Глава 10. Внутри не было дежурного

Внутри не было дежурного. Вернее, он куда-то отошел. На письменном столе, установленном прямо у двери, лежали газета и очки. Обрадовавшись, что мне не придется объясняться с вахтером, я пошла по коридору.

За первой дверью переодевалась женщина примерно моих лет.

– Простите, – робко поинтересовалась я, – не знаете, где можно найти Лену Яковлеву?

– Кто же это такая, милочка? – сквозь зубы бросила дама, нанизывая на пальцы кольца явно из «самоварного» золота.

– Она в сегодняшней постановке играет горничную…

– Дорогуша, – протянула собеседница, – ну не могу же я знать всех статистов?! Право, смешно обращаться с подобным вопросом к приме. Ступайте, ангел мой, в 24-ю комнату, там находится помреж Ваня, у него и осведомитесь.

Чувствуя себя так, словно наступила на собачью какашку, я побрела на поиски нужного кабинета. Но никакого Вани там не оказалось. Пришлось остановить мужика, одетого во фрак.

– Где помреж?

– Ванька? В кулисе стоит, вон там.

Я увидела растрепанного мужика в весьма потертых джинсах, лихорадочно говорившего двум парням в синих комбинезонах:

– Если еще раз вместо зеленого загорится… Чего тебе?

Сообразив, что последняя фраза относится ко мне, я открыла было рот:

– Лена Яковлева…

– Нет, – застонал Иван, – только не говори, что она опять прислала подмену, дура, выгоню раздолбайку. О мой бог, как мне все надоело!

– Вы не поняли, она мне нужна.

– Мне тоже, – окрысился Иван, – между прочим, до начала всего ничего, а Яковлевой нет. Убью, когда придет.

Весьма нелогично, кто же тогда играть будет?

– А где можно найти Петю?

– Яковлевского бывшего хахаля? В двенадцатой.

Пришлось возвращаться назад и всовывать голову в душную, пропахшую потом комнату.

– Петя здесь?

– Петруччио, тебя! – крикнул высокий блондин в мятом камзоле.

– Ну? – высунулся из-за занавески еще один блондин. – Чего?

– Не знаете, где Лена Яковлева?

– Нет. И вообще, мы давно расстались, не обязан же я всю жизнь за ней следить, вот и Ванька на метле летает. Может, запила?

– Она пьет?

– Нет, но вдруг начала!

– Да ладно тебе, Петруччио, – хмыкнул один из одевавшихся парней, – у Ленки роль шикарная, во втором акте, небось через полчаса появится.

– А что за роль? – заинтересовалась я. – Большая?

– Классическая, – хохотнул говоривший, – два слова: «Кушать подано», правда, говорят, будто Яншин из подобной роли делал изумительную миниатюру.

Зазвенел звонок, и ожил динамик на стене:

– Первая картина, внимание, прошу не опаздывать.

Парни потянулись на выход. Петя сказал:

– Сядьте на диван у двери, сразу увидите, когда Ленка пойдет.

Я послушалась и устроилась на холодной коже. Вахтер, пожилой мужик, похожий на тучную мышь, поглядел в мою сторону поверх очков, но ничего не сказал. Я же пришла не с улицы, а вышла из глубины театра, и он посчитал меня за свою.

Время тянулось жутко медленно. От скуки я пересчитала все трещины на стене и дырки в линолеуме. Около десяти стало ясно, что я трачу время впустую: Яковлева не придет. Я дошла до станции метро «Юго-Западная», села на маршрутное такси и через сорок минут была уже на платформе Переделкино.

Утром, едва будильник показал девять, я позвонила Яковлевой.

– Алле, – ответил хриплый мужской голос.

– Лену позовите, Яковлеву.

– Ленка, – заорал мужик, – слышь, Ленка!.. Нету ее!

– Тогда Гулю.

– Ей, Гулька, Гулька, поди сюда!

– Да, – донеслось из трубки.

– Гуля? Я вчера была у вас, искала Лену… Она не приходила?

– Она не придет, – тихо-тихо пробормотала Гуля.

– Почему?

– Под машину попала, – всхлипнула Гуля, – из милиции около семи вчера позвонили.

– Сейчас я приеду! – выкрикнула я и понеслась к электричке.

Гуля открыла мне дверь и заплакала.

– Ну-ну, – пробормотала я, – ужасно, конечно, но слезами Лену не вернешь, жаль, такая молодая.

– Она жива пока, – всхлипнула Гуля.

– Ну да? – обрадовалась я. – Где лежит?

– В Склифосовского.

