Глава 26. «Политическая водородная бомба»

«Политическая водородная бомба»

13 февраля 1967 года Ричард Хелмс был в Альбукерке, где завершал короткое турне по американским лабораториям, занимающимся разработками ядерного оружия. Крайне возбужденный офицер связи ЦРУ встретил Хелмса в его гостиничном номере с донесением из Белого дома, которое гласило: «Немедленно возвращайтесь в Вашингтон!»

Небольшое левое ежемесячное издание под названием «Бастион» собиралось опубликовать статью, в которой утверждалось, что Национальная студенческая ассоциация, вполне респектабельная международная группа американских студентов, в течение многих лет получала щедрую стипендию от агентства. Штаб ЦРУ только что предупредил Белый дом, что ожидается буря «по поводу причастности ЦРУ к частным добровольным организациям и фондам. ЦРУ, по всей видимости, обвинят в несанкционированном вмешательстве во внутренние дела страны, а также в том, что оно манипулирует и подвергает опасности невинных молодых людей. Администрация, вероятно, тоже попадет под удар».

Когда статья была‑таки опубликована, президент Джонсон немедленно объявил, что Ник Катценбах, человек номер два в Государственном департаменте, проведет нисходящий анализ отношений, которые ЦРУ поддерживает с частными добровольными организациями в Соединенных Штатах. Хелмс был единственным, кто точно знал, что происходит, а потому, как он вспоминал позже, «президент Джонсон велел мне вытаскивать каштаны из огня, т. е. поручил самую трудную работу».

Джеймс Рестон из «Нью‑Йорк таймс» сознательно заметил, что связи ЦРУ с определенными безымянными радиостанциями, публикациями и профсоюзами теперь также в опасности. В мгновение ока были «обнажены» два десятилетия секретной работы ЦРУ.

Радио «Свободная Европа», радио «Свобода» и Конгресс культурной свободы были публично выставлены как продукты, созданные ЦРУ. Все небольшие, но влиятельные журналы, которые процветали под знаменем антикоммунистического либерализма, все в высшей степени респектабельные группы, такие как фонд Форда и Азиатский фонд, которые служили ЦРУ каналами для перекачки денег и людей, – все они служили звеньями хитросплетения фиктивных корпораций и организаций‑ширм, так или иначе связанных с ЦРУ. Если одна из них терпела крах, то, словно по ниточке, она тянула за собой все остальные.

Радиостанции являлись, возможно, самыми влиятельными инструментами политической войны в истории агентства. ЦРУ потратило на их финансирование около 400 миллионов долларов, и у него были причины полагать, что миллионы слушателей по ту сторону железного занавеса жадно ловят каждое слово, которое передается в эфир. Но их законность была существенно подорвана, когда они были разоблачены как вещающие на частотах ЦРУ.

Агентство построило карточный домик, и Хелмс знал это. Поддержка ЦРУ сети радиостанций и фондов являлась частью крупнейшей программы секретных операций, проводимых агентством. Но на самом деле ничего тайного в этом не было. Десятью годами ранее Хелмс беседовал с Виснером о постепенном свертывании секретных субсидий и переводе радиостанций под юрисдикцию Государственного департамента. Они согласились убедить президента Эйзенхауэра, но так и не довели задуманное до конца. С 1961 года госсекретарь Дин Раск предупреждал, что миллионы долларов, перетекающие от ЦРУ к студенческим группам и частным фондам, являются «предметом общедоступных сплетен или сведений, причем как здесь, так и за границей». В течение года «Бастион» находился в поле пристального зрения агентства; Хелмс направил служебную записку Биллу Мойерсу в Белый дом, разложив по полочкам политическое и личное поведение его редакторов и репортеров.

Но ЦРУ было не единственной стороной, виновной в неосмотрительности, когда дело касалось контроля секретных операций. В течение многих лет Белый дом, Пентагон и Государственный департамент были не в состоянии следить за агентством. С момента инаугурации президента Кеннеди было запущено более трехсот крупных тайных операций, и никто в высших кругах, за исключением Хелмса, ничего толком не знал о большинстве из них. «Мы испытываем недостаток в адекватных деталях относительно того, как должны выполняться определенные программы, и нам не хватает непрерывного анализа крупных текущих программ», – сообщил сотрудник разведки Государственного департамента 15 февраля 1967 года.

Механизмы, созданные для того, чтобы приглядывать за ЦРУ, не работали. Они никогда не работали. В Белом доме, Государственном департаменте, министерстве юстиции и конгрессе росло ощущение того, что агентство слегка вышло из‑под контроля.

«Они задумали его убить…»

20 февраля 1967 года президент позвонил действующему генеральному прокурору Соединенных Штатов Рэмси Кларку.

