Глава 3. КАТАРЫ

Отличительной чертой религиозного настроения XI-XII вв. было то, что самая горячая ненависть к Риму основывалась на веровании, которое едва ли можно назвать христианским; это учение распространялось так быстро и сохранялось так упорно, несмотря на все принимаемые против него меры, что одно время оно угрожало даже самому существованию католицизма. В эпоху, когда людские страдания были почти общим уделом, люди были склонны объяснять учением дуализма (вечной борьбы добра и зла) происхождение зла. Широко распространенное и глубоко укоренившееся убеждение, что христианство удалилось от своего прообраза и должно погибнуть, уступив место новой религии, может в значительной степени объяснить то бескорыстное рвение, которое вызвал неодуализм среди людей бедных и неграмотных.

Еще в первые века существования христианства возникла дуалистическая ересь – манихейство (по имени основателя секты Манеса). Манихеи и преемники их ереси с VII в.- павликиане отождествили добро с духом, а зло с материей. В учении павликиан мы находим два равносильных начала: Бог и Сатана, из которых первый был творцом мира невидимого, духовного и вечного, а второй – мира видимого, вещественного и тленного. Иегова Ветхого Завета – это Сатана, а пророки и патриархи – его темные слуги, и поэтому надо отвергнуть все книги Ветхого Завета. Новый Завет является истинным Священным Писанием, но Христос не был человеком; это был призрак, фантом. Сын Бога, Он только по-видимому родился от Девы Марии, но в действительности сошел с неба, чтобы разрушить культ Сатаны. Переселение души обеспечивает награду добрым и наказание злым. Таинства признавались не имеющими никакого значения, а священники и отцы Церкви – простыми наставниками. Таковы основные положения учения павликиан, которым тождественны основные положения учения катаров – дуалистов XI-XIII вв.

Стела с катарским крестом

Катаризм отрицал весь церковный строй как нечто бесполезное; в глазах его римская Церковь была синагогой Сатаны, спасение в которой было немыслимо. Исходя из этого, он отрицал таинства, обедни, предстательство Девы Марии и святых, чистилище, мощи, иконы, кресты, святую воду, индульгенции и вообще все то, что, по словам священников, обеспечивало верным вечное спасение; катары осуждали десятинный налог и приношения, которые делали для духовенства прибыльным делом присвоенную ими себе заботу о спасении душ. Считая себя церковью Христовой, катары полагали, что они имеют право вязать и разрешать данное Иисусом Христом его ученикам; «утешение», или духовное крещение, смывало все грехи, но молитва не имела никакой силы, если грешник продолжал грешить.

Священное Писание катары переводили на народный язык, но в молитвах они сохранили язык латинский. Для отправления их крайне простого богослужения у них было особое посвященное духовенство, но быстрый рост общин и их ревность в обращении других в свою секту привели в скором времени к необходимости создания правильной организации и иерархии. Катары называли себя просто «христианами»; над ними стояли избираемые из Совершенных епископ, Старший сын, Младший сын и диакон; обязанности всех их были почти одинаковы; главной обязанностью братии было посещать членов церкви и наставлять их в вере. Таинства были недействительными, если совершались руками, оскверненными грехом. Католическая евхаристия была заменена у них благословением хлеба, происходившим ежедневно за столом. Ежемесячно происходила церемония исповеди, на которой присутствовали все верующие общины. Утешение, которое соединяло душу верующего со Святым Духом и очищало от всякого греха, состояло в наложении рук кем-либо из Совершенных, даже и женщиной. Этот способ принятия в Церковь назывался инквизиторами еретикацией; обыкновенно, за исключением тех, кто желал вступить в число служителей церкви, к этому обряду прибегали лишь перед смертью; часто верующий присоединялся посредством обряда «соединения», обязуясь принять «утешение» перед смертью; торжественная церемония вступления в церковь катаров, при которой неофит давал обет вести чистую и безупречную жизнь, считалась символом отречения от Духа Зла и возвращения души к Богу. Если вступающий находился в браке, то требовалось обязательное согласие обоих супругов.

