Глава третья 1 page

Иногда они встречали матерей и дочерей, ходивших по магазинам вместе. Те выбирали платье или юбку и при этом разговаривали нормально. Кивали или хмурились, но общались по‑человечески. Как друзья. Одна заходила в кабинку что‑то примерить, а другая в это время держала еще четыре вешалки с нарядами. Теперь Рия в глубине души думала, что это были не настоящие люди. Актрисы или сотрудницы рекламного агентства. Судя по тому, что она сама поссорилась с дочерью одиннадцать раз за полтора часа, было трудно поверить, что четырнадцатилетняя девочка и ее мать действительно способны вместе ходить по магазинам. Эти люди только играли в Счастливые Семьи. Или нет?

Энни получила подарок от бабушки. Столько денег на одежду она еще никогда не тратила. До сегодняшнего дня Энни сама покупала себе обувь, джинсы и майки. Но тут было совсем другое дело – ей требовалось нарядное платье для летних вечеринок. Конечно, Рия должна была пойти с ней и помочь сделать выбор. Это могло бы сойти за развлечение. Так было несколько часов назад. Сейчас же казалось, что это самая большая глупость, которую каждая из них сделала за всю свою жизнь.

Когда девочка посмотрела на нечто кожаное с цепями, Рия громко ахнула.

– Я знала, что так и будет! Знала с самого начала! – вспыхнула Энни.

– Нет, я думала… это просто… я думала… – Рия потеряла дар речи.

– Ну, что ты думала? Мама, говори, что ты думала, а не ахай на весь магазин! – Лицо Энни покраснело от гнева.

Рия не собиралась говорить, что этот наряд выглядит как иллюстрация из журнала «Гардероб садомазохиста».

– Может быть, примеришь? – устало спросила она.

– Не стану! Я уже видела твое лицо. Нечего устраивать из меня посмешище…

– Ничего я не устраиваю. Чтобы понять, как на тебе выглядит вещь, нужно ее примерить. Может быть…

– Ох, мама, ради бога!

– Но я серьезно. Ведь это твой подарок.

– Знаю. Бабушка дала мне деньги, чтобы я купила то, что мне нравится, а не какую‑нибудь гадость с жилетом из шотландки, которую ты хочешь заставить меня носить!

– Ничего подобного. Энни, приди в себя. Когда я тебя заставляла? Я и слова не сказала.

– Тогда зачем ты пошла со мной? Что ты здесь делаешь, если тебе нечего предложить? Что мы вообще здесь делаем?

– Ну, я думала, что мы смотрели…

– Ты никогда не смотришь. Ни на вещи, ни на людей. Иначе бы ты не носила такую одежду.

– Послушай, я понимаю, что тебе хочется одеваться не так, как я.

– Мама, никто не хочет одеваться так, как ты. Честное слово. Тебе никогда не приходило это в голову?

Посмотрев в одно из многочисленных зеркал, Рия увидела отражение сердитой стройной девочки‑подростка с прямыми светлыми волосами, которая держала в руках нечто вроде одеяния раба. Рядом с ней стояла усталая женщина с пышной гривой кудрявых волос, падавших на плечи, в поношенном черном бархатном свитере с треугольным вырезом и белой юбке. Для похода по магазинам она надела удобные туфли на низком каблуке. Это был не тот день, когда Рия опрометью выскакивала из дома; она прекрасно помнила о магазинных зеркалах, в которых можно внезапно увидеть себя со стороны. Она причесалась, накрасилась и даже почистила кремом туфли и сумочку. Зеркало, висевшее в холле их дома на Тара‑роуд, показывало, что все нормально. Но тут оказалось по‑другому.

– И ведь ты еще не старая, – сказала Энни. – Многие женщины твоего возраста не ставят на себе крест.

