Глава 6. Магия и оккультные науки

Издревле человек верил, что живет в окружении бесчисленных добрых и злых духов, которые постоянно стремились спасти или погубить его, удержать на правом пути или совратить. Так объяснялась проблема происхождения зла; так создалась чрезвычайно подробно разработанная демонология, которая вскоре сделалась составною и нераздельною частью веры. Богословие определяло отношение между Богом и человеком и занималось определением природы и функций мира духов. Об этом свидетельствуют труды отцов Церкви и средневековых богословов.

Около 1270 г. аббат в Шёнгау утверждал: «Число злых духов столь велико, что вся атмосфера наполнена ими; все звуки природы — это лишь голоса духов». При каждом человеке, как считали, находилась бесчисленная армия злых духов, стремящихся навести его на грех, измучить тело его болезнью или сокрушить его материальными потерями. Мы не поймем, что руководило поступками наших предков, если не примем в расчет, как отражалось на их мышлении верование в эту личную борьбу с Сатаной и его демонами, не прекращавшуюся ни на минуту ни днем, ни ночью.

Верили, что в дурном и в хорошем постоянно существовали контакты между вещественным и духовным мирами. Легкость этих сношений неизбежно должна была укрепить веру в инкубов и суккубов, духов в виде мужчин и женщин, посещавших людей и игравших столь видную роль в средневековом колдовстве. Эта вера укрепилась еще сильнее, когда судьям удалось вырвать у своих жертв желательные признания; так, например, в 1275 г. в Тулузской провинции одна женщина призналась, что имела постоянные сношения с Сатаной и в пятьдесят три года имела от него сына-урода с головой волка и с хвостом змеи; два года она кормила его мясом годовалых детей, которых воровала по ночам; после этого чудовище исчезло. В 1460 г. колдуньи Арраса сознались, что демоны имели с ними любовные сношения под видом зайцев, лисиц и быков. Иннокентий VIII решительно подтверждает непреложность подобных сношений, отмечая, что отрицать это- безумие, противоречащее католичеству и философии.

Связь, которая устанавливалась между злым духом и его женой (или мужем), не поддавалась обычным заклинаниям и встречалась особенно часто в монастырях; это особое преступление канонисты и богословы называли «Удовлетворение дьявола». Шпренгер пишет, что страшное развитие колдовства в XV в. обусловливалось привлекательностью этого порока. Фома Аквинский утверждал, что демон, являясь то в виде инкуба (мужчины), то в виде суккуба (женщины), мог производить потомство; в подтверждение он приводит «несомненные факты»: гунны произошли от демонов; отцом волшебника Мерлина был демон.

Главным стремлением Сатаны в его борьбе против Бога было отвратить души людей от их верности Господу; и он всегда соблазнял одних — удовлетворением плоти, других — способностью предсказывать будущее, находить скрытые вещи, удовлетворять свою месть, приобретать богатства при помощи нечестивого искусства или при помощи демона-слуги. Христианин, желающий обеспечить себе помощь Сатаны, должен был отречься от Бога и оказывать почтение Князю ада. Колдуны и колдуньи заключали с Сатаной договоры делать как можно более зла и совращать как можно больше верных. Уничтожение этих врагов Бога и рода человеческого всеми доступными средствами было прямою обязанностью каждого христианина.

Такова была теория, посредством которой языческие суеверия были усвоены христианским учением и сделались догматом веры.

Церковь пустила в ход все средства, чтобы возбудить верных бороться против непростительного и трудно искоренимого зла чародейства и общения с дьяволом.

Преследование, предпринятое против чародеев уже в IV в., немедленно обрушилось на всех образованных людей и философов. Террор охватил всю Восточную Римскую империю; всякий, имевший библиотеку, торопился сжечь ее. Тюрьмы не вмещали арестованных; во многих городах было меньше людей на свободе, чем под арестом. Множество обвиняемых было предано смерти, другие лишились имущества. В Западной Империи преследование не отличалось столь жестоким характером; но все же, по крайней мере в Риме, закон применяли достаточно энергично для того, чтобы значительно сократить число колдунов. По закону 409 г. в деле принимали участие епископы: Церковь вступила в союз с государством в борьбе против преступлений этого рода. Из нескольких дел во второй половины XII в. видно, что обвинения в колдовстве и некромантии (гадание на внутренностях умерших или убитых людей) были ценным орудием для избавления от беспокойных врагов.

Однако Церковь боролась не только с магией и суевериями, видя в них пережитки дохристианских культов. На их основе возникала христианская магия. Усвоение христианской магией элементов, заимствованных у низверженных религий, ясно видно в гимне или, скорее, заклинании «Броня св. Патрика», где одинаково призываются и силы природы, и христианское Божество. В одной рукописи VII в. утверждается, что всякой, кто поет ежедневно этот гимн, обращая все свои мысли к Богу, никогда не увидит ни одного демона. Это пение предохранит его от внезапной смерти, защитит его от яда и ненависти, послужит к спасению души его после смерти.

Быть может, ни у одного народа сверхъестественное не охватывало столь много в повседневной жизни и не играло такой господствующей роли в мире видимом и в мире духовном, как у древних германцев.

Ни одна литература не уделяет такого видного места колдовству, нигде не придается такой веры в дела колдунов и колдуний, как в дошедших до нас рассказах скандинавских саг. Скандинавская магия была двух родов: разрешенная и злая. Злая, черная, магия основывалась на знании злых тайн природы или на призывании злых духов.

В древнейшем тексте салического закона, где не видно никакого влияние христианства, единственным намеком на чародейство является определение, карающее штрафом всякого, назвавшего женщину колдуньей и обесчестившего мужчину обвинением в том, что он нес котел ведьмы. Могущество чародеев не имело почти никаких границ. Когда распространилось христианство среди германских народов, это могущество вызвало ожесточенную борьбу между новой и старой религией.

Сказания древних германцев очень напоминают то могущество, которое в 1437 г. папа Евгений IV приписывал современным ему колдуньям: они управляли воздушными течениями и околдовывали всякого, кого хотели.

|

Огромную силу приписывали древние германцы женщинам-чародейкам — ведьмам, которых, в частности, обвиняли в людоедстве. Есть много указаний на это в текстах салического закона и в законодательстве Карла Великого.

Главное ночное собрание ведьм было 1 мая (Вальпургиева ночь). Занятие черной (злой) магией считалось бесчестным, и салический закон карал штрафом всякого, кто назовет ведьмой свободную женщину и не докажет истины своих слов. В позднейших редакциях салического закона, кроме штрафа за каннибализм, содержатся статьи, налагающие штрафы на тех, кто околдует человека чарами или погубит его заклинаниями; виновный в последнем преступлении мог быть даже сожжен живым. Убийство, причиненное чародейством, рассматривается как обыкновенное убийство; что касается вреда, причиненного волшебством, то за это полагался штраф, который можно было избежать посредством оправдания, представив шесть соприсяжников.

С древней магией состязалась новая христианская. Григорий Турский приводит массу чудес, имеющих целью доказать превосходство христианской магии с ее мощами и призыванием святых над народной. В случае несчастия или внезапной болезни народ прежде всего обращался к ближайшему лицу, посвященному в тайные науки. Очевидно, некоторые люди открыто действовали в этом направлении, не боясь наказания и пренебрегая повторными обвинениями, исходившими от соборов.

