Глава двадцать восьмая. Миссис Арчер, едва сдерживая гаев, сидела в доме своей кузины Джил в Нью‑Силксворте

Миссис Арчер, едва сдерживая гаев, сидела в доме своей кузины Джил в Нью‑Силксворте. Она так сильно ненавидела свою семью, что много лет назад прервала всякую связь с ними, но в особенности она терпеть не могла свою двоюродную сестру. Джил всегда была хорошенькой как конфетка. У нее были мягкие светлые волосы и огромные, как у ребенка, голубые глаза. От одного взгляда на нее начинало мутить. К тому же эта набитая дура вот уже десять лет была замужем за одним и тем же мужчиной, в доказательство чего по дому носилось полдюжины чумазых детишек.

Миссис Арчер пришлось прятаться здесь целую неделю. Неделю в аду, среди орущих детей и вонючих подгузников.

И это стоило ей двух сотен.

«Чертова хапуга, – подумала она. – Вот такая у меня семейка».

Неудивительно, что миссис Арчер столько времени держалась от них подальше.

Она украдкой осмотрелась. Дети ели кашу, как будто в последний раз в жизни, и расплескали почти целый галлон молока по столу.

Свиньи.

Джил стояла возле раковины, и ее толстый муж Олли обнимал ее за талию.

Похотливый кобель, она же снова забеременеет.

Миссис Арчер никогда не приходило в голову, что Джил и Олли по‑прежнему любят друг друга и всегда хотели иметь такую большую семью. Она просто не могла понять этого чувства.

Вы только посмотрите на этого подхалима. Все они одинаковые, дай им палец – они тебе руку откусят.

Арчер мысленно поблагодарила Бога за то, что через полчаса будет избавлена от их общества.

«Мне очень повезет, если глаза мои никогда их больше не увидят», – подумала миссис Арчер.

Она отгрызла кусочек от черствого тоста и отразила рукой метко нацеленную в нее ложку. Женщина пристально посмотрела на запустившего ложку ребенка, пятилетнего Олли, такого же уродливого, как и его отец. Мальчик вздрогнул и неожиданно начал плакать.

Незаметно его пнув, миссис Арчер встала, пока Джил не поспешила к сыну.

– Я пойду соберу вещи, – сказала она им. – За мной скоро должны заехать.

– Слава богу, – сказала она Али двадцать минут спустя, когда садилась в машину. – Поспеши, пока эти уроды не решили, что я мало им заплатила.

Джил и ее семья стояли на крыльце и махали вслед отъезжавшей машине. Миссис Арчер помахала им в ответ – в конце концов, никогда не знаешь, когда они могут снова понадобиться.

Придурки.

– Надеюсь, мои деньги у тебя, – заявила он, когда Али свернул с улицы.

Он большим пальцем указал на заднее сиденье. Оглянувшись, миссис Арчер увидела темно‑зеленый вещевой мешок.

– Хорошо, – улыбнулась она.

В это раннее воскресное утро улицы были свободны, и они легко успевали на лондонский поезд. Миссис Арчер откинулась на спинку сиденья и подумала о тех выводах, что она сделала во время своего недельного заточения. Она жалела лишь об одном – что не сбежала от Кингстона раньше. Она могла бы уйти тихо и спокойно, не торопясь, вместо того чтобы бежать в страхе и неделю прятаться у этих ухмыляющихся идиотов. И ей бы не пришлось платить Али целое состояние за то, что он действует за спиной Кингстона. Но стоит ей попасть в Лондон – и она будет свободна как птица и покинет эту проклятую страну.

И этот чертов безумец не сможет ее достать.

Возможно, она в свое время совершала дурные поступки, которые можно было бы назвать жестокими, но, по крайней мере, у нее были на это причины, например огромный банковский счет.

Вот Кингстон мог убить из прихоти. Просто потому что ему это нравилось.

И сейчас этот мерзавец охотится за ней.

Через пять минут они доехали до Доксфордского парка, и мысли миссис Арчер переключились с прошлого на будущее – на небольшой частный самолет, ожидавший ее в конце пути. Но когда Али, проехав мимо поворота на Дарем, направился в сторону Хоктона, будущее вдруг показалось ей куда менее определенным. Арчер почувствовала, как стрела, отравленная ядом, вонзилась в ее сердце.