Рия с величайшим трудом поборола желание схватить дочь за волосы и вытащить из магазина. Вместо этого она снова задумчиво посмотрела на себя в зеркало. Ей тридцать семь. На сколько она выглядит? На тридцать пять? Минимум. Кудрявые волосы делают ее моложе; во всяком случае, сорока ей никто не даст. Впрочем, как знать?

– Мама, перестань втягивать щеки и корчить рожи. Это смешно. – О боже, когда это случилось? Что заставило Энни возненавидеть мать и насмехаться над ней? Ведь до сих пор они так хорошо ладили…

Рия сделала еще одно нечеловеческое усилие.

– Послушай, речь не обо мне. Это твой подарок. Бабушка хочет, чтобы ты купила себе что‑нибудь красивое и подходящее.

– Нет, не хочет. Мама, ты же никогда никого не слушаешь. Бабушка сказала, что я могу выбрать что хочу. Про что‑то «подходящее» она не говорила.

– Я думала…

– Ты думала о том, что хорошо выглядело бы на пуделе, которого привели на собачью выставку! – Энни отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы.

Рядом стояли мать и дочь и рассматривали висевшие на стеллаже блузки.

– У них должна быть такая же желтая! – с жаром сказала девочка. – Давай спросим продавца. Тебе очень идет желтое. А потом пойдем пить кофе.

Они были похожи на обычных мать и дочь, а не на заранее отобранных актрис, присланных из рекламного агентства, чтобы пудрить мозги простым людям. Рия чуть не заплакала от зависти.

Дэнни договорился, чтобы циклевочную машину привезли в одиннадцать часов. Рия решила, что ей надо быть в это время дома. Ей показалась довольно странной идея – снять ковролин, якобы скрывавший красоту деревянного пола. Она вовсе не считала его красивым – доски потеряли цвет и из них тут и там торчали гвозди. Однако Дэнни лучше разбирался в таких вещах, это она признавала. Его работа заключалась в том, чтобы продавать дома людям, которые знали всё обо всем, и эти люди считали, что деревянные полы и тщательно подобранные ковры – это хорошо, а ковролин – плохо, потому что под ним скрываются доски, пришедшие в ужасающее состояние. Циклевочную машину можно было взять в аренду на выходные и возить по дому, пока она, отчаянно сотрясаясь, будет снимать самый неприглядный верхний слой дерева. Вот чем им предстояло заниматься сегодня и завтра.

Интересно, что Энни подумает, если она сейчас уйдет? Может, ей так будет легче?

– Энни, ты знаешь, отец договорился на сегодня насчет циклевочной машины… – осторожно начала она.

– Мам, я не собираюсь тратить на это свои выходные, это нечестно.

– Нет‑нет, что ты, я ничего такого не имела в виду. Я хотела сказать, что мне надо идти домой, чтобы встретить людей, которые ее доставят, но я не хочу бросать тебя здесь.

Энни молча уставилась на нее.

– Я понимаю, что мало чем могу тебе помочь. Вечно впадаю в ступор, когда вижу столько одежды, – сказала Рия.

Выражение лица Энни внезапно изменилось. Порывистым движением она потянулась к матери и крепко ее обняла.

– Бывает и хуже, – ворчливо ответила она. Из уст Энни это звучало как наивысшее одобрение.

С легким сердцем Рия отправилась домой.

Рия стояла в дверях своего дома на Тара‑роуд, когда услышала скрип ворот и знакомый крик «Ри‑я, Ри‑я!» Крик, известный всей округе так же, как звон церковных колоколов или гудок фургончика с мороженым. Это были ее мать и собака, уродливое существо неизвестной породы по кличке Плайерс. Этот пес никогда не чувствовал себя у Рии и Дэнни как дома, но в силу обстоятельств был вынужден проводить у них значительную часть своей нелегкой жизни. Мать Рии всегда ходила в места, куда собак не пускали, а если Плайерс оставался дома один, то скулил не переставая. В доме Рии он выл, но по каким‑то причинам вой скулежом не считался, а потому был более предпочтительным.

