Часть вторая 4 page

– Мало вам своих стукачей, так ещё бомжа, придурка беспамятного в свидетели записали!

Горемыка не считал Юсю придурком, хотя непонятного в нём было много чего. Настоящий бомж – это опустившийся человек, который продолжает копать себе яму, чтобы опуститься ещё ниже. Юся же, хоть и одетый в какие-то нелепые обноски, содержал их в чистоте. От него не воняло, он регулярно мылся, чистил зубы, причёсывался, и вообще – более напоминал хиппи, чем бича. Ещё он абсолютно не боялся милиции, как человек, не совершивший ни одного противоправного действия. Юся, кажется, вообще ничего не боялся, как маленький ребёнок, у которого нет чувства самосохранения. Между прочим, сходство с ребёнком не ограничивалось бесстрашием: Юся не выговаривал звук «р».

Горемыка сопроводил Юсю в ОВД, дождался, пока его опросят, потом доставил обратно во двор.

– Работай, – сказал, – никто тебе больше не помешает.

И хотя работать совсем не хотелось, и в теле образовалась неприятная слабость, Юся, чтобы не давать Модестовне лишних поводов к волнению, опять взялся за метлу, но возил инструментом по асфальту, как сонная муха.

Юся тупо отработал свой участок вплоть до автобусной остановки «Улица академика Вавилова». Здесь ему стало совсем плохо, прямо из себя выворачивало. Юся сел передохнуть на скамейку.

Взгляд его упал на урну, исполненную в виде пингвина, открывшего клюв в ожидании, что туда забросят окурок или пластиковую бутылку. Тошнота внезапно отпустила. Юся удивлённо отвёл глаза – тошнота вернулась. Он снова посмотрел на пингвина, и ему стало легче. Юся встал со скамейки и приблизился к урне.

Он не был уверен, что слышит странный звук, который урны обычно не издают, поэтому встал на колени и засунул голову в разинутый клюв. Пассажиры, ожидающие транспорт, не замедлили отреагировать: кто-то стал острить, кто-то возмущаться, но Юсю это совершенно не волновало. В гулких потёмках мусорки он разглядел коробку из-под торта. В коробке что-то тикало.

Ужас захлестнул дворника, он рванулся назад, но голова застряла.

– Бомба! Бегите! – истошно заорал Юся.

Дальнейшее происходило как в тумане. Сначала крики паники, потом тишина, потом вой сирен, ласковый голос участкового Горемыки снаружи, но Юся даже не понимал, о чём его спрашивали.

Очнулся он от окрика Модестовны:

– Эй, ты, паникёр! Соберись – сейчас тебя вытаскивать будут.

– Не надо! – запротестовал Юся, но было поздно. Свои же мужики, из ЖЭУ, окружили его, и пленник урны увидел, как в камере обскуре, на коробке с бомбой две перевёрнутых фигуры, которые сели на корточки рядом. Видимо, они держали пингвина, чтобы не раскачивался, в то время как невидимые руки просто взяли Юлика и выдернули из плена.

Юся зажмурился от яркого света, а когда открыл глаза, увидел мужиков в оранжевых, как у него, жилетках с надписью «Воронежское ЖЭУ-17», милицейский «воронок», «скорую помощь» и ещё тентованный грузовик с военными номерами.

Над Юсей склонился Горемыка.

– Живой?

– Живой.

– Тогда пошли, – участковый накинул на Юлика одеяло и ласково повёл прочь.

На остановке, кроме милиции и мужиков из ЖЭУ, никого не было. К бачку подошёл человек в камуфляже и с чемоданчиком, видимо, сапёр.

– Твою мать, Юся, что ты за кашу заварил? – шёпотом ругался Горемыка, пока они медленно шли прочь от остановки.

– Так ведь бомба...

– Окстись, дуболом, какая у нас бомба? У нас жульё да бандиты, а здесь даже не самое оживлённое место. Ты хочешь сказать, что у нас тут кто-то теракт устроить решил? А вот тебя, как человека без паспорта, легко могут в оборот взять, как террориста.