– Куда, черт возьми, ты едешь? – спросила Арчер.

Али не обратил на нее внимания. Тогда она ударила по его руке:

– Куда ты меня везешь, чертов иуда?

Али хранил молчание.

Арчер охватила настоящая паника, и она дернула дверь, собираясь выпрыгнуть, но та была заперта.

– Остановись! Остановись сейчас же! – закричала миссис Арчер.

– Не могу, – сказал Али.

Где‑то на задворках ее затуманенного страхом сознания она отметила тот факт, что Али заговорил впервые с того момента, как забрал ее.

– Сколько он тебе платит? – Миссис Арчер была готова заплатить вдвое больше, даже если бы это означало, что ей придется отказаться от пластической операции и жить с этим лицом до конца своей жизни. – Сколько? – требовала она ответа.

– Нисколько.

– Нисколько?! – Она была возмущена. – Я сказала, что заплачу тебе пять тысяч, а ты предаешь меня за просто так?

– За свою жизнь, если хочешь знать. А теперь заткнись, потому что он сказал, чтобы я треснул тебя, если ты будешь доставлять беспокойство.

– Только попробуй!

Али засмеялся. Но это был истерический смех. Он все еще боялся миссис Арчер и знал, каким образом она заработала свои деньги, помнил он и ее прозвище.

Мозг миссис Арчер напряженно работал в поисках решения. Она знала одно – что ей нельзя попасть в пункт назначения, куда бы эта машина ни направлялась. Она неожиданно набросилась на Али, впившись ногтями в его лицо и жалея, что у нее нет с собой ее кинжала.

Али закричал от боли и почти потерял контроль над машиной, свернув в сторону, чтобы объехать двух мотоциклистов, но все же умудрился выровнять ее и остаться на дороге. Затем он свернул с двустороннего шоссе на Вардис‑Гараж и направился в сторону Ньюботтла, одной рукой отбиваясь от миссис Арчер, которая теперь пыталась выдернуть с корнем все его волосы. Неожиданно она сменила тактику, снова устремившись к его лицу. На этот раз ее палец вонзился прямо ему в глаз. Она сильно дернула, и кожа порвалась.

Закричав от зверской боли, полуослепший Али отпустил руль и набросился на нее. Машина завертелась на дороге и, влетев в забор, резко подскочила.

Али вылетел через лобовое стекло, так как не был привязан ремнем безопасности, а миссис Арчер дернуло в сторону, и она ударилась головой о дверь. Машина проехала еще несколько метров по полю, а затем медленно остановилась, увязнув в грязи. На несколько минут воцарилась тишина, затем оглушенная миссис Арчер застонала и с трудом открыла глаза. Увидев огромную дыру в лобовом стекле, она поняла, что случилось с Али. Чувствуя сильную пульсирующую боль в правом плече, Арчер приняла сидячее положение и выглянула из машины. Вокруг не было ничего, кроме поля. Она расстегнула ремень безопасности и повернулась, чтобы взять сумку с деньгами, за которую схватилась еще крепче, увидев Али.

Он лежал на земле лицом вниз. Она не знала, жив он или нет, и меньше всего об этом беспокоилась. Быстро дернув мешок и прижав его к груди, как новорожденного младенца, миссис Арчер выкарабкалась из машины. Она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и внимательно осмотрела местность вокруг себя.

И тут она увидела машину Ричарда Кингстона, мчащуюся по Хай‑Лейн.

– О боже! – Развернувшись, миссис Арчер побежала в сторону леса.

Она пробежала около двухсот ярдов, когда услышала позади себя шаги. Она ускорила бег, но земля была влажной и вязкой после недавних дождей и тянула ее вниз, как будто каждый комочек земли старался ее удержать. Тяжелый мешок мешал ей, но она ни за что не хотела его бросить.