Наставления, даваемые при еретикации, свидетельствуют о том, что у катаров существовало стремление к аскетизму; и это было неизбежным последствием дуализма, лежавшего в основе их учения. Так как все вещественное было создано Сатаной и являлось поэтому злом, то дух вел против него постоянную борьбу, и катары в своих молитвах просили Бога не щадить их тела, рожденного во грехе, но быть милостивым к их душе, заключенной в телесной оболочке, как в тюрьме. Отсюда вытекало требование избегать всего, что вело за собой воспроизведение животной жизни. Чтобы подавлять плотские желания, катары три дня в неделю ели только хлеб и воду; в году у них было три поста по сорок дней каждый. Браки также были запрещены. Более снисходительные дуалисты, безусловно запрещая брак для Совершенных, разрешали его простым верующим, но среди более строгих телесный брак заменялся духовным единением души с Богом, через обряд «утешения». Катары были убеждены, что половое сношенье является первородным грехом Адама и Евы, посредством которого Сатана продолжает сохранять свою власть над людьми. Осуждение брака, запрещение мяса и возбранение клятвы были главными внешними признаками, на которых основывались при привлечении к суду инквизиции. В 1229 г. два видных тосканских катара публично в присутствии папы Григория IX отреклись от своих заблуждений и торжественно вкусили мяса перед собранием епископов, что и отмечено в официальном протоколе.

Вскоре после основания инквизиции один из обвиняемых, защищаясь пред ее судом в Тулузе, сказал: «Я не еретик, так как имею жену, сплю с ней, имею детей, ем мясо, лгу, клянусь – я верующий христианин». Катары, повешенные в Госларе в 1052 г., даже и у виселицы отказались зарезать цыпленка; в XIII в. это испытание считалось верные средством узнать еретика. Вообще же инквизиторы не тратили времени на подыскивание свидетельств в подтверждение заведомо ложных преступлений «Если вы спросите еретиков – пишет св. Бернар, – то окажется, что они самые лучшие христиане; в речах их вы не найдете ничего предосудительного, а дела их не расходятся со словами. Согласно своему нравственному учению, они никого не обманывают, никого не притесняют, никого не ударяют; щеки их бледные от постоянных постов, они не сидят сложа руки и трудами снискивают себе хлеб». Действительно, катары в большинстве были хорошие крестьяне и трудолюбивые работники, Богословы считали их невеждами и мужиками; во Франции они были известны под именем «Ткачей», так как ересь особенно сильно распространялась среди них: монотонное занятие давало много свободного времени для размышлений. Но хотя масса катаров и была необразованна, их наставники являлись сведущими богословами, и у них была богатая народная литература, бесследно погибшая, за исключением перевода Нового Завета и краткого служебника. По всей вероятности, катары уже в 1178 г. имели переводы Нового Завета на народные языки; под этим годом записан диспут в Тулузе кардинала-легата с двумя катарскими епископами, совершенно не знавшими латинского языка, но очень начитанными в Священном Писании. Формула исповеди, которую они приносили в своих собраниях, показывает, насколько строго умели они предупреждать и подавлять суетность мысли и слова.

Миссионеры катаров по всей Европе призывали к покаянию и обращению: их можно было встретить даже у подножий костров, на которых сжигались их братья. Наружно они выдавали себя за католиков и образцово соблюдали все церковные обряды, пока, заручившись доверием соседей, не начинали тайно трудиться над их обращением. Они раздавали свои листки, в которых сулили прощение грехов тем, кто будет читать их и распространять. Много католических священников перешли в ересь благодаря чтению этих листков.