Юся не успел ответить: его пригласили в белую «волгу», стоящую дальше всех прочих автомобилей.

– Капитан Воронин, – представился сидящий на заднем сидении человек неприметной наружности.

– Кефир, – представился Юся чужой фамилией, под которой жил.

– Вы и вправду видели в урне бомбу?

– А зачем бы мне тогда орать?

– Это я у вас спросить хотел. Вы понимаете, что это может быть ложный вызов?

– Лучше перебдеть, чем недобдеть.

– Простите?

– Лучше перестраховаться, говорю.

– Что у вас с дикцией? Зубы не на месте?

– При чём здесь моя дикция?!

Фээсбэшник никак не мог справиться с улыбкой, упорно растягивающей его губы к ушам. Юся привык. Странным ему казалось другое – в голове он прекрасно мог произносить букву «р», а вот вслух отчего-то получалась только «л». Дразнить его никто не дразнил, но стоило Юсе начать говорить – и все покатываются. Особенно если он о «сельёзных вещах лассказывает».

Капитан овладел, наконец, мимикой и сказал:

– Но почему вы решили, что это именно бомба?

– Вы что, не слышали, что зимой на автобусной остановке рвануло?

На улице стало оживлённее. Солдаты подбежали к сапёру, тот махнул рукой, и рация в машине ожила:

– Имитация.

Юся растерянно посмотрел на капитана.

– Поздравляю, – сказал фээсбэшник. – Вы не ошиблись.

– В смысле?

– В том смысле, что это не бомба, но её имитация, а не просто часики в коробке. Штраф платить не придётся.

Юся облегчённо выдохнул:

– Слава богу.

– Зачем вы вообще туда голову засунули, в эту помойку?

Опустив глаза, Юся тихо сказал:

– Блевать хотел.

Капитан покачал головой – час от часу не легче.

– Подпишите здесь и здесь.

– Что это? – спросил Юся, тупо глядя в бумаги.

– Это подписка о неразглашении. Вы никому не рассказываете о том, что здесь на самом деле произошло.

– А люди?

– А паника? – парировал капитан. – Мы предпримем все усилия к поимке террориста, а вы – не создавайте помех в оперативной работе. И вот ещё... Если что-то подозрительное увидите – звоните по этому номеру, – и он протянул визитку.

Юся машинально принял бумажный прямоугольник и засунул в нагрудный карман. Потом вынул из внутреннего кармана авторучку и оставил два автографа на казённом формуляре.

– До свидания, – сказал Воронин.

Едва Юся покинул машину, двигатель взревел, и «волга», взвизгнув шинами, унеслась прочь.

– О чём говорили? – спросил Горемыка.

– Не скажу, – ответил Юся.

– Ты чего, боец, субординацию нарушаешь? – рассердился участковый.

– Ну, не могу я, подписку дал.

– Я тебе сейчас тоже дам. Это моя земля, и я здесь всё должен знать.

Юся затравленно посмотрел на Горемыку – не могу.

Но, похоже, говорить ничего и не надо было – всё было написано на физиономии дворника.

– Твою мать, только этого мне не хватало, – выдохнул Горемыка.

– Барби. Барби. Ты меня слышишь?

– Господи, Майор, ты мне дашь умереть спокойно? Или тебя тоже убили?

– Слышали? Она моей смерти хочет. Значит, скучает.

– Мистер Брайдер, это палата для тяжелобольных, ведите себя соответствующе. Мисс Кравец...

– Миссис! – возмутился Майор. – Она миссис! У нас был секс!

– С лошадью Симона Боливара у тебя был секс, мерзавец, – простонала Барбара и открыла глаза.

Над ней, словно ангел господень и демон ада склонялись незнакомый благообразный мужчинка в белом халате и Майор в ярко-красной, будто кетчупом измазанной, цветастой рубахе.

