ФЕНОМЕН DÉJÀ VU

На протяжении всей истории психоанализа специалисты не оставляли попыток пролить свет на тайну déjà vu – состояния «уже виденного», когда в незнакомом месте вдруг возникает яркое, почти мистическое ощущение, что ты уже был здесь прежде.

Déjà vu сопровождается деперсонализацией: реальность становится расплывчатой и неясной. Пользуясь терминологией Фрейда, можно сказать, что наступает «дереализация» личности – как бы отрицание ею реальности. При этом может возникнуть чувство историчности происходящего – нечто вроде воспоминания о предыдущей жизни. Ощущение это мимолётно, но незабываемо. Именно оно подсказало Юнгу мысль о том, что «жизнь – всего лишь короткий фрагмент текста, от которого отчеркнули предыдущий и последующий абзацы».

Карл Густав Юнг был убеждён в том, что живёт параллельной жизнью и отчасти пребывает в XVIII веке: чувство это впервые посетило его в 12-летнем возрасте. Регулярные экскурсы в собственное прошлое неизменно приводили великого психиатра в полнейшее замешательство. Его поразила, например, зарисовка, на которой был изображён доктор Стакльбергер, живший в XVIII веке: ботинки с пряжками на герое картинки Юнг тут же признал... своими! «У меня возникло яркое убеждение, – пишет он, – в том, что я когда-то носил эти ботинки. Я буквально чувствовал их у себя на ногах! Каждый раз подобные вещи приводили меня в состояние дикого возбуждения. Часто рука моя помимо воли выводила цифру «1776» вместо «1876» – при этом я ощущал необъяснимую ностальгию».

Анри Бергсон определяет déjà vu как «воспоминание о настоящем»: он считает, что восприятие реальности в этот момент внезапно раздваивается и отчасти как бы переносится в прошлое.

Между тем, феномен этот существует не только в зрительных впечатлениях. Он может принимать форму déjà entendu (уже слышанного), déjà lu (уже читанного) и déjà éprouvé (уже испытанного). Одни считают это отголоском предыдущих инкарнаций, другие говорят о родовой «памяти предков», пробуждающейся в сознании под воздействием сильных эмоций. Спириты утверждают, что déjà vu – «впечатление», приобретенное отделившейся частичкой психики; так, в фантазиях Чарльза Форта явление это трактуется как воспоминание о забытой телепортации. А доктор Виган в своём медицинском эссе «Обязанности разума» (1860) назвал феномен «дефектом апперцепции», первым догадавшись, что déjà vu, возможно, – следствие независимого восприятия реальности двумя долями мозга, одна из которых несколько опережает другую, создавая таким образом иллюзию провала времени.

Однако, более всего интригует нас, разумеется, представление о том, что déjà vu – это воспоминание не о прошлом, а о будущем: предчувствие, которое в силу особенностей человеческого разума автоматически проецируется в прошлое – из предвидения превращается в воспоминание. И это уже – совершенно независимо от того, ведём ли мы речь о сновидении или ощущениях наяву – вовлекает нас в глубь самой удивительной из тайн, тайны времени.

Один пациент рассказал мне, как, будучи пленённым во время второй мировой войны, вспомнил вдруг, что за четыре года до этого сцена ареста ему уже снилась. Сон забылся, а потом... превратился в реальность. В книге «Неизвестный гость» (1914) Метерлинк называет это «земной реализацией».

Нечто подобное рассказал мне будапештский племянник: «Я прочёл Вашу статью «Предчувствие и жизненный кризис» и вспомнил об одном своём сне. Я впервые увидел его в 1909 году, и он затем повторялся ежегодно вплоть до начала войны. Мне снилось, что я – армейский офицер и нахожусь в Италии. Ординарец принёс мне обед, и тут появилась хозяйка дома, очень красивая женщина. Пока я ел, она вела со мной беседу, а в следующем эпизоде... явилась передо мной в чёрной ночной сорочке, весьма многообещающе приоткрывавшей прекрасное тело. Началась война. Когда Италия объявила о начале боевых действий, моё подразделение было переведено туда первым. Мы наступали на Пьяве, когда я оказался вдруг в очень знакомой обстановке – словно вернулся домой.