Враждебное отношение христианской магии к своей противнице распространилось даже и на рациональную медицину. Григорий Турский утверждает, что человек совершил грех, прибегнув к естественным средствам врачевания, вместо того, чтобы всецело доверяться предстательству святых. Невозможно было Церкви осудить жертвоприношение с целью умилостивить духов, раз она сама поддерживала верования, на которых было основано это суеверие, поощряя веру в божественное действие, чудо (теургию). Например, было совершенно бесполезно стремиться уничтожить амулеты и талисманы, раз наставляли верных носить изображение агнца, ладанку с остатками пасхальных свечей, освященную папой. В 1471 г. Павел II запрещал украшать и продавать эти амулеты, утверждая, однако, что они помогают сохранить верных от огня и кораблекрушения, отвращают бури, молнии и град и помогают женщинам в работе.

В 742 и 743 гг. были созваны соборы, на которых Церковь и государство согласились бороться против волшебства, чародейства и т. п.; тем не менее единственной мерой наказания был довольно легкий штраф; но учредили нечто вроде духовного суда, поручив епископам ежегодно производить расследование в своих епархиях с целью уничтожения язычества и запрещенных наук.

Карл Великий эдиктом от 805 г. предписал каждому протоиерею всякой епархии производить расследование относительно людей, обвиненных в колдовстве и волшебстве; разрешал умеренное применение пытки для получения сознаний и предварительное заключение виновных в тюрьме. Карл выдал Церкви как рабов всех саксонских гадателей и чародеев. Кодекс льежского епископа от 800 г. предписывает, чтобы виновные были представлены на его суд, и определяет следующие наказания: семь лет епитимьи и большие раздачи милостыни за убийство, произведенное средствами чародеения; семь лет епитимьи без раздачи милостыни за наслание умопомешательства на жертву; пять лет и раздача милостыни за обращение за советом к гадателям и за прибегание к гаданию по полету птиц; семь лет для чародеев за вызывание бури; три года и раздача милостыни за оказание почестей чародею; год за возбуждение чувства любви посредством волшебных средств, если преступление не повело за собой смерти жертвы; если же виновным являлся монах, то наказание увеличивалось до пяти лет. Другой современный ему уголовный канон предписывает епитимью от сорока дней до одного года за чародеение или заклинание дьявола; и до семи лет, если одна женщина пригрозит другой порчей; если виновная бедна, то наказание сокращается до четырех лет. Из законодательства раннего средневековья, из «Капитулярий» и из споров юристов и богословов того времени следует, что все виды магии были повсеместно распространены, и в этом искусстве видели прямое участие Сатаны.

Лионский архиепископ тщетно боролся против многих процветавших тогда суеверий, одним из которых было верование в возможность вызывания бури чарами; это верование Церковь первое время клеймила, как еретическое, так как оно признавало владычество Сатаны над видимым миром. Но оно было повсеместно распространено и в конце концов принято Церковью как ортодоксальное наряду со многими другими народными суевериями. Св. Фома Аквинский доказывал, что с разрешения Бога демоны могли вызывать атмосферные потрясения. Темпрестарии (чародеи-напускатели бури) совершали свое нечестивое дело втайне; но были чародеи, которые якобы могли удерживать их. Их награждали за вмешательство предоставлением в их пользу части жатвы.

В XI в. епископ предписывает епитимью за верование, что колдуны могут изменить состояние атмосферы или возбудить у людей любовь или ненависть. В середине XIII в. схоласт Фома Брабантский доказывает, что бури производятся нечистой силой.

В 850 г. собор в Павии назначал пожизненные епитимьи, чародейкам, возбуждавшим любовь или ненависть; несколько чародеев было сожжено в Саксонии в 914 г. Около половины X в. епископ Верчейльский снова опубликовал забытый канон Четвертого Толедского собора (IV в.), угрожавший лишением сана или вечной епитимьей в монастыре всякому епископу, священнику, диакону или другому духовному лицу, если оно обратится за советом к чародею, колдуну или авгуру (жрецу-птицегадателю). Однако в 1170 г. архиепископ Безансона прибег к помощи духовных, сведущих в некромантии, чтобы открыть некоторых еретиков.

Впрочем, Церковь иногда признавала эти верования за суеверия, лишенные всякого основания; так, например, поступил Ирландской собор IX в., предавший анафеме всякого христианина, который будет верить в существование ведьм. В 1080 г. Григорий VII сурово порицал обычай приписывать священникам и женщинам все бури, болезни и другие материальные бедствия; все эти несчастья насылаются Богом. В канонах вормсского епископа, опубликованных в первой половине XI в., то налагается епитимья за верование в существование чародейства, то наказание направляется против чародеения. Этот же епископ опубликовал целое собрание запретительных канонов, извлеченных из трудов первых соборов и творений отцов Церкви, свидетельствующих о полном признании существования магии и о том, что на Церкви лежит обязанность бороться против нее. Это верование в силу волшебства было твердо установившимся. Церковь разрешила даже расторжение брака, если соитию между новобрачными препятствовали козни чародеев, а чары, заклинания, молитвы, милостыня и другие духовные средства оказывались в течение трех лет бессильными против могущества Сатаны. Король Франции Филипп-Август воспользовался этим разрешением, чтобы развестись со своей женой Ингебургой Датской в день своей свадьбы. Иоанн Салисберийский описывает все разнообразие чародейства и утверждает, что чародеи убивают людей силою своих чар с соизволения Божьего. Петр Блуаский допускает возможность вмешательства Сатаны в приемы черной магии.

Тяжелое обвинение в чародействе легко было возбудить, но нелегко было оправдаться; поэтому к нему нередко прибегали в политических целях. Во время ожесточенной борьбы Григория VII против Империи в 1080 г. Брешианский синод, обвинив его в некромантии, низложил и избрал антипапу.

За чародейство, как и за ересь, виновным грозило сожжение на костре. В начале XIII в. молодой клирик из Сеста, обвиненный в чародействе распутной женщиной, которую он отверг, был осужден и сожжен.

Были часты случаи, когда еретики, надеясь остаться живыми на костре, заключали договоры с Сатаной. Обнаружили, что еретики, сожженные в 1180 г. в Безансоне, спрятали у себя под мышкой маленькие свертки пергамента, на которых были написаны подобные договоры.

Архиепископ Руана в 1235 г. отнес призывание демонов, жертвоприношение злым духам, и употребление таинств при совершении магических обрядов к грехам, отпущение которых могут дать только одни епископы. В 1294 г. синод в Анжу постановил, что, согласно с каноном, священники должны изгонять из своих приходов всех гадателей, чародеев, колдунов и других подобных им людей; было приказано всякому, кто знал людей, занимающихся подобными делами, доносить о них епископскому суду.

В 1287 г. эксетерский епископ в советах исповедникам упоминает чародеев и поклонников демонов как преступников, на которых нужно накладывать епитимью.

Французский юрист XIII в. Бомануар считает, что чародейство есть ересь, подлежащая ведению только Церкви и наказанием за которую, после отречения, является одна простая епитимья; если же не раскаявшийся чародей передавался в руки светской власти, то светский суд исследовал и обсуждал характер ереси, и если она не влекла за собой смерти другого лица, то виновного заключали в тюрьму только до того времени, пока он не отрекался от своих заблуждений. На чародейство пока смотрели, как на одну из наименее опасных форм ереси.