Мать Рии никогда не приходила без приглашения или предупреждения. После переезда в домик неподалеку она устраивала из этого целое представление. «Не рассчитывайте на то, что в доме детей вас непременно встретят с распростертыми объятиями». Таков ее девиз, часто повторяла она. Девиз был мрачный и бессмысленный, потому что Нора являлась без приглашения и предупреждения каждый божий день. Она думала, что крика у ворот вполне достаточно, чтобы успеть подготовиться. Рия невольно вспоминала школьные годы, когда мать приходила на детскую площадку или в парк, где девочка играла с подружками, и кричала: «Ри‑я!» Одноклассницы вечно передразнивали ее. За прошедшее время Рия стала женщиной средних лет, но ничего не изменилось: мать по‑прежнему выкрикивала ее имя как боевой клич.

– Входи, мама. – Дочь пыталась говорить приветливо. Она ждала доставки циклевочной машины. Пес будет лаять на агрегат, а потом завоет так отчаянно, словно ему отдавили лапу. Трудно было выбрать более неудачный день для привода собаки.

Нора ворвалась в дом, как всегда, уверенная, что ей здесь рады. Разве она не предупредила о своем приходе еще из‑за ворот?

– Этот щенок в автобусе потребовал, чтобы я купила билет! Я сказала ему, чтобы не хамил. – Рия всегда недоумевала, почему мать, такая любительница собак, пользуется словом «щенок» в уничижительном смысле. В последнее время щенки окружали Нору повсюду: в магазинах, в транспорте и на улице.

– А что в этом плохого?

– Как он смел предположить, что я не имею права ездить без билета? Если бы он разул глаза, то с первого взгляда понял бы, что я пенсионерка! – Конечно, мать Рии выглядела на свой возраст. Несмотря на льняной костюм лимонного цвета и черный шейный платок в горошек. Должно быть, этот щенок в автобусе просто ни о чем не думал. Для него все люди старше сорока были стариками. Но объяснять это матери не имело смысла. Рия вынула из духовки противень с песочным печеньем, испеченным вчера вечером. Кофейные чашки уже были наготове. Скоро кухня наполнится людьми. Представители бюро проката, Дэнни, желающий освоить процесс циклевки, Брайан с одноклассниками, знающими, что на кухне Линчей всегда найдется что поесть, – в отличие от их собственных. Может быть, вернется Энни с каким‑нибудь умопомрачительным нарядом и с Китти Салливан, которую она встретила в гипермаркете.

По субботам всегда приходила Розмари, а иногда из квартиры над прачечной прибегала Герти. Дважды в неделю Герти приходила убираться; это был ее профессиональный долг. Но в субботу она могла заскочить просто так, по‑дружески.

Повод находился всегда: либо она что‑то забыла, либо хотела договориться о расписании на следующую неделю.

Мог прийти Колм Барри с овощами. Каждую субботу он приносил их охапками. Иногда даже смывал землю с крупных корней пастернака и моркови и срезал шпинат. Рия варила целые кастрюли супа из свежих овощей, без особого труда выращенных в нескольких метрах от ее кухни.

Приходили и другие люди. На кухне Рии Линч привечали всех. Когда Рия была девочкой, никому не разрешалось заходить на их кухню – темное, мрачное место с полом, покрытым вытертым линолеумом. В доме матери гостей вообще было не густо. Мать – а насколько Рия помнила, и отец тоже – были людьми беспокойными, не умевшими отдыхать и не понимавшими, что другим может этого хотеться.

Даже когда мать приходила сюда, на Тара‑роуд, она вечно суетилась, постоянно звенела ключами, то снимала пальто, то надевала его, порываясь уйти, и не могла понять магии этого теплого, уютного места.