Ревность к вере катаров проявлялась в строгом соблюдении неофитами наставлений, преподанных им при вступлении в ряды Совершенных. В этом катары были вполне сходны с вальденцами. Инквизиции с трудом удавалось добиться признания у простого верующего, деревенская изворотливость которого часто торжествовала над искусством нквизиторов; но зато легко было обнаружить Совершенного, который никогда не говорил неправды и отказывался принести присягу. Один из инквизиторов не советует спрашивать у подозреваемого прямо: «Не катар ли ты?»,

так как ответом будет простое «да». Но если предложить Совершенному во имя его Бога сказать все о себе без утайки, он расскажет всю свою жизнь. Эта откровенность вела на костер, и никакое другое вероучение не может дать нам такого длинного списка людей, которые предпочитали ужасную смерть на костре вероотступничеству. Во время первого преследования, о котором сохранились известия, в Орлеане в 1017 г. тринадцать катаров из пятнадцати остались непоколебимы пред пылающими кострами; они отказались отречься от своих заблуждений, несмотря на то, что им было обещано прощение, и их твердость вызвала удивление собравшихся. Когда в 1040 г. были открыты еретики в Монфорте, их глава Джеральдо не замедлил явиться по вызову миланского архиепископа и добровольно изложил свое учение, воспользовавшись случаем запечатлеть свою веру ценой жизни. Катары, сожженные в Кельне в 1163 г., с радостным мужеством встретили ужасную смерть. А еретики, открытые в это же время в Оксфорде, решительно отказались покаяться, повторяя слова Спасителя: «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царствие Небесное». Во время крестового похода против альбигойцев, когда был взят замок Минервы, крестоносцы предложили своим пленным на выбор – отреченье или костер; нашлось до ста восьмидесяти человек, которые предпочли смерть. Один хорошо осведомленный инквизитор XIV в. говорит, что катары, если они не отдавались добровольно в руки инквизиции, всегда были готовы умереть за свою веру в противоположность вальденцам, которые ради сохранения жизни не останавливались перед притворным отречением от ереси.

Вполне естественно, что катаров-манихеев обвиняли в поклонении дьяволу. Люди думали, что манихеи, признававшие Сатану творцом всего вещественного, призывали его, испрашивая себе земных благ. Но нет ни одного свидетельства, чтобы катары когда-либо поколебались в своей вере в Иисуса Христа или стремились к какому-либо иному благу кроме единения с Богом. Таково было верование, быстрое распространение которого по югу Европы испугало Церковь.

Почва для восприятия катаризма была, по всей вероятности, подготовлена старым манихейством, в частности павликианством. Около 970 г. Иоанн Цимисхий переселил павликиан во Фракию. В эпоху Иннокентия III число павликиан в славянских землях Балканского полуострова было огромно. Даже тогда, когда катары стали очень многочисленные в Западной Европе, они обращались к балканским павликианским и богомильским епископам за разрешением возникавших между ними богословских недоразумений и споров.

Вскоре после водворения манихеев в Болгарии влияние их миссионеров сказалось и на Западе. Правда, от этой эпохи дошло мало документальных известий, например, Герберт д'Аурильяк, избранный в 991 г. реймсским архиепископом, в своём исповедании веры заявлял, что Сатана творит зло по своей доброй воле, что Ветхий и Новый Завет имеют равное значение, что брак и употребление мяса в пищу разрешены, так что можно заключить, что были и противники этого, так как павликианское учение проникло уже на север до Шампани, и, по-видимому, катаризм свил здесь себе гнездо очень рано. Замок Мон-Вимер, в окрестностях Вертю, долгое время оставался центром ереси. Немного позднее катары появляются в Аквитании, где они многих совратили в ересь, которая оттуда тайно распространилась по всему югу Франции. В 1017 г. ее обнаружили в Орлеане. В 1206 г. новый очаг ереси был открыт в Люттихе, но эти еретики получили прощение, после того как отреклись от своих заблуждений.