Юрисдикция, присвоенная Бомануаром духовному суду, была утверждена решением Парижского парламента в 1282 г. Однако в Тулузе королевские чиновники ведут сами в 1274 и 1275 гг. процессы ведьм и колдунов и предают виновных смертной казни. В Северной Франции светские суды в начале XIV в. также стали судить за чародейство. В 1314 г. в Париже была казнена по обвинению в чародействе одна женщина. В XIV в. чародейство стало преступлением, подсудным одновременно и духовным и светским судам.

Особенно сильно была заражена Испания, так как сарацины при своих фаталистических воззрениях увлекались искусством волхвования, и их считали самыми искусными теоретиками и практиками чародейства. В Кордовской школе было два профессора астрологии, три — некромантии, пиромантии (гадания по огню) и геомантии (гадания по земле) и один — искусствоведения, и все они ежедневно читали свои лекции. Арабские библиографы насчитывают семь тысяч семьсот авторов, изучавших толкование снов, и столько же известных своим знанием магии; однако в это время среди испанских мавров колдовство наказывалось смертью. Контакты с сарацинами вызвали и у христиан жажду к запрещенному знанию, и когда христианский мир вернул утраченные земли, там было многочисленное население, которому позволили сохранить свою религию и проповедовать верование в магию и чародейство. Но в XIII в. король Арагона Яков I Завоеватель ввел в законы наказание за чародейство. Кодекс, составленный Альфонсом Мудрым около 1260 г., но утвержденный кортесами лишь в 1348 г., рассматривает все отрасли чародейства, как всецело подлежащие суду светской власти. Кодекс не усматривает в тайных науках ни малейшего намека на ересь или преступление против веры; он признает, что надо поощрять или преследовать это искусство, смотря по тому, с добрыми или злыми целями оно употребляется. Астрология признается одной из семи свободных наук, так как свои заключения она делает на основании течения звезд, как оно изложено Птолемеем и другими учеными; но если дело идет о каком-нибудь обманщике, то жалобщик может требовать наказания его как простого чародея. Те чародеи и гадатели, которые утверждают, что они могут узнать будущее и неизвестное — обманщики. Таковы же некроманты, вызывающие злых духов; их действия противны Богу и гибельны человеку. Умение возбуждать любовь или отвращение также осуждаются; всякий, кто будет предаваться этому вводящему людей в обман искусству, будет немедленно отдан под суд и, если виновность его будет доказана, предан смерти; все же, которые дадут виновному приют, подвергнутся изгнанию. Но тот, кто прибегает к волхвованию с похвальными целями, как, например, изгнание демонов из бесноватого, снятие чар, разлучающих супругов, отвращение градовой тучи или тумана, грозящего гибелью жатве, уничтожение гусениц или саранчи, заслуживает благодарности.

Наиболее древнее средневековое законодательство относительно этого было составлено в Италии. В первой половине XII в. нормандский король Сицилии Рожер грозил наказанием всякому, кто составит любовный напиток, хотя бы он не причинил жертве никакого вреда. В древнейших статутах Венеции, обработанных в 1181 г., есть постановления относительно отравления и чародейства. В «Сицилийских конституциях» Фридрих II подтверждал закон Рожера и внес в него оговорку, в силу которой составляющие любовные напитки и вредные, запрещенные и наговоренные кушанья должны предаваться смертной казни, если жертва лишится жизни или рассудка; если же чары не причинили никакого зла, то чародей должен подвергнуться конфискации имущества и тюремному заключению на один год. Фридрих позаботился снабдить эти постановления примечанием, где прямо заявлял, что приписывание известным напиткам или кушаньям способности влиять на любовь или гнев — пустая басня; в своем кодексе он не упоминал ни о каком виде магии.

В Италии повсюду за чародейство полагались наказания, и оно относилось к компетенции светских судов. Булла Иннокентия IV от 1252 г. «Об истреблении» приказывает всем князьям поступать с еретиками, как с колдунами, и ставит их вне закона.

В германском законодательстве впервые упоминается о магии в «Статутах Генриха», выработанных около 1221 г.; чародейство приравнивается к ереси, наказание за которую предоставлялось на усмотрение судьи; но «Императорское право», «Саксонская правда» и «Земельные установления» ни слова не говорят о чародействе. В «Саксонском зерцале» чародейство поставлено рядом с ересью и отравлением как преступление, за которое полагается костер. Та же мера предписывается и в «Швабском зерцале»; но в позднейшей редакции последнего кодекса есть оговорка, предписывающая сжигать или предавать еще более жестокой смерти всякого — безразлично мужчину или женщину, кто будет заниматься магией или вызывать дьявола особыми заклинаниями или какими-либо другими хитростями, так как «люди эти отреклись от Христа и предались Сатане». Это постановление, очевидно, предусматривает только преступление против веры, не разбирая, был ли злой умысел совершен или только задуман. Эти дела были подсудны светским судам. Кодекс Прусских Марок около 1310 г. определяет наказания для чародеев: отрезание уха, клеймение щеки раскаленным железом, изгнание или крупные штрафы; но о смертной казни упоминания нет. У скандинавов законодательство, относящееся к этому преступлению, находится в сборнике «Ярнсида», собранном в 1258 г., и в кодексе «Законы гулатингенса», опубликованном в 1271 г. и в течение пятисот лет остававшемся общим правом в Норвегии. Волхвование, гадание и вызывание умерших караются смертью и конфискацией имущества; но обвиняемый может оправдаться, выставив двенадцать или шесть соприсягателей; это преступление было подсудно светским судам.

В Швеции нет упоминания о чародействе в законах, кодифицированных в XIII в., но в законах, опубликованных в 1441 г., полагается одинаковое наказание за покушение на жизнь человека ядом или чародейством: колесование для мужчин и побивание камнями для женщин; обвиняемых судил постоянный суд, двенадцать членов которого избирались от каждого округа. В Дании по законам, действовавшим до XVI в., обвиняемый имел право защищаться при посредстве избранных им соприсягателей; наказанием за первую вину было порицание и лишение причастия; в случае повторного преступления — тюрьма; и, наконец, смертная казнь за преступное упорство. В кодексе Шлезвига от XIII в. нет постановлений против чародейства, а также нет их и в кодексе свободных фризов от XIV в. В законодательстве северных стран после XIII в. появляется тенденция к увеличению строгости.

Когда была устроена инквизиция, то чародейство долгое время оставалось вне ее юрисдикции. Собор 1248 г. в Валенсии, поручая инквизиторам преследование еретиков, предписал выдавать чародеев епископам, которые будут их заключать в тюрьму или наказывать как-нибудь иначе. Затем в течение шестидесяти лет вопрос поднимался на различных соборах; но единственным наказанием, грозившим виновным, было отлучение от Церкви. Трирский собор 1310 г., тщательно перечислявший запрещенные науки, предписывает приходским священникам не допускать преступных деяний; но в случае неповиновения он предписывает наказывать только отказом в причастии, при упорстве — отлучением от Церкви и другими карами, которыми располагали епископские судьи.

