ГЛАВА 4: Амазонки в Париже 4 page

Проводил комиссара до двери и когда вернулся к столу, то узрел интересную картину. Охота и Ферида внимательно разглядывают целованные руки и совсем как Антогора, в один голос спрашивают меня:

– Он что – с ума сошел?

– Это такой обычай у местных воспитанных мужчин. Комиссар показал, что вы ему понравились.

– А почему тогда Фернан нам руки не целовал?

– Он невоспитанный.

– Ты будешь нас ругать за этого Фернана?

– За что? Вы всё правильно сделали. Нельзя позволять всяким проходимцам лапать себя. А в Париже проходимцев много и часто выглядят они совершенно нормальными людьми.

– Совсем как у нас в Риме?

– Пожалуй. Проходимцы везде одинаковые. Вот и ваше первое приключение в другой стране. Интересно? Не скучно?

– Еще как не скучно! Расскажем – Антогора обзавидуется.

– Ну, это вряд ли. Антогора не завистливая и, скорее всего, просто посмеется. А вот меня для путешествия вы просто на каприз взяли, – девочки рассмеялись. – Ну что, машины у нас еще нет. Пойдем смотреть Париж пешком.

* * *

Проходя мимо стойки портье, спросил, есть ли в отеле бюро услуг по организации досуга постояльцев. Оказалось, что есть два бюро. Одно занимается всеми услугами для клиентов вне отеля, а другое – внутри отеля. Зашли в местное министерство внешних сношений, и мне удалось заказать три билета в «Мулен Руж» на послезавтрашний вечер. Уже подходили к выходу, когда меня окликнул подбежавший портье:

– Месье Андроник!

– Да, в чём дело?

– Сегодня в отеле ночной бал. Осталось два незанятых столика.

– Бал? По какому поводу? Какой‑то праздник?

– Нет, ночной бал в «Рице» устраивается каждый месяц. Вам оставить столик?

– Да, на троих.

– Сто франков за место.

– Вот, держите. И доставьте в любой из наших номеров патефон и пластинки с танцами. Вальс, танго и фокстрот.

– Будет исполнено.

Прошли по улице Кастильон до парка Тюильри, через него вышли к Сене, перебрались через мост Согласия. А там уж по набережным Орсе и Бранли подошли к Эйфелевой башне. На весь путь ушел примерно час неспешного шага.

– Какая громадина и не каменная! Мы что, на нее полезем?

– А это уж как хотите. Я полезу.

– Мы тоже.

– Тогда пошли за билетами и в лифт.

Поднялись на площадку на высоте 175 метров. Сердце замирает. Девочки в восторге:

– Какой огромный город! Сколько Римов тут поместится?

– Думаю, немало. Не меньше сотни.

– А где наш постоялый двор?

– Вон там. Видите, колонна торчит?

– Как далеко!

Взял напрокат два больших бинокля, показал, как ими пользоваться, а сам уселся на скамеечку. Через час девочки насмотрелись вдоволь. Мы спустились ниже, пообедали в башенном ресторане и вышли на набережную.

– Сейчас пойдем в королевский дворец. Там теперь музей. Подождите спрашивать. Сейчас всё объясню. Король – это то же самое, что в Риме император. Жили короли во дворце. Очень красивом дворце. Гораздо красивее императорского дворца в Риме. Потом королей не стало, и дворец превратили в музей. Музей – это дворец, в который собирают очень красивые вещи. Картины, статуи и многое другое. Любой человек может прийти в музей и сколько угодно любоваться красотой. Вот мы сейчас и пойдем полюбуемся красотой. Любите любоваться?

– Еще бы!

– Тогда вперед!