Доктора слова про секс смутили. Очевидно, то, что лежало сейчас на больничной койке, не вызывало ассоциаций с данным разделом анатомии. Эскулап стоял, краснея, и не знал, что сказать. Зато Майор разливался соловьём:

– Я же вам говорил, что не такой она человек, чтобы сдохнуть от какой-то пули в спину. Она чемпионат мира по покеру выиграла. У меня! Вы не играете в покер? Не смотрите так, я понял, вы правы – ну его, этот покер. Так чем вы меня обрадуете? Она уже идёт на поправку? Не молчите, док, скажите мне самую страшную правду. Она не сможет иметь детей?

– Что? – испугался док.

– Что? – возмутилась Барбара.

– Прости, дорогая, я не думал, что ты меня слышишь. Не переживай. Мы обязательно спаримся... то есть я хотел сказать – справимся с этим.

– Пшёл вон, дурак, – крикнула Барбара по-русски, и острая боль опять пронзила её в спину.

– Что? – спросил Брайдер.

– Мне кажется, она просит вас удалиться.

– Хорошо, – согласился Брайдер. – Хорошо. Я уйду.

Он со скорбным видом продолжал стоять.

– Мисс Кравец... – тихо позвал доктор.

– Миссис! – вмешался Том.

– Я помню! – огрызнулся док, и стал похож на человека. – Миссис Кравец.

– Брайдер.

– Вашу мать, я сейчас охрану вызову, – вспылил док. – Стойте молча. Миссис Кра... Брайдер, рад сообщить, что кризис миновал, и вашей жизни ничего не угрожает... кроме мистера Брайдера, конечно.

– Майор, – Барбара закрыла глаза. – Ты опять пьян, да?

– Виноват. У меня горе.

– Какое горе?

– Жена. Жена – моё горе.

– Почему?

– Я узнал о твоём завещании. Там ни слова обо мне.

– Перебьёшься, ты и так не беден.

– Ты могла хотя бы предупредить, чтобы я начал откладывать на чёрный день.

– Я вам не мешаю? – спросил док.

Супруги замолчали.

– Я не верил, но ваш муж оказался абсолютно прав. Из состояния комы вас вывела именно его болтовня. Надеюсь, вы выздоровеете пораньше, потому что мы уже утомились его слушать. Он несёт такую чушь...

– Майор, – позвала Барбара. – Ты действительно сидел тут рядом и болтал?

– А ты не слышала?

– Нет.

– Я записал на диктофон. Включить?

– Уволь. Ты что, не знаешь, что спящих красавиц будят поцелуем?

– У меня рот всё время занят, некогда мне лобызаться.

Они болтали до тех пор, пока не ушёл доктор. Потом доктор вернулся, а они всё ещё болтали. Пришла медсестра, поставила капельницу, голос Барбары начал затихать, речь замедляться, и вскоре она совсем замолчала.

– Док, с ней всё в порядке? – встревожился Майор.

– Она спит.

– Слава богу, я думал – голова взорвётся.

И Брайдер вдруг захрапел, да так мощно, что с его жены чуть одеяло не сдуло. Из ординаторской прикатили инвалидное кресло и усадили спящего Майора.

С этого дня Барбара пошла на поправку. Брайдер, конечно, не всегда был рядом – у него были какие-то переговоры с местным антикваром, звонки, отъезды... вообще, могло показаться, что он ведёт своеобычную жизнь, но каждый вечер он оставался у Барбары в палате и они, как обычно, пикировались не на жизнь, а за совесть.

Медсестра рассказала Барбаре, что Том сидел рядом с женой круглые сутки.

– Сколько же я пролежала?

– Всего ничего... Несколько недель...

Вот же какая беда. Месяц или больше полного бездействия. И Майору делать было нечего – вот так дневать и ночевать рядом с бесчувственным бревном?!

– Я всё объясню, – сказал Том, когда Барбара ему попеняла. – Смотри – ночь в отеле стоит триста долларов.

– Раньше стоила тысячу.

– Мне теперь не перед кем выпендриваться. Триста долларов за ночь – это чертовски много, к тому же не с кем потрепаться. Снимать комнату, чтобы сидеть в баре? В баре стакан виски – десять баксов, это обдираловка! А здесь всё бесплатно... ну, кроме лечения, конечно. Оно влетит в копеечку.