Постановления Церкви от этой эпохи засвидетельствованы в 1317 г. самым выдающимся законоведом своего времени Астесаном д'Асти. Перечислив жестокие наказания, предписываемые государственными законами, он добавляет, что каноны за чародейство налагают сорокадневную епитимью; если грешник отказывается подчиняться этой епитимье, то его отлучают от Церкви, если он мирянин, и заточают в монастырь, если он духовный. В случае упорства в заблуждении он должен быть подвергнут бичеванию, если он раб, и заключен в тюрьму, если он свободный человек. Епископы должны изгонять из своих епархий всех, кто предастся чародейству; в некоторых местностях эта мера сопровождается обычаем коротко обрезать одежду и волосы виновным. Вопрос о том, следует ли признавать не имеющими права отправлять свои духовные обязанности священников, которые применяют при чародейственных обрядах евхаристию, св. миро, св. воду или крестят куклы, оставался еще не разрешенным; Астесан полагает, что этих духовных следует отрешать временно от должности.

В 1257 г. святой трибунал обратился к Александру IV с вопросом, следует ли ему принять в свое ведение преступления гадания и чародейства. В ответ Александр выпустил буллу «Ибо небеса иные», которую неоднократно повторяли его преемники; папа повелел преступления, гадания и чародейства оставить в ведении прежних судей, если только они не связаны с ересью. В конце века это правило было внесено Бонифацием VIII в каноническое право. Однако в 1270 г. Альфонс Тулузский предоставил инквизиции исключительное право судить всех, кто отрекутся от веры, впадут в ересь, предадутся дуализму, колдовству и клятвопреступлению; могущество инквизиции стало безграничным, а преследование магии производилось с возрастающей жестокостью. Инквизиторы не ограничились тем, что признали еретическим призывание демонов и договоры с Сатаной; в магических обрядах находили отражение еретические учения о таинстве крещения, осквернение таинства евхаристии и т. п. За все, что совершал чародей, он мог быть обвинен инквизиторами в призывании демонов. По мнению богословов, призывающие демонов всегда еретики, действительные или предполагаемые. Согласно подобному толкованию, признавались еретическими любовные напитки и приворотные зелья, талисманы и чары для врачевания болезней, все хитрости, к которым прибегали обман и суеверие, чтобы снискать доверие толпы.

Алхимия считалась одной из семи демонических наук, так как для превращения металлов было необходимо вмешательство Сатаны, а философский камень можно было найти только путем чар и колдовства. В 1328 г. каркассонская инквизиция осудила «Искусство св. Георгия», научавшее разыскивать зарытые в земле клады, произнося заклинания. Было еще «Искусство сообщения», объяснявшее силу Имен и Слов Бога и при помощи молитв и формул, заключавшихся в таинственных и многосложных словах, позволявшее в течение одного месяца получить знание, память, красноречие и добродетель. В этой фантазии Роджер Бэкон видит одно из пустых измышлений чародеев; но Фома Аквинский утверждает, что вмешательство демона необходимо для достижения таким способом цели. В 1323 г. был арестован в Париже монах за то, что у него нашли книгу, посвященную этим вопросам; книга была сожжена, монах же отрекся и подчинился епитимье. «Искусство сообщения» в XIV в. пользовалось большим распространением; даже в конце XV в. в наставлениях исповедникам упоминается об этом в числе грехов, о которых всегда должен спрашивать священник.

В 1471 г. францисканцы-обсервантины приравнивали книгопечатание к алхимии, считая его достойным порицания искусством, применение которого было запрещено под угрозой опалы и изгнания.

Наиболее распространенной и наиболее привлекавшей внимание законодателей из скрытых наук была астрология. Альфонс Мудрый Кастильский отнес астрологию к числу свободных наук; слепая вера, с которой смотрели повсюду на эту науку в средние века, распространила ее так широко, что ее трудно было осудить: равеннский архиепископ, ведя в качестве папского легата крестовый поход против Эццелино да Романо, имел при себе астролога. Савонарола утверждает, что в конце XV в. люди, имевшие возможность держать при себе астрологов, ничего не предпринимали без их советов. При всяком прелате находился астролог, направлявший все его действия. Астрология не упоминается как нечто запрещенное в формулах инквизиторских допросов в XIII и XIV вв. Нет книг по астрологии в осуждении, вынесенном в 1290 г. инквизитором и епископом Парижа, архиепископом Санским и магистрами университета относительно книг, посвященных гаданию и магии, некромантии и хиромантии. Не упоминается также астрология и в индексе, изданном Парижским университетом в 1398 г. Однако уже в XII в. Иоанн Салисберийский заявлял, что астрология должна быть запрещена и наказуема Церковью, что она лишает человека свободной воли, вселяя в него фатализм, и доводит до идолопоклонства, перенося всемогущество Бога на его бездушные создания (звезды). Фома Аквинский установил: если астрология предсказывает естественные явления, как, например, засуху или дождь, она разрешима; но если она занимается угадыванием будущего, зависящего от свободной воли человека, то она нуждается в содействии демонов и недопустима. Астрология, хотя и находится в числе семи свободных наук и не запрещается законом, являет наклонность к идолопоклонству и сильно отзывается ересью.

Таким образом, все астрологи были вынуждены в силу своей профессии ждать вызова в инквизицию. Если этого не случалось часто, то только потому, что все классы Церкви и государства верили в астрологию и покровительствовали астрологам; чтобы начать преследование, нужно было какое-либо из ряда вон выходящее обстоятельство.

Именно с ним и было связано дело знаменитого Петра д'Абано или д'Апоно, самого выдающегося мага и медика своего времени. В своем «Примирителе разногласий», написанном в 1303 г., Петр, не ограничиваясь доказательством, что астрология необходима в медицине, приписывает звездам силу, которая лишала Бога управления людскими делами. Потоп и все другие библейские события Петр связывал с влиянием звезд и планет. Он утверждал также, что соединение планет, совершающееся каждые 960 лет, вызывает потрясение монархий и религий, как и появление Христа и Магомета.

Инквизиция захватила знаменитого человека, который распространял подобное учение в Падуанском университете, тем более, что у него было большое состояние, которое можно было конфисковать. Петр спасся только благодаря покаянию и отречению; но во второй раз его преследовали как рецидивиста. Его сожгли бы живым, если бы он не умер в 1316 г. до окончания своего дела; однако его посмертно осудили. Утверждали, что Петр на смертном одре сказал своим друзьям, что посвятил свою жизнь трем славным наукам — философия изощрила его ум; медицина обогатила его; астрология сделала из него лжеца.