Миссис Арчер добралась до края леса, уже слышалось щебетанье птиц. Если бы она только смогла попасть туда и спрятаться среди деревьев, тогда у нее оставался бы какой‑то шанс выжить. Но этому не суждено было случиться. До ближайшего дерева оставалось меньше ярда, когда преследователи ее настигли. Двое крепких мужчин, которых она никогда раньше не видела, обогнали ее. Один из них выбежал вперед, другой схватил сзади. Миссис Арчер сражалась, как могла, но она умело орудовала только ножом, и то, когда жертва была уже искалечена – чаще всего такими типами, как те двое, что скрутили ее.

Взяв женщину под руки, они потащили ее, вопившую и брыкавшуюся, через поле обратно к тому месту, где, облокотившись на свою машину, стоял Ричард Кингстон с саркастической ухмылкой, скривившей его тонкие губы.

Миссис Арчер дернула головой и попыталась сбросить с себя руки тяжеловесов, но только когда Кингстон кивнул им, они, как вымуштрованные солдаты, наконец отпустили ее.

Прижав мешок к груди, Арчер вызывающе посмотрела на Кингстона, заработав удар кулаком прямо по губам. Она задохнулась от боли, но не позволила себе заплакать, сплевывая на землю кровь и осколки передних зубов.

– Ты что, и правда думала, что сможешь сбежать? – произнес Ричард Кингстон. – Никто не уйдет от меня, ты должна бы это знать.

Ее рот представлял собой кровавое месиво, но Арчер подняла голову и снова посмотрела ему в лицо. Пусть ей суждено умереть не по своей воле, но если он ожидал, что она будет его умолять, то мерзавца ждал большой сюрприз.

– Хорошо провела время, прячась у своей кузины в Силксворте? – Эта фраза повергла ее в шок, и, увидев испуганное выражение ее лица, Кингстон засмеялся. – Ступая, уродливая женщина. Ты думаешь, что смогла бы от меня сбежать?

Застав миссис Арчер врасплох, он неожиданно бросился к ней и выдернул мешок из ее рук.

– Нет… – с трудом проговорила она опухшими губами, яростно пытаясь забрать мешок обратно.

Кингстон толкнул ее, и она тяжело упала на землю. Но даже лежа, она продолжала зловеще на него смотреть. Наблюдая за ней, Ричард снова засмеялся:

– Что ж, сука, я повидал достаточно важных шишек, которые были слабее тебя.

Повернув голову, миссис Арчер сплюнула кровь и высморкалась на его ботинки. Кингстон кивнул:

– На самом деле мне стоило бы убить тебя прямо сейчас. Но нет, я решил быть добрым.

У нее побежали мурашки по коже. Ричард Кингстон никогда в своей жизни не был добрым, и если он собирался им стать так поздно, то это значило, что кому‑то будет очень плохо.

А здесь, на земле, у его ног валяется самый вероятный кандидат.

Он кивнул двум тяжеловесам, чтобы те садились в машину, и, когда они скрылись из виду, он бросил ей мешок с деньгами. Широко раскрыв глаза от удивления, она поймала его, не обращая внимания на вспышку боли, когда молния от мешка ударила ее по губам.

– Ты последняя дура, если думала, что сможешь меня обмануть, но ты была хорошим исполнителем. Тебе нужно было преподать урок, и я его преподал. Запомни вот что: только твое молчание спасет твою кузину и ее семейку от пламени ада. – Он постоял какое‑то мгновение, затем развернулся и пошел прочь.

Ликующая миссис Арчер смотрела, как он уходит. В тот момент она его почти обожала и была готова сделать все, что он скажет. Она будет молчать. Но не из‑за жирного Олли и своей сестрички. Ведь ее жизнь тоже была поставлена на карту.

У нее голова шла кругом от облегчения, и ей отчаянно захотелось посмотреть на свои деньги. Просто подержать их. Просто почувствовать их в своих руках. Едва в состоянии сдерживать возбуждение и забыв на минуту о боли, миссис Арчер, громко смеясь, расстегнула сумку. Но в следующее мгновение она уже кричала от ярости. В сумке лежали пачки нарезанных в форме двадцатифунтовых банкнот газет, а между ними выглядывала мумифицированная голова Джека Холланда.

Арчер все еще продолжала кричать, когда к месту аварии подъехала патрульная машина, и из нее вышли двое мужчин в полицейской форме.