– Ты на мне экономил?!

– Я думал, ты будешь рада, что я такой рачительный!

– Боже, Майор, какой ты...

– Милый?

– Не уверена, что «жадный» и «милый» – синонимы, но всё же ты и милый тоже.

Повисла неловкая тишина.

– Думаю, тут мы по закону жанра должны сказать «я тебя люблю – я тебя тоже люблю»?

– А ты любишь? – удивилась Барбара.

– Я старый солдат, и не умею... – начал Майор.

– Ты Майор, а не полковник.

– Ты читала «Тётку Чарлея»?! – Майор был поражён.

– Майор, я на двадцать лет...

– Это я слышал, но ты меня поразила в самое сердце этим фактом.

– Давай наоборот. Это я старый солдат, и не умею красиво говорить, но, честное слово, Майор, я тебе так врежу за то, что ты сказал доку про секс!

– Какой лирический момент пропал, – вздохнул Том.

– Я тебя люблю, Майор.

– Я тоже тебя люблю, Барби. Объявляю нас мужем и женой.

Чен очнулся только в начале июня. Кости, поломанные в результате падения, срослись, пока он был в коме, ушибы и царапины исчезли буквально за неделю. Врачи поражались динамике выздоровления при полной неподвижности пациента.

Он открыл глаза и увидел спящую рядом Люси. Она держала его за руку и мелко вздрагивала во сне.

– Что ты здесь делаешь?

– Тебя жду, – Люси подняла голову и виновато улыбнулась.

– Где мы?

– В Индонезии.

Вот занесло-то!

– Который час?

– Поздно уже, вечер.

– А день какой?

– Милый, сейчас уже... Сейчас июнь...

– Что?!

Это был сокрушительный удар. Проваляться в кровати полтора месяца? Уму непостижимо.

– Ты их нашла?

– Кого? Близнецов? Нет, они пропали.

– Ноги в руки – и в Колорадо. Город Грэнби, округ Гранд Каунти. Выяснить всё, что там странного произошло, всё! И с докладом ко мне. Пошла! Пошла, я сказал!

Выгнав Люси прочь, Чен бессильно рухнул головой на подушку. Нужно было срочно проанализировать сложившуюся ситуацию.

Итак, близнецы опять ушли буквально из-под носа. Это была уже тенденция, причём тенденция неприятная. Мало того, сейчас поиски могут усложниться в два раза – если Кругловы вдруг решат разбежаться. Это было бы весьма логично.

Далее: кажется, он понял, что произошло в монастыре. И это понимание ставило в тупик не менее чем способность Далай-ламы исцелять раненых. Получалось, что Кругловы ничего не изобрели, телепортация уже существует. Иначе никак не объяснить перемещение из Катманду в Вангъял и падение из Вангъяла в Банда-Ачех. Тот колодец... сколько их на территории монастыря? Ясно, что десять лет назад самого Чена отправили в США именно через такой портал, или как это может называться. С другой стороны, близнецов бросили в тот же колодец, куда нырнул сам Чен, но никто, кроме него, с крыши пятиэтажки не падал.

Получается, что один колодец может выбросить в разные места?

Тогда задача ещё больше усложняется. Вдруг братьев тоже разнесло в пространстве?

Ещё одной проблемой была китайская разведка. Как-то надо было с ними разбираться. Чен не понаслышке знал, что бывает с теми, кто подводит внешнюю разведку КНР. Надо было придумывать, как выкручиваться. Сдавать полную документацию «Порта», то есть полностью выполнить условия договора, в планы Чена не входило. Он намерен был переиграть всех и остаться на игровом поле один.

Шахматы Чену никогда не нравились, он предпочитал шашки.

Близнецов в Грэнби не было. Более того – не было и самого Грэнби, по городу будто торнадо прошёл.

– Что, дамочка, что? – нетерпеливо бил копытом местный шериф по фамилии Норберт. – Вы видите – у нас тут бедлам, излагайте быстрее свою просьбу.