Такова же была участь Чекко д'Асколи; в молодые еще годы он посвятил себя астрологии и прославился как самый сведущий из современников. Чекко утверждал, что участь человека от рождения предопределена сочетанием звезд, если только Бог не вмешается, чтобы отвратить естественный ход природы. Чекко заявлял, что может читать мысли человека или предугадать его действия, зная время его рождения, так как никто не мог сделать или подумать что-либо другое, чем то, что было неизбежно в ту или другую минуту благодаря влиянию звезд. Это значило еретически ограничивать вмешательство Бога и освобождать человека от ответственности за свои поступки. Его предсказания о судьбе многих современных правителей исполнились; но так как все эти предсказания были результатом астрологических предвидений, то они заключали в себе запрещенную теорию фатализма. Чекко сделался официальным астрологом Карла Калабрийского; но его уверенность в своем знании и независимость делали его непригодным для придворной жизни. Он удалился от двора и поселился в Болонье, где открыто проповедовал свою науку. Он развил свою теорию в комментариях на «Сферу» Сакробоско. В своих комментариях он поучал, каким образом можно посредством заклинаний заставить злых духов производить чудеса. Применяя свои теории, он составил гороскоп Иисуса Христа и показал, что вся его земная жизнь и страсти были предопределены положением звезд. Подобным же образом Чекко установил, что Антихрист должен придти через 2000 лет после Христа и что он явится в виде храброго воина, окруженного славным воинством, а не людьми робкими, составлявшими силу Иисуса. Это был вызов, брошенный инквизиции. 16 декабря 1324 г. он был вынужден отречься; его принудили выдать свои астрологические сочинения, совсем запретили преподавать свою науку в Болонье, лишили звания магистра; наложили на него епитимьи, посты и молитвы; он должен был уплатить штраф в семьдесят пять лир. Чекко становился раскаявшимся еретиком. Он явился во Флоренцию, принялся снова за свою науку и пустил в обращение экземпляры своих запрещенных сочинений, утверждая, что они были исправлены болонским инквизитором, однако эти сочинения по-прежнему заключали в себе все его ложные учения. Он снова подтвердил запрещенные теории в своей философской поэме «Беспощадность» и пустил в обращение то же учение в ответах своим многочисленным клиентам. В июле 1327 г. он был арестован инквизитором Флоренции, который прекрасно знал, что обвиняемый продолжал проповедовать и применять на деле фаталистическое учение, уничтожавшее свободную волю человека; но инквизиция, как обычно, требовала сознание и для его получения применила пытку. Болонским инквизитором была доставлена копия с постановления и с отречения 1324 г., так что нельзя было сомневаться в повторном падении. С начала дела исход его был неизбежен; приговор был объявлен 15 декабря. Епископ Флоренции послал своего делегата, уполномоченного действовать совместно с инквизитором; к участию в суде было приглашено много высших сановников и экспертов. Среди этих членов судилища были кардинал-легат Тосканский, епископ Аретинский и враг Чекко, канцлер герцога Карла. Чекко был передан в руки светской власти и выдан наместнику Карла во Флоренции. Было приказано в течение двадцати четырех часов выдать все его труды и астрологические сочинения епископу или инквизитору. Чекко был сожжен за городскими стенами.

Астрологическое верование, признающее, что люди, рожденные под известными созвездиями, не могут избегнуть греха, явно еретическое. Не менее еретическим было учение, утверждавшее, что при определенном положении звезд, обратившись с молитвой к Богу, всякий может получить исполнение своих желаний. Шпренгер заявлял, что астрология находилась в тайном договоре с демонами. Из всего этого ясно, что под влиянием все возраставшего враждебного отношения к тайным наукам астрология постепенно стала наукой запрещенной; долгое время бывший спорным вопрос о том, куда относить ее, был, по крайней мере в Кастилии, а затем и во Франции, разрешен. Во Франции астрология была осуждена постановлением, принятым в 1494 г. В 1387 г. Хуан I Кастильский отнес астрологию к числу гаданий, подлежащих наказаниям. Университет пришел к заключению, что астрология, заявляющая претензию на пророчество или приписывающая сверхъестественную силу разумным действиям и вещам, сделанным при известных созвездиях, есть наука ложная и суеверная. Постановление парламента также осуждает астрологию и запрещает обращаться к астрологам или гадателям; типографщики не должны печатать книг, посвященных этому предмету; епископы должны преследовать астрологов.

Вопрос об онироскопии, или толковании снов, являлся трудной проблемой. Фома Аквинский признавал законными гадания по сновидениям, когда последние происходят или от естественных причин, или от божеского откровения, и осуждал их как нечто незаконное, когда сновидения являются следствием дьявольского наваждения.

Так как границы чернокнижия в священной магии были крайне неопределенны, казуистов смущал обычай служить заупокойные обедни по живому человеку с целью вызвать его смерть. В середине XV в. ученый епископ Уенки осуждает этот магический обряд. Тем не менее одна не датированная средневековая рукопись, объявляя подобное действие с целью удовлетворения личной вражды греховным и предписывая отстранить священника от должности, пока он не искупит своей вины, не видит в нем греха, если подобная обедня служится в общественных интересах, так как она свидетельствует о смирении, с которым желают смягчить божий гнев. Обычай служить подобные обедни был довольно распространен, так как исповедникам поручалось спрашивать у исповедующихся, не служили ли они или не заказывали ли подобных обеден. В 1500 г. во время ссоры между епископом Камбрэ и его капитулом декан, прево и каноники самовольно ввели в обедню нечто вроде проклинательной литании (молитвы), составленной из угрожающих мест из псалмов и пророков: совершавший богослужение произносил эти литании, повернувшись спиной к алтарю, а хор детей давал ему реплики. Парижский университет пришел к заключению, что поза священника и ответы хора делают эту обедню похожей на заклинание; поэтому подобные угрожавшие обедни можно служить лишь в крайней опасности, а не против епископа.

В конце XIII в., получив в свое ведение преступления магии, инквизиция установила правила и формулы, которые предназначены были служить руководством для чиновников, и пускали в ход преследование лиц, занимающихся запрещенными науками. Руководство к судопроизводству, опубликованное около 1280 г., содержит образец допроса, охватывающего все мелочи известной в то время магии.

В ведении инквизиции магия стала простой ересью. Инквизиция заботилась только о том, чтобы выяснить учение, на котором магия основывалась; а все ереси были одинаково преступны, независимо от того, в чем они заключались. Еретик-чародей сознанием и отречением всегда мог избежать костра и подвергнуть себя лишь одной епитимье, тогда как светский суд приговаривал только к костру. Инквизиторские приемы всегда умели доводить до признания, и руководства для инквизиторов дают образцы отречения и приговоров. Но во время эпидемии колдовства (XV в.) инквизиция стала искать предлогов отдать на сожжение даже раскаявшиеся жертвы.

Как только инквизиция занялась систематическим искоренением чародейства, оно начало играть все более и более видную роль в предубеждениях людей. Одно из обвинений, выдвинутых против Бонифация VIII в 1303 г. на Луврском собрании, гласило, что папа держал при себе демона, обязанного говорить ему о всех происшествиях, и что сам он был чародей и советовался с гадателями и лжепророками. Около того времени епископу Ковентри ставили в вину, что он обращался за советами к демону. В 1308 г. сеньор Ульма был приведен в Париж по обвинению в том, что пытался извести свою жену чародейственными средствами; женщины, к помощи которых он прибегал в этом деле, были сожжены или зарыты живыми.

После смерти Филиппа Красивого Карл Валуа решил погубить Энгеррана де Мариньи; его обвинили в том, что он приказал сделать восковое изображение, которое должно было вызвать медленную смерть Карла, молодого короля Людовика Сварливого и других лиц. 26 апреля 1315 г. Энгерран был приведен на совет дворян, тщательно выбранных и собранных в Венсенне, осужден к повешению и казнен 30 апреля. В 1312 г. на общем собрании францисканцев был принят статут, запрещавший братьям, под страхом отлучения от Церкви и тюремного заключения, заниматься алхимией, некромантией, гаданием, заклинанием и призыванием демонов и иметь подобные книги.