Ванесса стояла у магазинчика за углом, куда она заходила за сигаретами. Сделав покупки, она с такой жадностью уставилась на прилавок с бутылками виски, водки и других спиртных напитков, что продавец нервно закашлялся и поспешил ее выпроводить. Ей так хотелось выпить, что она почти чувствовала вкус спиртного.

Повернувшись к Сандре, которая провела вместе с ней ночь в больнице. Ванесса грустно улыбнулась и, открыв пачку, предложила ей сигарету. Обе закурили, и Сандра задумчиво выпустила несколько колец дыма.

– Еще одно испытание, Вэнни, – наконец произнесла она.

Ванесса кивнула, зная, что ее подруга имела в виду алкоголь.

– Пойдем, – сказала она, – нам пора возвращаться, потому что, зная нашу Керри, можно предположить, что она уже проснулась и требует завтрак.

Вечером Керри ненадолго пришла в себя, но, по‑видимому, никого не узнала и вскоре снова погрузилась в бессознательное состояние. Ее дыхание было спокойным, а лицо румяным, и врачи выражали сдержанный оптимизм. Полиция отчаянно хотела ее допросить, но, хотя ее состояние постепенно улучшалось, она еще не могла ни с кем разговаривать.

– Да, никто не может сломить нашу Керри, – согласно кивнула Сандра, когда они двинулись обратно. Но плечи Ванессы все же оставались опущенными. Они перешли улицу и вошли во двор больницы.

Чтобы попасть в палаты интенсивной терапии, нужно было пройти через родильное отделение, где они увидели молодого человека, который праздновал рождение дочери со всеми, кто проходил мимо. Ванесса не могла не вспомнить то грустное время, когда родилась Керри. Целых десять часов мучений, когда даже некого взять за руку, и в конце концов – кричащий краснолицый младенец.

Этот ребенок выглядел озлобленным даже в первые минуты своей жизни. Потом приехала Сандра – Боже, благослови ее. Она появилась с букетом цветов и маленьким Робби, цеплявшимся за ее юбку.

Во время беременности Ванесса не раз думала о том, чтобы избавиться от ребенка, которого носила. Меньше всего ей хотелось каждый день видеть напоминание об убийце ее мужа, а также о грубом изнасиловании, которому она подверглась. Все эти длинные девять месяцев она почти желала смерти своему ребенку. Тогда‑то она и начала пить по‑настоящему – бутылку за бутылкой, – но бабушкины сказки не сработали, по крайней мере с ней.

Позже, когда Ванесса осталась одна с новорожденной, ничего не изменилось. Она ненавидела дочь, ненавидела ее личико в форме сердечка и копну черных волос. Она думала о том, чтобы отдать Керри на удочерение, но Робби уже успел сильно привязаться к маленькой сестренке. К тому же вернуться домой вечером с девочкой было проще, чем без нее, – куда легче притвориться, что ребенок был желанным, чем смотреть в глаза всем сплетникам района. Наилучшим выходом было выдать ее за родную сестру Робби, хотя к тому времени, когда появились остальные дети, ее уже нисколько не интересовало, что подумают другие. Каждый новый ребенок обеспечивал едой остальных, и она могла какое‑то время отдохнуть и восстановить силы.

Но тогда у нее были только Робби и Керри, и Ванесса постепенно – очень медленно – позволила беззащитному ребенку проникнуть в ее сердце. Сквозь выпивку и боль в глубине души она понимала, что не сможет расстаться со своей плотью и кровью. Да, видит Бог, девочка очень любила своего старшего брата. Еще будучи совсем малышкой, именно Керри успокаивала Робби, когда ему снились кошмары, в то время как его мать лежала в постели с Томом, Диком или Гарри – со всеми, кто готов был платить.

Недовольный и сердитый ребенок уже почти превратился в женщину.

«И я готова целовать землю, по которой она ходит», – подумала Ванесса.

В глубине души она знала, что именно Кингстон виноват в том, что ее дочь находилась в больнице. Она знала, что и Сандра так думает.

Но одно дело – знать о чем‑то, и совершенно другое – сделать что‑нибудь по этому поводу. А что она могла сделать?

Сандра скажет, что настало время рассказать все полиции, но убережет ли это остальных Лэмсдонов?