– Сэр, я ищу не совсем обычного человека... вернее, двух. Они сиамские близнецы, вот фото, – Люси протянула шерифу последнее фото близнецов.

Норберт машинально взял в руки карточку.

– Вы ещё меньше не могли фото принести? Тут же групповой снимок!

– Но...

– Забирайте, я вам и без фото могу точно сказать, что никаких сиамских близнецов у нас отродясь в Грэнби не бывало. Сукин сын – тот имелся, буквально на днях нагадил, и застрелился у себя в танке, а вот таких...

Шериф внезапно смолк. Затем, бросив на стол шляпу и связку ключей, прошёл в дальний угол своего кабинета и включил компьютер.

– Дамочка, подойдите сюда, если вам не трудно.

Люси не было легко, но она привыкла, и подошла к шерифу со всей возможной в её положении грацией.

– Такой подойдёт? – шериф, пощёлкав мышкой, открыл какую-то папку, а в ней – файл с изображением.

Этот был... э... это был один из них Джордж или Джулиус, не разберёшь. Но отчего-то один, без брата, сидящий в халате на больничной койке.

– Это он?

– Простите... а он был один?

– А вы не видите? Конечно, один. Это и любопытно, ведь, судя по вашему фото, он был... хм... сильно привязан к своему брату.

– Как деликатно вы это подметили.

– Благодарю. А нет ли у вас, чисто случайно, отпечатков пальцев хотя бы одного из них?

– К сожалению, нет.

– Но вы мне скажете, кто эти молодые люди.

Конечно, Люси не хотелось бы вдаваться в подробности, но если хочешь получать информацию – изволь отдавать взамен другую.

– Это сотрудники Центра прикладных исследований, Сан-Франциско, Джордж и Джулиус Кругловы.

– Вы сюда из Фриско прискакали? А когда эти парни пропали?

– В конце мая.

Шериф пошевелил губами, что-то прикидывая в уме.

– Не сходится, дамочка.

– Что не сходится?

– Видите ли, я слышал, что бывают операции по разделению сиамских близнецов – правда, стараются их делать только в раннем детстве. Я готов допустить, что эти ваши Джордж и Джулиус... кстати, фамилия: они русские?

– Да.

– Хм... – поскрёб подбородок Норберт. – Нет, всё равно ерунда. Да, я готов допустить, что этим двоим сделали операцию по разделению. Но!

– Но?

– Это же очевидно! Допустим, им сделали операцию сразу после исчезновения. Допустим, они даже каким-то неведомым науке способом оказались в Грэнби первого июня... один из них, по крайней мере, оказался, например, Джордж. Однако как он сумел восстановиться после такой тяжёлой операции всего за неделю?

– Глубоко, – согласилась Люси.

– Не иронизируйте, дамочка, я ещё не закончил. Насколько я могу судить, эти двое не были должным образом укомплектованы.

– Ваша тактичность просто бьёт все рекорды, шериф, – и Люси выразительно посмотрела на свои протезы.

– Извините, я человек прошлой формации, привык называть вещи своими именами. У молодых людей с фото полторы руки на брата. Смотрите сюда – наш клиент может торговать своими органами, доктор сказала, что такого здоровья отродясь не видела.

– Да, пожалуй, – согласилась Люси. – Но, чисто теоретически – этот ваш клиент...

– Он уехал.

– Куда?

– Не знаю. От нас одинаково близко и к Атлантике, и к тихоокеанскому побережью. Америка – свободная страна.

– Да. Извините, не буду вас больше задерживать.

– Ничего, дамочка, это вы извините, что не смог вам помочь.

Дамочка уковыляла. Аэропорт рядом, сейчас сядет в самолёт и через пару часов будет в Калифорнии.

Сан-Франциско, надо же. Центр каких-то исследований. Это не тот, про который рассказывали по телеку незадолго до того, как Марвин Химейер прославил Грэнби? Целая группа учёных убилась в самолёте. Ох уж эти самолёты. Ох уж эти учёные.