Папа Иоанн XXII, будучи одним из самых ученых богословов своего времени, глубоко верил в действительность чародейства и страшно его боялся. В 1317 г. он дал полномочия епископу суда судить хирурга-брадобрея Иоанна д'Амана и разных клириков святого дворца, обвиненных в покушении на жизнь первосвященника. Под пыткой все обвиняемые сознались, что воспользовались восковыми изображениями. Они были осуждены и казнены. В 1318 г. Иоанн XXII предписал доминиканскому провинциалу в Леванте назначить особых инквизиторов во все местности, где исповедовалось католичество, для искоренения магии и чародейства. Он приказывал предавать анафеме чародеев и наказывать их как еретиков; сжигать все книги, посвященные магии. В 1330 г. папа приказал прелатам и инквизиторам немедленно закончить находящиеся в производстве дела магов и чародеев и переслать их ему для окончательного решения. Дел о чародействе много было рассмотрено епископской инквизицией в Памье за 1320 и 1321 гг. Реестры Каркассона за 1328 и 1329 гг. упоминают о многих осужденных за это преступление. Инквизиторы начали вводить во все формулы отречения, предлагаемые кающимся еретикам, оговорку, касающуюся чародейства, так что, если покаявшиеся когда-нибудь предались бы ему, их можно было тотчас же сжечь, как рецидивистов.

В июне 1326 г. в Тулузе нашли нескольких чародеев. Их немедленно отправили в Париж, и дело поступило в уголовный суд в Шателэ. В распоряжении суда были все пытки; скорый и строгий суд быстро привел обвиняемых на костер.

Хотя в 1374 г. Григорий XI поручил инквизиции преследовать во Франции все преступления, связанные с чародейством, но парламент, в своем стремлении вмешиваться и духовную юрисдикцию, не выпустил из своих рук этих дел. В 1390 г. парламент постановил, что все дела о чародействе будут подсудны исключительно светским, а не духовным судам. Впрочем, светские судьи рассматривали эти поступки с достаточной строгостью.

В ту эпоху подобные преступления считали вполне доказанными как вследствие признания (большей частью под пыткой) мнимо-виновных, так и вследствие соответственных показаний свидетелей обвинения. Вера в магию сильно развилась в XIV и XV вв. 19 сентября 1398 г. богословский факультет Парижского университета принял двадцать восемь пунктов, которые отныне были непреложною истиною для всех демонологистов; ими воспользовались против некоторых скептиков, которые оспаривали действительность чародейства. Во вступлении говорится о необходимости принять решительные меры, чтобы оградить верных от сетей врага рода человеческого. Университет объявил, что все суеверные обряды, где нельзя логически ожидать помощи Бога или природы, содержат в себе необходимость заговора с Сатаною; он осуждал веру в допустимость призывать помощь демонов, искать их дружбы, вступать с ними в договоры, прибегать к чародейству с добрыми целями или для отвращения враждебного чародейства; что возможно чарами упросить Бога заставить демона внимать молитвам; что разрешается совершать обедню или какую-либо другую службу в целях колдовства; что чудеса, совершенные некогда пророками и святыми, были вызваны подобным же искусством, открытым Богом своим слугам; и что человек может при помощи известных чародеяний достигнуть видения божеской сущности. Университет также отрицал, что изображения из свинца, золота или воска, окрещенные, заклятые или посвященные в известные дни, обладали могуществом, которое им приписывалось магическими книгами; но он же клеймил и неверие людей, отрицавших за магией, заклинанием и призыванием демонов ту силу, которую им приписывали чародеи.

Согласно Герсону, оспаривать существование и деятельность демонов было не только еретично и нечестиво, но могло даже ниспровергнуть весь политический строй жизни. Шпренгер утверждал, что отрицание существования магии может и не быть еретическим, так как это отрицание может происходить от невежества; но такое неверие среди духовенства заслуживает самого серьезного порицания; оно может вызвать «серьезное подозрение» в ереси и иметь своим последствием преследование.

Когда народное легковерие в магию было такими запретами усилено, безумие Карла VI побудило шарлатанов предложить свои услуги. Один священник в 1403 г. похвастался, что ему служат три демона, и взялся в сообществе с тремя другими вызывателями демонов вылечить короля. Им поверили. Они начали произносить заклинания. Но их кривляния не привели ни к чему. Тогда они сознались парижскому прево, что все это был обман, и 24 марта 1404 г. все они были сожжены.

Кардинал Людовик Бурбонский в 1404 г. строго запретил чародейство и гадание и призывал не верить чародеям-обманщикам, вся цель которых очистить карманы своих клиентов. Кардинал строго приказал священникам доносить епископским судьям обо всех этого рода поступках и обо всех лицах, этим занимающихся. Но народ продолжал верить в чародейство.

В Англии в 1407 г. Генрих IV предписал епископам заключать в тюрьму всех колдунов, гадателей, чародеев по суду или без суда, пока они не отрекутся от своих заблуждений или пока король не помилует их. Колдунья из Ей в 1441 г. была замешана в деле, возбужденном против герцогини Глоучестерской, обвинявшейся в том, что она сделала и расплавила восковую куклу, изображавшую Генриха VI. Герцогиня призналась и отделалась легкой епитимьей, заключением в тюрьму и изгнанием в Честер. Секретаря ее повесили; колдунья была сожжена. Все это дело было чисто политическое.

Попытка извлечь политические выгоды из верования в чародейство имела место в 1464 г. во время бракосочетания Эдуарда IV и Елизаветы Вудвиль. Утверждали, что этот брак — результат чар матери Елизаветы Джакетты. В 1483 г. Ричард III утверждал, что «мнимое бракосочетание» Эдуарда IV в 1464 г. было вызвано «чародейством и колдовством со стороны невесты Елизаветы и герцогини Бедфорд».

Самым знаменитым процессом по обвинению в чародействе был процесс маршала де Рэ, проходивший в 1440 г. Утверждали, что маршал убивал беременных женщин и детей, чтобы писать их кровью заклинания, обеспечивавшие ему богатство и счастье.

Ничье положение в XV в. во Франции не казалось более блестящим, чем положение Жиля де Рэ. Он родился в 1404 г. и происходил из знаменитого рода Монморанси и Краон; он был в родстве со всеми знатными фамилиями Восточной Франции; по владению Рэ он был первым бароном Бретани. Его собственные владения были обширны, а когда он женился на богатой наследнице, то мог считаться самым могущественным и богатым сеньором Франции. В двадцать два года он поступил на службу к Карлу VII, дело которого казалось безнадежно потерянным; он содержал на свой счет отряд воинов и упорно сопротивлялся англичанам. Когда появилась Жанна д'Арк, ему было дано специальное поручение охранять Девственницу; со дня освобождения Орлеана и до неудачи под Парижем он был все время около Жанны. Во время коронационного торжества в Реймсе он был в двадцать пять лет возведен в звание маршала Франции, а в сентябре того же года получил разрешение окружить свой герб королевскими лилиями.

Этот человек был на редкость образованный. Его неутомимая любознательность и жажда к знанию побуждали его собирать книги в ту эпоху, когда редкий рыцарь умел подписать свое имя.

