленький Паддок.

– К бесу равновесие! – взревел Клафф; надобно признаться, этот урок мореходной премудрости был в данных обстоятельствах бесполезен и неуместен, что и заставило Клаффа вознегодовать вдвойне. – Как вас повесят – вот за чем бы я последил, убийца вы эдакий!

В ту же секунду тот конец лодки, где сидел Паддок, зацепился за камень, или столб, или что‑то еще, так что противоположный конец развернулся и доблестный капитан оказался у самого берега; резким движением он ухватился за нависший над водой длинный сук; проклятая узкая одежда мешала, но страх придавал прыти; и капитан вскарабкался довольно далеко; однако, достигнув развилки, он застрял и, как ни дергался, не в силах был сдвинуться с места. Что мог поделать, вися вверх ногами среди листвы, бедный Клафф, объемистый мужчина под пятьдесят, в кружевах, в тугих застежках, пуговицах, пряжках? Его правую икру безнадежно заклинило в развилке, а главное, сук не выдерживал его веса, клонился к воде и угрожающе скрипел.

С протяжным пронзительным скрипом и треском сук изогнулся до самой поверхности, и древняя стихия приняла в себя то, что свисало ниже всего остального; бравый капитан, издав звук, похожий на всхлипыванье, удвоил усилия, а неверный сук гнулся и гнулся, пока под водой не скрылись щеголеватая косичка с кошельком, пудреные волосы, а под конец и привлекательное лицо капитана Клаффа. Когда это произошло, Клафф мгновенно высвободил ноги, смутно понимая, что надводная стадия борьбы завершилась.

Его ступни немедленно коснулись дна; он стоял выпрямившись, вода доходила ему чуть выше пояса, быстрина была далеко, а берег – в полудюжине шагов; и Клафф очутился – сам не помня как – на суше, в небольшом садике, среди сирени, золотого дождя и шиповника; рядом виднелось окошко, а в окошке – кто бы вы думали? – Дейнджерфилд, вытирающий руки полотенцем. Клафф постоял немного, ожидая, пока из рукавов вытечет вода, а Дейнджерфилд тем временем был занят чем‑то непонятным; потом он налил и опрокинул стаканчик бренди; Клафф не прочь был тут же обратиться за помощью, но не решился, поскольку в свое время, когда думал, что Дейнджерфилд нацелился на тетю Ребекку, не раз позволял себе против него небольшие выпады. И тут Клафф разглядел маленькую приоткрытую калитку, выходившую на дорогу, а Дейнджерфилд приблизился к окну, прижал к стеклу свои зловещие очки и сурово окликнул: «Кто там?»

Это напомнило Клаффу детскую игру в прятки, и, повинуясь инстинкту, он скользнул прочь от Медного Замка, на дорогу, успев услышать скрип распахнувшейся двери холла и резкий голос Дейнджерфилда, который атаковал своей тростью крыжовник, штокрозу и вечнозеленый кустарник.

Клафф как на крыльях полетел прямо к себе домой и приказал подать поссет с саком^{125}. Когда он появился в холле, при тусклом свете свечи, перед достойной миссис Мейсон, та уставилась в немом недоумении на его непокрытую, мокрую, дико взъерошенную голову и наряд, из каждой складки которого сочилась вода.

– Если позволите, сэр, я возьму этот… этот сосуд, который висит у вас на шее, – произнесла добрая леди испуганно; она имела в виду гитару Паддока, из которой через отверстие под струнами то и дело выплескивалась вода.

– А?.. Что?.. Инструмент?.. Будь он проклят! – Клафф довольно робко снял через голову потускневшую красно‑золотую ленту и без слов протянул ее миссис Мейсон, а потом сказал: – Грелку для постели, и побыстрее, прошу вас, миссис Мейсон… и поссет, непременно поссет. Видите ли… я… я чуть не утонул… и… минута промедления, и я не отвечаю за последствия.

Взяв у миссис Мейсон свечу, он пошел наверх, в свою спальню, а за ним струился поток; наверху он стянул прилипшее платье и обсушил свое жирное тело, словно после ванны, и загремел, требуя горячей воды для ног, и заревел, требуя поссет и грелку, и упал на постель, и не давал домашним ни минуты покоя.

А когда Клафф проглотил подкрепляющее, и согрел простыни, и с помощью слуги закутался в большое одеяло, ноги сунул в лохань с горячей водой, а потом опять повалился в кровать – вот тут только он вспомнил о Паддоке и велел слуге отправиться к его жившим поблизости сослуживцам, капитану Бургу и лейтенанту Лиллиману, передать им поклон и просить явиться немедленно, поскольку речь идет о жизни и смерти.

Лиллиман оказался дома и пришел.

– Паддок утонул, дорогой мой Лиллиман, а со мной дела обстоят немногим лучше. Снесло паром, и нас вместе с ним. Ступайте к адъютанту, пусть они вытащат лососевые сети… мне самому очень плохо… в самом деле худо… а то бы я помог; но вы меня знаете, Лиллиман. Бедняга Паддок… вот горе‑то… но не теряйте времени.

– А плавать он умеет? – спросил пораженный ужасом Лиллиман.

– Плавать?.. Как топор, бедный малый! Если бы он только выпрыгнул из лодки и держался за меня, то, черт возьми, я бы вытащил его на берег, но Паддок потерял голову, несчастный. А я… сами видите… не забудьте, скажите им, в каком состоянии вы меня нашли, и… и… теперь не теряйте ни минуты. – И Лиллиман отправился в казармы, чтобы поднять тревогу.