Около 1040 г. были открыты еретики и в Ломбардии в замке Монфорте, близ Асти (еретичкой была и сама графиня Монфорте). В 1046 г. еретики явились в Шалоне; епископ Рожер обратился к люттихскому епископу Вазо с вопросом, что ему делать с ними и не следует ли ему обратиться к светской власти, чтобы погасить ересь в зародыше. Вазо ответил что их надо оставить на волю Бога. «Те,- писал он, – кого мы считаем врагами Бога, могут быть помещены Им на небе выше нас». Вазо уже слышал, что еретики выделялись бледным цветом лица и что духовные судьи, воображая, что всякий бледный человек должен быть еретиком, отправили на тот свет огромное число добрых, но бледных католиков, и это заставило его быть осмотрительным в своем ответе. Однако до самого конца XII в. бледность считалась признаком катаризма: катары могли быть бледными вследствие их известного аскетизма. Уже в 1052 г. ересь появляется в Германии, где благочестивый император Генрих Черный перевешал много еретиков в Госларе. В последние годы XI в. о еретиках слышно мало, хотя вопрос о них поднимался в 1056 г. в Тулузе и в 1062 г. в Безье; в 1200 г. ересь охватила уже всю Ажанскую епархию.

В XII в. это зло стало распространяться по северу Франции. Покровителем еретиков считался граф Иоанн Суассонский; но, несмотря на это, суассонский епископ Лизиард захватил нескольких из них и первый применил к ним, в целях обнаружения их виновности, суд Божий, что стало впоследствии правилом. В 1114 г. в Суассоне чернь ворвалась в тюрьму и сожгла всех заключенных там еретиков в отсутствие епископа; составитель хроники с похвалой отзывается об этом проявлении благочестивой ревности.

В это же время новый очаг катаризма был открыт во Фландрии. Ересиарх, призванный епископом Камбрэ, открыто исповедовал свои убеждениями его заперли в хижину, которую подожгли со всех сторон, где он и умер, славословя Бога. У него было много сторонников, особенно среди ткачей. По мере удаления от XI в. случаи обнаружения ереси становятся более частыми. В 1144 г. ее отмечают в Люттихев 1153 г. – в Артуа, в 1157 г.- в Реймсе, в 1163 г.- в Везеле. В 1170 г. катаризм проявляется в Безансоне, а в 1180 г. его снова обнаруживают в Реймсе. В 1208 г. катаризм появился даже в Бретани – в Нанте и С.-Мало.

Во Фландрии ересь пустила глубокие корни между мастеровыми, которые в это время сделали города центрами богатства и прогресса. В 1162 г. реймсский архиепископ Генрих во время своего пребывания во Фландрии, составлявшей часть его провинции, нашел там широко распространившееся манихейство. В эту эпоху в каноническом праве не было ясных и точных законов относительно ереси, и архиепископ, хотя и заключил еретиков в тюрьму, позволил им обратиться к папе Александру III; папа проявил милосердие. Но, несмотря на милостивое отношение папы, преследование началось с такой силой, что многие еретики были вынуждены покинуть страну. Ересь была распро-странена среди всех сословий; были среди еретиков дворяне, крестьяне, духовные лица, солдаты, ремесленники, молодые девушки, замужние женщины и вдовы; много из них было сожжено, но зараза не была уничтожена.

Население германских стран стояло в стороне от религиозного движения, хотя близкое соседство рейнских про-винций и Франции вызывало отдельные случаи проявления ереси. От 1100 г. дошло известие о нескольких еретиках в Трире, которые остались безнаказанными, хотя двое из них были священниками; в 1200 г. в том же городе было снова обнаружено восемь еретиков, которых сожгли. В 1145 г. в Кельне была открыта целая община еретиков; некоторые из них были преданы суду, но, пока тянулось дело, чернь захватила пленников и сожгла их. Один из сожженных являлся катарским епископом. В 1163 г. в Кельне были обнаружены восемь мужчин и три женщины, пришедшие сюда из Фландрии, где в это время свирепствовало гонение. Так как они держались в стороне от других и не ходили в церковь, то соседи их, католики, решили, что это еретики, схватили их и привели к епископу; они исповедовали свою веру и пошли на костер. В это же время другие еретики были сожжены в Бонне. В XII в. в Германии катаров было немного.