В 1433 г. он покинул двор и поселился в своих владениях, где жил пышно и беззаботно, прокучивая свое состояние и продавая одно за другим имения гораздо дешевле их стоимости. Большая часть их попала в руки его сюзерена герцога Бретонского; но Жиль де Рэ оставил за собой право выкупить их во всякое время в течение шести лет: он рассчитывал вскоре вновь стать несметно богатым и могущественным. Для этого он искал философский камень, который должен был дать ему безграничную власть и богатство. С этой целью его агенты разыскивали искусных колдунов и алхимиков; де Рэ был игрушкой в руках целой толпы бесстыдных шарлатанов, которые в нем постоянно поддерживали убеждение, что работа в его замке Тиффож скоро увенчается успехом; но неожиданное прибытие дофина Людовика заставило его остановить работу; правда, алхимия не была причислена к числу запрещенных наук, тем не менее занятия ею казались подозрительными, и Людовик не был из тех, кому Жиль де Рэ мог бы доверить свою тайну. Алхимия, хотя и считалась наукой, была почти всецело связана на практике с некромантией; немногие алхимики считали себя способными достигнуть успеха без помощи демонов. У главного чародея Жиля, Франческо Прелати, как выяснили впоследствии, был помощником черт по имени Баррон, которого он всегда легко вызывал, когда был один, но который никогда не показывался в присутствии Жиля. Однажды, по просьбе Прелати, демон разбросал по комнате слитки золота, но запретил чародею дотрагиваться до них в течение нескольких дней. Когда слух об этом чуде дошел до Жиля, он пожелал увидеть его. Прелати повел его в свою комнату. Но, открыв дверь, закричал, что в ней извивается большая зеленая змея ростом с собаку; Жиль и Прелати поспешно убежали. Жиль взял чудотворный крест и пожелал снова вернуться в комнату чародея; но Прелати внушил ему, что это только увеличит опасность, и Жиль отказался от своего намерения. В конце концов, злой демон изменил золото в мишуру, которая в руках алхимика скоро превратилась в красноватый порошок. Тщетно Жиль давал Прелати подписанные его собственной кровью обязательства слепо повиноваться ему, если он даст ему три дара: знание, богатство и могущество; Баррон не принял ни одного договора и потребовал от Жиля жертвы: части тела ребенка. Жиль поторопился положить в вазу руку, голову, глаза и кровь ребенка и передал Прелати, чтобы тот принес все это в жертву Баррону. Но демон продолжал гневаться, и Прелати сказал, что он похоронил отвергнутую жертву на освященной земле. Хотя Жиль в своих занятиях некромантией принес в жертву бесчисленное множество детей, однако в его процессе упоминается только о выше приведенном факте; частое упоминание его в свидетельских показаниях показывает, что обвинение придавало ему особое значение.

Жиль мог бы долго и безнаказанно производить свои смертоносные опыты, если бы герцог Бретонский и его канцлер — епископ Нантский не нашли более выгодным для себя отправить его на костер. Оба они имели в своих руках земли, отчужденные Жилем; они могли получить что-либо при конфискации имущества. Но напасть на страшного барона было не так-то легко; нужно было, чтобы Церковь повела его дело, так как гражданская власть не смела ополчить против себя всех баронов герцогства. Буйный нрав Жиля скоро дал его врагам желанный предлог.

Маршал продал замок и поместье С.-Этьен де Мальмор казначею герцога и передал владение брату покупателя Жану де Феррону, имевшему тонзуру, носившему духовную одежду и пользовавшемуся неприкосновенностью духовного лица. Между ним и Жилем возникли какие-то недоразумения. На Троицын день в 1440 г. де Рэ привел в С.-Этьен шестьдесят вооруженных человек, Жан был в церкви. Жиль и его люди ворвались в алтарь. Жана принудили вернуть замок. Жиль оставил в замке гарнизон, увез Жана и заключил его и тюрьму в Тиффоже, заковав в цепи.

За этот поступок по обычному праву Бретани судили гражданским судом; но герцог приказал взять замок и пленников. Возмущенный этим неожиданным вмешательством, Жиль дурно обошелся с посланниками герцога, который быстро собрал войско. Брат герцога осадил замок Тиффож, и Жиль был вынужден освободить пленников. Выразив свою покорность, он решился в июле отправиться к герцогу в Жосселен. Прелати вопросил своего демона и объявил Жилю, что он может смело ехать к своему сюзерену. Принятый ласково, маршал чувствовал себя настолько безопасно, что даже в Жосселене умертвил нескольких детей и вызывал демона через Прелати.

В то время как государственные власти не решались напасть на виновного, Церковь деятельно готовила Жилю гибель. 30 июля канцлер, Нантская епископия которого заключала в себе владения Рэ, известил частным образом, что в течение последнего посещения он и его комиссар удостоверились, что Жиля открыто называли убийцей большого числа детей, на которых он удовлетворил предварительно свои страсти; говорили, что маршал вызывал демона ужасными обрядами, что он заключал договоры с дьяволом и т. п. Восемь свидетелей были названы по именам, в числе их было семь женщин, жительниц Нанта. Из их показаний видно, что они лишились детей и винят в этом Жиля. Похищение детей никоим образом не подлежало всецело духовному суду.

Тем не менее 13 сентября епископ послал Жилю приказ явиться на епископский суд 19 числа. В повестке были перечислены злодеяния, указанные в доносе, с многозначительным добавлением: «и другие преступления и проступки, заставляющие подозревать ересь». Повестка на другой же день была вручена Жилю в собственные руки; обвиняемый не выказал никакого сопротивления. Очевидно, какие-то тревожные слухи уже распространились, так как два главных советчика и наперсника маршала бежали в безопасное место. За исключением этих двух лиц, все доверенные слуги и поставщики Жиля, мужчины и женщины, и Прелати были арестованы и приведены в Нант. 19 сентября маршалу был дан частный допрос в присутствии епископа. Обвинитель выставил де Рэ еретиком. Жиль пожелал оправдаться перед епископом или другим духовным судьей. Ему на 28 сентября назначили явку перед епископом и вице-инквизитором Нанта.

В день судебного присутствия 28 числа были выслушаны десять свидетелей, которые сообщили много подробностей по делу о пропаже их детей. Жиля на суде при этом не было, продолжение дела было отложено до 8 октября.

Заседание 8 октября началось при страшных криках несчастных родителей, призывавших правосудие на того, кто похитил их детей.

В заседании 8 октября обвинитель представил на словах перечень обвинительных пунктов. Жиль апеллировал на этот суд, но апелляцию отвергли, даже не предложив подсудимому помощи адвоката или нотариуса для написания ее по форме. Обвинитель принес присягу говорить правду и воздерживаться от всякой лжи и просил, чтобы и с Жиля была взята такая же присяга, как это требовалось по закону. Но Жиль упорно отказывался, несмотря на четырехкратное требование и угрозу отлучения от Церкви. Он не принимал никакого участия в этих прениях и лишь утверждал ложность всех обвинений.

Положение еще ухудшилось на заседании 13 числа, когда обвинение было изложено письменно в виде списка в сорок девять пунктов. Епископ и инквизитор спросили Жиля, что он может сказать в свою защиту; обвиняемый заявил, что не признает над собой суда этих людей, подал на них апелляцию и не будет отвечать на предъявленные обвинения. Затем он клеймил своих судей как симонистов и преступников. Жиль заявил, что обвинительный акт сплошная ложь, и отказался дать формальный ответ. Тогда после нескольких предупреждений епископ и инквизитор объявили его мятежным и отлучили от Церкви. Он снова подал апелляцию; она была отвергнута, и подсудимому дали сорок восемь часов на подготовку к защите.