А пятью неделями раньше в Белом доме состоялась часовая конфиденциальная беседа между Линдоном Джонсоном и известным журналистом Дрю Пирсоном [27]. Разговор коснулся популярной колонки под названием «Вашингтонская карусель». У президента голова пошла кругом, когда он прочитал в этой рубрике статью Пирсона о Джоне Росселли из мафиозных кругов, верном друге Билла Харви из ЦРУ, который, в свою очередь, был заклятым врагом сенатора Роберта Ф. Кеннеди.

«Вся эта грязная история по поводу того, что ЦРУ… подсылало людей к Кастро, – сказал президент Рэмси Кларку. – Это просто невероятно». И он изложил с чужих слов: «У них есть свой особый человек, посвященный в это дело. После провала в заливе Кочинос его, как и многих других, привели в ЦРУ и проинструктировали, не без участия генерального прокурора, убить Кастро… И у них имелись те отравленные пилюли».

Здесь каждое слово было правдой. Но история продолжалась. И привела Джонсона к ужасающему заключению: Кастро захватил заговорщиков и пытал их. Те в итоге все ему выложили… А он потом заявил: «Что ж, хорошо. Мы позаботимся об этом». После этого вызвал к себе Освальда и еще нескольких доверенных лиц и приказал им… выполнить свою работу». «Работа» заключалась в организации и осуществлении убийства действующего президента Соединенных Штатов.

Джонсон поручил Рэмси Кларку выяснить, что известно ФБР о связях между ЦРУ, мафией и Бобби Кеннеди.

3 марта колонка Пирсона сообщила, что «президент Джонсон фактически сидит на политической водородной бомбе: по неподтвержденным данным, сенатор Роберт Кеннеди, возможно, одобрил в свое время план покушения, имевший столь трагические последствия по отношению к его ныне покойному брату».

Эта статья ужасно напугала Бобби Кеннеди. На следующий день они с Хелмсом пообедали вместе, после чего директор Центральной разведки принес единственный экземпляр единственной служебной записки ЦРУ, в которой раскрывалась связь Кеннеди с мафиозным заговором против Кастро.

Два дня спустя ФБР завершило подготовку отчета для президента с острым названием «Намерения Центрального разведывательного управления отправить бандитов на Кубу, чтобы убить Кастро». Все было предельно ясно и кратко: ЦРУ пыталось убить Кастро. Для этого агентство обратилось за помощью к мафии. Роберт Кеннеди, как генеральный прокурор, знал о планах ЦРУ и о лицах, привлеченных для реализации этих планов.

Президент Джонсон раздумывал в течение двух недель, прежде чем приказал Хелмсу провести официальное расследование ЦРУ заговоров против Кастро, Трухильо и Дьема. У Хелмса не было выбора. Он поручил главному инспектору ЦРУ Джону Эрману приниматься за работу. Одного за другим Эрман вызывал к себе тех, кто был в курсе происшедшего; потом он начал соединять между собой различные досье ЦРУ, медленно, но верно составляя детальный счет.

Госсекретарь Раск поручил руководителю бюро разведки своего департамента Тому Хьюзу провести собственное независимое расследование тайных операций ЦРУ. 5 мая Хьюз встретился с Раском и Катценбахом в украшенном канделябрами кабинете госсекретаря. Все трое размышляли над тем, должен ли президент резко сократить тайную службу. Хьюз пришел к заключению, что подкуп иностранных политических деятелей, поддержка государственных переворотов и переправка оружия иностранным мятежникам могут постепенно подорвать исконно американские ценности. Он предложил, чтобы Соединенные Штаты урезали секретные операции «до минимума». Они должны проводиться только в том случае, когда «предполагаемые результаты являются существенно важными для национальной безопасности или национальных интересов; когда их ценность значительно перевешивает сопряженные риски; и когда нужного результата нельзя эффективно добиться никаким другим способом». Раск поделился своими мыслями с Ричардом Хелмсом, который на этот счет не выразил откровенного несогласия.

На той же неделе Хелмс внимательно прочитал проект 133‑страничного доклада главного инспектора ЦРУ. В нем говорилось, что убийцы Дьема и Трухильо «поощрялись, но не контролировались американским правительством». Но в отчете был проведен скрупулезный анализ механизма заговоров против Кастро. «Мы не можем придавать чрезмерное значение той степени, до которой ответственные офицеры агентства ощущали на себе серьезное давление со стороны администрации Кеннеди по поводу того, чтобы совершить кое‑что в отношении Кастро, – говорилось в нем. – Мы находим людей, говорящих неопределенно о «выполнении кое‑чего в отношении Кастро», когда ясно, что они имеют в виду его убийство». Хотя давление исходило от самых высокопоставленных чиновников в правительстве, по вопросу о санкции со стороны президента в докладе ничего не говорилось. Единственный человек, способный дать категорический ответ, – сенатор Роберт Кеннеди, – был в тот момент серьезно занят подготовкой законопроекта о федеральных наказаниях за осквернение американского флага.

