Глава 7. ЧЕХИЯ

Чехия составляла часть большой майнцской архиепископии, которая плохо наблюдала за столь удаленным округом. В такой сравнительно независимой Церкви, естественно, было открытое поле для деятельности еретических миссионеров. Вальденская ересь уже сравнительно рано распространилась среди чехов.

Пассауский инквизитор около середины XIII в. описывает цветущее положение вальденских церквей в Австрии, вдоль чешской и моравской границы. На западе еретики были в ратисбонской епархии. Иннокентий IV пригласил в 1245 г. венгерских прелатов помочь искоренять ересь, так как не рассчитывал на духовенство Чехии, и так как там не было еще инквизиции. Иннокентий утверждает, что ересь распространилась здесь широко не только среди простого народа, но также среди князей и вельмож. Всех последователей ереси папа отлучил от Церкви; земли их были конфискованы в пользу первого пришельца; всякий, кто после отречения снова впадет в ересь, строго, согласно с канонами, будет выдан без суда в руки светской власти. В 1257 г. король Пржемысл Отокар II просил Александра IV помочь ему подавить ересь, которая все продолжала распространяться; ответом на эту просьбу было введение инквизиции в Чехии. Полномочия инквизиторов на Чехию и Моравию получили от папы два францисканца. Следов их деятельности не сохранилось. В 1301 г. пражский синод отметил быстрое распространение ереси и всем приказывал доносить обо всем, им известном, епископским инквизиторам. Так что до этого времени, очевидно, применявшиеся в других местах законы о розыске и наказании еретиков в Чехии не применяли.

В 1318 г. пражский епископ был вызван Иоанном XXII в Авиньон по поводу обвинений, возведенных на него вышеградским каноником в соумышлении ереси. Каноник утверждал, что еретики были многочисленны и хорошо организованы. На основании того, что каноник доносил об их верованиях, можно заключить, что они были одновременно вальденцами и луциферианами. В это время луциферианизм процветал в Австрии, откуда проник в Чехию. Две эти ереси вполне уживались в стране. Епископ разрешил своим инквизиторам применять к этим еретикам строгие меры только по настоятельному требованию короля Иоанна Люксембургского. Четырнадцать из обвиняемых были признаны виновными и выданы светской власти; но вмешался епископ и велел выпустить их на свободу, за исключением врача Ричарда, оставшегося в тюрьме. Епископ лишил милости инквизиторов, которые были его личными агентами, а не папскими делегатами. Все это было со стороны прелата огромным преступлением; и он поплатился за это многими годами плена в Авиньоне. Возможно, одной из причин нападок на него было его враждебное отношение к францисканцам.

Таким образом, внимание папства было привлечено существованием ереси в Восточной Европе и неудовлетворительностью местной организации, предназначенной бороться с ересью. Были приняты меры к введению святого трибунала. В 1318 г. Иоанн ХХII назначил доминиканца и францисканца инквизиторами краковской и бреславльской епархий; одновременно с этим в Чехию и Польшу были назначены инквизиторы доминиканец и францисканец. Духовным и светским властям было приказано помогать им по их первому требованию. Польша, несомненно, не менее Чехии нуждалась в надзоре инквизиторов, так как краковский епископ был так же нерадив, как и его пражский коллега, и в 1319 г. он получил от Иоанна XXII строгий выговор за мягкость и небрежность, благодаря которым еретики сделались дерзкими в его епархии. В 1327 г. Иоанн приказал доминиканскому провинциалу Польши назначить инквизиторов, чтобы остановить волну ереси, шедшую с Запада. Германия и Чехия высылали монаховмиссионеров. Король Владислав приказал правителям своих городов всемерно помогать инквизиции.

Энергичная деятельность преследователей увенчалась успехом. Среди еретиков были и Братья Свободного Духа, но большинство их составляли вальденцы, у которых была в Чехии прекрасно организованная Церковь, высылавшая проповедников в Моравию, Саксонию, Силезию и Польшу. Инквизиторы, назначенные Иоанном XXII, приняли энергичные меры к подавлению ереси. В 1330 г. городами, наиболее зараженными ересью, были Сааз и Лон. Еретиков было много в Праге и ее окрестностях. Поэтому в 1335 г. Бенедикт XII назначил францисканца инквизитором в Ольмюцскую епархию, а доминиканца – в Пражскую. Всем прелатам было приказано оказывать им содействие, а королю Иоанну и его сыну, будущему императору Карлу IV, управлявшему королевством, папа предложил обнажить меч против врагов веры. Инквизитор в Праге был деятелен: в 1344 г. в его руках находилось несколько конфискованных домов.

В польской провинции Силезии ересь и преследование развились широко. Епископ Бреславльский назначил инквизиторами доминиканцев и францисканцев, усилиями которых в 1315 г. в Швейднице было сожжено пятьдесят человек; также были аутодафе в Бреславле, Нейссе и в других местах. Это преследование не прекратило враждебного отношения народа к Церкви; немного позднее там появился ересиарх Иоанн Пирна, который открыто учил, что папа – антихрист, а Рим – вавилонская блудница и синагога сатаны. Городские власти и народ приняли в Бреславле его учение. В 1341 г. в Бреславль был назначен из Кракова инквизитор, которому было поручено уничтожить эту ересь. Еретики подняли население против инквизитора; последний был убит. За это преступление на жителей наложили унизительную епитимью, а кости Иоанна Пирны были вырыты и сожжены. Силезия осталась центром ереси, которую сменявшие друг друга инквизиторы, епископские и папские, не могли уничтожить.

В 1344 г. Прага была отделена от далекого Майнца и образовала самостоятельную архиепископию; Карл, в то время маркграф Богемский, назначил архиепископом Арнеста из Пардубиц. Через два года Карл был избран избирателями Трира и Кельна императором Священной Римской империи в противовес Людовику Баварскому, как опора папства; месяц спустя Карл вступил на чешский трон. В 1347 г. в Праге был основан университет. Расположение папы и императора немедленно придало этому учреждению особый блеск. Архиепископ Арнест занял пост канцлера, кафедры были заняты учеными схоластиками; студенты стекались со всех концов Европы, и вскоре этот университет соперничал по числу студентов и по своей известности с более старыми университетами Оксфорда, Парижа и Болоньи.

Чехия во вторую половину XIV в. была одним из самых свободных, просвещенных и богатых королевств Европы. Но и нигде духовенство не было так испорчено и не отличалось более светским характером; процветали все злоупотребления, которые только были возможны при неприкосновенности лиц духовного звания. В 1344 г. Климент VI обратился к Арнесту, в то время еще только пражскому епископу, с посланием, в котором обращал внимание прелата на чересчур частые злоупотребления и скандалы в его епархии. В те же годы и в Германии, и в Чехии Церковь постоянно подвергалась поборам со стороны курии для восполнения ее собственных расходов. И папам в этих условиях приходилось считаться с неудовольствием, порожденным поборами, а также с общим усилившимся убеждением, что именно продажная и испорченная римская курия стала очагом заразы для всей Европы.

Чехия была страною для пап особенно опасной, глубоко зараженной ересью. Архиепископ Арнест сейчас же после своего избрания приступил к решительному исправлению нравов своего духовенства и искоренению ереси. В последнем ему много помогал Карл IV, этот «император попов». Арнест часто собирал синоды и учредил институт «Корректоров», на обязанности которых лежало посещать разные местности провинции и карать всякого, отступившего от истинной веры; он учредил также епископскую инквизицию, назначением которой было преследование и уничтожение ереси. Архидиаконам было приказано предпринять лично, или через деканов, или через приходских священников тщательное расследование в их епархиях, не возбуждая подозрения виновных; о всяком, кто будет найден виновным или подозреваемым в ереси, необходимо сейчас же донести архиепископу или инквизитору. Подобные же инструкции были снова изданы в 1353 г.