Занятная дамочка. Почему она приехала искать этих своих близнецов именно в Грэнби? Она ведь из аэропорта приехала, такси-то с местными номерами. Значит, не прочёсывала каждый город по трассе 40, а летела по наводке. А кто навёл? Неизвестно. А чего хотела? Тоже неизвестно.

– Алло. ФБР? Нет ли у вас в разработке сотрудников Центра прикладных исследований в Сан-Франциско? Капитан Фил Норберт, шериф Грэнби. Да, имею информацию. Два двенадцать? Жду.

***

Кемалю было очень стыдно. Мало того, что не выдержал и украл-таки у опекуна магический амулет, так ещё и не мог придумать какую-нибудь приличную ложь, когда русская «Наташа» прижала его к стене.

Амджа не скрывал, что барсук – не простая побрякушка с базара, а реально работающий амулет, и даже дал попробовать его силу обоим воспитанникам. Рифата необычные ощущения от контакта напугали, будто он привидение увидел, а вот Кемаль буквально влюбился барсука. Вот откуда у опекуна его богатство, понял он. Амджа нашёл богатый клад.

Честное слово, Кемаль не собирался присваивать амулет, нет, разве он посмел бы? Барсук сам звал, просил, требовал – забери меня себе, Кемальчик! Зачем я буду без толку висеть на брелоке твоего опекуна, используй меня с толком, и я воздам тебе сторицей! Аллах свидетель, так и было! И с этого момента все мысли Кемаля были о волшебном предмете.

Как сладко замирало сердце, когда в зеркале отражался, будто бы, всё тот же Кемаль, но глаза меняли цвет на синий и зелёный, и казалось, что не Кемаль там, с другой стороны стекла, а могущественный святой, которому Аллах даровал столь могучее зрение, что видно сквозь землю всё, как сквозь стекло. Правда, оказалось, что видно только сквозь землю. Сквозь стены, сквозь одежду, сквозь дерево волшебное зрение смотреть не помогало. Как ни пялился самозваный Мехмет Йылмаз, под чьим именем работал в отеле Кемаль, на прелести юных «наташ», приехавших прожигать жизнь в Турцию – ничегошеньки не видел. Но зато забытые и зарытые в песок пляжа этими же рассеянными «наташами» золотые цепочки, кольца и серьги, даже после заката видны были, как днём, и даже лучше. За неделю Кемаль, бывало, собирал не менее килограмма украшений.

Но вдруг всё веселье закончилось. Взятый за горло, Кемаль выдал амджу, и тем самым закрыл себе путь домой. Как ни крути, а он предал опекуна, которого Рифат уже отцом готов был называть. Оно, конечно, ничего плохого – амджа был куда добрее безвременно погибших родичей, заставлявших Кемаля с Рифатом выполнять всякую неблагодарную работу в обмен на еду и кров. Амджа был куда добрее и справедливее родителей многих одноклассников Кемаля. И хотя он был неверный, веру свою не навязывал, и даже наоборот – куда чаще иных родителей водил воспитанников в мечеть. Узнал у имама, как правильно вести себя правоверным магометанам, и следил, без фанатизма, но и не сквозь пальцы, чтобы Кемаль с Рифатом жили не в безбожии. Рифат даже сказал брату по секрету, что слышал, как имам отчитывал одного из прихожан, и ставил амджу в пример.

И вот теперь Кемаль предатель. Не по злому умыслу, а по глупости и самонадеянности.

Единственный выход, который Кемаль видел из сложившейся ситуации – это прийти к амдже с повинной головой. Но не раньше, чем сам Кемаль найдёт богатый клад. Кемаль раскопает его, станет богатым и знаменитым – и вернёт амдже и богатство, и барсука.

И тогда амджа его простит.

Первое время всё было хорошо: Сузуме провела Егора в Голливуд, познакомила с нужными людьми, и его приняли в «Дримворкс», инженером в отдел комбинированных съёмок.