То же самое было в семье Дэнни. Его мать и отец сидели на очень удобной кухне деревенского дома и кружками пили чай, не приглашая к себе никого и не терпя никаких вторжений со стороны. Их сыновья либо находились у себя в комнатах, либо бегали по улице и жили собственной жизнью. Хотя родителям Дэнни было уже за семьдесят, они продолжали вести ту же жизнь, не устраивая семейных сборищ, не общаясь с соседями и не имея друзей. Рия с гордостью оглядывала свою светлую и просторную кухню, где всегда кипела жизнь и собирались компании, душой которых была она сама.

Дэнни не обращал внимания на то, что Нора Джонсон вечно бренчит ключами; крики тещи из‑за ворот его тоже не раздражали. Увидев Нору у себя на кухне, он обрадовался и крепко обнял ее. На Дэнни была красная спортивная рубашка, которую он купил в Лондоне. Сама Рия никогда в жизни не купила бы ему такую. Однако она была вынуждена признать, что рубашка молодила его; в ней Дэнни выглядел красивым старшеклассником. Наверное, она действительно выбирает одежду хуже всех на свете. Тот растянутый бархатный свитер, который высмеяла Энни, она теперь не могла надеть без чувства неловкости.

– Холли, я знаю, зачем вы пришли. Чтобы помочь, – сказал Дэнни. – Вы не только балуете внучку, давая ей деньги на одежду, но и приходите помогать нам циклевать полы.

– Нет, Дэниел. Я пришла оставить у вас на часок бедного Плайерса. В «Святой Рите» сидят ужасные люди, они не позволяют собаке входить в помещение и не понимают, что старикам просто необходим четвероногий друг! Но эти щенки врачи ничего не понимают. Говорят, негигиенично. Они просто с ума сходят из‑за животных.

– Раз так, пусть сидит здесь. Привет, малыш. – Неужели Дэнни действительно нравилась эта дворняга, уже открывшая пасть, чтобы испустить душераздирающий вой? Похоже, он смотрел на Плайерса с любовью. Но жизнь Дэнни слишком зависела от того, сумеет ли он вежливо разговаривать с людьми, желающими купить или продать недвижимую собственность. Поэтому определить степень искренности его энтузиазма было трудно. В его мире искренность не поощрялась.

Мать Рии допила кофе и поднялась. В последнее время она стала неотъемлемой частью жизни соседнего дома престарелых. Хилари жаловалась на то, что мать готова вообще переселиться туда. Нора научила Энни играть в бридж и иногда брала ее с собой в «Святую Риту», чтобы составить компанию старикам. Энни была в восторге. Она говорила, что старики ведут себя шумно, как школьники, и ссорятся так же. По ее словам, все в доме относились к бабуле с большим уважением. Еще бы, ведь по сравнению с ними бабуля была совсем молодой.

Нора говорила, что общаться со стариками очень полезно. Она много раз намекала, что Рия должна делать то же самое; однажды та тоже станет старой и одинокой и пожалеет, что в свое время оказывала мало внимания пожилым людям. Рия не работает, как все остальные, поэтому свободного времени у нее полно.

– Наверное, вы свели с ума всех стариков в «Святой Рите». Еще бы, их приходит очаровывать юный цыпленок с шейным платком в горошек, – сказал Дэнни.

– Дэниел, перестань льстить, – ответила Нора Джонсон, но было видно, что она довольна.

– Я серьезно, Холли. Вы для них наверняка свет в окошке, – поддразнил ее Дэнни. Довольная теща поправила волосы и отбыла; нарядный костюм лимонного цвета очень шел ей. – Твоя мать хорошо одевается, – сказал он Рии. – Дай бог нам так выглядеть в ее возрасте.

– Будем, будем. Ты сам выглядишь как мальчик, а не как мужчина, которому скоро исполнится сорок, – засмеялась Рия. Но Дэнни смеяться не стал. Говорить так не следовало. Ему шел тридцать восьмой год. Рия глупо пошутила и расстроила его. Она сделала вид, что не заметила своей ошибки. – А посмотри на меня. Когда мы познакомились, ты хотел сначала посмотреть на мою мать, а уже потом решить, стоит ли в меня влюбляться. Говорил, что женщины всегда превращаются в своих матерей. – Рия болтала все, что взбредет в голову. Ей хотелось, чтобы взгляд Дэнни снова стал прежним.