После смерти Арнеста в 1364 г. его преемник Иоанн проявил не меньшую бдительность, как это видно из бывших при нем синодов в 1366 и 1371 гг. В 1381 г. епископ Иоанн в качестве папского легата на свою провинцию и на епархии Ратисбона, Бамберга и Мейсена на соборе в Праге отмечал успех вальденцев и бегардов. Он резко порицал епископов, которые по небрежности или по скупости не назначали инквизиторов, и грозил, что сам назначит в своих епархиях инквизиторов.

В стараниях уничтожить ересь действовала только епископская инквизиция; по крайней мере ни до, ни после 1372 г. в Чехии не было еще папской инквизиции. Умственное движение, вызванное Пражским университетом, порождало много людей, замечательных не только по своей эрудиции и благочестию, но и по той смелости, с которой они нападали на пороки Церкви и подвергали сомнению существенные вопросы догматического учения. Появление этих предшественников Гуса показывает, насколько на население Чехии влияло вальденское учение.

Первым из этих предшественников был Конрад Вальдгаузенский, умерший в 1369 г. Он был строгий католик, но в своих речах обличал пороки духовенства и нищенствующих монахов. Милич из Кремзира, который в 1363 г. занял должность частного секретаря императора, смело нападал на преступления духовенства и народа. Чтобы избавиться от этого противника, белое духовенство донесло на него императору и архиепископу; но из этого ничего не вышло. Тогда составили против него обвинительный акт из двенадцати пунктов и послали его папе, и в январе 1374 г. Григорий XI издал буллы, в которых Милич объявлялся закоснелым ересиархом и ему ставилось в вину, что он наполнил своими заблуждениями всю Чехию, Польшу и Силезию. По словам обвинителей, Милич проповедовал, что антихрист уже пришел, что Церковь мертва и что папы, кардиналы, епископы и прелаты не видят истины. Против Милича было возбуждено инквизицией преследование. Тогда он подал жалобу папе. В пост 1374 г. он прибыл в Авиньон, без труда доказал свою невиновность, и 21 мая ему было разрешено проповедовать среди кардиналов. Умер он 29 июня до опубликования окончательного оправдательного решения.

Дух мятежа и волнения не ограничился одним разоблачением злоупотреблений духовенства; некоторые стали подвергать сомнению догмы, порождавшие их. Лучшим выразителем этого направления был Матвей из Янова, который начал проповедовать такие ереси, что его не могло защитить от преследования даже покровительство самого епископа. На синоде 1389 г. он был вынужден публично отречься от того, что он видел идолопоклонство в иконах, отрицал мощи и значение предстательства святых, настаивал на необходимости ежедневного причастия для всех. Ему было запрещено на шесть месяцев проповедовать и исповедовать всюду кроме своей приходской церкви.

На том же синоде священник Андрей должен был также отречься от еретического ученья об иконах; священнику Иакову на десять лет запретили проповедь за то, что он еще более дерзко проповедовал подобные же учения, добавляя, что утверждения святых отцов Церкви не заслуживают никакого доверия. Дорогу к близкому восстанию прокладывали еще и другие: Генрих Ойта, Фома Штатный, Ян Стекно и Матвей Краковский.

Мало-помалу человеческая мысль освобождалась, и когда в 1393 г. в Праге проповедовали папскую индульгенцию, настоятель церкви Св. Мартина в Альтштадте, Венцеслав Роль, осмелился заявить, что это простой обман. Подобное положение вещей было весьма благоприятно для развития вальденской ереси. Миссионеры, пришедшие из Чехии, основали вальденские общины в Бранденбурге и Померании. Один хорошо осведомленный писатель говорит в 1395 г., что этих еретиков насчитывали тысячами в Тюрингии, Мейсене, Чехии, Моравии, Австрии и Венгрии, хотя тысячи из них были в течение двух лет обращены в местностях, находившихся между Тюрингией и Моравией.

В то время, когда Чехия была театром волнения, подобные же движения зародились в Англии. Со дня установления при Григории VII теократии никогда иерархии не грозила большая опасность, как с выступлением Уиклифа. Впервые выдающийся ученый богослов и философ, а не простой монах или крестьянин, решился поднять вопрос о господстве Церкви в земной и загробной жизни ее членов. Он указывал на противоречия между Св. Писанием и официальным учением Церкви и поведением духовных лиц.

Тайна влияния Уиклифа в том, что все выводы его были результатом горячего и кропотливого искания истины; он не щадил ни князей, ни прелатов. Все, от крестьянина до схоластика, признавали в нем своего вождя. Деятельность Уиклифа продолжалась довольно долго. Простые вальденцы Испании и Германии стали с этого времени известны под общим именем уиклифитов. Но сохранилось его учение благодаря его чешским последователям, на родине же ересиарха, в Англии, его труды были уничтожены общими усилиями Церкви и государства.

Ересь Гуса была почти точным воспроизведением учения Уиклифа. Года через четыре после смерти Уиклифа, в 1388 и 1389 гг. были составлены против учеников покойного обвинения из двадцати пяти пунктов; написанные ими на английском языке опровержения представляют краткое изложения учения. Пункты его учения касались вопросов контроля Церкви над душами и участью верующих и злоупотреблений, проистекавших из мирских интересов и распущенности духовенства.

Учение Уиклифа уничтожало всякую идею о предстательстве человека, о молитвах святым, об оправдании добрыми делами, одним словом, все, что выдвинула Церковь, чтобы взять в свои руки и продавать вечное спасение. Уже в 1377 г. Григорий XI приказал возбудить преследование против Уиклифа, как против еретика. Но в силу политического положения страны все усилия привести в исполнение эти распоряжения не имели успеха. Уиклиф не был даже ни разу отлучен от Церкви и умер спокойно в своем Лёттеруортене 31 декабря 1384 г. Рим не предпринимал никаких новых действий, пока не возник вопрос о ереси Уиклифа в Праге. В 1409 г. папа Александр V приказал архиепископу Збинку запретить распространение заблуждений и чтение книг Уиклифа; но тем не менее когда в 1410 г. Иоанн XXIII передал еретические сочинения на рассмотрение комиссии из четырех кардиналов, а последние пригласили для этого целое собрание богословов, то большинство высказалось, что архиепископ Збинек, сжегши эти книги, не достиг ничего. Формальное и решительное осуждение было произнесено только в 1413 г. на Римском соборе, а затем на Констанцском соборе 1415 г. Уиклиф был объявлен ересиархом, было приказано вырыть его останки, и заблуждения его были заклеймены авторитетом вселенской Церкви.

Гус, во всем следовавший Уиклифу, до конца мог верить в подлинность ложных грамот, принесенных в 1403 г. из Праги, в которых оксфордский университет объявлял Уиклифа прекрасным католиком; он мог также вполне чистосердечно утверждать, что книги Уиклифа постоянно читали и изучали в стране и Парижском университете с 1390 г.

До этого времени никто из чехов не пошел так далеко, как смелый англичанин; однако многие следовали потому же пути, не говоря уже о тех, кто тайно исповедовал вальденскую ересь, а также и о массе немецкого населения, возмущенного продажей духовных мест и торговлей индульгенциями.

Движение, которое с середины столетия шло в Чехии, все усиливаясь, получило новый толчок, когда стали читать и распространять в бесчисленных списках сочинения Уиклифа. В одной рукописи Венской библиотеки перечислены девяносто его сочинений, известных в Чехии, и остатки многотомных трудов Уиклифа, большая часть которых была в Англии уничтожена, следует искать в этих немецко-славянских землях. Со временем Уиклифа стали почитать как пятого евангелиста. Насколько велико было его прямое влияние, видно из той точности, с какой Гус воспроизвел до мельчайших подробностей учение Уиклифа.