– Давай собирайся, поедем…

– Не могу, – хныкала Гуля, – на работу надо. Может, вы сходите, а?

– Родственники у нее есть?

– Мать с сестрой, в Коломне живут, вечером обещали приехать.

У станции метро «Проспект Мира» я купила килограмм черешни и несколько бананов. Но фрукты передать мне не удалось. Молоденькая медсестра в огромном накрахмаленном колпаке глянула на прозрачный пакет с ягодами и вздохнула:

– Она без сознания, на аппаратном дыхании.

– Жить будет?

– Состояние тяжелое.

– Как же такое случилось?

Сестричка пожала плечами.

– Автомобильная катастрофа, подробностей я не знаю. Наше дело лечить, а не разбираться, как это случилось.

– Говорить она может?

– Пока нет.

– А когда?

Девушка стала терять терпение:

– Знаете, что такое аппаратное дыхание?

– Нет.

– Грубо говоря, трубка в горле. Звоните завтра.

Я выпала на улицу и побрела вдоль проспекта к метро. Над магистралью стояло синее марево, то ли от жары, то ли от выхлопных газов. Шедшие навстречу люди разделись почти до неприличия. Мужчины в шортах и сандалиях на босу ногу, девушки в топиках и мини-юбочках.

Сев в вестибюле на скамеечку, я призадумалась. Ну и что теперь делать? Черт, надо было узнать у медсестры, какое отделение милиции занимается этим наездом или где произошел несчастный случай.

Дурная голова ногам покоя не дает. Съев мороженое и выпив бутылку противно пузырящейся на языке воды, я пошлепала назад. На этот раз у двери с надписью «Реанимация» сидела другая медсестра, пожилая.

– Елена Яковлева, поступившая вчера…

– Сейчас, – отозвалась женщина и крикнула: – Леонид Сергеевич, о Яковлевой спрашивают!

Высунулся парень в голубой пижаме, увидев меня, он посуровел и произнес:

– Проходите.

Я вошла в ординаторскую.

– Вы кто Яковлевой?

– Подруга, а что случилось?

– Она умерла.

– Как? – заорала я. – Почему? Еще час тому назад жива была!

– Травмы, не совместимые с жизнью, – начал перечислять доктор, – открытая черепно-мозговая, перелом позвоночника, разрыв печени, перфорация легкого. Просто удивительно, как она пережила ночь. К сожалению, подобные больные обречены даже после всех операций.

Я тупо кивала в такт его словам.

– Вам плохо? – участливо поинтересовался врач и тут же крикнул: – Катя, принеси валерьянку!

– Не надо, – пробормотала я. – А отчего с ней такие жуткие вещи произошли?

– Ее привезли по «Скорой», – пояснил доктор, – взяли сразу в экстренную хирургию. Организм молодой, сильный, боролся, как мог, но увы!

– Вы сообщили в милицию?

– Так работники ГИБДД все сделали, – спокойно пояснил врач, – только, как всегда, никого не найдут.

– Почему?

– Ну у нас тут, на этаже, много из-под колес, – разоткровенничался эскулап, – приходят следователи, и каждый раз одна картина. Ничегошеньки пострадавший не помнит: ни цвета, ни номера… Свидетели тоже чушь несут – гиблое дело. Если водитель сам на месте аварии не остался, все. А в случае с Яковлевой и спросить-то некого, она просто лежала, ее случайно шофер-дальнобойщик заметил, в кювете…

Я вновь дошла до «Проспекта Мира» и уселась на ту же скамейку. Оборвалась единственная ниточка, ведущая к убийце. И что же теперь делать? Искать его среди домашних Славина. Проверить надо всех: Нору, Тамару, Аню, милых деток Николая, Андрея, Сергея, тихую дочку Свету и саму Ребекку. Хотя нет, Бекки тут явно ни при чем, стала бы она нанимать меня, если бы была замешана в преступлении. Нет, Ребекка – единственный человек, который может помочь в поисках, вот сейчас вернусь домой и поговорю с ней.

Но сразу попасть в Алябьево мне не удалось. Отчего-то все электрички, следовавшие в сторону Калуги, были отменены. Вернее, на 14.10 я не успела, а следующая отправлялась лишь в 17.20, те, что в промежутке, доезжали только до Солнечной. Побродив около билетных касс, я приняла соломоново решение: доеду до Солнечной, а там сяду на маршрутное такси. Уже отъезжая от вокзала, я вспомнила, что забыла купить детективы, и расстроилась. Вряд ли на станции стоит лоток с книгами. Хотя почему бы и нет?