Доклад затрагивал каждого на тот момент здравствующего офицера ЦРУ, который служил руководителем тайной службы: Аллена Даллеса, Ричарда Бисселла, Ричарда Хелмса и Десмонда Фицджеральда, так или иначе бросая на них тень как на участников покушений на иностранных политиков. Особенно тяжкое бремя выпало на долю Фицджеральда. Утверждалось, что он лично обещал винтовки большой мощности с телескопическими прицелами своему кубинскому агенту Роландо Кубеле, который поклялся убить Кастро. Произошло это как раз на той неделе, на которой был убит президент Кеннеди. Фицджеральд пылко отрицал все это, но вероятность того, что он лжет, была весьма высока.

10 мая Хелмс вложил рукописные поправки и примечания к отчету главного инспектора в свой портфель и отправился на встречу с президентом. Никакой информации по поводу содержания их беседы на данный момент не существует. 23 мая Хелмс давал свидетельские показания перед субкомиссией сенатора Ричарда Рассела. Рассел знал о делах агентства больше, чем любой другой посторонний человек. Он был ближе к президенту Джонсону, чем любой чиновник в Вашингтоне. Он задал очень резкий вопрос Хелмсу в контексте вышеупомянутого политического убийства. Он спросил о «способности ЦРУ оградить себя от разглашения важной информации бывшими служащими ведомства».

В тот же день Хелмс возвратился в штаб и приказал уничтожить каждый листок бумаги, созданный в результате расследования главного инспектора. Единственный экземпляр отчета он держал в собственном сейфе, где тот пролежал нетронутым в течение последующих шести лет.

Хелмс хорошо знал, что офицером ЦРУ, который был в курсе наиболее мрачных и заслуживающих осуждения фактов о заговоре против Кастро, являлся опасный своим непостоянством Билл Харви. Он был уволен с поста руководителя Римской резидентуры за хроническое пьянство, но остался на балансе ведомства, и его покачивающуюся фигуру часто видели в коридорах штаб‑квартиры. «Билл иногда появлялся на некоторых совещаниях, но, как обычно, уже изрядно набравшись, – сказал в интервью Ред Уайт, исполнительный директор ЦРУ. – Он по‑прежнему ведрами пил мартини». Уайт вспоминал о совещании в кабинете Хелмса с участием Фицджеральда и Джима Энглтона, на последней неделе мая 1967 года. Вопрос стоял простой: что делать с Харви. Они весьма деликатно освободили его от работы в агентстве и пытались без лишнего шума отправить в отставку. Директор безопасности ЦРУ Говард Осборн вытащил опустившегося офицера на ланч и отметил «его чрезвычайную озлобленность по отношению к агентству и к директору», а также готовность шантажировать обоих на тот случай, если он окажется загнанным в угол.

Перед смертью Харви возвратится, чтобы еще раз нанести визит в ЦРУ…

«Одержимый человек»

Это был период огромного профессионального риска для Хелмса. Весной 1967 года он столкнулся с еще одним кризисом в штабе – не менее серьезным и мрачным, чем такая бомба замедленного действия, как заговоры с целью покушения на иностранных политических деятелей. Часть его лучших офицеров подняла внутренний мятеж против теорий Джима Энглтона…

Прошло больше десятилетия с тех пор, как Энглтон с помощью Израиля обзавелся дубликатом секретной речи Хрущева, в которой тот осуждал Сталина. Этот человек наслаждался своим высоким статусом в ЦРУ. Он все еще контролировал Израильский отдел и связи с ФБР и играл решающую роль как руководитель контрразведки, – он был призван охранять агентство от проникновения коммунистических шпионов. Но его представления о «зловещем заговоре» Москвы начали потихоньку отравлять атмосферу в агентстве. Секретная биография Ричарда Хелмса на посту директора Центральной разведки, рассекреченная в феврале 2007 года, подробно описывает тон и качество работы Энглтона в штабе.

К середине 1960‑х Энглтон имел ряд представлений, которые, если быть точными, предвещали серьезные последствия для Соединенных Штатов. Энглтон полагал, что Советский Союз, управляемый высококвалифицированной группой лидеров, которая служила одному правительству, был непримирим в своей враждебности к Западу. Международный коммунизм оставался монолитным, и сообщения об охлаждении между Москвой и Пекином были лишь частью сложной «кампании по распространению дезинформации». «Интегрированный и целеустремленный социалистический блок, – написал Энглтон в 1966 году, – стремится распространять повсюду ложные истории о расколах, маневрах, борьбе за власть, экономических бедствиях, хорошем и плохом коммунизмах», чтобы загнать озадаченный Запад в «зеркальный лабиринт». Как только программа стратегического обмана сможет поколебать сплоченность Запада, Москва отыщет легкий способ подмять под себя одну за другой нации Свободного мира. По мнению Энглтона, лишь западные разведывательные службы могли противостоять этому вызову и предотвратить грозящую миру катастрофу. А поскольку Советы уже проникли во все эти службы, судьба западной цивилизации, в значительной степени, находится в руках экспертов контрразведки.