Ян из Гусинца, более известный под именем Гуса, бывший главным представителем и первым мучеником уиклифизма в Чехии, родился, как полагают, в 1369 г. и вследствие бедности своих родителей должен был рано начать зарабатывать на жизнь. В 1393 г. он получил степень бакалавра свободных наук, в 1394 г. бакалавра богословия, в 1396 г. степень магистра свободных наук; но степени доктора он не имел никогда, хотя уже в 1398 г. он был лектором университета. В 1401 г. он стал деканом богословского факультета, а в 1402 г.- ректором. Его первые шаги не позволяли думать, что из него выйдет реформатор; в 1392 г. он истратил свои последние четыре гроша на покупку индульгенции, не оставив себе ничего на иную еду, кроме черствого хлеба. В 1400 г. он был посвящен в священники, а через два года назначен проповедником в Вифлеемской часовне, где благодаря своему красноречию вскоре сделался духовным руководителем народа. Немного позднее он начал изучать сочинения Уиклифа и сильно почувствовал пороки испорченной церкви; а когда в 1403 г. архиепископ Збинек из Гасенбурга назначил Гуса проповедником на ежегодных синодах духовенства, то он обратился к собравшемуся духовенству с резкими упреками по поводу его развратной и дурной жизни, вызывавшей к нему ненависть и презрение всех людей. В 1407 г. после особенно резких нападок духовенство пришло в ярость и пожаловалось на Гуса архиепископу Збинку; Гус лишился места проповедника. В это время он был признанным главою партии, старавшейся очистить Церковь и вернуть ей древнюю простоту. Около него сгруппировались люди ученые и выдающиеся своим благочестием: Стефан Палеч, Станислав из Цнаима, Ян из Есинца, Иероним Пражский и др. Гус по своим умственным дарованиям стоял ниже некоторых своих соратников, но его неустрашимый характер, несокрушимая прямота, чистота жизни и мягкость характера вызывали к нему огромные симпатии народа, непререкаемым авторитетом для которого вскоре он сделался.

Старая вражда и ненависть между немцами и чехами обостряли религиозный спор. Благодаря своим порокам и гнету духовенство не пользовалось уважением у народа; с жадностью люди слушали горячие нападки Вифлеемского проповедника; и учение Уиклифа, подрывавшее все основы иерархической системы, принималось как непреложная истина и распространялось среди всех слоев общества. Король Венцеслав и королева София готовы были оказать им всякую поддержку.

Духовенство и его друзья не могли спокойно позволить лишить себя привилегий и богатств. Проповедников, обличивших пороки духовенства, заключили в тюрьму как еретиков и изгнали. Против сочинений Уиклифа было поднято ожесточенное преследование. Слабой стороной этих сочинений с богословской точки зрения было учение о пресуществлении (превращении хлеба и вина в плоть и кровь Христа). Хотя Гус и его ученики и не приняли этого учения, но все же оно оставалось слабым местом, где легко было произвести нападение. Синод 1405 г. самым решительным образом подтвердил учение о пресуществлении; всякий, несогласный с этим, был объявлен еретиком и на него приказано было доносить архиепископу, чтобы тот наказал его. В 1406 г. это было снова подтверждено в еще более угрожающей форме, откуда можно заключить, что теории Уиклифа имели упорных защитников; это засвидетельствовано также и небольшим трудом Фомы Штатного, написанным в 1400 г. Уже в 1403 г. университет формально осудил двадцать пять положений, извлеченных из сочинений Уиклифа. По поводу этих книг возник ожесточенный спор. В 1408 г. осуждение было подтверждено; в 1410 г. архиепископ Збинек торжественно сжег во дворе своего дворца двести экземпляров запрещенных книг.

В борьбе против уиклифитов король Венцеслав благоразумно остался нейтральным; в 1408 г. он склонил университет послать депутацию кардиналам, которые не повиновались ни Бенедикту XIII, ни Григорию XII. Среди депутатов находились Стефан Палеч и Станислав Цнаимский, но в Болонье депутация в полном ее состав попала в руки папского легата Бальтасара Косса (впоследствии папы Иоанна XXIII), который всех депутатов заключил в тюрьму как подозреваемых в ереси, и только с большим трудом удалось добиться их освобождения. Это охладило рвение Стефана и Станислава; они из самых горячих друзей Гуса стали его самыми опасными и неумолимыми врагами.

В этом деле университет не пошел навстречу желаниям короля. Гус воспользовался недовольством Венцеслава, чтобы вызвать революцию в университете, который до этого времени более всех мешал его проектам реформы. Университет, как обычно, был разделен на четыре национальности, из которых каждая имела голос, и, таким образом, голоса иностранцев всегда подавляли голос чехов. Было решено поэтому ввести порядок Парижского университета, где французы располагали тремя голосами, а все иностранцы вместе – одним. Нерешительность Венцеслава затянула решение, и король подписал указ только в январе 1409 г. Тогда профессора и студенты-немцы поклялись или добиться отмены этого указа, или покинуть университет; все их протесты не привели ни к чему, и они, покинув Прагу, основали свой университет в Лейпциге и распространили по всей Европе слух, что Чехия – гнездо еретиков. Уиклифизм беспрепятственно стал распространяться на всю страну. Тщетно Александр V и Иоанн XXIII приказывали Збинку уничтожить ересь; тщетно воинственный прелат созывал собрания и издавал грозные указы. Збинек, в конце концов, отказался в 1411 г. от своей неблагодарной кафедры и вскоре умер.

Новый архиепископ Альбик из Уничова, бывший до этого врачом Венцеслава, был совершенно неспособен бороться с новым учением. Он в 1413 г. отказался от своих обязанностей. Его преемник Конрад из Вехты после некоторого колебания связал свою судьбу с судьбою сторонников Гуса. Во время этих волнений в Праге основалась папская инквизиция, но и она в гуситском движении не заметила ничего такого, что требовало бы ее вмешательства. Однако она была в состоянии действовать против вальденцев и других признанных еретиков. Когда в 1408 г. король Венцеслав приказал архиепископу Збинку произвести тщательный розыск ереси, то священник церкви Св. Духа в Праге Николай из Виллемоница был осужден как еретик инквизиторами и заключен в тюрьму за утверждение, что он может с разрешения Христа проповедовать без разрешения епископа. Гус вступился за узника, но освобождение его было отложено, так как он отказался на Евангелии подтвердить клятву, данную им перед Богом.

Ян Гус

Одним из обвинений, выставленных против Гуса в Констанце, было проявление им расположения к вальденцам и другим еретикам. Однако, предпринимая свое роковое путешествие в Констанц, Гус получил от папского инквизитора, епископа Назаретского Николая, официальное удостоверение, заверенное нотариусом, в котором говорилось, что инквизитор знает Гуса уже давно и очень коротко, что никогда не сдыхал от него ни одного еретического слова и что никто никогда не доносил инквизиции на него как на еретика. Но между учением Гуса и вальденцев было очень много общего, так что Гус не мог не чувствовать некоторой симпатии к этим еретикам. Во время этого смутного времени влияние вальденцев сильно возросло, и еретики действовали открыто.