Самое интересное, что на платформе были сразу две точки, предлагавшие литературу. Одна меня не слишком заинтересовала. Худая, почти изможденная женщина с мрачно горевшими глазами, одетая не по погоде в глухое, темное платье, торговала книгами на религиозную тематику, зато в двух шагах от нее, на складных столиках, раскинулось настоящее великолепие – обожаемые мною издания в бумажных ярких обложках.

Я принялась отбирать томики. Продавец, молодой парень, лузгающий без остановки семечки, быстро подсчитал сумму. Я полезла в сумку и не нашла там кошелька. Пришлось в полном отчаянии вытряхивать на столик содержимое ридикюльчика: расческа, зеркальце, пудреница, носовой платок, пара ментоловых конфеток, ключи, водительские права, жвачка «Орбит», какие-то скомканные бумажки, ручка… Но кошелек, довольно большой, из искусственной кожи с надписью «Версаче», подарок Кирюшки на день рождения, исчез без следа.

Глаза наполнились слезами. Нет, это уже слишком! Вчера триста рублей, сегодня двести…

– Все потому, что бесовские книжонки купить решила, – злорадствовала тетка с церковной литературой. – Господь, он все видит. Вот кабы ко мне подошла, так и денежки бы остались. Это ангел-хранитель беду от тебя отвел, чтобы гадость не приобрела.

– Слышь, Настька, заткнись подобру-поздорову! – рявкнул парень и плюнул в сторону женщины шелухой. – Ей-богу, договоришься, поколочу. Надоела, богомолка хренова! А вы, дама, не расстраивайтесь. Примета такая есть – немного потеряешь, потом больше получишь. Я тут до девяти вечера просижу, книжечки ваши никто не возьмет, сходите домой за деньгами и возвращайтесь. А то, хотите, так забирайте. Завтра на работу поедете и занесете.

– Вы мне поверите? – удивилась я.

– Хорошего человека сразу видно, – усмехнулся парень.

– Можно, я тогда одну возьму, вот эту? А деньги – либо сегодня вечером, либо завтра привезу.

– Силен, дьявол, силен, – завела «церковница», – ангел упреждает, а бес искушает. Не бери книги, на Страшном суде ответишь! Подумай, зачем господь тебя денег лишил, покайся!

– Настька, закрой хлебало! – вызверился торговец.

– Правду говорю, – бубнила тетка, пока я складывала вещи в сумочку, – правду. Вон, у тебя ежели кто что купит, тут же расплата и наступает.

– Ты чего несешь?

– Ага, – засмеялась женщина, – сам знаешь. Третьего дня мужик бесовщину взял, отошел, да на ровном месте упал и ногу сломал, скажешь, не было?

– С каждым случиться может, он выпивши был.

– Бабка книжонку купила, так у ей сердце схватило, «Скорая» приезжала…

– Ну и что? Старая совсем, а жара какая?!

– Нет, – хрипло каркала фанатка, – нет, божья кара настигла за разврат. А та девка расфуфыренная? Схватила дрянь и мигом под поездом оказалась.

От неожиданности я уронила незакрытую сумочку, и все сложенное высыпалось на платформу.

– Вы видели, как погибла Лика?

– Жуть! – дернулся парень. – Я два дня потом не мог торговать.

– Чуял свою вину, – прокомментировала Настя.

Я глянула на продавца.

– Как тебя зовут?

– Миша.

– Видишь ли, Мишенька, несчастная девушка, угодившая под электричку, моя родственница, не можешь ли ты припомнить, как все произошло?

Михаил наморщился, потом потер затылок и начал рассказ.

В тот день он, как всегда, торговал детективами и любовными романами. На бизнес не жалуется, народ хватает книжки, есть даже постоянные покупатели, заказывающие новинки… Но девушку, купившую произведение Джеки Коллинз, он не знал. Она впервые подошла к его лотку и, честно говоря, была мало похожа на человека, пользующегося электричкой. Незнакомка резко выделялась среди толпы, топтавшейся на платформе в ожидании поезда. Во-первых, элегантной одеждой, красивой ярко-зеленой сумочкой и такими же туфлями, во-вторых, прической. И пахло от нее потрясающе. Пока красавица перебирала книги, Миша наслаждался ароматом незнакомых духов. Его жена купила себе недавно «Русскую красавицу», и Мише нравился этот запах. Но от дамы веяло необыкновенным парфюмом, очевидно, так благоухает богатство.