Нам накрыли стол на террасе замка. Когда ординарец принёс мне еду, я подумал: не хватает только той красавицы. И она появилась! Я приветствовал её как старую приятельницу. Самое удивительное – позже и она призналась в том, что я ей показался знакомым. На этом остановлюсь, потому что вскоре я увидел и ночную сорочку. Как же могло произойти в реальности то, что привиделось мне во сне за пять лет до этого?»

Итак, сон пятилетней давности явно стал воспоминанием о будущем. Может быть, он – сродни тем грёзам, не праздным, но созидательным, – что посещают писателей, музыкантов, поэтов в минуты вдохновения?

Профессор Галлей, как известно, открыл спутники Марса в 1887 году. А за 150 лет до этого Джонатан Свифт писал в «Путешествиях Гулливера» об астрономах Лапуты: «Они открыли две маленькие звёздочки, вращающиеся вокруг Марса. Ближняя находится на расстоянии трёх диаметров от центра планеты, дальняя отстоит от него на пять диаметров. Первый сателлит совершает полный оборот за 10 часов, второй – за 20,5». Цифры, воспринятые современниками как доказательство полного невежества писателя в области астрономии, поразительно сошлись с расчётами профессора Галлея.

Эндрю Джексон Дэвис («Penetralia», 1856) «вспомнил» о пишущей машинке задолго до её появления: «У меня возникло побуждение создать автоматический психограф – назовём его духописцем. Инструмент можно было бы сконструировать наподобие фортепиано: один ряд клавиш представлял бы элементарные звуки, другой – их комбинацию, третий – быструю рекомбинацию, так что вместо музыкального произведения здесь можно было бы наиграть проповедь или поэму».

Не будем забывать также и о том, что научная фантастика последних десятилетий – одно нескончаемое «воспоминание о будущем».

Необычный пример я обнаружил недавно в книге Фрайгеса Каринфи «Путешестие вдоль границ черепа». Описывая первую встречу с доктором Оливекроном, нейрохирургом из Стокгольма, обратившегося к нему на предмет удаления опухоли мозга, он вспоминает, как его поразило ощущение, что этот человек ему знаком. Много лет спустя после этой успешно проведённой операции он попытался описать внешность доктора одному из своих коллег в Будапеште. «Но это же в точности описание...» – прервал его тот, назвав героя одной популярной в те годы венгерской театральной постановки.

«Пьесу написал я, и было это лет двадцать назад, – признаёт Каринфи. – Главный её герой – очень талантливый, но слишком эмоциональный молодой инженер, – страдал от излишней нерешительности. Он изобрёл нечто вроде автоматического беспилотного бомбардировщика (идея эта впоследствии действительно претворилась в реальность), но друг-скептик принялся убеждать его в том, что истиный мотив изобретения – желание отомстить всему миру за уход к другому красавицы-жены. Чтобы доказать свою бескорыстность, инженер объявил о том, что в день демонстрации сам поднимется в воздух. И тут его вдруг обуял страх смерти.

На сцене появляется его alter ego – хирург из Скандинавии – и предлагает прооперировать мозг, чтобы удалить «центр страха», который находится в мозжечке. Инженер соглашается на операцию. А на следующий день поднимается в воздух и остаётся в живых. Мой друг-актёр был сам хорошо знаком с этой ролью, потому что играл её не раз».

Приведу отрывок из письма доктора Лилы Вежи-Вагнер, психиатра из Лондона, как раз по поводу этой книги.

«Меня очень заинтересовало то, что Вы рассказали о «Путешествии вдоль границ черепа», – пишет он. – Я помню и книгу, и пьесу, так что могу подтвердить всё, о чём свидетельствует актёр. Разница состояла лишь в том, что прототип был шведом, а художественный герой – финном. Оба – скандинавы, но финн к венгру этнически куда ближе».

Александр Вулкотт повествует о молодой женщине из Катонвилля, штат Мериленд, которая, проводя во Франции медовый месяц, увидела дом, который на протяжении многих лет являлся ей во сне. Придя в необычайное волнение, она решила зайти во двор и... до смерти напугала живших там священника, садовника и старую даму: они узнали в гостье привидение, обитавшее здесь на протяжении последних десяти лет! Это, согласитесь, уже нечто серьёзнее обыкновенного déjà vu!

