Портрет джентльмена

Несколько минут они шли молча, пока не оставили дом и сад далеко позади. Перед ними и вправо парк круто спускался, чтобы затем медленно подняться, отгораживая остальной мир. Пояс деревьев слева отделял их от дороги.

— Ты тут бывал прежде? — внезапно сказал Энтони.

— Конечно, десятки раз.

— Я имел в виду, именно тут, где мы сейчас. Или ты не выходишь из дома и все время гоняешь шары на бильярде?

— Господи, нет!

— Ну, так теннис и прочее? Столько владельцев прекрасных парков никогда ими не пользуются, а все бедняги, тащась по пыльной дороге, думают, как счастливы владельцы, что имеют их, и воображают всякие развлечения среди дерев. — Он указал вправо: — А там бывал?

Билл засмеялся, немного пристыженно.

— Ну, не слишком много. Конечно, я часто проходил тут, ведь это самый короткий путь до деревни.

— Да… Ну ладно, а теперь расскажи мне что-нибудь про Марка.

— Что, собственно?

— Ну, позабудь, что ты пользовался его гостеприимством, что ты безупречный джентльмен и все такое прочее. Побоку Манеры Мужчин и скажи мне, что ты думаешь о Марке, и как тебе нравилось гостить у него, и сколько стычек набралось в вашем маленьком обществе за эту неделю, и как ты ладишь с Кейли, ну, и вообще.

Билл, оживившись, посмотрел на него.

— Послушай, ты что, заделался полновесным сыщиком?

— Ну, мне же требовалась новая профессия, — улыбнулся Энтони.

— Замечательно! То есть, — поправился он виновато, — не следует говорить так, когда в доме покойник, а хозяин дома… — Он неуверенно умолк, а затем закруглил фразу: — Черт дери, ну и заварушка! Господи помилуй.

— Ну, — сказал Энтони, — давай. Марк?

— Что я о нем думаю?

— Да.

Билл помолчал, прикидывая, как вложить в слова мысли, которые не обрели четкой формы и для него самого. Что, собственно, он думал о Марке?

Заметив его колебания, Энтони сказал:

— Мне следовало бы предупредить тебя, что ничего из сказанного тобой не будет записано репортерами, и тебе не надо тревожиться из-за пары-другой ляпов. Говори о том, что тебе нравится и как тебе нравится. Даю тебе затравку. Что ты предпочтешь — уик-энды здесь или у Баррингтона, например?

— Ну, это же будет зависеть…

— Исходи из того, что она будет и там, и там.

— Осел! — сказал Билл, всаживая локоть в ребра Энтони. — Так просто не скажешь, — продолжал он. — Конечно, тут тебя принимают до жути преотлично.

— Да?

— Да. Даже не знаю другого дома, где все было бы превосходнее. Комната, жратва, выпивка, сигары, то, как все устроено. И прочее такое. Обходятся с тобой до жути преотлично.

— Да?

— Да. — Он повторил это «да» медленно самому себе, будто оно натолкнуло его на новую мысль. — Обходятся с тобой до жути преотлично. Ну, это как раз про Марка. Такая его манера, слабости. Отличное обхождение.

— Устройство для тебя того, сего, этого?

— Да. Конечно, это расчудесный дом, и есть много чем заняться. Всякие игры, в том числе спортивные, каких только ни напридумывали, и, как я говорю, обходятся с тобой до жути преотлично. Но при всем при том, Тони, немножко чувствуешь, что… ну, так сказать, будто ты участвуешь в параде, и тобой командуют. Будто ты должен исполнять, что тебе говорят.

— То есть как?

— Ну, Марк воображает себя организатором и организует то, се, и подразумевается, что гости будут подлаживаться. Например, Бетти — мисс Колледайн и я — собирались позавчера перед чаем сыграть партию. В теннисе она просто жуть и обещала показать мне. Я ведь неустойчив, ты знаешь. Марк увидел нас с ракетками и спрашивает, что мы думаем делать. Ну, так он подготовил для нас маленький турнир после чая — уже установил все гандикапы, и все аккуратненько расписано красными и черными чернилами — призы и прочее — очень приличные, знаешь ли. Он распорядился специально подстричь траву и нанести разметку. Ну, конечно, мыс Бетти попортили бы корт и были готовы играть и после чая — я, согласно его гандикапу, должен был дать ей половину пятнадцати… но как-то так… — Билл пожал плечами.

— Это не вполне укладывалось?

— Угу. Подпортило бы эффект его турнира. Лишило бы остроты — самой чуточки, так, думаю, ему показалось. А потому мы не играли. — Он засмеялся и добавил: — Нам бы это дорого обошлось.