Перешли обратно мост Согласия, свернули на набережную Тюильри и проникли в Лувр. Сначала прошли залы античного мира. Тут Охота и Ферида встретили много знакомого и нашли, что обсудить между собой. Долго простояли у скульптур «Артемида» и «Раненая амазонка» Поликлета. Потом служитель показал, как пройти в залы живописи эпохи Возрождения. К экскурсии не присоединялись, а я специально поотстал, чтобы они сами выбирали, чем любоваться. Огромные полотна на библейские и мифологические темы их поразили. Девочки подолгу стояли в обнимку перед картинами и изумленными глазами пожирали колорит красок и богатство фигурных форм. Подолгу стояли и перед большими портретами. Жалко было отрываться, но тут залы живописи кончились, и мы молча пошли к выходу.

Молча вернулись в отель и тихо посидели еще немного.

– Жаль, что Антогоры с нами не было, – вполголоса проговорила Охота.

– Жаль, – подтвердила Ферида. – А может быть, Сергей как‑нибудь приведет нас сюда всех вместе?

– Может, и приведет, – согласился я. – А пока нам нужно готовиться к ночному балу. Это такой праздник для всех гостей этого постоялого двора.

Меня прервал стук в дверь. Адвокат Буше.

– Вы знаете, месье Андроник, мой клиент поуспокоился и стал вполне вменяем для здравого рассуждения. Завтра утром к вам придет шофер, чтобы представиться. К какому времени его прислать?

– Часам к десяти.

– Хорошо. Всего доброго.

– И вам всего доброго. Спасибо за хлопоты, месье Буше.

Девочки сидят и ждут продолжения про бал.

– Так, на чём я остановился?

– На празднике для гостей.

– Да, на таких праздниках играет музыка, иногда поют артисты, пьют вино и танцуют.

– А танцует кто? Тоже артисты?

– Нет, танцуют‑то как раз приглашенные гости. Такие, как мы с вами. На то и праздник.

– Танцы интересно смотреть и в Риме мы их видели. Только вот сами мы никогда не танцевали, – призналась Ферида.

– Беда небольшая. Всё равно римские танцы совсем не похожи на парижские. Здесь танцуют вдвоем. Мужчина и женщина. Я сейчас покажу, как это делается, а потом попробуем вместе с вами под музыку. Это легко.

– А где мы возьмем музыкантов?

– Где‑то должен быть ящик, который играет музыку. Наверное, в ваш номер занесли.

И в самом деле, патефон стоит на столе в гостиной у девочек. Рядом несколько пластинок. Девочек поразил источник звуков. Но как ни старайся заглянуть в раструб патефона как можно глубже, всё равно музыкантов не видно. Но вот если сунуть в раструб руку, то придушить невидимых музыкантов можно запросто.

Амазонки – ученицы очень способные. После более чем двухчасового урока можно быть уверенным, что ноги партнерам по вальсу, танго и фокстроту они топтать не будут. До совершенства, конечно, им далеко, но тем не менее будем надеяться, что они в грязь лицом, если что, не ударят. Да и кому придет в голову критически смотреть на танцевальные опыты таких красоток! Бал – не конкурс в балетную труппу.

На билете написано, что начало бала в одиннадцать часов вечера. Сейчас уже половина двенадцатого. Самое то для эффектного появления. Особенно если девочки появятся на балу в коротких кожаных курточках и шортиках. Вот будет фурор! Думаю, что такой наряд вполне уместен. Хотя и необычен. Сам ежемесячный статус бала такое допускает. Не таскают же все постояльцы с собой в поездки бальные платья и костюмы. Придут в чём есть. На билете на этот счет ничего не написано. Только обозначен номер нашего столика.

– Сергей, – вдруг ни с того ни с сего спросила Ферида. Видимо, долго вынашивала этот вопрос, – а что такое изнасилование?

– Ерунда. Выброси из головы. Вам это не грозит.

– Понятно, – задумчиво пробубнила себе под нос Охота, – что нас интересует, то нам и не грозит.