«Если я сделаю это, то навлеку на себя большие неприятности, а если не сделаю – то все равно окажусь в беде», – подумала Ванесса.

Она вздохнула и толчком открыла дверь отделения, не заметив озабоченного взгляда, который бросила на нее Сандра.

Они вошли в отделение интенсивной терапии и увидели множество улыбающихся лиц. Сердце Ванессы подпрыгнуло. Пожалуйста, безмолвно умоляла она, пусть эти улыбки предназначаются мне и моей детке.

– Она… она проснулась? – запинаясь, спросила она старшую медсестру.

– Конечно. Пять минут назад. Спросила, когда ей можно будет встать с постели. И еще – где кубок, который она выиграла.

– Вот это моя Керри! – закричала Ванесса и вместе с Сандрой помчалась в палату дочери.

Робби покормил детей и отправил их поиграть в парке во главе с Дарреном. Кэл и Микки провели здесь ночь, ожидая звонка на мобильный телефон Кэла, поэтому никто из них почти не спал.

– Никаких новостей – это тоже хорошо, – ободрила их Долли Смит, забежав к ним по дороге в магазин десять минут назад.

Микки готовил остальным бутерброды с беконом, в то время как Клер, отказавшаяся пойти с детьми, сидела, уставившись в пространство. Запах подгоревшего бекона, быстро распространился в гостиную, где Робби и Кэл смотрели телевизор, и в следующее мгновение туда вошел Микки, неся в руках тарелку с горой бутербродов.

– Они получились немного хрустящими, – сказал он.

– Хрустящими? – сказал Кэл, отщипывая от бекона черные кусочки.

– Так намного вкуснее, – пожал плечами Микки. – Клер, хочешь перекусить?

Он ткнул бутерброды ей под нос, чтобы привлечь ее внимание, и, постепенно вернувшись на землю, Клер взяла себе ломтик.

Когда зазвонил телефон Кэла, все вздрогнули, а Микки чуть не выронил тарелку.

– Я вас плохо слышу, вы не могли бы говорить громче? На линии помехи!

Все трое уставились на него, как будто пытаясь совместными усилиями заставить его сказать то, что они хотели услышать.

Кэл повесил трубку и издал вопль радости:

– Керри проснулась! Она разговаривает! Она хочет домой!

Робби заплакал.

– Я не могу в это поверить, – с трудом проговорил он, так как ком застрял у него в горле. – Я просто не могу в это поверить. Наконец‑то все будет хорошо.

Он широко улыбнулся Клер, которая тяжело вздохнула и посмотрела в окно. Микки принялся за бутерброды.

– Замечательная новость, друг, – сказал он, рассыпая хлебные крошки. – Я знал, что с ней все будет в порядке. Наша Керри – чемпионка, не забывай.

Мальчики все еще продолжали шуметь и смеяться, когда голос Клер их остановил:

– А что, если он снова это сделает?

– Что? – Робби уставился на нее.

– А что, если он снова попытается? Хозяин, который выстрелил в Керри. Что, если он снова это сделает? Когда узнает, что она жива?

– Но этого больше не случится… – Робби почувствовал, что его мир снова рушится. – Не может. И не случится, потому что… потому что копы его остановят.

– Как ты можешь быть в этом уверен, Робби?

– Я только что почистил свой хрустальный шар, Клер. Говорю тебе, кто бы это ни был, он больше ее не тронет.

Робби выбежал из комнаты, но через минуту вернулся, сжимая в руках свою куртку.

– Клер права, – сказал он Кэлу и Микки. – Мы валяли дурака. Я пойду к Робокопу, и плевать, что говорит мама.

– Правильно, Робби, – сказал Микки, понимая, что семья не может так жить дальше. – Хочешь, я пойду с тобой?

– Нет, друг. Вы двое останьтесь здесь с Клер и присмотрите за мелкими.

Кэл и Микки смотрели в окно, как Робби шагает по улице. Микки, посвященный в тайну Лэмсдонов, чувствовал гордость за друга, но Кэл ничего не понимал.

– А что он собирается рассказать полиции? – спросил он, но Микки оставил вопрос без ответа.

– Пойдем, нужно присмотреть за Клер, она снова погружается в небытие.