– Я так говорил? – удивился он.

– Да. Неужели не помнишь?

– Нет.

Рия пожалела, что начала этот разговор. Муж казался сбитым с толку и ничуть не польщенным.

– Мне нужно позвонить Розмари, – внезапно сказала она.

– Зачем?

Настоящей причиной этого было нежелание оставаться наедине с мужем, которого она раздражала.

– Хочу узнать, зайдет ли она к нам, – весело ответила Рия.

– Зайдет, зайдет, – ответил Дэнни. – И приведет с собой еще полмира. – Его слова прозвучали насмешливо, но Рия знала, что на самом деле Дэнни очень нравится кипучая и веселая жизнь на кухне, так отличающаяся от жизни в неприветливом деревенском доме, где он вырос, не слыша ничего, кроме карканья ворон на соседних деревьях.

Дэнни был счастлив здесь не меньше жены: именно о такой жизни они и мечтали. Жаль, что они оба сильно устают и занимаются любовью уже не так часто, как раньше. Просто в последнее время слишком много всего случилось. Но скоро жизнь снова вернется в нормальное русло.

Когда Розмари пришла, то потребовала подробно рассказать ей о походе по магазинам.

– Ужасно интересно следить за тем, как дети становятся самостоятельными, – сказала она. – Узнают, чего хотят, и определяют собственный стиль. – Она не сидела, а бродила по кухне, брала в руки посуду и разглядывала клеймо на донышке, трогала пальцем связки лука на стене, читала рецепты, прикрепленные к холодильнику, все осматривала и всем сдержанно восхищалась.

Она буквально вцепилась в кружку и благодарила Рию так, словно пила черный кофе впервые в жизни. Как всегда, отказалась от песочного печенья, сказав, что бессовестно объелась за завтраком, хотя каждый, кто видел ее узкие бедра и девичью фигуру, понимал, что это наглая ложь. На Розмари были хорошо сшитые джинсы и белая шелковая блузка, которые она называла нарядом для уик‑энда. Волосы тщательно уложены; она каждую субботу была первой посетительницей местного салона красоты. Розмари всегда завидовала тем, кто мог ходить туда в любой день недели. Счастливчикам вроде Рии, которая нигде не работала.

Теперь Розмари была владелицей полиграфической компании. Она получила премию как победитель конкурса предприятий малого бизнеса. Если бы не многолетняя дружба, Рия могла бы ее задушить. Розмари была убедительным доказательством того, что женщина может работать и при этом великолепно выглядеть. Но их слишком многое связывало. О боже, ведь Розмари присутствовала при первой встрече Рии с Дэнни. Она годами выслушивала все ее жалобы и делилась с Рией своими бедами. У них почти не было секретов друг от друга.

Но в том, что касалось Герти, они общего языка не находили.

– Давая ей десятки для этого пьяницы, ты только поощряешь уверенность Герти в том, что такая жизнь нормальна.

– Она не собирается бросать Джека. Ты можешь поручить ей любую работу, она справится, – просила Рия.

– Нет, Рия. Неужели ты не понимаешь, что только усугубляешь ситуацию? Твое молчание позволяет Герти считать вполне естественным, что ее лицо превращается в боксерскую грушу, а перепуганные дети живут в доме ее матери. Такие сцены будут повторяться без конца. Но если в один прекрасный день ты скажешь «хватит», это приведет ее в чувство и добавит смелости.

– Не приведет. Герти просто подумает, что у нее не осталось ни одной подруги на свете.