— То есть сюда тебя больше не пригласили бы?

— Скорее всего. Но не знаю. Во всяком случае, долгое время.

— Правда, Билл?

— Более чем! Он черт-те как обидчив. Эта мисс Норрис — ты ее видел? — так ОНА подложила себе свинью. Держу пари на что хочешь, ЕЙ приглашений сюда больше не видать.

— Почему?

Билл засмеялся своим мыслям.

— Собственно, мы все были в этом замешаны, во всяком случае Бетти и я. Считается, будто в доме водится привидение леди Анны Пэттен. Когда-нибудь слышал о ней?

— Никогда.

— Марк рассказал нам про нее как-то вечером за обедом. Ему, знаешь ли, нравилась идея, что в его доме имеется привидение. Да только он в привидения не верит. Думаю, он хотел, чтобы МЫ в нее поверили, и все же рассердился на Бетти и миссис Колледайн за то, что они в них не верят. Странный типус. Ну, а мисс Норрис — она актриса, и та еще актриса! — оделась привидением и сыграла рольку. И бедняга Марк перепугался насмерть. Ну, на секунду, понимаешь?

— А как остальные?

— Ну, мы с Бетти знали… я даже сказал ей, мисс Норрис то есть, чтобы она не глупила. Зная Марка. Миссис Колледайн там не было. Бетти не допустила. Ну, а майор, не думаю, что его хоть что-то проймет.

— Где появилось привидение?

— На лужайке для боулинга. Считается, что оно там околачивается. Мы все отправились туда при лунном свете, притворяясь, будто ждем его. Ты эту лужайку видел?

— Нет.

— После обеда я тебе ее покажу.

— Да уж, пожалуйста… Марк потом был очень зол?

— О Господи, да. Дулся целый день. Ну, да он такой.

— Злился он на вас всех?

— Да-да, дулся, ты понимаешь.

— Сегодня утром?

— Да нет. Он отошел, обычно так и бывает. Совсем как ребенок. Вот-вот, Тони, он в некоторых отношениях — как ребенок. Собственно говоря, сегодня утром он был на редкость доволен собой. И вчера тоже.

— Вчера?

— И очень. Мы все сказали, что еще никогда не видели его в такой форме.

— А обычно он в форме?

— Если к нему правильно подходить, с ним приятно общаться. Он порядком тщеславен и во многом ребенок, я же тебе говорил, и важничает, но по-своему симпатичный типус, и… — Билл внезапно перебил сам себя. — Знаешь ли, это уже чересчур — вот так песочить своего хозяина.

— А ты не думай о нем как о своем хозяине. Думай о нем как о подозреваемом в убийстве, на арест которого выдан ордер.

— О! Но это же чушь, ты знаешь.

— Это факт, Билл.

— Да, но я хочу сказать, он же этого не делал. Он бы не стал никого убивать. Странно так говорить, но… ну, ему размаха не хватает. У него есть свои недостатки, как и у всех нас, но они не такого масштаба.

— Разозлившись по-детски, можно кого угодно убить.

Билл что-то буркнул, соглашаясь. Но не в отношении Марка.

— Тем не менее, — сказал он, — я этому поверить не могу. То есть, что он сделал это преднамеренно.

— Произойди несчастный случай, как считает Кейли, он бы потерял голову и сбежал?

Билл секунду взвешивал этот вопрос.

— Да, я думаю, знаешь ли, что мог бы. Он чуть не сбежал, когда увидел привидение. Конечно, это не совсем то.

— Ну, не знаю. В обоих случаях суть в подчинении инстинкту рассудку вопреки.

Открытое пространство осталось позади, и теперь они шли по тропинке между деревьями. Идти рядом было неудобно, так что Энтони пропустил Билла вперед, и разговор пришлось отложить до той минуты, когда они выйдут за ограду на дорогу. Она полого спускалась к деревне Вудхем — несколько коттеджей с красными крышами и серая колокольня проглядывали сквозь зелень.

— Ну, а теперь, — сказал Энтони, когда они ускорили шаг, — как насчет Кейли?

— Что значит — насчет него?

— Я хочу увидеть его. Марка я вижу прекрасно, спасибо тебе, Билл. Ты был чудесен. Теперь возьмись за характер Кейли. За Кейли изнутри.

Билл засмеялся от приятного смущения и объявил, что он не чертов писатель.

— К тому же, — добавил он, — с Марком просто. А Кейли — один из тех тяжеловесных тихих людей, которые могут думать что угодно. Марк себя выдает… Безобразный чернобородый черт, так?