– Точно. Мне кажется, ей становится хуже. Она впервые заговорила с тех пор, как с Керри случилась беда.

– И ее нельзя в этом винить после всего того, что с ней произошло. Но не волнуйся, – с твердой уверенностью добавил Микки, – она выкарабкается. Никто и ничто не сможет сломить Лэмсдонов.

Лоррейн подперла подбородок руками и уставилась на миссис Арчер, которая в упор смотрела на нее. Эта жуткая женщина находилась в комнате для допросов уже два часа и при этом не произнесла ни слова, хотя бы чтобы подтвердить свое имя. Да она даже адвоката не потребовала!

Одно вселяло надежду: она ни при каких обстоятельствах отсюда не выйдет. Даже не учитывая торговлю наркотиками и найденный в «Голубом льве» нож, при женщине нашли человеческую голову!

Лоррейн посмотрела на Люка:

– Сколько лет дают за хранение частей человеческого тела?

– Пятнадцать, босс, – моментально выдал Люк убедительный ответ.

– Вы это слышали? Пятнадцать лет, миссис Арчер, и это только за хранение. А по‑моему, именно вы распилили парня на две части.

Что‑нибудь вообще может расшевелить эту уродину? Пора сделать ход конем.

Лоррейн ударила кулаками по столу:

– Что, черт возьми, делала голова Джека Холланда у вас в сумке?

Никакой реакции, даже глазом не моргнула.

– Да, миссис Арчер, мы знаем, кто это. Люк сразу же его опознал. Голова в таком хорошем состоянии по сравнению с остальным телом – где вы хранили ее?

Миссис Арчер снова взяла себя в руки и просто посмотрела на Лоррейн.

Лоррейн покачала головой и встала.

– Я знаю еще кое‑что, – она наклонилась к миссис Арчер, – вам предстоит много‑много времени провести в одиночестве, потому что я не вижу никого, кто бы хотел за вас заступиться. Особенно с этой головой.

Это сработало. Лоррейн услышала что‑то очень похожее на рычание, а затем миссис Арчер произнесла всего одно слово:

– Отвали.

– Ну надо же! Уведи ее, Люк, я больше не могу на нее смотреть. Одного ее вида достаточно, чтобы заработать хронический понос.

Миссис Арчер встала со стула и, равнодушно пожав плечами, последовала за Люком.

Когда ее увели, Лоррейн, сломав полдюжины карандашей, решила выпить кофе. Когда они получили сообщение, что патрульная машина нашла миссис Арчер в поле, да еще и с мумифицированной человеческой головой, весь участок прыгал от восторга – дело двигалось к концу. Но на самом деле они ничуть не продвинулись. Лоррейн пнула стул, на котором сидела эта жуткая женщина. Если она не заставит ее говорить, им придется довольствоваться только марионеткой, но не кукловодом.

Причем чертовски уродливой марионеткой.

Робби начинал терять терпение. Он сидел в этой комнате так долго, что готов был поклясться, что натер себе мозоль на мягком месте. Маленькая темноволосая женщина привела его сюда, сказав, что инспектор Хант занята и примет его позже.

– Она не уточнила, насколько позже, – проворчал Робби.

Он решил, что с него достаточно; если она не желает выслушать то, что он хочет сказать, тогда черт с ней.

Он открыл дверь в коридор и почти столкнулся с Лоррейн, которая вышла из двери напротив. Оба выглядели удивленными.

– Робби! Что ты здесь делаешь? – спросила Лоррейн.

– Жду вас.

Шаг за шагом, постоянно перебиваемый вопросами Лоррейн, Робби рассказал всю историю. Он немного всплакнул, когда дошел до убийства своего отца, и Лоррейн позволила ему прервать рассказ на время, достаточное, чтобы найти носовой платок. Но когда он наконец назвал имя Ричарда Кингстона, ее терпение испарилось, и она практически пригвоздила его к стулу.

– Черт возьми, Робби, я не могу в это поверить! Ему надо было подстрелить твою сестру, чтобы ты сюда пришел? Почему ни ты, ни твоя мама не рассказали мне об этом Кингстоне раньше?

Глаза Робби снова наполнились слезами, когда он посмотрел на женщину‑полицейского.