Не более процветала ересь и в Англии. Вскоре после начала преследования во Фландрии в 1166 г. были обнаружены в Англии тридцать человек, мужчин и женщин, которые проповедовали свое учение. Король Генрих И, желавший подчеркнуть свою верность Церкви, собрал под своим председательством собор епископов в Оксфорде, чтобы выяснить вопрос о религиозных воззрениях этих лиц. Последние признались во всем и были присуждены к наказанию кнутом, заклеймены знаком ключа на лице и изгнаны из страны. Вскоре после этого на Кларендонском заседании Генрих запретил принимать еретиков под страхом разрушения дома, где им давали кров; он потребовал от шерифов присяги, что они будут строго соблюдать этот закон и примут подобную же присягу у всех управляющих имениями баронов, у всех рыцарей и у всех владельцев свободных земель. Англия оказалась страной негостеприимной для ереси. Только в конце столетия было обнаружено несколько еретиков в Йоркской провинции, а в начале XIII в. было открыто несколько еретиков в Лондоне, из которых один был сожжен.

Италия, через которую болгарская богомильская ересь проникла на запад, была сильно заражена ею; центром ереси считался Милан; отсюда выходили миссионеры, сюда приходили учиться пилигримы из западных стран; здесь же впервые появилось название патарены, под которым вскоре катары стали известны у всех народов Европы.

Сами себя еретики называли «катары» (по-гречески «чистые»). Имя «патарены», по-видимому, появилось впервые в Милане в середине XI в., во время гражданских войн, возникших вследствие желания пап ввести целибат среди женатого духовенства Милана. В романских наречиях «pates» значит «старое белье»; тряпичники назывались в Ломбардии «патары»; квартал в Милане, населенный ими, назывался «Патария». Во время смут XI в. паписты поддерживали тайные сношения с населением квартала Патария, и поэтому их противники прозвали их патаренами, имя, которое они в конце концов присвоили сами себе. Так как осуждение папами браков «белого» духовенства считалось своего рода манихейством и так как приверженцы пап поддерживались тайными еретиками, учениками Герардо ди Монфорте, то это название было перенесено на ломбардских катаров, откуда оно распространилось по всей Европе.

Название «Альбигойцы», происходящее от имени города Альби, где еретики были очень многочисленны, впервые было употреблено в 1181 г. и вошло во всеобщее употребление во время крестовых походов Раймунда Тулузского. На официальном языке инквизиции XIII в. слово еретик всегда значит катар, вальденцы же называются своим именем. Обвиняемый допрашивался «по обвинению в ереси с особым пристрастием». Папы, поглощенные войной с Империей и вынужденные часто покидать Италию, обращали мало внимания на еретиков в первую половину XII в., когда их учение привлекало сторонников. В Орвието в 1125 г. им удалось даже захватить на некоторое время власть в свои руки, но после кровопролитной борьбы католики низложили их. В 1150 г. движение было поднято снова Диотесальви из Флоренции и Герардом из Массано; епископу удалось добиться их изгнания, но их место заняли две женщины; их благочестие и любовь к ближним снискали им уважение духовенства и народа, пока в 1163 г. не открылось, что они стояли во главе многочисленной группы еретиков. Многие из последних были сожжены или повешены, другие же изгнаны. Но скоро во главе движения стал Петр Ломбардский и образовал около себя многолюдную общину, в которой было много дворян.

В 1184 г. папа Луций III, поддерживаемый Фридрихом Барбароссой, издал на Веронском соборе строгий эдикт против еретиков. Политическое дробление Италии делало почти невозможным применение общих мер преследования. Подавленная в одном городе, ересь начинала процветать в другом. Вся Северная Италия, от Альп до Папской области, была усеяна гнездами еретиков, которые встречались даже и на юге до самой Калабрии.