Розмари только вздыхала. Они многое воспринимали одинаково: злились на матерей, жалели сестер, радовались тому, что поселились на тихой и зеленой Тара‑роуд. Розмари яростно поддерживала подругу буквально во всем. Слишком многие женщины говорили Рии, что они сошли бы с ума, если бы у них не было работы, обеспечивающей материальную независимость от мужа. Розмари никогда такого не говорила. Разве что иногда задавала вопрос, который интересовал всех работающих замужних женщин: «Чем ты занимаешься целый день?» Обычно она делала это при Дэнни.

Конечно, в последние пять лет Энни и Брайан уже не требовали столько внимания, но о работе вне дома Рия всерьез не задумывалась. Да и что она могла делать? Ни толкового образования, ни квалификации. Нет, уж лучше поддерживать порядок в доме. Рия не слишком переживала из‑за того, что она всего‑навсего домохозяйка, и искренне верила, что Розмари, у которой есть все, что можно иметь в этой жизни, завидует ей.

– Рия, не томи душу. Говори, что она купила. – Розмари и вправду было интересно; она считала, что Рия с Энни сошлись во вкусах и что‑то выбрали.

– Я не мастер на такие вещи, – закусив губу, ответила Рия. – Я не смогла посоветовать ей ничего путного.

На лице Розмари мелькнула тень нетерпения.

– Не говори глупостей. Конечно, ты в этом разбираешься. У тебя куча времени, чтобы ходить по магазинам.

Но тут привезли циклевочную машину, и тех, кто ее доставил, пришлось напоить кофе. Затем явился девятилетний Брайан, выглядевший так, словно весь день провел на стройке, где используют детский труд, и привел с собой двух еще более грязных приятелей. Они схватили по банке кока‑колы, сгребли все печенье и удрали наверх. Потом пришла Герти с большими тревожными глазами, сбивчиво объяснила, что вчера не успела дочистить медную кастрюлю, и тут же начала скрести ее дно. Это означало, что ей позарез нужны пять фунтов.

Плайерс заскулил: выяснилось, что мать неожиданно быстро вернулась из «Святой Риты». Нору не предупредили, что сегодня утром состоятся похороны и что ей там делать нечего. Потом в окно постучал Колм Барри и жестом показал, что оставил Рии большую корзину овощей. Рия махнула ему рукой, призывая присоединиться к собравшимся, и ощутила гордость от того, что находится в центре событий. Она видела, что на пороге кухни стоит Дэнни и следит за происходящим. Он выглядел таким юным и красивым, что у нее защемило сердце. Зачем она напомнила мужу, что ему уже под сорок?

Казалось, он совсем забыл об этом. Лицо Дэнни не было расстроенным; он просто стоял и смотрел. Как беспристрастный наблюдатель, человек со стороны, видящий все это в первый раз. Потом по очереди циклевали полы; это оказалось не так просто. Стоять позади норовистой машины было недостаточно; ею требовалось управлять, направлять и обходить тяжелые предметы. Дэнни с энтузиазмом руководил добровольными помощниками. «В доме пора что‑то менять», – говорил он. Неожиданно по спине Рии поползли мурашки. Дом был чудесный; зачем в нем что‑то менять?

На ланч мать Рии не осталась.

– Меня не волнует, сколько тонн овощей принес тебе Колм. Я знаю, как трудно иметь дело с людьми, которые привыкли командовать другими. Поэтому сиди дома и присматривай за мужем. Это просто чудо, что вы прожили вместе так долго. Я всегда говорила, что ты родилась счастливой. Надо же, заарканить такого мужчину…

– Холли, у меня от вас голова пухнет. Еще неизвестно, кто кого заарканил. Ну, если вы не хотите остаться, то возьмите с собой немного помидоров, выращенных Колмом. Я так и вижу, как вы угощаете сандвичами с тонко нарезанными помидорами и мартини с водкой многочисленных джентльменов, которые соберутся у вас во второй половине дня.

Нора Джонсон покатилась со смеху.

– Если бы. Ладно, так и быть, возьму немного. Просто чтобы не пропали. – Мать Рии никогда не брала того, что ей предлагали от души. А если что‑то и принимала, то с таким видом, словно она оказывает вам услугу.