Уже с 1371 г. часто учение Уиклифа проповедовали в Чехии странствующие священники, несмотря на многократно повторяемые запрещения им проповедовать. Народ толпами сбегался слушать проповедников, не обращая внимания на отлучения от Церкви; знатные и крестьяне с жадностью принимали новое учение. В 1410 г. на другой день своего избрания Иоанн XXIII передал кардиналу Колонна доносы, поступившие в Рим на Гуса, и 20 сентября Колонна потребовал его личной явки. Гус послал уполномоченных подать папе жалобу на это решение кардинала; но их заключили в тюрьму; и, когда в феврале 1411 г. Колонна отлучил Гуса от Церкви, жалоба его не была еще рассмотрена. 15 марта отлучение было объявлено во всех пражских церквах, за исключением двух. Так как народ принял сторону Гуса, то весь город был предан интердикту, на который никто не обращал внимания, и Гус продолжал проповедовать. Энергичную оппозицию со стороны чехов вызвало и то, что в конце 1411 г. Иоанн XXIII объявил крестовый поход, оплачиваемый индульгенциями, против Владислава Неапольского, поддерживавшего притязания на папство Григория XII. Стефан Палеч, еще остававшийся другом Гуса, был в это время деканом богословского факультета. Едва вырвавшийся из Болонской тюрьмы, он не решился идти против Иоанна XXIII и объявил, что никакая власть не может мешать распространению индульгенций. Гус выступил против Стефана; этот спор превратил их дружбу во вражду. 16 июня 1412 т. Гус в проповеди резко осудил индульгенции и заявил, что продавцы индульгенций – воры, которые ловким обманом отбирают то, чего не могут взять силой; на несправедливое отлучение от Церкви, произнесенное папою, не стоит обращать внимания. Пассауский декан Венцеслав Тим, уполномоченный проповедовать крестовый поход в Чехии, отдавал продажу индульгенции на откуп дававшим больше; это еще более увеличивало общее негодование.

Через несколько дней после проповеди Гуса толпа, предводительствуемая Вуком из Вальдштейна, любимцем короля Венцеслава, прибила буллы об индульгенции к позорному столбу, который затем торжественно сожгла. Этот поступок остался безнаказанным, и Вук продолжал пользоваться дружбой короля. Поражение папы было полное – 12 июля в трех церквах три молодых ремесленника, Ян, Мартин и Станислав, прервали проповедников, объявлявших об индульгенциях, и заявили, что индульгенции – обман. Несмотря на вмешательство Гуса, они были арестованы и казнены; много других мятежников было заключено в тюрьму и подвергнуто пытке. Тогда вспыхнули беспорядки, узников выпустили на свободу.

Иоанн XXIII (бывший разбойник, развратник и казнокрад), низложенный Констанцским собором, вновь предал Гуса отлучению от Церкви и повелел срыть Вифлеемскую часовню; сторонники Гуса были отлучены от Церкви: всякий, кто в тридцатидневный срок не отречется от ереси, должен был лично явиться перед римской курией. Но, несмотря на все это, Гус продолжал проповедовать; когда же была сделана попытка арестовать его на самой кафедре, то прихожане не допустили этого. Гус обратился к собору и в резких выражениях доказывал, что вынесенное против него решение не имеет никакой силы. В вышедшем вскоре после этого трактате «О церкви» Гус резко заявил, что алчный папа является наместником Иуды Искариотского, кардиналы, если они не входят дверями Христа, – разбойники и воры. Однако из-за присутствия Гуса в стенах Праги были прекращены все церковные службы. По просьбе короля Гус удалился в Козий-Городок, откуда руководил своими сторонниками в городе. Здесь он написал много обличительных сочинений, в том числе трактат «О церкви», который был публично прочитан в Вифлеемской часовне 8 июня 1413 г.

Тщетно старался король Венцеслав прекратить все возраставший накал страстей, усугублявшихся взаимной ненавистью немцев и чехов. Первая половина 1413 г. прошла в спорах, проповедях, памфлетах, которые только возбуждали страсти сторон. Спор привел к вопросу о причинах испорченности духовенства, которые, как ясно видел это Уиклиф, Гус и их ученики, были неразрывно связаны с основными принципами, на которых покоилось все здание римской Церкви: или «власть ключей» была непреложной истиной, от которой зависело спасение человеческого рода, или это был ловкий и дерзкий обман, удовлетворявший честолюбие и алчность.

Венцеслав решил прекратить распри изгнанием вождей «консервативной» партии, Стефана Палеча, Станислава и Петра Цнаимских и Яна Илию. Гус и его единомышленники брали верх в стране. В то время, как в Чехии защитники старого порядка теряли свое влияние, было решено созвать собор, который положит конец Великому Расколу, произведет реформу Церкви и уничтожит ересь. Уже много было сделано попыток добиться этого, но политика итальянских пап отодвигала окончательное решение. Вражда одновременно избираемых разными кликами пап чрезвычайно осложняла задачи европейской политики. Особенно это отражалось на Германии, где всякий князь или независимый прелат выбирал себе папу, какого хотел, что вело к сильным и непримиримым ссорам. Не менее актуальным был и вопрос о реформе духовенства, злоупотребления, испорченность, продажность и распущенность которого давали себя чувствовать всем. Вновь актуальной стала и борьба против ереси, так как дела в Чехии принимали грозный характер, и император Сигизмунд, в качестве наследника своего бездетного брата Венцеслава, был заинтересован в успокоении королевства. Тщетно пытался Иоанн XXIII добиться того, чтобы собор состоялся в Италии, где для Св. Престола было бы возможно руководить решениями. Все, кроме итальянцев, настаивали, чтобы было избрано другое место. Сигизмунд выбрал епископский город Констанц. Иоанн, теснимый Владиславом Неаполитанским и изгнанный из Рима, был вынужден уступить и 9 декабря 1413 г. издал буллу, созывавшую собор 1 ноября 1414 г. На собор, кроме прелатов и духовных, должны были явиться также все князья и независимые владетели или прислать своих уполномоченных. Булла сопровождалась императорскими указами, подписанными Сигизмундом, так что можно было быть уверенным, что государство и Церковь объединятся, чтобы добиться желанного всеми результата.

Уже то, что этот собор был созван, чтобы рассудить соперничавших пап, показывает, что его считали выше наместника Петра. Решение его должно было быть безапелляционно. Хроникер утверждал, что, кроме членов собора, прибыло в Констанц шестьдесят тысяч пятьсот лиц, из них шестнадцать тысяч знатных, рыцарей и князей. И для Сигизмунда, и для Венцеслава было чрезвычайно важно, чтобы какое- либо окончательное решение положило конец борьбе, разрывавшей чешскую Церковь. Не поехать для Гуса теперь значило отказаться от дела всей своей жизни, признать себя еретиком. Много чешских духовных лиц, его противников, не преминут представить его идеи в ложном свете, и если он сам не будет защищать свое дело, то все будет потеряно. Кроме того, Гус считал себя вполне согласным с Церковью и думал, что собор благосклонно отнесется к его взглядам. Он надеялся склонить прелатов на сторону выработанных им реформ и на то, что они не посмотрят на него как на еретика, которому по законам инквизиции предстоит выбор между отречением и костром.

Гус приготовил три речи. В первой доказывается, что закона Христа достаточно для управления Церковью; вторая представляет полное изложение его учения; в третьей Гус объявляет причиной расколов и беспорядков гордость, алчность и пороки духовенства. Гусу (уже в Констанце) был вручен императорский и королевский охранный лист. Гус явился на собор в Констанц к его открытию, хотя сам не был вполне уверен в своей безопасности. В запечатанном письме, которое он оставил своему ученику, магистру Мартину, и которое надлежало вскрыть только по получении известия о его смерти, говорится, что он подвергся преследованию из-за желания обуздать распущенность нравов лиц духовного звания, и он опасается, что эти преследования будут доведены до крайности. Однако Гус принял некоторые меры предосторожности: взял удостоверение от Назаретского епископа, инквизитора Николая, и велел также расклеить по всей Праге составленное на латинском и чешском языках извещение, что он готов явиться перед архиепископом, который тогда председательствовал на собрании чешского духовенства; он приглашал всех противников своего вероучения явиться и выступить против него с обвинением или пред прелатом, или пред Констанцским собором и заявлял, что готов подвергнуться наказанию за ересь, если будет признан виновным, с условием, что обвинители, если не докажут своих обвинений, подвергнутся наказанию, равному по силе обвинению. Гус был принят архиепископом, который являлся также папским легатом. Он удостоверил верность Гуса католичеству, если не считать отлучения от Церкви. Нотариально засвидетельствованная копия этого акта была передана Гусом Сигизмунду.