Энглтон был «человеком развинченного и несвязного мышления, теории которого, в применении к общественным делам, очевидно, не заслуживали серьезного рассмотрения», – говорится в официальной оценке ЦРУ, сделанной позже. Последствия доверия этому человеку оказались более чем серьезными. Весной 1967 года это привело к длительному лишению свободы Юрия Носенко, советского перебежчика, который уже третий год пребывал в незаконном заключении в невыносимых условиях в тюрьме ЦРУ; был обрушен каскад ложных обвинений против старшего состава Советского отдела, несправедливо подозреваемого в шпионаже на Москву; в ЦРУ отказывались верить словам любого из советских перебежчиков и завербованных агентов. «Лояльные сотрудники агентства попали под подозрение в предательстве исключительно по причине неудачного стечения обстоятельств и необоснованных свидетельств», – говорится в секретной истории ЦРУ эпохи Хелмса. Текущие антисоветские операции были приостановлены, новые – зарублены на корню, – и все из‑за твердой уверенности в том, что Кремль был хорошо информирован о них «кротом», надежно окопавшимся в ЦРУ. Ценная информация, предоставленная перебежчиками и долговременными источниками, игнорировалась из опасений, что она так или иначе «с советским душком».

В рядах тайной службы потихоньку росла маленькая, но решительная оппозиция Энглтону. «Вместо того чтобы, на худой конец, дезинформироваться противником, мы сами себя вводим в заблуждение», – заявил старший офицер Советского отдела Леонард Маккоу в докладной записке, которую Хелмс впервые прочитал в апреле 1967 года; он сообщил Хелмсу, что убежденность Энглтона вызвала полный «паралич нашей работы по СССР». В мае Говард Осборн, директор ЦРУ по безопасности, предупредил, что случай с Носенко просто отвратителен как с юридической, так и моральной точки зрения. Хелмс попросил, чтобы заместитель директора Центральной разведки, адмирал Руфус Тэйлор, попытался как‑то решить это дело. Тэйлор доложил, что Носенко никоим образом не является двойным агентом, что Советский отдел ЦРУ разрывается на части и что для того, чтобы разрядить обстановку, Хелмсу следует освободить вышеупомянутого узника и произвести кое‑какие кадровые изменения.

Энглтон и его подчиненные не составляли почти никаких разведывательных сводок для остальной части агентства; он считал собственную персону конечным заказчиком для своей работы и отказывался распространять свои заключения в письменной форме. Энглтон фактически саботировал работу резидентов ЦРУ по всей Европе, вмешивался в деятельность союзных разведывательных служб и отравлял атмосферу благополучия в штабе – и все без «малейшего намека на существование» «крота» в Советском отделе, – как тщетно сокрушался по этому поводу Рольф Кингсли, недавно назначенный руководитель отдела при Хелмсе. Сам же Хелмс соглашался, по словам адмирала Тэйлора, с тем, что «Джим был на редкость одержимым человеком … Хелмс сожалел об этой одержимости, но все же считал, что Энглтон настолько ценен и его настолько трудно заменить, что другие его качества явно перевешивают все неудобства этой одержимости».

Несмотря на загубленные карьеры, поломанные жизни и явный хаос, вызванный деятельностью Энглтона, Хелмс никогда не терял в него веры. Почему? Во‑первых, насколько известно, в течение тех двадцати лет, когда Энглтон управлял контрразведкой, в ЦРУ никогда не просачивались предатели или советские шпионы, и за это Хелмс был ему безгранично признателен. Во‑вторых, как впервые разъясняется в секретной истории ЦРУ эпохи Хелмса, именно Энглтону он был частично обязан своим самым большим триумфом на посту директора Центральной разведки. Речь идет о событиях Шестидневной арабо‑израильской войны.

5 июня 1967 года Израиль предпринял наступление на Египет, Сирию и Иорданию. ЦРУ наблюдало за развитием событий. Израильтяне сообщали Белому дому и Государственному департаменту, что находятся в большой опасности. Хелмс заявил президенту, что это хорошо спланированный шаг с их стороны – безобидная ложь, высказанная в надежде на получение прямой американской военной поддержки. К большому облегчению Линдона Джонсона, Хелмс сказал, что Израиль нанесет удары в выбранные им сроки и на выбранных территориях и, по всей видимости, одержит стремительную победу – буквально в считаные дни. Конечным источником уверенного прогноза был именно Энглтон, который по лучил информацию от своих друзей на самых высоких уровнях израильской разведки, а потом сообщил непосредственно и исключительно одному только Хелмсу.