* * *

Под осуждающий шепот зрелых дам, восхищенные и завистливые взгляды молодых девушек и восторженное присвистывание от столиков с чисто мужскими компаниями мы с достоинством прошествовали под эскортом распорядителя к своему месту. Некоторые мужчины даже привставали, чтобы лучше разглядеть необычно одетых особ, пробирающихся между столиками огромного банкетного зала с эстрадой. Бал и в самом деле оказался уже в разгаре. В большом свободном от столиков круге в центре зала снуют официанты. Пара фотографов с блицами делают снимки праздничного события. Один из них уловил момент нашего появления и озадачил девочек яркой вспышкой света. На эстраде певица под аккомпанемент рояля услаждает присутствующих какой‑то веселой песенкой. Гомон голосов дает понять, что трезвенников здесь не так уж много.

– Что закажем? – спрашиваю девушек.

– Шампанское, пирожные и мороженое! – дружно слышится в ответ. Девочки с интересом оглядываются вокруг.

– Только учтите, что шампанское штука коварная. Можно быстро опьянеть, – предупреждаю я, сделав заказ.

– Мы осторожно.

Между тем певицу сменил довольно занимательный фокусник. Не фига себе, что он вытворяет! Девочки пораженно следят за его руками, в которых бесследно исчезают и появляются из ниоткуда разные предметы.

– Как это у него получается? Волшебство?

– Нет, не волшебство. Ловкость рук и тренировка. Этот артист, например, сам принял бы за волшебство ваше умение владеть мечом. Хорошая работа часто выглядит как волшебство.

– Тогда он очень хороший работник. Нам нравится, – оценила фокусника Ферида под молчаливый кивок Охоты, речевой аппарат который был занят пирожным.

– После выступления артистов, наверное, начнутся танцы, – предупреждаю я девушек. – Вам нужно знать некоторые правила праздника. Всё время улыбайтесь, когда с вами кто‑то заговорит. Не глупо и не во весь рот. Так – легко, доброжелательно и загадочно. Особенно если подойдет кто‑нибудь вон из тех людей со сверкающими машинками в руках.

– А что это за машинки и зачем они сверкают?

– Машинки полуслепые и плохо видят. Зато если увидят, то из увиденного могут сделать маленькую картинку, нарисованную на бумаге. Бумага – это такая штука, которая в этом мире заменяет пергамент. Я вам потом покажу картинки, а бумагу вы уже видели. Она везде.

Наверняка многие мужчины захотят с вами потанцевать. Можете соглашаться, а можете и не соглашаться. Поступайте, как вам понравится. Если соглашаетесь, то подаете мужчине руку и идете впереди него в танцевальный круг в середине зала. Когда он проводит вас обратно к столику, то поблагодарите за танец, но только после него. Если мужчина промолчит, то молчите и вы. Постарайтесь сами сообразить, как и с кем себя вести. Смотрите по сторонам – и увидите подсказки. Понятно?

– Понятно. А ты что будешь делать?

– Как что? С вами и танцевать. Ну, и любоваться со стороны, если вы откажетесь танцевать со мной или я сам захочу отдохнуть. Не позволяйте проявлять к себе всяких вольностей.

– Что это за вольности такие?

– Например, вольность – то, что пытался сделать Фернан с Феридой. В танцах вольность мужчины – это слишком тесное прижимание к женщине или хватание руками там, где не следует. Если чувствуете, что мужчина не прочь вас потискать, то можете оставить его прямо посреди танца. Если же чувствуете, что его рука опустилась с вашей талии на ягодицы, то за это следует наградить хорошей оплеухой.

– Понятно. Оплеухи мы всегда можем. Знакомое дело. Только вот не прибить бы кого невзначай.

– А вы поосторожнее, полегче. Не надо никого увечить, как Фернана.

– А что делать, если вон тот лысый мне подмигивает? – полюбопытствовала Охота.

– Не обращать внимания или взглянуть презрительно.

– Презрительно – это как?

– Приподнимаете одну бровь и криво усмехаетесь. Вот‑вот, именно так. Ферида, ты просто на лету схватываешь бальные премудрости.