Гус выехал в Констанц 11 октября 1414 г. в сопровождении трех друзей, Яна Хлумского, Вацлава Дубы и Генриха Лаценбока, назначенных Сигизмундом охранять его. Имя Гуса уже было известно по всей Германии. Его встречали как важного гостя, а не как отлученного; ни одно место, где он останавливался, не подвергалось интердикту. Во всех городах он прибивал к церковным дверям извещения о том, что отправляется в Констанц, чтобы защищать свою веру, и приглашал явиться всех, желавших опровергнуть его.

2 ноября Гус прибыл в Констанц. После непродолжительного спора один из пап-соперников Иоанна XXIII снял с него отлучение и разрешил ему свободно посещать церкви: в то же время ему предложили не являться на торжественное открытие собора. В Констанц прибыли два его самых ожесточенных врага, Михаил Дейчброд и пассауский декан Венцеслав Тим, к ним присоединился Стефан Палеч, привезший с собой ловко сделанные выборки из наиболее крайних сочинений Гуса. Тим торговал в Праге индульгенциями, его «дело» сорвал Туе. Пражский священник Михаил Дейчброд уверил короля Венцеслава, что может сделать производительными заброшенные золотые копи близ города.Король дал ему на это предприятие много денег, но он бежал сденьгами в Рим, где купил себе место прокуратора. В 1412 г. он послал в Рим обвинения против Гуса, но последний заявил, что они ложны. На другой день по приезде Гуса в Констанц Михаил прибил на дверях церквей объявление, что он будет обвинять на соборе Гуса, как отлученного от Церкви и подозреваемого в ереси.

В глазах католиков было уже возмутительным фактом одно то, что Гус разгуливает на свободе, открыто не обращая внимания на отлучение папы и защищая уже признанные заблуждения Уиклифа. Было весьма вероятно, что Гус выполнит свое намерение обратиться с проповедью к духовенству и безжалостно и красноречиво обрисовать пороки папского двора и всего духовенства, доказать на основании Св. Писания, что вся система совершенно не основана на законе Христа.

Самым верным средством было поступить с Гусом по существующим законам, как с еретиком и подсудимым. Стефан Палеч, Михаил Дейчброд и множество других чешских докторов и священников, задетых Гусом, уже собрали больше обвинений, чем было нужно для погибели человека. Инквизиционное судопроизводство прежде всего старалось помешать обвиняемому бежать. Кардиналы решили арестовать его. 28 ноября они устроили заседание во главе с папой и послали к Гусу вызов явиться для защиты своей веры. Гус, хотя и заявил, что этот вызов является нарушением охранной грамоты, но тотчас же согласился отправиться, заметив, однако, при этом, что явился в Констанц выступить публично перед собором, а не тайно перед кардиналами, и добавив, что его не имеют права заключить в тюрьму в силу охранной грамоты. Когда кардиналы сказали, что он обвиняется в распространении многих еретических учений, Гус ответил, что скорее умрет, чем даст уличить себя хотя бы в одной ереси: он явился в Констанц, готовый отречься, если будет признан виновным в заблуждении. На это кардиналы заметили: «Ты ловко ответил», и допрос окончился. Но Иоанн XXIII повелел Гуса и Яна Хлумского заключить под стражу. У кардиналов опять состоялось заседание, на котором действовали Стефан Палеч и Михаил Дейчброд. С арестованным Гусом вступил в беседу на сложные богословские темы магистр Дидако, знаменитый ломбардский богослов, подосланный кардиналами.

С наступлением ночи Яна Хлумского отпустили, но Гуса под стражей отвели по приказанию лозаннского епископа к старшему певчему собора, а через восемь дней перевели в доминиканский монастырь на берегу Рейна. Здесь его заперли в келью рядом с отхожим местом, где он опасно заболел. Но его смерть была нежелательна, и папа послал лечить его своих врачей.

После ареста Гуса Иоанн XXIII снял с себя всякую ответственность и свалил вину на кардиналов. Охранная грамота, выданная императором Гусу, была адресована ко всем князьям и подданным империи, как к духовным, так и к светским, и объявляла, что Гус находится под особым покровительством императора и государства. Грамота имела значение охранной на все время деятельности собора и на обратный путь в Чехию. Она была подписана 18 октября, когда Гус уже выехал из Праги, а получена Гусом уже по приезде в Констанц. 13 мая 1415 г. присутствовавшие на соборе чехи подали докладную записку о том, что поступок с Гусом является нарушением охранной грамоты. Кардиналы прибегли ко лжи: хотя всякий в Констанце знал во время ареста о существовании охранной грамоты, тем не менее они утверждали, что этот документ был вручен Гусу якобы только через две недели после его ареста, и, таким образом, поднятое против него дело нисколько не нарушало данных ему гарантий. Этот довод, ложность которого была засвидетельствована самим Сигизмундом на заседании 7 июня, был равносилен признанию, что гарантии были даны, но незаконно нарушены. Сигизмунд, узнав об аресте Гуса, немедленно приказал выпустить его на свободу, грозя в случае неповиновения выломать двери тюрьмы. Он заявил, что покинет Констанц и грозил лишить собор своего покровительства. Однако весь христианский мир возлагал на этот собор такие большие надежды, что Сигизмунд не мог решиться на подобный шаг. Но были правы его современники, считая его человеком, недостойным доверия. Во время долгих переговоров, возникших между Базельским собором и гуситами, в которых он принимал участие, Сигизмунд одинаково был готов обмануть обе стороны. Он всегда был готов на все, лишь бы на минуту выйти из затруднительного положения, и не задумывался нарушить слово, если это было ему выгодно. Тем более в таком случае. Если бы Сигизмунд твердо защищал Гуса, то императора отлучили бы от Церкви «за помеху действиям инквизиции»; если бы он привел в исполнение свою угрозу освободить Гуса силой, то подлежал бы пожизненному изгнанию и лишению всех своих владений. И поэтому уже 1 января 1415 г., когда собор официально обратился к Сигизмунду с просьбой не вмешиваться в рассмотрение дела Гуса, он издал указ, в котором признает за собором полную независимость в вопросах веры и заявляет, что собор имеет полное право преследовать всякого еретика. 8 апреля он отменил все грамоты об охранном листе. В феврале и мае Сигизмунд отверг решительное заступничество за Гуса чешских и моравских вельмож. Когда 7 июня Гус вторично был выслушан собором, то Сигизмунд советовал Гусу покориться, «так как ему нечего больше надеяться на какую-либо человеческую помощь». «Мы никогда не будем покровительствовать тебе в твоих заблуждениях и закоснелости, говорил Сигизмунд Гусу.- Поистине, мы скорее собственноручно приготовим тебе костер». На последнем заседании 6 июля Гус заявил следующее: «Я явился на собор вполне добровольно, присутствующий здесь император обещал мне, публично поклявшись честью, что я буду свободен от всякого насилия, дабы я мог засвидетельствовать мою невиновность и разъяснить мою веру всякому, кто подвергнет ее сомнению». Сигизмунд на заседании 7 июня обратился к Гусу: «Говорят, что мы не можем по закону оказывать покровительство еретику или человеку, подозреваемому в ереси». Принцип инквизиционной практики установил, что еретик лишается всех прав, что с человеком, обвиненным в ереси законным числом свидетелей, следует поступать как с еретиком, пока он не оправдается, что еретик не мог пользоваться охранным листом. Конечно, это было равносильно признанию Гуса уже заранее виновным; но это был обычный прием инквизиционного процесса. Все статуты и законы, мешавшие свободной деятельности инквизиции, признавались юридически не имеющими значения. Когда казнь Гуса вызвала по всей Чехии сильное негодование и были посланы по этому поводу довольно резкие письма на собор, то бывшие там церковники подтвердили декретом от 23 сентября 1415 г., что никакой охранный лист, кем бы он ни был выдан, не мог нанести ущерба католической вере или помешать надлежащему трибуналу разбирать, судить и присудить еретика или лицо, подозреваемое в ереси, если бы даже это лицо, полагаясь на охранный лист, явилось на место суда, куда оно не посмело бы явиться без этого.

