Центр‑Рерих», Москва

Центр изучения и распространения учения «Живая Этика» Н. и Е. Рерихов, сокращённо именуемый «Центр‑Рерих», располагался на первом этаже скорее старого, нежели старинного жилого здания, расположенного между Большой Ордынкой и Большой Полянкой. В Москве было ещё много таких домов – несмотря на то, что богатеющий город реставрировался и отстраивался со скоростью, почти невероятной для столицы развивающейся державы. То здесь, то там даже в центре существовали такие осыпающиеся, пропахшие канализацией, кислыми тряпками и нищетой здания. К ним и принадлежала пятиэтажка, приютившая поклонников агни‑йоги, – оштукатуренный жёлтый «комод», выстроенный в начале XX века как недорогой доходный дом. Спадолин подумал, что вот такие строения, которые невозможно отнести ни к одному из господствовавших в первой трети XX столетия архитектурному стилю, и пережили в своей массе и «русский модерн», и «конструктивизм», и «неоклассику». Просто из‑за своей многочисленности.

Модерном здесь и не пахло. Воняло кошачьей мочой, ржавчиной, табаком и марихуаной. Самым ярким пятном на фасаде была жёлтая блестящая доска, на которой было написано: «Общественный научно‑исследовательский институт „Центр Н. и Е. Рерих"».

«Настоящий жёлтый дом», – усмехнулся про себя Спадолин, когда сопровождавший его следователь, ведущий дело об убийстве А. В. Никонова, «недопрофессора», как безо всякого сговора называли его все участвовавшие в расследовании сотрудники, нажал на кнопку домофона.

– Вы к кому? – из динамика раздался звучный женский голос.

– Милиция, – лениво проронил следователь.

– Ждите адвоката!

– Какого‑такого адвоката? – с ожидаемой злостью сказал следователь. – Я – следователь Шемякин, Пётр Борисович, расследую дело по внезапной кончине вашего товарища, Никонова А Вэ…

– Ждите пять минут! Адвокат рядом, – проревел динамик голосом княгини Ольги и смолк.

– Фильмов насмотрелись, идиоты, – вздохнул следователь Шемякин – молодой, большеголовый и коротко стриженый человек с сочными, торчащими по бокам ушами. Нос его сильно выпирал вперёд, а брови поднимались кверху над переносицей, отчего у него был вечно удивлённый вид.

– У них есть что скрывать? – скорее для проформы поинтересовался Спадолин. Дело в том, что когда он первый раз повстречался с Шемякиным, тот, порекомендовав пойти «в их кубло», сразу посетовал при этом, что более сумасшедшего места в своей жизни не посещал. У Спадолина мелькнула мысль, что молодой «следак» был бы только счастлив, если бы дело забрали Органы, хотя, в теории, это и не приветствовалось руководством. Вот и сейчас он не удосужился ответить, а только страдальчески скривил лицо: типа, что тут объяснять, сами увидите!

В этот момент их окликнул сзади мелкий вертлявый человечек в норковой шубе.

– Разрешите пройти, молодые люди, – Нонна Эфраимовна, это я, Сулейман! Это к вам, что ли, ломятся? – проворковал он в динамик.

– Гоните их в шею, – проревел динамик голосом античной воительницы.

– Постараюсь, – смиренно сказал человечек и повернулся к Спадолину и Шемякину. Был он смугл, крупнонос, чисто выбрит, с резко очерченным волевым подбородком. «Дагестанец или ингуш», – сразу подумал Максим. Но несмотря на резкие черты лица, вроде бы долженствовавшие свидетельствовать о мужестве его обладателя, первое впечатление от этого человека оставалось, как от официанта или продавца мандаринов на рынке – «чего изволите?»

Шемякин с некоторым удовольствием показал Сулейману удостоверение. Тот отреагировал на него вполне хладнокровно – типа, эка невидаль! – и только представился:

– Измаилов Сулейман Ибрагимович, адвокат общественной организации «Центр Н. и Е. Рерих». Что вы хотите от моих клиентов, товарищ следователь?

– Как вам, конечно, известно, Сулейман Ибрагимович, я веду расследование трагической гибели гражданина Никонова. В деле есть множество невыясненных обстоятельств, и я хотел бы ещё раз лично пообщаться с… коллегами покойного. В противном случае я начну вызывать их по одному в райотдел повестками.

– Прошу прощения, мне нужно проконсультироваться с клиентом, – Измаилов повернулся и зашёл в соседний подъезд.

– По мобильнику звонить будет, гнида, – с классовой ненавистью милиционера к адвокату сказал Шемякин. – Уламывать их. Оно, может, и к лучшему – в прошлый раз я полчаса под дверью стоял. Этот хоть с человеческой точки зрения понимает, что им дешевле нас сейчас пустить…

– А те? – Спадолин махнул головой, подразумевая запершихся в здании рериховцев.

– Эти не понимают ни с какой стороны, – убеждённо произнёс Шемякин. – Крышу у всех там давно сорвало.