В 1198 г. на папский престол вступил Иннокентий III; он начал деятельно бороться против ереси. Иннокентий в марте 1199 г. обратился к жителям Витербо с посланием, в котором подтверждались и усиливались наказания тех, кто будет принимать еретиков или покровительствовать им. Но, несмотря на это, еретики в 1205 г. произвели городские выборы и избрали представителем города одного отлученного от Церкви. Только в июне 1207 г., когда Иннокентий сам прибыл в Витербо, все патарены удалились из города; папа разрушил все дома еретиков и конфисковал их имущество. Более или менее суровые меры, принятые в Милане, Ферраре, Вероне, Римини, Флоренции, Прато, Пьяченце, Фаэнце и Тревизо, показывают, как широко распространилась ересь в Италии.

Особенно сильной была борьба с катаризмом на юге Франции. В начале XII в. в Альби народ не дал епископу и аббату посадить в тюрьму упорствующих еретиков. В 1119г. под председательством Каликста II в Тулузе проходил собор, вынесший осуждение манихейству; однако собор был вынужден ограничиться одним только отлучением от Церкви. Иннокентий II, собрав в 1131 г. большой собор в Реймсе, не принял на нем никаких мер против еретиков; но уже на втором Латеранском соборе 1139 г. издал эдикт, по которому катары не только отлучались от Церкви, но светской власти предписывалось принимать меры как против них, так и против лиц, им покровительствовавших. В 1148 г. Реймсский собор запретил кому бы то ни было пускать на свои земли еретиков, поселившихся в Гаскони, в Провансе или еше где-либо; не разрешалось давать еретикам временного пристанища; нарушение этого постановления влекло за собой отлучение от Церкви и интердикт. Папа Александр III в 1163 г. созвал большой собор в Туре. Собор обратил внимание на ересь, которая, зародившись в Тулузе, распространилась по всей Гаскони. Епископам было приказано предавать анафеме всех, кто дозволит еретикам селиться на своих землях или будет что-либо продавать им или сам покупать у них; князьям предписывалось заточать еретиков и тюрьмы, а имущество их конфисковать. На съезде в Ломбере (близ Альби) в 1165 г. состоялся публичный диспут между представителями католической церкви и «хорошими людьми»; на диспуте присутствовали архиепископ Нарбоннский, несколько епископов и сильных сеньоров. Съезду этому придавали значение крупного государственного дела. Обе стороны избрали третейских судей. Ход диспута известен из многих католических источников; из этого события видно, что ересь уже ускользнула из власти местных церквей и еретики нисколько не скрывали своих убеждений; католические богословы были вынуждены уступить своим противникам и согласиться делать ссылки только на Новый Завет. Бессилие Церкви обнаружилось еще в том, что съезд, разбив все положения еретиков, должен был ограничиться лишь запрещением дворянам Ломбера оказывать им покровительство. В 1166 г. собор в Кабестене подтвердил заключения Ломберекого съезда.

Тот факт, что, осуждая учение еретиков, Церковь не могла коснуться их самих, ясно свидетельствует, что у нее не было средств вести борьбу со столь сильным врагом. И дворяне, и простой народ не хотели быть ее орудием, а без их помощи все церковные проклятия были пустыми словами. Катары поняли это и в 1167 г. созвали свой собор в С.-Феликс-де-Караман, близ Тулузы. Председательствовать на соборе прибыл из Константинополя епископ Никита, их высшее духовное лицо; прибыли также делегаты и из Ломбардии. На этом соборе были избраны катарские епископы на вакантные кафедры Тулузы и Валь-д'Арана, Каркассона, Альби и территории Франции к северу от Луары; на последнюю кафедру был избран Роберт Сперонский, позднее укрывшийся в Ломбардии, где он дал свое имя секте сперонистов. Кроме того, на этом соборе были избраны комиссары для разграничения Тулузской и Каркассонской епархий. Все дело велось так, как будто это был собор независимой и признанной церкви, предназначенный заменить собой старую римскую Церковь. И действительно, катарекая церковь, опиравшаяся на любовь и уважение народа, могла тогда надеяться на возможность своего главенства.