Собор так полно принял это учение, что, когда в 1432 г. Эгерский конвент определил основные условия переговоров между гуситами и Базельским собором, он специально отметил, что ни один канон, ни один декреталий не может быть применен с целью нарушения или признания ничтожными охранных грамот, выданных чехам для явки на собор. июня 1415 г. собор осудил защищаемое Гусом причащение мирян хлебом и вином; объявил еретиками священников, которые будут делать это, и приказал предавать их в руки светской власти; приказал всем прелатам и инквизиторам преследовать как еретиков всех, кто будет отрицать действительность причастия мирян одним только хлебом. Кроме того, Гуса обвиняли еще и в других заблуждениях и преступлениях. Всего этого было более чем достаточно для возбуждения дела по обвинению в ереси. Уже 1 декабря 1414 г. были назначены комиссары для ведения допроса; в сущности, это были инквизиторы; собор представлял собой собрание сведущих лиц, которому, как известно, надлежало утвердить приговор. Обвинение заключало в себе нечто вроде требовательного акта против Гуса, который был вручен комиссарам прокураторами и фискалами собора и в котором говорилось о беспорядках в Праге, об отлучении Гуса от Церкви и о проповедовании им ереси Уиклифа. Гусу предъявили сорок два заблуждения, извлеченных из его сочинений Стефаном Палечем. На эти обвинения он ответил письменно, указав искажения, которые извратили смысл некоторых мест, так как одни положения приводились, а другие умалчивались. Так как ему было запрещено чтение книг и ему не дали даже те трактаты, откуда были извлечены обвинительные пункты, то его ответы показывают удивительную силу его памяти, а также быстроту и ясность мысли. Иногда комиссары сами приходили к нему в тюрьму для допроса. С комиссарами являлись и помогали им Михаил и Стефан. Обвиняемому читали каждый пункт обвинения и спрашивали, таково ли его верование; отвечая, он разъяснял, какой смысл он придавал мнению, которое ставили ему в вину. Затем его спрашивали, желает ли он защищать свое толкование; он отвечал отрицательно, говоря, что подчинится решению собора. Трудно было показать себя более послушным и правоверным, но ересь была преступлением. Раз преступление это было совершено, хотя бы и по незнанию, недостаточно было вернуться к учению Церкви; надо было, чтобы обвиняемый сознал свои заблуждения и отрекся от них; только после этого на него можно было смотреть как на кающегося и заменить ему смертную казнь пожизненной тюрьмой.

На публичном заседании 8 июня он горячо отстаивал свое учение. Свидетели под присягой показали, что он учил противному. Он не имел права выставить свидетелей, которые опровергли бы это. Судьи признали его еретиком, и ему не оставалось ничего иного, как покаяться и отречься или отправиться на костер.

Для своей защиты Гус мог прибегнуть только к одному средству – отвести свидетелей, так как они питали к нему ненависть. Но в окончательном решении 7 июня не упомянуто ни одного имени. Когда же Гус спрашивал имя кого-либо из них, то ему отказывали сообщить его. Это было вполне согласно с правилами инквизиционного судопроизводства. На месте казни Гус заявил, что он был осужден на основании показаний лжесвидетелей за заблуждения, которых никогда не проповедовал. Чехи, бывшие в Констанце, в записке, поданной собору 31 мая 1415 г., заявили, что показания против Гуса были даны его смертельными врагами. Его друзья одно время думали воспользоваться этим обстоятельством, чтобы лишить свидетелей доверия. Гус просил комиссаров позволить ему обратиться к адвокату, который составил бы возражения на их показания. Сначала комиссары согласились, но потом отказали, заявив, что противозаконно, чтобы кто-нибудь защищал человека, подозреваемого в ереси. Это было обычно для инквизиционного судопроизводства. Докладные записки, которые друзья Гуса неоднократно подавали на собор, и старания их перед Сигизмундом были также преступлениями, которые делали их «соумышленниками», и если бы только захотели применить к ним закон, то их можно было бы тотчас же заставить молчать и подвергнуть строгим наказаниям. В короткое время против Гуса было собрано показаний более чем достаточно для его осуждения, и если бы костер являлся конечной целью преследования, то казнь можно было бы скоро привести в исполнение. Но инквизиция раскаявшегося еретика предпочитала еретику сожженному. Поэтому было применено все, чтобы сломить упорство виновного медленностью ведения дела и тюремным заключением, способным отнять всякую надежду. Михаил Дейчброд ходил околодверей его камеры, говоря: «Клянусь Богом, мы сожжем этого еретика, стоившего мне так много флоринов». 20 марта Иоанн XXIII тайно бежал из Констанца. Тогда собор передал Гуса констанцскому епископу, который ночью перевел своего пленника в замок Готлибен, находившийся по ту сторону Рейна в нескольких верстах от города и поместил его, закованного в цепи, в камеру под крышей высокой башни. Бежать оттуда было немыслимо. Гус в течение многих лет находился под отлучением от Церкви по подозрению в ереси; и все это время он продолжал совершать богослужения и называл папу антихристом, анафемы которого заслуживают презрение. Уже одно это делало его бесспорным еретиком.

16 мая собор заявил, что уже в 1411 г. Гус должен был выступить перед Святым Престолом с защитой своего учения и был отлучен от Церкви, что с этого времени он проявил себя не только еретиком, но и ересиархом, оставаясь под отлучением и проповедуя запрещенные учения повсюду, даже в самом Констанце. Первого июня специально посланная собором депутация предъявила Гусу тридцать пунктов, в которых содержались собранные против него улики. Посланцы вернулись и сообщили, что Гус покоряется собору, но упорно настаивает, чтобы были приняты к рассмотрению только пункты, в которых будет доказано, что он заблуждался. Гус в цепях был привезен в Констанц и заключен в тюрьму францисканского монастыря.

Предъявленные ему обвинения в ереси были уже доказаны, и если бы он продолжал отвергать их, то оставалось одно – отдать его в руки светской власти. Но король потребовал, чтобы ничего не делалось в отсутствие Гуса, чтобы сочинения обвиняемого были предъявлены судьям, чтобы можно было проверить слова каждого. Таким образом, исполнялось желание Гуса публично защищать себя. Перед ним положили книги, из которых были извлечены пункты обвинения. Он признал эти сочинения своими. Когда же он попросил, чтобы ему пояснили, в чем состоят его заблуждения, то ему предложили прежде всего, строго согласно с законом, отречься от ересей. 6, 7 и 8 июня в присутствии Сигизмунда Гус храбро защищался. Собрание порой превращалось в толпу, неистово вопившую: «На костер его! На костер!»

Конечно, все это было насмешкой над правосудием. Дебаты окончились усиленными просьбами кардиналов к Гусу отречься, причем ему обещали снисхождение, если он попросит об этом собор. Он просил, чтобы его выслушали еще раз, и заявил, что он покорится, если его доводы и основания будут найдены недействительными. На это кардинал Петр д'Айльи возразил, что все доктора единогласно решили потребовать, чтобы Гус сознался в том, что совершил преступление, опубликовав положения, которые поставлены ему в вину, чтобы он поклялся, что никогда более не будет верить в эти ереси и проповедовать их, и чтобы он принес публичное отречение. Один из членов собора нашел предосудительным, что от виновного требовали отречения, так как он не заслуживает ни малейшего доверия. Но отказать в отречении было делом совершенно незаконным; даже еретик-рецидивист имел право сознаться и отречься, и собор не мог допустить столь явного нарушения правосудия.