Егор получал приличную зарплату, снимал приличное жильё, ел приличную еду, и ухаживал за Сузуме. Эмоции захлёстывали Егора, и какое-то время он даже забыл о своих проблемах с памятью и загадочной электросхемой. Но потом гормональная буря в организме утихла, и всё вернулось на круги своя: мучительные попытки вспомнить, откуда он и кем был раньше, неожиданное чувство помехи, когда казалось, что справа на руке повисает двойник и не даёт работать.

Но хуже всего было ночью. Егор начал слышать все эти звуки не спящего города, и они сводили его с ума. Он перестал спать, и сидел ночи напролёт над ворохом салфеток, исчёрканных одной и той же схемой.

Вся Калифорния – это один длинный город, тянущийся на многие километры, но Лос-Анджелес – это его апофеоз. Расстояния здесь такие огромные, что пешком не дойдёшь, так что без автомобиля ты – как без ног. Говорят, что житель Лос-Анжелеса, едва родившись, покупает три вещи – трусы, шлёпанцы и автомобиль. И миллионы двигателей внутреннего сгорания производят такой шум, что хоть на стенку лезь.

Однажды под утро в поисках тишины, или хотя бы естественных шумов, Егор приехал на побережье.

В это время капитан Тедди Бишоп набирал очередную группу непрофессиональных рыбаков для выхода в океан. За умеренную плату он отвозил «туристов» в специальные места, где стояли рыбьи косяки. Схема обслуживания простая: «туристы» платят за выход в море и аренду снастей. Рыбачат, кто сколько поймает, весь день. Вся рыба складывается в общий котёл. Те, кто поймал больше всего, имеют право выбрать ту рыбу, которую хотят. Потом добычу делят менее удачливые рыбаки. Остальное забирает команда. Вся фишка в том, что «туристам» не нужна вся рыба, они её просто не съедят. Хранить сто килограммов рыбы? Да им бы десять килограмм одолеть! Вот и получается, что почти тонна рыбы, которую наловили сухопутные за весь день, остаётся команде. Это были своеобразные премиальные.

– Сколько стоит билет? – спросил Егор.

– Фискальных документов я не выдаю, парень. Наличные под моё честное слово.

– И рыба тоже моя?

– Сколько унесёшь.

– Я в игре.

Егор, едва ступил на борт траулера, понял, чем хочет заниматься. Настоящая жизнь была здесь, где не было видно берега, где волны порой достигали высоты двухэтажного дома, и запросто могли смыть тебя за борт. Было в этом что-то родное, от чего веяло не опасностью, а домом.

– Капитан, сэр, можно вас на пару слов? – спросил Егор, когда они вернулись в город.

– Сынок, ты так волнуешься, будто хочешь меня на свидание пригласить, – засмеялся Тедди Бишоп. – Валяй, говори.

– Возьмите меня в команду. Я видел, что у вас моториста нет, и старпом всё время бегает в машинное отделение. Я буду хорошим мотористом.

– Сынок, ты, кажется, не совсем понимаешь, что такое океан. Это не пикник, на котором вы сегодня развлекались.

– Капитан, сэр, я всё прекрасно понимаю.

– Здесь всё зависит от улова, ты знаешь? Иной раз у моих парней едва хватает на носок к Рождеству, а положить туда уже нечего.

– Я не женат, думаю, мне хватит и носка.

– Окей, парень, сдаётся мне, ты знаешь, о чём говоришь. Пойдём в машинное отделение, покажешь, на что способен.

Капитан предложил Егору завести двигатель, и с поставленной задачей Егор легко справился.

– У второй машины выпускной клапан стучит, – сказал Егор Бишопу сквозь шум. – В остальном, вроде, всё нормально.

– Сынок, ты уже ходил раньше на такой посудине?

– Нет, сэр, но с чем-то подобным в прошлой жизни я имел дело. Похоже, с океаном я знаком лучше, чем с автомобилями.

– Беру тебя с испытательным сроком. Отходишь две недели – возьму в команду.