Обвинительный акт, очень длинный и подробный, свидетельствует, что к этому времени успели вырвать у слуг Жиля серьезные признания. Впервые в этом акте упоминается святотатство и нарушение неприкосновенности духовного лица в С.-Этьене; обвинение в убийстве детей упоминается только как факт побочный и связанный с другими преступлениями; между тем было собрано все, что можно было поставить ему в вину, до его излишества в столе включительно, которое вызывало его остальные бесчинства. Ловко воспользовались его мимолетными порывами раскаянья и его обещаниями исправиться, чтобы представить его еретиком-рецидивистом и отнять у него всякую надежду на спасение. В заключение обвинитель распределил обвинение между двумя судами. Епископ и инквизитор должны были вдвоем судить вероотступничество и призывание демонов; а епископ один должен был вынести приговор по обвинениям в противоестественных преступлениях и святотатстве, так как это было неподсудно инквизиции. Об алхимии не было упомянуто ни слова; она не причислялась к запрещенным наукам.

Когда через день, 15 числа, Жиля привели на суд, то это был уже совсем другой человек. Очевидно, он понял из обвинительного акта, что его слуги были принуждены выдать его и дальнейшее упорство приведет только к пытке. Он смиренно признал судьями епископа и инквизитора. Преклонив колени, он просил прощение за нанесенные им оскорбления и умолял, чтобы с него сняли отлучение от Церкви. Он даже в общих словах сознался в преступлениях, в которых его обвиняли. Но когда ему предложили отвечать на пункты, он тотчас начал отрицать, что когда-либо вызывал или приказывал вызывать злого духа; правда, он занимался алхимией, но готов отдать себя на сожжение, если вызванные свидетели, показания которых он признавал заранее, докажут, что он вызывал демонов, заключал с ними договоры или приносил им жертвы. Что касается других обвинений, то он отрицал их, как ложные, но предложил обвинителю привести свидетелей и соглашался принять их показания, как окончательные. Однако он отказался от своих слов, когда были введены его слуги, агенты, Прелати и две его поставщицы и им в его присутствии предложили принести присягу. Прелати дал массу подробностей относительно некромантии, и трудно понять, как этот некромант, вполне заслуживший костра, избежал всякого наказания; то же можно сказать и о многих подсудимых. Интересно отметить отсутствие обычной формулы, что эти признания или показания слуг и агентов сделаны без насилия, не под страхом и без подкупа. В заседании 20 октября снова спросили Жиля, не желает ли он представить какие-либо замечания; он ответил отрицательно. Он просил немедленного обнародования свидетельских показаний, собранных против него, и когда ему прочли показания его соучастников, заявил, что принимает их. Обвинитель просил епископа и инквизитора допросить Жиля, чтобы более полно осветить истину. Было решено применить пытку.

21 октября епископ и инквизитор приказали ввести обвиняемого и подвергнуть его допросу. Но Жиль попросил отсрочки до следующего дня. Он просил также, чтобы епископу С.-Бриёка и высшему магистру Бретани поручили допросить его и выслушать признание не в застенке. На последнюю просьбу судьи согласились, но отсрочку дали только на два часа. Признание, сделанное после полудня Жилем, было дано им «свободно и. добровольно без всякого давления».

Жиль сразу сознался перед назначенными судом комиссарами во всех преступлениях, в которых его обвиняли. Высший магистр просил обвиняемого объяснить, что побуждало его к подобным ужасным преступлениям. Жиль вскричал: «Поистине, не было никаких других поводов или намерений, кроме желания удовлетворить свои страсти. Я признался вам в вещах, более тяжелых, чем эти, и сознался вам столько, что можно десять тысяч человек приговорить к смерти!» Председатель не настаивал более на этом, но послал за Прелати. Каждый соучастник добровольно подтвердил показания другого; затем они, горячо простившись, расстались со слезами.

На другой день, 22 октября гордый и надменный барон выразил желание, чтобы его признание было прочтено всенародно, дабы этим смирением он мог заслужить прощение от Бога. Он добавил к своему сознанию новые подробности о совершенных им жестокостях. Обратившись к присутствующим с убеждением относиться к Церкви с уважением и послушанием, он умолял их со слезами молиться за него и просил прощение у родителей, детей которых убил.

25 октября он должен был выслушать приговор. После совещания епископа и инквизитора с экспертами были прочтены оба постановления. Первым, вынесенным обоими судьями, Жиль осуждался как еретик в вероотступничестве и призывании демонов, за что подлежал отлучению от Церкви и другим наказаниям согласно каноническому праву. Второй приговор был вынесен одним епископом; обвиняемый осуждался за преступления против природы, за святотатство и нарушение неприкосновенности лиц духовного звания. Ни в одном из этих двух приговоров не указывалось наказание, а так как осужденный не был объявлен рецидивистом, то его нельзя было передать в руки светской власти; по-видимому, находили лишним накладывать на него какое-либо духовное наказание, так как светский суд вел следствие, исход которого не подлежал сомнению. Духовный суд не затронул обвинение в убийстве и предоставил это светскому суду, как единственно компетентному в делах подобного рода. По прочтении приговоров осужденного спросили, желает ли он вступить в лоно Церкви. Он ответил, что никогда не знал, что такое ересь, и никогда не впадал в это преступление; но так как Церковь признала его виновным, то он смиренно просит воссоединения с Церковью; он молил об отпущении грехов, которое было дано ему. Тот факт, что Жиль, осужденный за ересь, был прощен без того, чтобы формально принести отречение, ясно свидетельствует, что епископ и инквизитор заботились только о том, как бы достигнуть тайной цели.

Из Тур-Нев, где происходили заседания духовного суда, Жиль сейчас же перешел на суд светский, заседавший в Буффэ. Последний начал свое расследование 18 сентября сбором свидетельских показаний об умерщвлении детей. Жиль немедленно сознался во всех преступлениях, указанных в обвинительном акте. После этого председатель спросил мнение членов суда, и все единогласно высказались за смертную казнь. Преступник подлежит денежным штрафам, которые должны быть обращены на его имущество и земли. В наказание за свои преступления Жиль должен быть повешен и сожжен. Казнь была назначена на другой день.

По бретонским законам казнь преступника влекла конфискацию его движимого имущества в пользу имеющего судебную власть сеньора; но на недвижимое имение нельзя было наложить запрещение. Во всех случаях обвинение в ереси влекло за собою конфискацию всего имущества и лишало два поколения потомков гражданских прав. Жиль был признан еретиком, но вердикт светских судей неясен в отношении конфискации. Обычное в подобных случаях ограничение прав не распространилось на потомков Жиля. Можно ввиду низких интересов, которые лежали в основании этого дела, сомневаться в искренности процесса и осуждения.

Если историк думает, что в этом исключительном деле непроницаемая тайна скрывает еще истину, то крестьяне Бретани нисколько в ней не сомневались. В их глазах Жиль был воплощением жестокости и бессердечия. В Бретани, Вандее, Анжу и Пуату, где находились владения ужасного барона, предание рассказывает, что демон изменил в яркосиний цвет чудный русый цвет бороды Жиля, которою он гордился, и в глазах крестьян повсюду, в Тиффож, в Шантосэ, Маникуль, Синяя Борода представляется владельцем замка, где Жиль царствовал над их предками.