Между тем концерт, похоже, закончился. На эстраде расселся оркестр, и музыканты начали настраивать инструменты. Зазвучал вальс. Публика еще не расшевелилась, и в танцевальный круг при первых звуках танца никто не выбирается.

– Охота, идем!

Девушка подает мне руку, и мы под заинтересованными взглядами окружающих чинно выбираемся в танцевальный круг. «Раз‑два‑три, раз‑два‑три, раз‑два‑три», – нашептываю я Охоте на ухо. Она нисколько не сбивается с такта, и ее ступни ни разу не задели моих. Ну и молодец же! Оба фотографа тут как тут и ловят нас в кадр. Возле нашего столика нарисовался какой‑то красавец. Похоже, Ферида в нерешительности, но в конце концов подает ему руку. Еще две пары появляются в круге к середине танца, но фотографы почему‑то липнут именно к нашим парам. Мимо, кружась, пролетает Ферида с напряженной улыбкой на лице. Ее партнер, похоже, не очень трезв, но держится твердо.

Вальс кончился, и мы опять втроем за столом. Партнер Фериды вернулся в свою мужскую компанию из четырех человек, плотоядно поглядывающих в нашу сторону. Судя то тому, как друзья похлопывают вернувшегося танцора по плечу, его, похоже, спровоцировали на отважный поступок и теперь похваливают и интересуются, как там было.

– Я ему шепнула, чтобы он больше меня не приглашал, – кивая в сторону бывшего партнера, проговорила Ферида. – Не очень он трезвый. Неприятно. Я сразу‑то не поняла. На ногах стоит хорошо, а уж потом услышала, что язык заплетается. А так очень интересно было бы.

– Его компания вроде положила на вас глаз. Если будут подходить, то решительно отказывайтесь. Думаю, сейчас с приглашениями многие поспешат к вам. Фери‑да, следующий танец со мной или как?

Вместо ответа она протянула мне руку, и мы влились в аргентинское танго. Поддатую компанию опередил высокий блондин нордической наружности и увел Охоту у них из‑под носа. Дальше я просто сидел за столом и наблюдал, как с каждым объявлением танца несколько мужчин срывались со своих мест и стремительно бросались к нам, стараясь обогнать друг друга. Девочки уже перестали смущаться и откровенно наслаждались вниманием окружающих. От столиков же по ту сторону танцевального круга никто даже не пытался к нам подобраться – не успеть.

Тем не менее и на той стороне нашелся один чудак, который очень остроумно разрешил для себя проблему длинной дистанции.

– Жан, – представился черноволосый, немного выше среднего роста, симпатичный мужчина лет тридцати, подойдя во время очередного танца к нашему столику.

– Серж, – ответил я. – Чем обязан? Не хотите ли присесть?

– Спасибо. Видите, что творится вокруг ваших спутниц?

– Как не видеть! Но вроде бы не безобразие.

– Нет, конечно, что вы! Какое может быть безобразие. Безобразие в другом. В том, что мне невозможно приблизиться к вашим спутницам, чтобы пригласить на танец. Вы позволите с вами посидеть, чтобы оказаться хоть раз первым?

– Ну, и хитрец же вы, Жан! Такой необычный и смелый ход, вне всякого сомнения, достоин награды. С кем вы хотите потанцевать?

– С той, которая в коричневом костюме. Как ее зовут?

– Охота.

– Прелестное имя.

– И только?

Жан засмеялся:

– Конечно же, и она сама бесподобно прелестна, а, вернее, обе. Я из Бордо.

– А мы из Рима.

Девушки возвратились.

– Вот, познакомьтесь – Жан из Бордо. Хочет потанцевать с Охотой. Не откажешь?

– Пусть попробует пригласить и узнает, – лукаво улыбаясь, отвечает она.