Чтобы отказать Гусу в неотъемлемой привилегии отреченья, согласились на ложный перевод одного места из его послания к своим ученикам, написанного на чешском языке. В этом месте Гус будто бы говорил, что он, если бы его принудили отречься, отрекся бы только устами, а не сердцем. Политические обстоятельства, однако, были самые благоприятные для применения обычного приема инквизиции, предпочитавшей покаявшегося мученику. Поэтому удвоили усилия, чтобы заставить Гуса отречься. За обещаниями снисхождения в случае изъявления покорности скрывался приговор, в котором высказывалась радость видеть виновного смиренно просящим прощения, и в то же время объявлялось, что Гyc нечестивый мятежник, присуждаемый к лишению духовного сана и к пожизненному духовному заключению. Такое наказание полагалось по канонам раскаявшимся еретикам.

Более всего мешало Гусу отречься то обстоятельство, что ему на основании свидетельских показаний были приписаны ереси, которых он не проповедовал. Судьи признали его виновным в них, но Гус отрицал, что он разделял их. В глазах закона подобное отрицание было открытым мятежом и только отягчало его вину. Первым условием воссоединения с Церковью было сознание под присягой во всех заблуждениях, а затем отречение от них. Это значило самым торжественным образом совершить клятвопреступление перед Богом, а для человека такой высокой честности, как Гус, такое преступление было хуже смерти.

Борьба тянулась целый месяц. В последнем публичном заседании 8 июня кардинал Забарелла предложил Гусу искусно составленную формулу отречения. В ней говорилось, что Гус снова заявляет, что он никогда не разделял многих заблуждений, приписанных ему, что он во всем покорится решению и приказаниям собора, откажется, отречется и отрешится от заблуждений, которые поставлены ему в вину, и примет духовное наказание, которое собор найдет нужным наложить на него. Гус отверг предложение кардинала и смело избрал смерть.

Но до самого последнего дня делались попытки сломить его волю. 1 июля депутация прелатов пыталась убедить Гуса, что он должен отречься; но он заявил, что отречься не может ни от одного из своих положений. 5 июля Забарелла и Петр д'Айли предложили Гусу, что не будут считать его виновным в ересях, доказанных свидетелями, если он согласится отречься от учений, извлеченных из его сочинений. Но Гус утверждал, что большинство из этих извлечений неверно, и оставался непреклонным. Вечером того же дня Сигизмунд послал друзей Гуса, Яна Хлумского и Вацлава Дубу, а также четырех епископов спросить узника, отречется ли он или будет упорствовать. Гус ответил, что готов отречься от всех положений, неверность которых будет доказана. Епископы объявили его закоснелым в заблуждениях и покинули.

Утром 6 июля было прочтено решение собора, осуждавшее виновного за заблуждения, написанные им, и за ереси, доказанные свидетелями; он объявлялся закоренелым и неисправимым еретиком, отказавшимся вернуться к вере Церкви, вследствие чего подлежал лишению священнического звания и выдаче в руки светской власти.

Вновь советовали ему отречься. Гус заявил, что он не может, не сказав неправды перед Богом, сознаться в заблуждениях, которых никогда не разделял. Согласно обычаю, не было надобности ни в каком светском суде. Раз духовный трибунал объявлял человека еретиком и выдавал его в руки светской власти, законы, карающие ересь, действовали сами собой, и поэтому Сигизмунд приказал графу-палатину Людовику заняться обвиненным и поступить с ним как с еретиком. Граф приказал сжечь осужденного.

Перед епископским дворцом сожгли книги Гуса. Перед костром Ульрих Шоранд приблизился к Гусу с последним предложением отречься от еретической веры, так как без отречения, согласно каноническим законам, никто не сможет принять от него исповедь. Гус отказался. Затем он обратился к толпе с речью на немецком языке, утверждая, что он на основании показаний свидетелей-клятвопреступников претерпел за заблуждения, которым не следовал, но ему не дали говорить. Когда его привязали к столбу на костре и обложили двумя возами хвороста и соломы, то граф-палатин и прево стали в последний раз заклинать его отречься. Он мог бы еще спасти свою жизнь, но продолжал повторять, что его осудили на основании лжесвидетельских показаний за заблуждения, в которых он никогда не был виновен. Подожгли костер… Когда все было кончено, тело казненного тщательно растерли в пепел, который бросили в реку; даже землю вокруг костра срыли и увезли.

В Чехии все единодушно, от короля до последнего крестьянина, смотрели на осужденного и казненного еретика как на мученика, жертву расправы и вероломства. Как только узнали в Констанце о взрыве возмущения в Чехии, собор 26 июля обратился к чешским властям и уверял их, что к Гусу и к Иерониму Пражскому относились чрезвычайно снисходительно, что упорная ересь первого заставила собор выдать его в руки светской власти и что так же поступят со всеми другими еретиками. Собор убеждал чехов ревностно преследовать еретиков, чтобы оправдать доброе мнение, составившееся у него об их католичестве на основании отзывов литомышльского епископа. Послание собора 26 июля вызвало созыв народного собрания, на котором был составлен адрес, подписанный приблизительно пятьюстами баронами, рыцарями и дворянами Чехии и Моравии. Они подтверждали свою уверенность в невиновности и католичестве Гуса, который был несправедливо предан смерти без признаний и законных доказательств его виновности. Они предполагали, что та же участь постигла и Иеронима. Они заявляли, что обвинение в ереси, брошенное на всю Чехию, дело обманщиков, что всякий, кто стал бы поддерживать это заявление, нахально соврал бы, показал бы себя самым низким изменником и самым худшим еретиком, и они станут преследовать его как такового перед будущим папой. Магнаты также объявили, что позволят всем священникам свободно проповедовать истины Священного Писания, не допустят, чтобы кто-либо из епископов стеснял их, если они не будут проповедовать ереси, и не примут никакого отлучения от Церкви и никакого интердикта, идущего из-за границы. Собор приказал сжечь этот протест.

За несколько дней перед казнью Гуса гнев чехов был возбужден еще и тем, что пражский студент, которого считали верным слугою Бога, был в течение двенадцати часов арестован в Ольмюце, подвергнут пытке, осужден и сожжен. Собор принял около этого времени энергичные меры также и против Иеронима Пражского, хотя чешские вельможи ошибочно думали, что Иеронима уже постигла участь Гуса.

Иероним Пражский родился в Праге. Примерно с 1400 г. он оставался верным сторонником и помощником великого реформатора Яна Гуса в его борьбе против испорченности Церкви. Уже в Париже, Кельне, Гейдельберге и Кракове, где он был удостоен высших университетских степеней, Иероним вызвал недовольство схоластиков своим учением. В Париже канцлер университета Герсон даже изгнал его. В Оксфорде он собственноручно переписал сочинения Уиклифа и принес их в Прагу. Во время второго посещения Оксфорда он был арестован как еретик и освобожден только благодаря вмешательству Пражского университета. В Литве он старался обратить язычников; в России он пытался вернуть к истинной вере схизматиков греческой Церкви. В Польше и Венгрии он распространял учение Уиклифа и Гуса. Изгнанный в 1410 г. из Венгрии, он был арестован в Вене и заключен в тюрьму по приказанию папского инквизитора и консисторского судьи за то, что проповедовал учение Гуса и «заразил этой ересью» Венский университет. Было начато против него дело, и был назначен день для его защитительной речи; до назначенного срока его выпустили на свободу, взяв с него клятву не выезжать из города под страхом отлучения от Церкви. Считая клятву, взятую силой, не имеющею никакого значения, он бежал. Венский университет дал знать Пражскому университету, что над Иеронимом более года тяготело отлучение от Церкви и его обвиняют в ереси, а следовательно, он подлежит осуждению. В то же время учеников Иеронима в Вене продолжала преследовать инквизиция. Университет, защищавший их, навлек на себя подозрение в ереси. Хотя Иероним был мирянин, он проповедовал перед многочисленными восторженными слушателями в Венгрии, Польше и. Чехии. Все его современники свидетельствуют о его чудесных дарованиях. Благодаря своим знаниям, своему несравненному умению вести споры и гибкости своего ума, он был для Церкви почти столь же опасен, как твердый и безупречный Гус.