Успех ее в последующее десятилетие был так велик, что, действительно, мог породить в ней самые широкие иллюзии. Раймунд Тулузский, вполне пользовавшийся властью независимого государя, должен был по требованию Папы Александра III после 1177 г. остановить распространение ереси; но большинство жителей его городов, независимых и привыкших к самовластию, были катары; многие из его рыцарей и сеньоров тайно или явно покровительствовали ереси; простой же народ презирал духовенство и уважал еретиков. Раймунд не мог уничтожить добрую половину своих подданных.

Решившись сохранить внешние приличия, Раймунд обратился к Людовику VII и Генриху Клервоскому, настоятелю ордена цистерцианцев, В своем обращении он в самых мрачных красках описал положение вещей в своих владениях: духовенство развращено; церкви пусты и в развалинах; таинства в презрении; дуализм торжествует над тринитаризмом (учением о Троице). Все наиболее видные из его подданных и вся лучшая часть простого народа перешли в ересь. Духовных наказаний больше не боялись; можно было добиться чего-нибудь положительного только силой.

Английский король Генрих II, бывший еще и герцогом Аквитанским, поддержал Людовика VII, и оба монарха договорились вместе пойти на помощь Раймунду. Однако короли лишь послали к Раймунду посольство, в состав которого вошли кардинал-легат, архиепископы Нарбонны и Буржа, Генрих Клервоский и другие прелаты; они обратились также с просьбой к графу Тулузскому, виконту Туреньскому и к дворянам оказать помощь посланным. Озабоченный дворянским заговором, Раймунд, охотно оказывая покровительство прелатам-миссионерам, и не думал поддерживать их силой оружия.

Были составлены и розданы миссионерам длинные списки еретиков; во главе стоял Петр Моран, очень богатый и влиятельный старик, пользовавшийся огромным уважением среди еретиков; его наметили первой жертвой преследования. Долго тянулось дело, пока удалось уличить его в ереси; но тогда, чтобы спасти свое состояние от конфискации, он отрекся от ереси и согласился перенести тяжелое и унизительное наказание публичного бичевания; ему приказали вернуть Церкви все ее занятые им земли и отдать ей все нажитые процентами деньги и обязали уплатить графу Тулузскому пятьсот фунтов серебра в качестве выкупа за оставленные ему земли.

Эти энергичные меры произвели на всех большое впечатление, и множество катаров согласилось вернуться в лоно Церкви; но обращения эти были весьма неискренни. Легат решил уничтожить двух ересиархов, катарских епископов Валь-д'Арана и Тулузы, но был вынужден дать им охранные листы, чтобы они согласились явиться к нему, и ограничился лишь отлучением их от Церкви. Посольство вернулось во Францию, не сделав, по свидетельству хроник, ничего; правда, оно добилось, что Раймунд Тулузский издал указ об изгнании еретиков, но этот указ не выполнялся.

Собравшийся в 1179 г. третий Латеранский собор отметил, что патарены открыто совращают верных по всей Гаскони, Альбигойе и графству Тулузскому; он призывал светскую власть силой заставить их отказаться от своих заблуждений, предавал анафеме еретиков и всех тех, кто давал им пристанище и оказывал покровительство. Собор объявил крестовый поход против всех врагов Церкви; это был первый случай применения этого грозного оружия против христиан, и с того времени Церковь стала пользоваться в своих частных распрях услугами этой всегда легко собираемой армии. Прощение всех грехов на два года было обещано всем, кто поднимет оружие на защиту святого дела; Церковь брала их под свое покровительство и обещала вечное спасение всем, кто падет в борьбе за ее интересы; понятно, подобные обещания привлекли под знамена церковной рати массу воинов, на душе которых лежали всевозможные преступления и которые не требовали от Церкви за свою службу жалования.