Но тут же озадаченно начинает прислушиваться к музыке, не понимая, как нужно танцевать предлагаемый мелодией ритм. Ферида тоже в растерянности, а кавалеры уже устремились к нам со всех сторон.

– У нас перерыв. Девушки не умеют танцевать чарльстон, – объявляю я сбежавшимся, и они безропотно расходятся.

– Я могу научить прямо сейчас, – говорит Жан.

– Рискнешь? – спрашиваю Охоту.

– Давайте попробуем, – соглашается она, внимательно приглядываясь к тому, что вытворяют ногами пары, танцующие в круге.

Охота с Жаном пристраиваются на краю танцевального круга, и он ей что‑то объясняет, крутя ногами. Затем и Охота сначала не очень решительно, а затем всё быстрее и быстрее начинает повторять па. Гости за столами внимательно и с улыбками наблюдают за ними. Оба возвращаются вполне довольные.

– Я тоже хочу вот так повертеть ногами, – заявляет Ферида и Жан срывается с места.

Короткие переговоры с оркестрантами – и чарльстон повторяется. Теперь Жан вполне благополучно наставляет Фериду. Результат – потрясное зрелище великолепной, динамичной женской фигуры, не стесненной и не скрытой в быстром танце юбками. Жан станцевал с Охотой еще и фокстрот, а потом покинул нас, как воспитанный человек, который знает меру назойливости. Прочие претенденты продолжили прервавшуюся на некоторое время осаду девочек. Время шло к четырем часам ночи, а бал двигался к своему благополучному завершению. Всё вроде прошло прекрасно. Просто поразительно, с какой стремительностью амазонки способны адаптироваться к любой обстановке. Даже полностью не понимая, что и почему вокруг них происходит. Невиданная интуиция! Девочки так довольны, что просто сердце радуется на них смотреть…

Чёрт, чёрт, чёрт! Всё‑таки произошло то, чего я так опасался. Громкий и смачный шлепок пощечины, нанесенной от души, донесся из танцевального круга. Очередной партнер Охоты валяется на полу, а она сама с возмущенным видом усаживается за стол.

– Всё настроение испортил! – огорченно буркнула Охота.

А оркестр, как ни в чём не бывало, продолжает играть танго. Павшая жертва своих низменных наклонностей поднимается, отряхивается и бредет к своей то ли компании, то ли просто к случайным соседям по большому столику. Во всяком случае, трое мужчин и две женщины, встречая незадачливого танцора, сочувствуют ему и возмущенно поглядывают в нашу сторону. Возвращается после танца и Ферида.

– Что случилось?

– Ничего особенного. Он щипнул меня за грудь. Ладно бы Сергей или Александр – им бы вроде и можно, а то ведь совсем незнакомый человек. Я ему и врезала. И танцевать даже расхотелось. Может, хватит? И так хорошо повеселились.

– Ладно, посидим еще немножко. Ты успокоишься, и пойдем, – согласился я. – Хорошо, что всё еще так тихо обошлось.

Вот тут‑то я в корне ошибся. Обошлось совсем не тихо. Объявлен новый танец, и кавалеры поспешили к нам.

– Мы больше не танцуем. Извините, господа, – объявила Ферида.

Кавалеры попытались было слабо возражать, но быстро поняли бесполезность этого, правильно истолковав причину отказа. Переглянулись, отошли в сторонку и о чём‑то тихо посовещались. Затем всей группой двинулись к столику оскорбителя Охоты. Этого еще не хватало! Сейчас начнется выяснение отношений по поводу оскорбленной девичьей или женской чести. Бежать за ними и отговаривать? Нет, не побегу. Представил, как это будет смешно выглядеть.