Его прогнозы сбылись. «Точность этого предсказания укрепила репутацию Хелмса в администрации Джонсона в Белом доме, – записано в истории ЦРУ. – Это событие почти наверняка стало звездным часом для Хелмса на посту директора. Оно также помогло укрепить позиции Энглтона».

Подобное попадание прямо в яблочко произвело благоприятное впечатление на Линдона Джонсона. Делая сообщение для историков ЦРУ, Хелмс гордо вспоминал, что Джонсон впервые за время своего президентства понял, что «разведка играет определенную роль в его жизни, притом довольно важную… И здесь он впервые вынужден был признать, что «у этих парней из разведки есть способности, которых явно недостает другим…»

Он предложил Хелмсу место на президентских обедах по вторникам, в компании членов высшего правительственного совета, который Хелмс назвал волшебным кругом приближенных – рядом с госсекретарем, министром обороны и председателем Объединенного комитета начальников штабов. Один раз в неделю в течение следующих восемнадцати месяцев ЦРУ получало то, в чем нуждалось больше всего: внимание президента Соединенных Штатов.

«Огромный объем сантехнических работ»

Хелмсу хотелось хранить тайны ЦРУ у себя дома. Он не желал неприятных сюрпризов за границей. В то же время в существующих политических условиях многие тайные операции агентства представляли собой потенциальные водородные бомбы.

В июне 1967 года Хелмс поручил Десмонду Фицджеральду проанализировать все заграничные секретные операции ЦРУ и обеспечить, чтобы сопряженные с ними тайны были надежно скрыты от глаз тех, кто вольно или невольно был способен их раскрыть. Агентство не могло больше допустить очередного публичного скандала или нарваться на очередное общественное расследование.

Давление же на Фицджеральда, помимо уже имеющегося бремени, под которым тот находился из‑за внутреннего расследования заговоров против Кастро, оказалось слишком большим. Пять недель спустя он умер от сердечного приступа, когда играл партию в теннис с английским послом. Как и в случае с Фрэнком Виснером, ему на момент смерти было всего пятьдесят шесть лет…

После похорон Фицджеральда Хелмс обратился к старому верному другу, которому поручил возглавить тайную службу: новым ее руководителем стал Томас Геркулес Карамессинес. Друзья называли его Том K. Он являлся одним из основателей ЦРУ и бывшим шефом резидентуры в Афинах. Карамессинес страдал от постоянных болей в спине из‑за искривленного позвоночника. Вместе с Томом К. летом и весной 1967 года Хелмс продолжил международный анализ тайных операций ЦРУ. Ни одна из стран в мире не являлась нейтральной территорией, и Хелмс стремился добиться для своего агентства глобального влияния.

В Сайгоне ЦРУ только что начало секретную операцию под кодовым названием «Лютик», одобренную президентом Джонсоном. Агентство предпринимало попытки настроить Северный Вьетнам на более дружелюбный лад, возвратив Ханою вьетконговского военнопленного с секретным радиопередатчиком и стремясь начать переговоры с противником на самых высоких уровнях. Но ничего из этого не вышло. ЦРУ создало и контролировало коммунистические партии в нескольких проамериканских странах – в том числе в Панаме, – в надежде на то, что лидеры сторон будут приглашены в Москву и вникнут в тайны советской доктрины. Уроки, извлеченные в бесконечных попытках просочиться в Кремль, оказались весьма несущественными. Хелмс пытался мобилизовать первые международные кадры ЦРУ из состава глубокого прикрытия: шпионов, которые работали без защиты дипломатического паспорта, выдавая себя за международных адвокатов или разъездных торговцев для «Форчун 500». Программа под кодовым названием «Земной шар» шла полным ходом в течение пяти лет, но по планете путешествовало едва ли больше десятка офицеров.

Хорошим и успешным операциям требовались месяцы и даже годы подготовки. «Вам нужно окунуться в инфраструктуру, получше узнать людей, которым предстоит работать с вами», – однажды объяснил Хелмс.

Но одного лишь терпения, настойчивости, денег и хитрости было недостаточно, чтобы бороться с коммунизмом. В руки дружелюбных правителей и их обучаемой ЦРУ тайной полиции и полувоенных образований, сформированных с помощью ЦРУ, нужно было передать реальное оружие. Президент Эйзенхауэр создал план из разряда «на любой вкус», названный Зарубежной программой внутренней безопасности, которой должно было управлять ЦРУ совместно с Пентагоном и Государственным департаментом. Человеком, написавшим манифест для осуществления этой миссии – «демократического, бескорыстного, часто безоговорочного подхода по оказанию помощи другим странам ради того, чтобы помочь самим себе», – был Эл Хейни, мошенник Сеульской резидентуры и полевой командир операции «Успех» в Гватемале.