В этот момент дверь хлопнула, и адвокат, словно мотылёк, полетел к ним, шелковисто шурша шубой.

– Нонна Эфраимовна, так мы заходим?

– Вы у них документы проверили? – проревел динамик.

– Ну конечно, ну сразу, Нонна Эфраимовна, как же иначе? – виляя задом у замочной скважины, проговорил ингушский законовед. Дверь распахнулась с металлическим щелчком, и оттуда потянуло сладким запахом сандаловых палочек.

Офис «Центра Н. и Е. Рерих» представлял собой обычную трёхкомнатную квартиру. Стены её были оклеены голубыми, небесного цвета, обоями, на которых висели огромные, в тяжёлых рамах картины. «Всё репродукции», – подумал Спадолин. Картины были мрачны и величественны. На них был изображён другой мир – буро‑жёлтые степи, бело‑голубые горы, лиловое небо и серые камни. Под каждой картиной стояло по простому тёмному столику, на каждом из которых помещалась курильница с дымящимися благовониями. Вонища стояла непереносимая.

И среди миазмов, испускаемых шестью кадильницами, словно рокот моря, прозвучал оглушительный голос:

– Итак, я задам вам один вопрос, который Учитель считал одним из важнейших в осознании образа мира как сферы слоистых сущностей. Принимаете ли вы имя Майтрейи как центрального образа, формируемого зрачком Сущего?

Спадолин сперва решил, что этот вопрос прозвучал из пустоты. Затем он увидел на одном из кресел нечто, что сперва принял за сваленные вместе платья из гардероба. Это была невысокая пожилая женщина, очень полная, с одутловатым лицом и пронзительно горящими чёрными глазами. Широкие плечи и мощная грудь сразу указывали на то, что именно ей принадлежит трубный женский глас, рвавшийся из динамика домофона.

– Здравствуйте, Нонна Эфраимовна, – подошёл к ней Шемякин, – я – следователь Шемякин, расследую обстоятельства…

– И каждый взыскующий истину преследуем демонами и ракшасами в джунглях предгорнего бытия! – проревела бабка.

– Скажите пожалуйста, чем занимался у вас в Центре профессор Никонов?

– Опустившись на дно Священного Озера, гуру Тайхачен увидел россыпи жемчуга и драгоценную рыбу. На его глазах рыба пожрала жемчуга. Тот, кто питается жемчугом, сам обретает ценность. Тот, кто питается дерьмом, уподобляется дерьму. Только тот, кто способен преобразить дерьмо в жемчуг, является достойным, – заорала женщина. Причём этот рёв она издавала всей грудью, почти не раскрывая рта.

– Расскажите пожалуйста, с кем контактировал ваш сотрудник? Выплачивал ли Центр ему какие‑то средства? Был ли он общительным человеком?

– Издигерд провёл дезинфекцию одной пятой мира! Пора провести дезинфекцию его семи пятых! – вещала женщина, а потом вдруг повернулась к Сулейману и спросила: – Так вы уверены, что под их претензиями нет никаких оснований?

Спадолин даже рот открыл от изумления. Создалось впечатление, будто внутри женщины повернули какой‑то рубильник и она заговорила человеческим языком. «Не такая уж она и бабка, – решил Максим. – Лет пятьдесят пять, вряд ли больше. Интересно, она по своей воле уродует себя, кутаясь в это тряпьё, или у неё какие‑то нарушения в теплообмене? А ревёт она здорово – будто пророчествует. И тексты у неё – Коэльо позавидует. Интересно, это заготовки или экспромт? Если берёт из головы, тогда талант».

– Нет, нет, что вы, – заискивающим голосом ответил Измаилов.

– Да? Я что‑то плохо расслышала вас, молодой человек, – очень вежливо обратилась Нонна Эфраимовна к Шемякину. – Повторите, пожалуйста, ваши вопросы.

Вопросы Шемякина женщина выслушала очень внимательно, и даже попыталась на них отвечать.

Да, профессора Никонова она знает одиннадцать лет. Да, он продолжал оставаться «в миру» доцентом, но общий духовный подъём в Центре вознёс его и его знание, после чего в университете города Аграпур брату Александру было присвоено звание почётного профессора. Присвоено было заочно, потому что телесно брат Александр не мог присутствовать в Аграпуре. И вообще никто не мог, ибо город этот расположен на высшем уровне бытия и туда допускаются только души избранных. Брат Александр преподавал учение страждущим, большому их количеству. Тут Нонна Эфраимовна полезла в ящик стола и вытащила несколько объявлений о курсах Живой Этики, проводимых профессором Прамачьядехом Вайрочаном (Александром Никоновым). Курсы был посвящены влиянию минералов на жизненный путь человека. У профессора Прамачьядеха Вайрочана было огромное количество учеников, и она, естественно, не может знать их всех. Да, Центр оказывал помощь профессору в организации мест для занятий. В качестве такого места выступал и «Центр Н. и Е. Рерих». Да, у профессора здесь имеется и свой стол. Ах, она забыла сказать об этом при предыдущем посещении? Нет, она не может выступить в качестве понятого…