Между тем разговор на повышенных тонах уже начался. Кое‑какие слова доносятся сквозь звуки музыки даже до нас. Например, «сволочь», повторенное неоднократно. Вот и первый взмах. Началось! Звон бьющейся посуды и грохот опрокинутого стола. Визг женщин и глухой звук ударов по телу. Двое катаются по полу, лупя друг друга, куда ни попадя. О них спотыкаются другие кулачные дуэлянты. Еще и еще фигуры грохаются на пол, как сшибленные кегли. Один деятель, ухватив противника за волосы, бьет его раз за разом физиономией о свое колено. Двое других тянут друг друга за удавливающие концы галстуков. Уж оба посинели и захрипели, но разойтись не хотят. Круг потасовки стремительно расширяется. Валятся еще столы, стулья, гремят разлетающиеся вдребезги фарфор и стекло. Недрачливая публика вскакивает со своих мест и в страхе быть задетой разбегается во все стороны.

Еще и другие кавалеры Охоты и Фериды влезают в потасовку, быстро вылетают из нее со ссадинами, порванными рубашками, пиджаками и снова ныряют в гущу сражения. Два официанта, отважно попытавшиеся остановить драку, мигом получили по морде с обеих сторон и стремительно ретировались из зала. Жан тоже не остался в стороне. Сунулся в свару – и через минуту выполз под столами со знаком отличия, обещающим быстро превратиться в шикарный фонарь под левым глазом.

Лагерь поддержки обидчика, как вроде бы более трезвый, держится стойко, точно и расчетливо нанося удары. Хотя самого виновника побоища в вертикальном положении уже не видно. Однако «наши», давя численностью, всё же постепенно берут верх. Что может перейти просто в безответное избиение противной стороны. Один из бойцов обидчика довольно долго держался в позе хорошо тренированного боксера. Но и он пал под градом ударов, когда ему сзади на голову предательски набросили скатерть и тем самым коварно ослепили стойкого борца.

Откуда‑то снаружи доносятся панические свистки, призывающие полицию. Однако это никак не влияет на нежданно возникшее развлечение разгорячившейся провинциальной французской элиты. Очень уж удивительно острый и увлекательный сегодня финал у заурядного и не отличающегося большим разнообразием бала. Справедливости ради нужно отметить, что бутылки в пылу сражения не применялись. Наверное, пользоваться бутылками в изысканной, светской драке считается неспортивными и неэтичными дурными манерами.

Блицы фотографов сверкают с немыслимой частотой. У одного из них вдруг кончилась в аппарате пленка, и он в бессильной досаде затопал ногами.

– Нужно сматываться пока полиция не пришла, – командую я и мы, подхватив под руки Жана, быстро выбираемся из банкетного зала. – Полицейским нужно подчиняться, если они этого потребуют. Иначе будут большие неприятности, а нам это не ни к чему. Так что лучше с ними не встречаться.

Забросили Жана в его номер, снабдили примочкой для глаза и вернулись к себе.

– Вот вам и второе приключение чуть ли не за день. А что бы сейчас сказала Антогора? Позавидовала бы? – спросил я, заглянув к девочкам, когда они уже улеглись спать.

– Промолчала бы, наверное, но всё же позавидовала бы, – ответила Ферида.

– Точно позавидовала бы, – подтвердила Охота.

– Ладно, спите, вертихвостки. Нас рано разбудят, а сейчас уже почти пять часов. Выспаться не успеем.

* * *

Уж как посмотреть на рано или не рано, но шофер «Мерседеса‑Бенц 24» забарабанил в дверь в начале одиннадцатого утра и чуть не ошалел, узрев открывшую ему дверь полуголую Фериду. Едва разлепив глаза, подошел и я.

– Машина готова. Номер У‑235 белого цвета, – сообщил шофер. – Меня зовут Этьен. Хочу предупредить, что в вестибюле полно газетчиков, но охрана их дальше не пускает. Похоже, что подкарауливают вас.

– Хорошо, ждите нас в машине, Этьен. Спустимся где‑нибудь через час.

Заказал в номер завтрак и утренние газеты.

– Вот, смотрите – это как раз те картинки, о которых я вам говорил.