Хейни предложил поддерживать порядок в мире, вооружая союзников Америки из числа стран третьего мира. «Высказывались обвинения, что для США было бы неправильно с нравственной точки зрения помогать недемократическим режимам усиливать свои системы безопасности, тем самым укрепляя их власть», – спорил он. Но «США не могут позволить себе моральную роскошь оказания помощи только тем режимам в свободном мире, которые укладываются в наши идеалы самоуправления. Исключите из некоммунистического мира все абсолютные монархии, диктатуры и хунты и посчитайте то, что останется, станет очевидным, что США близки к международной изоляции».

В соответствии с вышеупомянутой Программой обучение прошли 771 217 иностранных военных и полицейских в двадцати пяти странах. Программа наиболее успешно зарекомендовала себя в тех странах, где ЦРУ заранее подготовило почву. Агентство помогло создать тайную полицию в Камбодже, Колумбии, Эквадоре, Сальвадоре, Гватемале, Иране, Ираке, Лаосе, Перу, на Филиппинах, в Южной Корее, Южном Вьетнаме и Таиланде. В каждой из этих стран министерство внутренних дел и национальная полиция работали в тесном контакте с местным отделением ЦРУ. Агентство также учредило международную полицейскую академию в Панаме и «школу бомбы» в Лос‑Фресносе, штат Техас, в которой обучались офицеры из Центральной и Южной Америки. Среди выпускников были будущие лидеры батальонов смерти в Сальвадоре и Гондурасе.

Иногда от классной комнаты до камеры пыток был всего один шаг. ЦРУ стояло на «опасной почве», сказал в интервью Роберт Эймори, руководитель управления разведки ЦРУ при Эйзенхауэре и Кеннеди. «Вы рискуете перенять прогестаповскую тактику».

В 1960‑х годах область работы ЦРУ в Латинской Америке значительно расширилась. «Кастро являлся хорошим катализатором, – сказал Том Полгар, ветеран Берлинской базы ЦРУ, который служил руководителем иностранной разведки латиноамериканского отделения с 1965 по 1967 год. – ЦРУ и имущие классы Латинской Америки имели между собой кое‑что общее – тот самый страх».

«Моя задача заключалась в том, чтобы использовать латиноамериканские резидентуры в качестве инструментов сбора разведывательной информации по Советскому Союзу и Кубе, – сказал Полгар. – Для этого у вас должно быть относительно стабильное правительство, которое будет сотрудничать с Соединенными Штатами».

ЦРУ поддерживало лидеров одиннадцати латиноамериканских наций – Аргентины, Боливии, Бразилии, Доминиканской Республики, Эквадора, Гватемалы, Гайаны, Гондураса, Никарагуа, Перу и Венесуэлы. Как только дружественное правительство оказывалось у власти, шеф резидентуры ЦРУ включал пять способов воздействия для поддержания американского влияния на иностранных лидеров. «Вы фактически становитесь их иностранной разведывательной службой, – сказал Полгар. – Они не знают, что происходит в мире. Следовательно, вы предоставляете им еженедельные сводки о международном положении в таком виде, в каком это требуется вам, удовлетворяя их потребность в информации. Деньги… вот что всегда было к месту. Поставки – игры и игрушки, оружие. И обучение. При этом вы всегда можете взять группу местных офицеров в Форт‑Брэгг или даже в Вашингтон, устроив им замечательные каникулы».

Агентство занимало позицию, должным образом зафиксированную в формальной оценке, подписанной Ричардом Хелмсом. Заключалась эта оценка в том, что латиноамериканские военные хунты получают одобрение Соединенных Штатов. Они – единственная сила, способная к управлению политическими кризисами. Общественный порядок лучше, чем грязная борьба за демократию и свободу.

В дни правления Линдона Джонсона миссии, предпринятые против партизан еще при Кеннеди, пустили надежные корни там, где хорошо работали программы внутренней безопасности Эйзенхауэра и где ЦРУ предварительно обзавелось военно‑политическими союзниками. В 1967 году, путем тщательного «культивирования» диктаторов на двух континентах, ЦРУ одержало одну из самых крупных побед эпохи холодной войны: оно сумело выследить Че Гевару.

«Помни: ты убиваешь человека»

Че был живой легендой для солдат и шпионов кубинской революции. Они служили на отдаленных форпостах, таких как, например, Конго, где властной руке Джозефа Мобуту угрожал сброд мятежников симбас, боевики которого похитили шефа резидентуры ЦРУ в Стэнливиле в 1964 году.