Иероним с беспокойством следил из Праги за событиями в Констанце и не мог не попытаться помочь спасению Гуса. 4 апреля 1415 г. он тайно прибыл в Констанц. Христан из Прахатиц, один из главных учеников Гуса, также прибыл в Констанц, где его немедленно арестовали и против него выдвинули обвинение. Благодаря вмешательству чешских послов Христан был освобожден под клятву явиться по первому вызову в суд, но он бежал в Чехию. Иероним в Констанце расклеил по стенам объявление, в котором подтверждал католичество Гуса, после чего тотчас же удалился в Иберлинген и попросил себе охранный лист, и хотя получил двусмысленный ответ, вернулся в Констанц и 7 апреля прибил к дверям церквей другое объявление, обращение к Сигизмунду и собору. Он заявлял, что добровольно явился отвечать на обвинения в ереси; если его признают виновным, он готов понести заслуженное наказание. 9 апреля, получив от присутствовавших в Констанце чехов обещания безопасности, он покинул город, так как духовные власти разыскивали его жилище. Однако в Гирсау 24 апреля он был арестован. При нем были найдены компрометирующие бумаги. Иеронима заковали в цепи и отправили в Констанц. Собор 18 апреля вызвал его на суд инквизиции. Иероним должен был явиться в двухнедельный срок; в противном случае ему грозило преследование за неявку. Ему предлагали охранную грамоту с оговоркой, что эта гарантия подчинена требованиям веры. Так как не знали еще об его аресте, то 2 мая был сделан новый вызов и было приказано начать дело в отсутствие обвиняемого; 4 мая эта мера была повторена. 24 мая Иероним в цепях был приведен в Констанц в доминиканский монастырь. Канцлер Парижского университета Герсон, его старый противник, обвинил Иеронима в том, что он проповедовал заблуждения в Париже, Гёйдельберге и Кельне. Ректоры двух последних университетов подтвердили это обвинение. Из монастыря Иеронима отвезли в тюрьму, где держали в цепях и морили голодом. Стефан Палеч, Михаил Дейчброд и другие были готовы дать показания против обвиняемого. Процесс начался согласно обычному инквизиционному судопроизводству. Судьи нашли в Иерониме противника, гораздо более ученого и ловкого, чем Гус. Тем не менее он колебался между упорством и подчинением и 11 сентября прочел длинное отречение, в котором заявил, что не мог допустить мысли, чтобы Гус был способен проповедовать ересь; не мог поверить, чтобы тридцать положений, осужденных собором, действительно принадлежали Гусу, пока не убедился в противном, получив в руки книгу, писанную собственной рукой ересиарха. Он добровольно и от чистого сердца осуждал эти положения, одни – как еретические, другие – как ложные, третьи – как вызывающие соблазн. Равным образом он осудил и сорок пять положений Уиклифа. Он всецело подчинялся собору, отрицал то, что отрицали доктора, и просил, чтобы на него наложили заслуженное наказание. Он написал чехам, что Гус заслуженно подвергся казни, что он сам, Иероним, узнав ясно теперь заблуждения своего друга, не может его защищать.

Это было, в сущности, формальное отречение, которое инквизиция обычно требовала от своих узников. На общем заседании собора 23 сентября Иероним опять повторил свое отречение и закончил торжественной клятвой, в которой призывал анафему на головы всех, кто совращал его с пути истинной веры, и на самого себя, если совершал подобное преступление. Ему объявили, что он не может вернуться в Чехию, но что ему предоставят право выбрать себе местожительством какой-нибудь монастырь в Швабии при условии, что он пошлет на родину письмо, в котором должен подтвердить ложность как своего учения, так и учения Гуса, и убеждать своих соотечественников отречься от ереси.

В обвинительном акте против Иеронима ему ставится в особую вину отказ написать это письмо. Однако существование этого письма, написанного 12 сентября, доказано. Каноны предписывали строгое тюремное заключение для обращенных еретиков, раскаяние которых считалось всегда сомнительным.

24 февраля 1416 г. была назначена новая комиссия, которой поручили было начать новое следствие против Иеронима. Узника снова подвергли допросу по всему делу, начиная с ересей Уиклифа до восстания против интердикта, возбужденного Иеронимом в Праге, и до отлучения его от Церкви в Вене. 27 апреля комиссары составили свой доклад, чиновник, обязанный преследовать ересь, добавил длинный обвинительный акт, в котором перечислялись все преступления Иеронима. Иероним отвергал, вопреки отречению, что он еретик, и жаловался на свой незаконный арест. В отношении Иеронима, как и в отношении Гуса, был применен неизменный принцип инквизиционного судопроизводства, по которому отрицание еретических мнений увеличивало вину.

В этом деле более, чем в процессе Гуса, собор принял на себя роль инквизиционного трибунала. Комиссарам был предоставлен свободный выбор средств для получения признания. 9 мая они представили вторичный доклад обо всем деле. 23 мая пред полным собором Иерониму были прочтены главные пункты обвинения. Он выслушал молча часть обвинений, признал или отверг другие, делая при случае оговорки. Допрос окончили 26 мая. Старшина комиссаров, константинопольский патриарх Иоанн заявил, что Иероним признан виновным в четверной ереси, но следовало дать ему слово для защиты. Если Иероним сознается в своих заблуждениях и раскается, то его следует простить, но если он будет упорствовать, то дело должно идти законным путем.

Иероним произнес защитительную речь. Что касается его отречения, то судьи обещали, что с ним поступят снисходительно, если он отдаст себя на милость собора; он отрекся, послал в Чехию письмо, которое приказали ему написать, осудил учение Гуса. Гус, заявил он, был праведник и святой, с судьбой которого он связал бы до конца свою судьбу. Ни одно прегрешение, совершенное им здесь на земле, не лежит так тяжело на его совести, как позорное отречение. Уиклиф в своих сочинениях высказал истину более глубокую, чем кто-либо до него, и только одна боязнь костра могла заставить его, Иеронима, осудить подобного наставника. Затем он заявил, что пороки духовенства и римской курии заставили Уиклифа и Гуса выступить в качестве реформаторов. Иероним как рецидивист, признавшийся в своем возврате к ереси, не мог рассчитывать на снисхождение, тем не менее собор ему дал четыре дня на размышление и раскаяние.

30 мая собор собрался рано утром; в десять часов Иероним был уже на костре. Перед казнью зачитали его отречение. Он признал его и сказал, что только боязнь костра вырвала у него это отречение. После этого константинопольский патриарх Иоанн прочел приговор, осуждавший Иронима как сообщника Уиклифа и Гуса и объявил его еретиком-рецидивистом, отлученным от Церкви и преданным анафеме. Казнен он был на том же месте, где и Гус принял свою мученическую смерть.

Ян Хлумский, смелый защитник Гуса, не покинул Констанц и был во власти собора; 1 июля он присягнул защищать истинную веру, признал, что Гус и Иероним заслужили наказание, и выразил желание, чтобы его заявление было послано в Чехию.