Если верить рассказу профессора Огастеса Гейра, включённому в книгу «История моей жизни», то же самое произошло с некой миссис Э. Батлер, жившей в Ирландии.

На протяжении многих ночей она видела себя во сне в необычайно красивом доме, оснащённом такими удобствами, о которых можно было только мечтать. Через год миссис Батлер переехала с мужем в Лондон и отправилась в Гемпшир присмотреть себе жилище. У сторожки привратника женщина воскликнула: «Да это же ворота дома, который являлся мне во сне!» Дойдя до парадного, она узнала одну за другой мельчайшие детали – кроме одной только «лишней» двери. Последняя, как оказалось, была встроена в стену полгода назад – как раз когда прекратились чудесные сновидения ирландки. Дом продавался по подозрительно низкой цене, и позже агент признал, что причиной скидки стало появление привидения в стенах этого во всех отношениях прекрасного дома. Читатель наверняка уже догадался, что «привидением» была... сама миссис Батлер!

Итак, видя себя во сне обитательницей будущего дома, женщина явно «вспоминала» о будущем. Значит, время на каком-то своём участке вышло из колеи, позволив отдельным своим «лоскуткам» наложиться друг на друга?

Юнг вспоминает о странном случае, происшедшем с ним по пути в Найроби. На острой скале, возвышавшейся над железной дорогой, по которой шёл поезд, он увидел тоненькую фигурку человека, опиравшегося на копьё. «Эта картина из совершенно, казалось бы, чужого мира заворожила меня: я испытал состояние déjà vu. Когда-то я был здесь, я хорошо знал эту жизнь, отделённую от меня всего лишь отрезком времени. В одно мгновение я словно вернулся вдруг в свою тайную, прочно забытую молодость: да, этот темнокожий человек ждал меня здесь последние две тысячи лет. Чувство исторической принадлежности этой земле я пронёс через всё путешествие по дикой Африке».

Так называемые «пренатальные воспоминания» – феномен того же класса. Фрейд в книге «The Uncanny» прямо связывает воспоминания о «прежней жизни» с тягой к материнскому лону.

«Этот тайный, запретный вход есть врата в бывший дом: туда, где жил некоторое время каждый из нас. Есть шутливое выражение: «Любовь – это тоска по дому». Именно так. Если вам снится место или страна и вы во сне говорите себе: «Тут всё мне знакомо!» – значит, речь идёт о художественном образе, символизирующем гениталии матери или всё её тело».

Большинство из нас не в восторге от излишне натуралистичных теорий Фрейда, однако оне верно объясняют суть «пренатальных воспоминаний» и последующую тягу ребёнка к матери.

И последнее. Между «пренатальным» состоянием и тем, что мы называем «предыдущей жизнью», простирается тусклый участок псевдо-существования, предшествующий зачатию. Во всяком случае, специалисты, считающие истинными «родовые» или «внепамятные» впечатления, которыми время от времени делятся пациенты, убеждены в реальности существования этой «серой области».

В книге «Фантазии о зачатии» я проанализировал сны пациентов, в которых те плавали в «иных водах»; сны, намекавшие на воспоминания о реальности куда более отдалённой, нежели жизнь в материнской матке. «Я плавала под водой, минуя одно за другим необычайно красивые места, – рассказывала мне одна девушка. – Более всего это напоминало мне полёт на огромной высоте. По мере приближения к дому у меня крепла уверенность в том, что я должна вплыть в него, я точно знала, что сделаю это. Всё уже было предрешено заранее».

«Дом», в который собиралась «вплыть» девушка, был маткой матери. Сон этот, яркий пример явления deja eprouve, символически повествует о спуске души в этот мир по пути, явно рассчитанному заранее. Спящая знала, что покидает «предматеринское» состояние ради миссии на земле.

Увы, официальная наука не в состоянии ни доказать реальность «пренатальных воспоминаний», ни её опровергнуть. Видения же мистиков, святых и просто психически одарённых людей имеют психологическую и художественную ценность, не более того.