– Которые получились из сверкающей машинки? – поняла Охота, держа в руках одну из газет. – Как здорово! Вот ты, а вот мы с Феридой. А вот буквы вроде бы знакомые, но очень мелкие и странной формы. Как их писать?

– Их не пишут, а печатают. Ну, как большая, оловянная печатка с великим множеством букв. Есть такая машина, которая делает из написанного рукой вот такие буквы и печатает на бумаге сразу много‑много вот таких листов. Это называется газетой. В ней пишут о разных новостях и развозят по всей стране.

– В Риме такого еще нет, – с сожалением произнесла Ферида, разглядывая другую газету. – А картинки и в самом деле здорово получились. Такие просто не нарисуешь!

Газетчики постарались вовсю. На первых страницах газет события в «Ритце» затмили все прочие новости. «Драка на балу», «Ночное побоище», «Танцы до упаду» с иллюстрациями и без них. Как это за несколько часов удалось перекроить, наверное, уже почти готовые с вечера газеты?

Больше всех отличилась парижская «Фигаро», поместив на первых страницах полный, иллюстрированный репортаж о скандальном событии. «Жертвы редкой красоты» – так изысканно, интригующе и не очень вразумительно он озаглавлен. По заголовку не поймешь, о чём речь. О найденных красивых жертвах или жертвах, пострадавших от чьей‑то красоты. Всё с самого начала и по порядку. Фото нашего появления в банкетном зале. Затем за столом. Фото кавалеров Охоты и Фериды. Оказывается, многие из них очень известны в стране либо сами, либо через родителей по фамильным титулам. Потом идут фотографии Охоты и Фериды в танцах и даже Охоты в паре с оскорбителем, где видно его лицо. Надо же, барон Дидье де Руже! Правда, давно зарекомендовавший себя как богатый повеса, дискредитирующий семью своими похождениями. Неплохо получилось и фото барона, сидящего на полу с ошеломленным видом.

Освещение драки полное, со смакованием подробностей. Множественные фото сцен самой драки и панорама погрома после нее. Снимок, где барона выносят на носилках и сцены оказания медицинской помощи другим пострадавшим. К чести «Фигаро», нужно сказать, что нет ни малейшего упрека или двусмысленного намека в адрес девочек. Зато есть сочувствие по поводу того, что им, приехав впервые в Париж, пришлось столкнуться на балу с хамской выходкой титулованного жуира. Жертвами обозначены пятнадцать человек, обратившихся за медицинской помощью. Из них трое попали в больницу. Но вот почему в заголовке – это жертвы красоты? Непонятно.

Да бог с ним! Мне статья, в общем, понравилась. Девочкам тоже. Достоверно и благожелательно по отношению к нам. Не то что в какой‑то желтой, четырехстраничной газетенке, которой не досталось ни одного фото! В ней население Парижа предостерегается от каких‑то таинственных Фериды и Охоты, знакомство с которыми может окончиться печально.

Опять стук в дверь. Директор отеля. Здоровается и представляется:

– Я – Гастон Безье – управляющий отелем. Месье Андроник, дамы, дирекция отеля приносит вам глубокие извинения за ночной инцидент.

– А почему нам и вдруг извинения? Мы в инциденте не участвовали, его не создавали и от него не пострадали.

– Видимо я не совсем то сказал, что нужно. Мы приносим извинения мадмуазель Охоте за неподобающее поведение одного из наших постояльцев. Также приносим извинения и мадмуазель Фериде за недостойное поведение другого нашего постояльца.

– Месье Безье, вы не обязаны извиняться за кого‑то другого. Но мы ценим вашу предупредительность и не относим случившееся к вине отеля. Можете не беспокоиться. Никаких публичных высказываний, порочащих отель, с нашей стороны не будет. Ведь вас именно это беспокоит?

Господин Безье несколько смешался и быстро откланялся.