Конго являлось одной из арен холодной войны, и здесь Мобуту и ЦРУ работали в самом тесном сотрудничестве. Джерри Госсенс, третий по значимости человек из ЦРУ в Конго, предложил создать новую силу для борьбы с советско‑кубинским влиянием в Африке. «Мобуту предоставил мне дом, семь офицеров, а также шесть «фольксвагенов», и я учил их азам разведки, – сказал в интервью Госсенс. – Мы создали конголезскую службу, подотчетную ЦРУ. Мы их направляли и контролировали. В конечном счете – и с благословения президента – мы оплачивали их расходы. Фактически именно я получил задание, провел анализ, внес коррективы и передал результаты Мобуту». Мобуту получил то, чего он хотел от ЦРУ: деньги и оружие, самолеты и пилотов, личного врача и политическую безопасность, обусловленную тесными связями с американским правительством, – в то время как ЦРУ построило себе базы и отделения в центре Африки.

На западных берегах озера Танганьика, в самом сердце Африки, разыгралось классическое сражение времен холодной войны, в котором Че Гевара со своими кубинцами противостоял тем же кубинцам, только завербованным ЦРУ. Отряды ЦРУ, укомплектованные новейшим стрелковым оружием и военными самолетами, атаковали несколько тысяч симбас, с которыми находилось около ста кубинских солдат Че. Попав под огонь, Че ждал новых приказов от Фиделя. «Необходимо избежать уничтожения», – посоветовал команданте.

Че пришлось бесславно отступить. Он переправился через Атлантику, стремясь перенести пламя революции в Латинскую Америку, и завяз в горах Боливии, где ЦРУ впоследствии удалось напасть на его след.

Генерал правого толка Рене Баррьентос, захвативший ранее власть в этой беднейшей стране региона, получил от ЦРУ «помощь» на сумму более 1 миллиона долларов. Эти деньги служили, по утверждению ЦРУ, «для поощрения… стабильного правительства, благоприятно настроенного к Соединенным Штатам, и «для поддержки планов правящей хунты по умиротворению страны». Генерал крушил своих противников с возрастающей силой. Билл Броу, руководитель латиноамериканского подразделения тайной службы, написал Хелмсу, не скрывая своего удовлетворения: «С избранием Рене Баррьентоса на пост президента Боливии 3 июля 1966 года операция будет доведена до успешного завершения». ЦРУ отправило досье Баррьентоса в Белый дом. Советник по национальной безопасности Уолт Ростоу вручил его президенту и сказал: «Вот почему генерал Баррьентос должен поблагодарить вас во время вашего с ним совместного обеда в следующую среду, 20‑го числа».

В апреле 1967 года Баррьентос сообщил американскому послу Дугласу Хендерсону, что его офицеры отследили группу Че Гевары в горах Боливии. Посол Хендерсон на той неделе собирался в Вашингтон и передал эти новости Десмонду Фицджеральду. «Не может быть, чтобы это оказался Че Гевара, – усомнился Фицджеральд. – Мы‑то думали, что Че Гевара убит в Доминиканской Республике и похоронен в безымянной могиле». Однако ЦРУ направило в Боливию двух кубинских ветеранов, чтобы те подключились к охоте на предполагаемого Че Гевару весте с отрядом обученных американцами боливийских рейнджеров.

Одним из кубинцев ЦРУ был Родригес Фелис, который активно информировал свое начальство о ходе операции. Его донесения, рассекреченные в 2004 году, являются единственными свидетельствами очевидца истории, долгое время окруженной мифами. Из деревни Игуэрас Родригес радировал Джону Тилтону, шефу резидентуры в Ла‑Пасе, который, в свою очередь, передавал эти новости Биллу Броу и Тому Полгару в штаб. Их донесения поступали на стол к Хелмсу, который собственноручно приносил их в Белый дом.

8 октября 1967 года, после стычки с боливийскими рейнджерами, Че Гевара был схвачен. Он был ранен в ногу, но в целом самочувствие у него было нормальным. Его мечты о создании Вьетнама в Южной Америке испарились в разреженном воздухе боливийских гор. Захватчики заперли его в здании небольшой школы.

Родригес узнал, что решение о судьбе Че боливийское Верховное командование в Ла‑Пасе вынесет на следующий день.

«Попробую сохранить ему жизнь, – сообщил Родригес, – хотя это будет крайне трудно».

На рассвете Родригес попытался допросить Че, который сидел на полу здания школы, опустив лицо на руки. Рядом лежали трупы двух кубинских компаньерос. Кисти и лодыжки Че были туго связаны. Они говорили о боях в Конго и дальнейшем ходе кубинской революции. Че Гевара, по словам Родригеса, сообщил, что Кастро уничтожил не более 1500 своих политических противников, не считая тех, кто был убит во время вооруженных столкновений, таких как операция в заливе Кочинос. «Кубинское правительство, конечно, казнило всех партизанских главарей, которые вторглись на нашу территорию», – сказал Че. Потом он замолчал и усмехнулся, видимо осознав собственное незавидное положение на боливийской земле». Родригес продолжал: «Его пленение нанесло партизанскому движению сокрушительный удар… Он утверждал, что его идеалы в конце концов победят… У него не было плана отступления из Боливии в случае провала. Он определенно решил умереть или победить».