Генрих Клервоский, ставший кардиналом Альбано, в качестве папского легата был послан проповедовать и вести крестовый поход. Он собрал значительные силы, во главе которых в 1181 г. вторгся во владения виконта Безье и осадил крепость Лавор, куда со многими видными катарами скрылась дочь Раймунда Тулузского, виконтесса Аделаида. Лавор был взят. Виконт Роже де Безье смирился и клятвенно обещал не поддерживать больше еретиков. Катарские епископы Раймунд де Бэмиак и Бернар Раймунд, которые были заключены в тюрьму, отреклись от ереси и получили хорошие приходы в Тулузе; много и других еретиков проявили раскаяние, но все они позднее вернулись к своим заблуждениям. Крестоносцы были созваны лишь на короткое время, и уже на следующий год кардинал-легат вернулся в Рим, только увеличив ожесточение в землях еретиков, опустошенных его войсками. Раймунд Тулузский в то время был поглощен войной с арагонским королем и в крестовом походе не участвовал.

Брабансонцев Латеранский собор признал еретиками наравне с катарами. Поддержка, оказываемая им Раймундом VI Тулузским, была причиной враждебного к нему отношения Церкви не менее, чем его покровительство еретикам. Это были вольные банды, которые наводили ужас на мирных граждан. Разнообразие названий, под которыми они были известны – брабансонцы, геннегаусцы, каталонцы, арагонцы, наваррцы, баски и т. д.- показывает, как широко было распространено зло и как всякая отдельная провинция старалась отнести на счет соседей происхождение этих разбойничьих шаек. Эти банды составлялись из лентяев, гуляк и вообще из подонков общества, которые всплывали наверх благодаря постоянным волнениям, происходившим в ту эпоху. Люди эти открыто жили в стране и являлись ко всякому, кто давал им жалование или возможность безнаказанно грабить. Народ смотрел на них хуже, чем на еретиков, и считал их атеистами. На юге был объявлен против них крестовый поход одновременно с походом против еретиков.

Но, несмотря на все суровые меры, зло продолжало существовать, так как условия, его породившие, оставались в силе, и вечно воевавшие со своими соседями феодальные сеньоры нуждались в услугах этих наемников веры и совести.

После неудачи крестового похода 1181 г. в течение четверти столетия катарская ересь сравнительно свободно распространилась в Гаскони, Лангедоке и Провансе. Декрет папы Луция III, данный в Вероне в 1184 г., был первою попыткою основать инквизицию; но этот декрет не оказал непосредственного влияния; правда, в 1195 г. папский легат, созвав в Монпелье местный собор, подтвердил необходимость строгого исполнения канонов Латеранского собора относительно еретиков и разбойников, имущество которых должно быть конфискуемо, а сами они обращаемы в рабство; но все эти постановления оставались мертвою буквой, так как дворянство и не думало уничтожать часть своих подданных в угоду духовенству. Не было предпринято ни одного серьезного преследования ереси.

Во время затишья еретики проповедовали и обращали в ересь открыто без всякой помехи. Они были полновластными хозяевами в округах Альби, Каркассона и Лорагэ (в Лангедоке), вся область между Бордо и Безье была заражена ересью. Еретиков было много в Анжу, в Аквитании и Бургундии. Один немецкий инквизитор утверждает, что в Ломбардии, Провансе и в других странах было больше еретических богословских школ, чем истинно католических, что еретики вели публичные диспуты, на которые народ стекался толпами, что они проповедовали на площадях, полях, в домах и что никто не осмеливался остановить их, боясь их многочисленных и могущественных покровителей. У еретиков были правильно организованные епархии; у них существовали не только мужские школы, но и женские, и однажды в одном женском монастыре все монахини перешли в катаризм, не бросив монастыря и не переменив своей одежды.

Редко переживала Церковь такое опасное положение, как то, в котором она находилась, когда тридцативосьмилетний Лотарио Конти надел папскую тиару. В своей вступительной речи Иннокентий III заявил, что его главной заботой будет уничтожение ереси, и, несмотря на свои бесконечные столкновения с императорами и королями, он до самой своей смерти оставался верен этой задаче.