– Нам пора идти в гости к комиссару Леграну. Выходить будем через ресторан. Двери ресторана ближе к выходу из отеля, чем лестница и лифты от этажей с номерами. Может, газетчики около входа в отель не сразу узнают вас в другой одежде. Проскочим. И несколько слов о том оружии, с которым вы сегодня познакомитесь. При выстреле оно оглушительно громыхает, и стрела, вылетающая из него, очень маленькая и настолько быстрая, что глазом ее увидеть нельзя. Не пугайтесь громкого звука.

Вызвал горничную, попросил ее передать портье наши ключи от номеров. Спустились в служебном лифте в первый этаж и нахально прошли через кухню и зал к входу в ресторан.

– Ферида, выходишь небрежно, но быстро и ждешь нас на улице. Мы с Охотой через несколько секунд следом. Порознь вас не сразу признают. Да и ждут с другой стороны.

– Зачем всё это? – спрашивает Ферида.

– Ты не знаешь газетчиков, но скоро узнаешь. Давай, дуй вперед!

Ферида вышла из ресторана. Чуть погодя пошли и мы с Охотой. И в самом деле, в вестибюле слоняются и сидят в креслах и на диванах десятка полтора людей, не очень‑то похожих на постояльцев. Многие с фотоаппаратами. На нас не обращают внимания. Нет, один тип уставился на нас и, похоже, что‑то усиленно соображает. Наверное, видел Фериду и теперь, увидев нас, начинает сопоставлять. Мы делаем несколько шагов и сворачиваем в двери выхода из отеля. Ферида на тротуаре, а в нескольких шагах справа – белая, открытая машина с цифрами 235 на номере.

– Девочки, давайте быстрее. Вон наша машина.

Вскакиваем в авто и отъезжаем. Из отеля вылетает тот самый наблюдательный тип и что‑то кричит назад.

Поздно. Нас тут, считай, уже нет.

* * *

Комиссар Легран – человек занятой. Пришлось подождать минут десять в приемной у секретаря. За эти десять минут в приемную заглянул, наверное, весь наличный состав комиссариата. На девочках разве что дырок глазами не прожгли. Один молодой паренек даже рискнул попросить у Фериды автограф на газете. Зачем это ему, она не поняла, но какие‑то каракули всё же нанесла под своим фото.

– Прошу прощения – дела, – извинился комиссар, здороваясь с нами. – Ну и история опять с вами приключилась. Просто наваждение какое‑то. По той же причине, как я понимаю, но опять не по вашей вине. Все газеты трубят. А в «Фигаро» так чуть ли не целый роман накатали. Вы уже, наверное, читали. Хорошо, хоть не в мое дежурство всё произошло. Не люблю разбираться в конфликтах, в которых участвует всякая светская публика или те, которые воображают себя аристократами. Инспектор, расследующий эту драку, всё порывался сегодня пойти, опросить вас. Я отговорил. Вы драку не затевали, в ней не участвовали, а свидетелей ее и так более чем достаточно.

– Мы благодарны вам, комиссар, за заботу. Вот зашли вас проведать.

– Помню, помню обещание. Я освободился, и нет препятствий прогуляться куда‑нибудь на часок‑другой. У парижской полиции два места для тренировок в стрельбе. Подземный тир в городе и открытое стрельбище в пригороде. Можем воспользоваться любым.

– Тогда лучше в пригороде. Машина у нас есть.

– «Мерседес‑Бенц 24», как я понимаю, и при этом с шофером?

– Она самая.

– Тогда нам и служебная развалина не нужна. Ле Бурже не так уж и далеко. Поехали!

Ле Бурже так Ле Бурже. Доехали, не затратив и получаса. Я только и успел, что лишь опять подивиться языковым странностям наших миров. Язык в обращении один – русский в нашем стороннем понимании, а в том же обращении множество французских слов и оборотов. Никаких артиклей в русском языке нет, а в названиях, именах во Франции их сколько угодно, и никто этого противоречия не замечает. В Германии, Испании или Италии, наверное, происходит то же самое.