В 11:50 поступил приказ Верховного командования убить Че Гевару. «Гевара был казнен очередью из автомата в 13:15, – радировал Родригес Тилтону. – Последними словами Че Гевары были следующие: «Передайте моей жене, чтобы снова вышла замуж, а Фиделю Кастро скажите, что Революция в Америке все равно победит… Своему палачу он сказал: «Помни: ты убиваешь человека…»

Том Полгар как раз находился в штабе, когда Тилтон сообщил о смерти Че Гевары.

– Вы можете отправить мне отпечатки его пальцев? – спросил Полгар.

– Я могу послать сами пальцы, – ответил Тилтон.

Палачи Че отрубили ему руки…

«Главное внимание следует уделить политической восприимчивости»

Подобных триумфов на долю Хелмса и его офицеров выпало не так уж много. Количество допущенных ошибок и откровенных провалов было куда больше. «Операции ЦРУ снова создали нам большие проблемы», – сообщил Люку Бэттлу, новому заместителю госсекретаря по Ближнему Востоку, Египетский отдел Государственного департамента. Правитель Египта, Гамаль Абдель Насер, жаловался – причем не впервые и не без причины, – что ЦРУ пытается свергнуть его правительство. «В ЦРУ, по‑видимому, рассчитывают, что подобные инциденты можно скрыть, – говорилось в донесении Бэттлу. – Но этого никак нельзя допустить».

Бэттл хорошо знал, что может вызвать деятельность ЦРУ в Египте. Он работал там американским послом, когда один беспечный офицер неосмотрительно рассказал об отношениях агентства с видным редактором каирской газеты по имени Амин Мустафа. Амин был близок к Насеру; ЦРУ щедро платило ему за информацию и публикацию проамериканских новостей. Шеф Каирской резидентуры дал послу намеренно ложную информацию об отношениях агентства с Амином. «Но ведь на самом деле он числился в нашей платежной ведомости, – сказал Бэттл. – Брюс Оделл [оперативный руководитель] регулярно встречался с Амином Мустафой. Я‑то был уверен, что никаких денежных махинаций в Египте не проводилось, но при аресте Амина Мустафы была снята на камеру именно такая сделка». Этот случай нашел отражение в соответствующих публикациях по всему миру, и на снимках красовался Оделл, работавший под дипломатическим прикрытием. Амина судили за шпионаж, жестоко пытали и в конце концов заключили в тюрьму на девять лет.

Хелмс пытался создать атмосферу доверия в ЦРУ. Он надеялся, что в сентябре 1967 года президент Джонсон выступит в Лэнгли, штат Вирджиния, перед личным составом во время праздничной церемонии, посвященной двадцатой годовщине агентства. Но Линдон Джонсон так и не приехал в ЦРУ. Он послал вице‑президента Хэмфри на церемонию, и тот выступил с характерной энергичной речью. «Вас будут критиковать, – сказал он. – Но не критикуют только тех, кто ничего не делает, а мне бы не хотелось, чтобы агентство скатилось к такому состоянию».

ЦРУ не смогло бы пережить постоянную критику изнутри правительства, тем более со стороны общественности. Его выживание целиком зависело от секретности. Когда информация об операциях ЦРУ просачивалась в газеты, она была способна уничтожить последние остатки веры в это когда‑то могучее ведомство.

30 сентября 1967 года Хелмс изложил новые руководящие принципы для проведения секретных операций и направил их в каждое отделение ЦРУ по всему миру. Впервые в истории ЦРУ руководители различных подразделений и их начальство получили достаточно четкие инструкции и могли руководствоваться определенным выбором. «Пересмотрите все проекты на предмет их политической восприимчивости», – гласил приказ. Сообщите в штаб о личностях «иностранных политических деятелей, как из числа правительственных чиновников, так и оппозиции, а также о военачальниках, которые числятся на тайном американском довольствии». Никакая денежная сумма, потраченная на секретную операцию, не считалась в этом смысле слишком маленькой и незначительной, чтобы о ней не сообщить. «Первоочередное внимание следует уделить политической восприимчивости нашей деятельности и ее согласованности с американской внешней политикой».

Поток наличности прогоревшим иностранным агентам, третьесортным газетам, неконкурентоспособным политическим партиям и на другие безрезультатные операции начал потихоньку иссякать. Число крупных операций политической войны в Западной Европе стало уменьшаться. ЦРУ уделяло повышенное внимание горячим точкам в Юго‑Восточной Азии и холодной войне на Ближнем Востоке, в Африке и Латинской Америке.

Но была еще одна война, которая разворачивалась и в пределах собственной страны. Президент только что поручил Хелмсу предпринять самую секретную в политическом отношении операцию: шпионаж за американцами.