Розмари была разочарована тем, что смотреть нечего. Видели ли они роскошное платье, которое висит в витрине магазина на перекрестке? Нет? Совершенно божественное, но не для нас, заезженных старых кляч, говорила Розмари, похлопывая себя по плоскому животу, а для таких, как Энни, у которой фигура ангела. Розмари прекрасно знала, что ее никто не назовет заезженной старой клячей. Это относилось только к Рии.

У Брайана и его друзей Декко и Майлса возникла проблема. Они хотели посмотреть у Декко какой‑то матч по кабельному телевидению, но там был новорожденный, поэтому телевизор включать не разрешали.

– А почему вы не можете посмотреть матч здесь? – спросила Рия.

Брайан захлопал глазами.

– Ты что, не понимаешь? Мы не можем смотреть его здесь.

– Конечно, можете. Это твой дом. Такой же, как мой и папин. Можете взять поднос в малую гостиную.

Брайан покраснел.

– Мам, мы не можем посмотреть матч здесь, потому что у нас нет кабельного телевидения, как в доме у Декко! – выпалил он.

И тут Рия вспомнила свой долгий спор с Дэнни, состоявшийся несколько месяцев назад. Дэнни сказал, что дети и так слишком много смотрят телевизор.

– Что толку, что у нас оно есть? – мрачно сказал Декко. – Все равно им нельзя пользоваться из‑за этого противного бэби.

– Перестань, – сказала ему Рия. – Разве родной брат может быть противным?

– Может, миссис Линч. Это противно и глупо. Зачем им понадобился ребенок через столько лет? Мне ведь уже десять. – Мальчики покачали головами и стали обсуждать, что будет, если воспользоваться двенадцатифутовым удлинителем. Допустим, они вынесут телевизор на улицу, отодвинут его как можно дальше от стены и прикрутят звук. Как, получится? Но Декко сомневался. Его мать буквально трясется над этим отвратительным бэби.

Новость для Рии была неутешительная. Она всерьез думала о третьем ребенке. Компания «Маккарти и Линч» набирала силу. Дэнни присвоили титул лучшего агента года. У них прекрасный дом, они сравнительно молоды и вполне могут позволить себе еще одного малыша.

Медная кастрюля блестела. Герти с гордостью показала ее Рии.

– Рия, в нее можно смотреться как в зеркало.

Рия подумала, что для этой цели кастрюля слишком велика и тяжела, но ничего не сказала. Не сказала она и о свежем синяке на щеке Герти, который та пыталась прикрыть волосами.

– О боже, она действительно сверкает как золото. Хорошо, что ты смогла выбраться ко мне в субботу. – Сценарий предусматривал, что теперь Рия предложит ей деньги, Герти сначала откажется, а потом возьмет. Речь шла о чувстве собственного достоинства, хотя для обеих это было привычной игрой.

Но сегодня все вышло по‑другому.

– Ты знаешь, почему я это сделала.

– Да, но я все равно рада. – Рия потянулась за сумочкой, удивленная прямотой подруги.

– Рия, я в отчаянном положении. Ты не можешь дать мне десять фунтов? Отработаю на следующей неделе.

– Герти, не давай ему денег.

Герти отвела волосы в сторону, и Рия увидела на ее шее длинный красный шрам.

– Пожалуйста, Рия.

– Он сделает это снова. Уйди от него. Это единственный выход.

– И куда я пойду? Куда пойду с двумя детьми?

– Смени в квартире замки. Получи постановление суда о запрете подходить к тебе и детям.

– Рия, я встану перед тобой на колени. Он ждет меня на улице.

Рия дала ей десятку.

Потом она вышла в холл и услышала разговор Энни с подружкой Китти.