Так Егор начал ходить на траулере. Здесь шум не был искусственным, всё было на своём месте. Даже спал Егор прямо здесь, в кубрике. Тедди тоже был вполне доволен новым мотористом. Кроме того, что парень прекрасно ладил с техникой, он ещё и на палубе работал с удовольствием, будто всю жизнь только и делал, что ловил рыбу. С командой у него сразу наладились прекрасные отношения.

Определённо, парень был рождён для большой воды.

В урне было пусто. А вот пассажиры на остановку подходили один за другим. Дачники, молодые люди, собравшиеся на пляж, даже Викса подошла.

– Привет, – сказала она.

– Здравствуйте, – рассеянно поздоровался Юся, мучительно пытаясь вспомнить, откуда знает эту девушку. Его опять охватила паника.

Бомбы не было, он точно проверял. Но беспокойство росло с каждой минутой.

– Что с тобой? – Викса заглянула Юсе в глаза.

– Ничего... – ответил Юся.

– Ты что, бомбу ищешь?

– Ищу.

– Но ведь нет никакой бомбы, успокойся.

Пассажиры оживились – на горизонте появился и замер перед светофором автобус.

Одновременно с автобусом из-за кустов выехал велосипедист.

И чем ближе он приближался, тем холоднее становилось Юсе. Всё должно было случиться именно сегодня, именно сейчас.

– Уходите! – закричал Юся. – Уходите отсюда, сейчас бомба взорвётся!

Кто-то из пожилых охнул, молодые ребята заржали, девчонки зашушукались, но никто не выказал ни малейшего желания уйти.

– Юся, успокойся, – Викса ласково взяла дворника за плечо. – Никто не взорвётся, тебе кажется.

Вместо того чтобы успокоиться, Юся стал выталкивать всех с остановки.

– Пошли, пошли отсюда! – орал он, срываясь на визг. – Я говорю – пошли!

– Может, психиатров вызвать? – спросила у Виксы пожилая дама в спортивном костюме и ткнула в Юсю пальцем. – Вы его знаете?

– Это дворник из моего дома, – сказала Викса. – Он безобидный, просто...

На горизонте замелькал жёлтый огонёк, потом вспыхнул зелёный, и автобус стал медленно приближаться к остановке. Люди стали подходить к краю платформы. Впрочем, они тут же разочарованно отошли – автобус свернул на другую улицу.

А Юся заворожёно следил за приближением велосипедиста. Он сразу узнал парня, который крутит педали по району уже не первый день, хотя выглядел велосипедист совершенно иначе, чем обычно. На нём был мешковатый свитер, старые джинсы, заляпанные краской, полукеды – тоже в разноцветных брызгах, будто он ремонт делал.

Но велосипед! Велосипед Юся очень хорошо запомнил. Руль, вывернутый в обратную сторону, множество старых – советского ещё образца – оранжевых, красных и белых катафотов на спицах и самодельных брызговиках.

К багажнику была привязана бумажная коробка из-под торта.

Террорист подъехал к остановке, посмотрел на приближающийся автобус, оглянулся на пассажиров – и Юся встретился с ним глазами. У террориста было молодое небритое лицо, на котором замерло выражение тревоги – такое каждое утро видел в зеркале сам Юся. И ещё у незнакомца были разные глаза: синий, как вечернее небо и зелёный, как бутылочное стекло. Пристальное внимание Юси велосипедисту не нравилось.

– Чего уставился? – резко спросил террорист.

– Это он! – закричал дворник и кинулся в драку.

Викса повисла на Юлике и тонюсеньким голосом запричитала:

– Юсенька, успокойся, всё будет хорошо. Хочешь, я тебя домой уведу?

Народ на остановке зароптал, один молодой человек встал было урезонить дворника, но подруга не пустила: вцепилась в локоть.

Юся стряхнул с себя Виксу и хотел ударить террориста кулаком в лицо, но тот легко отпихнул дворника рукой, и Юся упал под ноги к пассажирам. Отчего-то люди брезгливо отступили в сторону, будто Юся не дворник, а бомж какой-то...