– Потому что, если вы не упрячете его за это – надежно и навсегда, – тогда я и вся наша семья будут уничтожены.

Лоррейн стояла чуть позади Люка, который стучал в дверь Кингстона.

«Вот это дверь!» – думала Лоррейн, пока они ждали ответа. Она кивнула Люку, чтобы он постучал снова, но не успел он это сделать, как дверь открылась.

– Да? – сказал Ричард Кингстон, осмотрев обоих с ног до головы.

– Нам нужно с вами поговорить, мистер Кингстон, – сказала Лоррейн.

– Простите, но для торговых агентов вход с другой стороны.

Он уже собирался захлопнуть дверь, но Люк надавил на нее рукой, не позволяя ей закрыться. Лоррейн сверкнула своим значком.

– Как видите, мистер Кингстон, мы не торговые агенты. Мы можем поговорить здесь или в участке. Но в любом случае разговор состоится.

Кингстон отпустил дверь и жестом пригласил их следовать за ним. Они прошли через красивую, обитую панелями прихожую и переступили порог комнаты, что находилась справа. Кингстон сел за стол и кивнул Лоррейн, чтобы она села напротив. Там был только один стул, а это означало, что Люку придется постоять, но Лоррейн очень хорошо осознавала, что Кингстон нарочно ведет себя так, будто Люка не существует. Она также заметила развешанные на стенах трофеи, привезенные им с сафари.

«С каким же субъектом я имею дело?» – думала Лоррейн, пристально его разглядывая и отмечая, что он, кажется, ни капли не был взволнован из‑за того, что полиция пришла к нему домой.

– Хорошо, мистер Кингстон, я сразу перейду к делу. Мы пришли по поводу Ванессы Лэмсдон.

– Кого?

– Вы прекрасно знаете, о ком речь. О кузине вашей умершей жены.

– А‑а‑а, – протянул он через некоторое время, в течение которого он, казалось, вспоминал, хотя эта уловка не одурачила Лоррейн ни на минуту. – Эта Ванесса Лэмсдон. На самом деле я уже и забыл об этой женщине. Я не думаю, что это преступление, дорогуша.

– Нет. А вот убийство – преступление. Так же, как и похищение людей. Дорогуша.

– В самом деле? – Он самодовольно улыбнулся. – И вы обвиняете меня в одном из этих преступлений или в обоих? Должен вас предупредить…

– Вы должны предупредить меня? Мне кажется, вы что‑то перепутали, мистер Кингстон: здесь я полицейский, а не вы. Я и мой темнокожий друг.

Она увидела, что его глаза вспыхнули.

«Расист с самомнением выше крыши, – подумала Лоррейн. – Но ты у меня в руках, приятель».

– А, так это ваш друг. – Это было сказано с величайшим сарказмом и с тысячью скрытых намеков.

Ну все – с Лоррейн было достаточно. Скользкий тип, подумала она и, подскочив, склонилась над его столом:

– Послушайте, Кингстон, я знаю, что вы само олицетворение греха. – Она направила палец ему в лицо, чуть не коснувшись усиков. – Я предупреждаю вас, не умничайте. Потому что я вас достану. Вы обыкновенный террорист, и я вас ни капли не боюсь.

Она заметила, что выражение его лица изменилось, но был ли это страх или нет, она сказать не могла. Возможно, этот червяк никогда в жизни никого не боялся, но Лоррейн знала, что определенно действует ему на нервы.

– Я не знаю, где вы воспитывались, – рявкнул он, и в его голосе прозвучал гнев, – но очевидно, что не как леди!

– Вы бы не узнали леди, если бы она ударила вас по лицу и распевала национальный гимн с вершины монумента Пеншо.

Кингстон вспыхнул от ярости:

– Если вы позволите, я просто позвоню своему адвокату. Не вижу причин, почему я должен это выслушивать.

Он уже было встал, но Лоррейн, все еще на ногах, опустила руки ему на плечи, заставляя его снова сесть. Его лицо приобрело комичное выражение.

– Звоните отсюда, – сказала она.

Кингстон поднял трубку, его пальцы побелели, когда он сжал ее в своей руке.