– Нет, конечно, мы ничего не купили. А ты как думала? Стоит, ахает и возводит глаза к небу. «Ты же не собираешься носить это, не собираешься носить то…» Hei’, она молчит, но это написано у нее на лбу. Говорю тебе, это было ужасно. Нет, я ничего не буду покупать. Честное слово, так легче. Не стоит суетиться. Правда, не знаю, что я скажу бабуле. Она такая щедрая, и ей все равно, что я ношу.

Рия посмотрела на мужа. Если бы она минутку побыла рядом с ним, ей стало бы легче, она смогла бы восстановить утраченные силы и уверенность в себе. Дэнни наклонился над циклевочной машиной; его тело дрожало вместе с агрегатом, пытавшимся добраться до хорошего дерева, которое мужу хотелось обнажить. Он был полностью поглощен работой, но казалось, что Дэнни делает это для кого‑то другого, словно один из клиентов попросил его предварительно отремонтировать покупаемую недвижимость.

Рия прижала руку к горлу и подумала, что у нее начинается грипп. На Тара‑роуд стоит чудесное субботнее утро, так почему ее все раздражает? Может быть, изложить проблему письменно? Или сходить к психологу‑консультанту? Но тот наверняка посоветует ей пойти работать. Это кажется самым разумным. Посторонние люди считают, что работа отвлекает женщину, оставляет меньше времени на мрачные мысли, делает ее более независимой и значимой в собственных глазах. Как объяснить им, что это не ответ? У Рии уже есть работа. Ради таких мелочей нет смысла каждое утро куда‑то ездить. Дэнни часто говорит, что если она пойдет работать, все ее жалованье съест прогрессивный налог. К тому же выясняется, что именно сейчас дети нуждаются в ней больше всего.

Она должна быть дома, потому что к ней каждый день приходит мать. И Герти, которой нужны не столько несколько фунтов за уборку, сколько дружеская поддержка. А кто будет заниматься благотворительностью, если Рия пойдет на службу на полную ставку? Эта работа не имеет ничего общего с изысканными ланчами для сбора средств, на которые тратят время некоторые представительницы среднего класса. Это настоящая работа – приходить в магазин, становиться за прилавок, продавать вещи и получать деньги. Или идти в больницу, чтобы присматривать за малышами, матерям которых говорят, что у них рак груди. Собирать старую одежду, хранить ее в гараже, а потом отвозить в дешевую химчистку. Искать бидоны, банки, варить чатни[6]и соусы, а потом четыре часа стоять у супермаркета с тележкой.

Да и сам дом нуждался в ней. Дэнни часто говорил, что она – первая линия его обороны, борющаяся с древоточцами, сыростью и сухой гнилью. Ну, а если предположить, только предположить, что она пойдет работать, что она будет там делать? При одной мысли об Интернете у нее по спине бежали мурашки. Даже для получения должности приемщицы ей придется освоить компьютер. А компьютер – это тебе не пишущая машинка.

Может быть, сосущее чувство пустоты и тревоги пройдет. Может быть, решение проблемы заключается вовсе не в поисках работы. Скорее всего, ответ стар, как само время. Собственно говоря, Рия в нем и не сомневалась. Она хотела еще одного ребенка. Маленькая головка прижимается к ее груди, глаза доверчиво смотрят на нее. Дэнни сидит рядом. Это не смешно. Именно в этом они и нуждаются. Как бы ни издевались над этим Брайан и его друзья, пришло время рожать еще одного малыша.

Они обедали у Розмари. Это не вечеринка – их было всего трое. Рия знала, какое будет угощение: холодный суп, жареная рыба и салат. Потом фрукты и сыр у большого окна с видом на ярко подсвеченный сад.

Дэнни всегда говорил, что безупречные апартаменты Розмари в доме тридцать два по Тара‑роуд теперь стоят целое состояние. Дела ее компании шли успешно, так что недостатка в деньгах Розмари не испытывала. Хотя она не была такой искусной поварихой, как Рия, но все же могла приготовить изысканный обед без особых усилий.