— Некоторым женщинам нравится безобразность такого рода.

— Да, верно. Между нами, сдается мне, здесь есть одна такая. Довольно миловидная девушка в «Джелленде», — он махнул левой рукой, — вон там.

— «Джелленд»? Это что?

— Ну, думается, это была ферма типуса по фамилии Джелленд, а теперь это коттедж вдовы по фамилии Норбери. Марк и Кейли имели обыкновение ходить туда вместе. Мисс Норбери, дочка, раза два играла здесь в теннис и вроде бы предпочитала Кейли нам остальным. Но, конечно, у него на всякое такое времени было маловато.

— Какое такое?

— Прогуливаться с хорошенькой девушкой и спрашивать ее, давно ли она была в театре. Он почти все время был чем-нибудь занят.

— Марк заваливал его делами?

— Да. Марк вроде был полностью счастлив, только если поручал Кейли что-то для него делать. Без него он был каким-то потерянным и совсем беспомощным. И, как пи странно, Кейли выглядел потерянным без Марка.

— Он был к нему привязан?

— Да, именно. И очень заботливым. Он, конечно, видел Марка насквозь — его тщеславие, самодовольство, дилетантизм и все прочее, но ему нравилось опекать его. И он знал, как им управлять.

— Да… А как он держался с гостями — с тобой, мисс Норрис и всеми ими?

— Вежливо, предпочитая молчать, понимаешь? Не общался. Мы мало его видели, почти только за столом. Мы были тут, чтобы развлекаться, а… ну, а он — нет.

— Когда явилось привидение, его там не было?

— Нет. Я слышал, как Марк его звал, когда вернулся в дом. Думается, Кейли попригладил его перышки и сказал ему, что девушки — это девушки… Эгей, вот мы и пришли.

Они вошли в гостиницу, и пока Билл любезничал с хозяйкой, Энтони поднялся в свой номер. Оказалось, что упаковывать ему почти нечего. Уложил свои щетки в сумочку, огляделся, проверяя, что ничего, кроме них, не вынимал, и спустился уплатить по счету. Он решил сохранить номер за собой на пару дней. Отчасти, чтобы не огорчать хозяина и его жену внезапной потерей постояльца, отчасти же на случай, если он позже сочтет нежелательным оставаться в Красном Доме. Ведь он относился к себе как к сыщику с полной серьезностью. Собственно, он относился к себе с полной серьезностью (извлекая из нее все развлечения, какие возможно) в любой новой профессии, какой овладевал; и он чувствовал, что может настать момент — после расследования, например, — когда порядочность не позволит ему оставаться в Красном Доме в качестве гостя, друга Билла, принимая гостеприимство Марка или Кейли, кем бы из них ни оказался гостеприимный хозяин, не отказавшись от своего независимого отношения к происшествиям этого дня. Пока он оставался там по необходимости, всего лишь как свидетель. И раз уж он был там, Кейли не мог поставить ему в упрек, что он пользуется своими глазами. Однако, если после расследования выяснится, что для пары независимых и очень проницательных глаз все еще имеется работа, тогда вести свое расследование он должен будет либо с одобрения своего гостеприимного хозяина, либо из-под крова какого-нибудь другого гостеприимного хозяина, скажем, владельца «Георга», у которого петличной заинтересованности.

В одном Энтони был уверен. Кейли знал больше, чем делал вид. Иными словами, он знал больше, чем хотел, чтобы другие люди знали, что он знает. Энтони принадлежал к «другим людям». Поэтому если он собирался узнать, что именно знал Кейли, то никак не мог ждать, что Кейли одобрит его попытки. То есть после расследования Энтони предстоял «Георг».

В чем была правда? Вовсе не обязательно дискредитирующая Кейли, пусть он и скрывал что-то. На данный момент в осуждение его можно сказать лишь, что он, чтобы попасть в запертый кабинет, выбрал самый длинный путь вокруг дома — и что это не согласовывалось с тем, что он сказал инспектору. Но это согласовывалось с теорией, что он стал пособником после случившегося и что он хотел (притворяясь, будто торопится) дать своему кузену как можно больше времени, чтобы скрыться. Это могло и не быть верной разгадкой, однако хотя бы оставалось рабочей гипотезой. В отличие от теории, которую он подсказал инспектору.

Однако до расследования оставалась еще пара дней, в течение которых Энтони мог муссировать все эти вопросы в стенах Красного Дома. Автомобиль ждал у дверей. Он сел туда с Биллом, хозяин поставил его чемодан на переднее сиденье рядом с шофером, и они поехали обратно.