– Я вас предупреждаю, – сказал он Лоррейн, – что он сразу сообщит суперинтенданту Кларку.

– Ваш знакомый, да?

– Кто?

– Чертов Санта‑Клаус! Ну а как вы думаете, кто?

– Я отказываюсь говорить, пока сюда не приедет мой адвокат.

– Тогда скажите ему, чтобы он приехал побыстрее.

Он набрал номер, и по его лицу было заметно, что он готов ее убить.

Следующие пятнадцать минут прошли в тишине под замершим взглядом мертвых животных. Кингстон невозмутимо читал книгу, которая лежала на столе.

«Я бы поставила мерзавцу пять баллов, – подумала Лоррейн, изучая свои ногти, – он спокоен, как слон».

Затем телефон Люка разорвал кажущееся спокойствие. Он вышел, чтобы ответить на звонок. Через несколько минут он вернулся.

– Босс! – Люк кивнул ей, чтобы она вышла.

Лоррейн встала.

– Мы ненадолго, – бросила она через плечо, выходя из комнаты.

Она почти чувствовала, как десяток ножей воткнулся ей в спину.

– Я знаю, что тебе нужно сказать мне что‑то, что я не хочу слышать, – посмотрев на Люка, сказала она.

– Мы не можем его трогать, босс.

– Черт! – Она со злостью ударила рукой по панели. – Да кто он такой? Ради бога, только не говори мне, что Кларк у него на поводке!

– Не Кларк, приказ поступил сверху. Он останется на свободе, пока мы не будем иметь неопровержимых доказательств вместо показаний с чужих слов.

– Люк, я не могу этого так оставить. Я обещала Робби – ты знаешь, что из‑за нас Лэмсдоны остаются уязвимыми перед этим маньяком, который может сделать с ними все, что захочет?

Но даже когда Лоррейн спорила с Люком, она понимала, что ничего не может сделать. Если она оставит без внимания звонок и заберет его в участок, то он снова выйдет на свободу в считанные минуты.

«Тогда за решетку попаду я, а какую пользу это принесет Лэмсдонам?» – подумала Лоррейн.

Она даже не вернулась попрощаться с Кингстоном и сразу же направилась к двери. Люк последовал за ней. С тех пор как он зашел к Мевис в сад и увидел их, радующихся хорошим новостям, Лоррейн стала намного спокойнее. Настолько, что он пытался набраться храбрости и пригласить ее на свидание. Он думал, что это можно будет сделать сегодня, но не сейчас. Судя по выражению ее лица, Лоррейн была взвинчена как никогда. Глядя на нее, Люк испугался, что у нее вот‑вот случится удар.

Марк дополз до верхней ступеньки и уселся там, поставив подбородок на колени. Он услышал голоса в кабинете и с трудом поднялся наверх, чтобы быть готовым стучать в дверь и звать на помощь, но вскоре понял, что его отца допрашивают полицейские. Марк не проронил ни звука, не зная, было ли это сделано из верности отцу или из обыкновенной трусости. Он сидел в своей темнице, укутавшись в одеяло и различая только каждое третье слово.

Становилось по‑настоящему холодно, и он потер руки, воображая, как его отец откроет дверь, когда копы уйдут, и обнаружит, что он замерз до смерти.

Марк снова задрожал, но на этот раз не от холода. Возможно, его отец и хотел, чтобы он умер. Возможно, он никогда его не простит.

– Папа, пожалуйста, прости меня. Выпусти меня отсюда, – заныл он, но, вспомнив о своем решении, впился зубами в ладонь.

«Я больше не буду плакать. Ни за что».

Вздохнув, он прислонил голову к стене.

Он должен верить, что отец освободит его – не может же он оставить его здесь навсегда. Должно быть, прошло уже много дней, и, даже если он сообщил в школе, что его сын уехал кататься на лыжах они все равно будут интересоваться, если Марк не вернется. А Керри уж точно не забудет о нем. Он ей на самом деле понравился – Марк знал это, – и она наверняка вернется.

На этот раз он не смог сдержать слез и снова спустился вниз к своему стулу. Завернувшись в одеяло, как будто оно гарантировало ему безопасность, Марк захныкал:

– Что я сделал не так? Ну что такого я сделал?