Женщина разглядывала прилавок, и тут у нее в сумочке зазвонил телефон. Она вытащила маленький аппаратик и мелодичным голосом сказала:

– Жду тебя, хорошо, спасибо.

Потом сунула крохотный телефончик в карман, подняла на Мишу бездонные глаза и нежным голосом сказала:

– Вот эту, пожалуй.

Глядя в ее приветливо улыбающееся лицо, Миша пробормотал ошарашенно:

– Двенадцать рублей.

Отчего-то он назвал отпускную цену склада. Незнакомка изящной ручкой протянула пятидесятирублевую купюру, и тут сзади подошел мужчина и произнес:

– Ну, пошли!

– Николя, – воскликнула девушка, – это ты?

– Ясное дело, – ответил подошедший, – а что?

– Лицо у тебя какое-то… – пробормотала необычная покупательница.

– По поводу морды лица все претензии к маме и папе, – засмеялся мужчина, взял ее под руку, и они двинулись по краю платформы, в самый конец, туда, где обычно останавливается первый вагон.

Миша оглядел стройные ноги женщины, машинально отметил, как она красиво идет, даже не покачиваясь в зеленых туфлях на высоких каблуках, и вздохнул.

Пара смешалась с толпой и исчезла, тут только Михаил сообразил, что сжимает в кулаке ассигнацию, он забыл дать девушке сдачу.

Парень выскочил из-за лотка и быстрым шагом пошел за красавицей, и тут к перрону с ужасающим воплем подлетела электричка. Раздался жуткий скрежещущий звук, вагоны, лязгнув, попытались остановиться, электровоз изо всех сил старался удержать состав, потом послышался дикий, какой-то звериный крик. Толпа на едином дыхании ломанулась вперед. Миша бежал вместе со всеми, не понимая, отчего у него бешено колотится сердце. Людской поток скатился по лестнице вниз. Первое, что увидел Миша, были зеленые элегантные туфли и сумочка.

– Наверное, они пошли в поселок, – вздыхал Михаил, – и не заметили электричку. Хотя странно, она так гудела, прямо разрывалась, но там вообще гиблое место, косогорчик такой, и тропиночка вниз бежит, крутая. Небось не удержалась на каблуках, упала и покатилась.

– А мужчина куда делся?

Миша пожал плечами:

– Не знаю. Думаю, в обморок упал, только я там не мог долго стоять, к книжкам вернулся. Тут бабы говорили, несчастная эта еще жива была, когда из-под поезда вытаскивали, в машине померла, в «Скорой». Да вы у Катьки спросите.

– У кого?

– В кассе сидит, все знает всегда, просто ведьма.

– Господи, накажи его за язык поганый, – ожила Анастасия.

Я побежала к кассе и застучала в окошко. Хмурая, довольно пожилая баба с пережженными «химией» волосами гаркнула:

– Нет электричек, видишь объявление!

– Вы Катя?

– Ну?

– Миша, тот, который книгами торгует, сказал, будто вы видели, как девушка под поезд бросилась. Ее звали Лика Славина, она моя родственница…

– Ой, господи, – мигом подобрела кассирша, – ну-ка, обойди будку с той стороны, там дверка.

Я втиснулась внутрь крохотного помещения и чуть не скончалась от удушья. В небольшой комнатке, размером чуть больше сигаретной пачки, жутко воняло потом и дешевыми духами. Впрочем, жара в кассе стояла неимоверная, не спасал даже оглушительно стрекочущий вентилятор.

– Ой, господи, – причитала Катя, жадно вглядываясь в мое лицо, – как же она так, зачем? Из-за любви, да?

Я посмотрела на ее бесформенную фигуру и слишком ярко накрашенные губы. Надо же, лет кассирше около шестидесяти, а до сих пор верит в роковые чувства.

– Вы сами видели, как она бросилась?

– Нет, – разочарованно покачала головой Катя, – я подскочила, когда вытаскивали. Вот где ужас! Жива она была еще, по мне, так лучше сразу… В кровище все, ее на носилки кладут, а она бормочет:

– Сумочка где, сумочка…

Я ей говорю:

– Не волнуйся, тут все, и сумочка, и туфельки. А она как-то странно всхлипнула и спросила:

– Николя, почему? Николя…

И все, отключилась.

После вонючей кассы воздух на платформе показался упоительным. Я вдыхала его полной грудью и поторопилась к маршрутным такси. Николя! Мне известен только один человек с таким претенциозным прозвищем – Николай Славин.

И еще одно. Ну скажите, разве станет женщина, собирающаяся покончить с собой, за минуту до прыжка на рельсы покупать новый роман Коллинз?