Октябрь, 1948 6 page. – Чушь какая! – засмеялся я

– Чушь какая! – засмеялся я.

– Да нет, он совершенно прав, сэнсэй! – поддержала Синтаро госпожа Каваками. – Вы просто разыщите своих старых приятелей и скажите им, чтоб возвращались. А я вскоре прикуплю соседнее помещение, и будет у нас большое кафе, как раньше, как то, что когда-то стояло напротив.

– Действительно, сэнсэй, – снова сказал Синтаро, – сёгун должен вновь собрать свое войско.

– Идея неплохая, Обасан, – согласился я. – Вы же знаете, ведь и «Миги-Хидари» было когда-то всего лишь крошечной забегаловкой. Не больше этого бара. Но со временем нам удалось превратить его в то роскошное кафе, которое вы с Синтаро помните. Что ж, наверное, придется еще раз сделать то же самое, но уже с вашим заведением. Теперь все понемногу возвращается на круги своя, вернутся и старые традиции и привычки.

– Вы могли бы снова приводить сюда своих друзей-художников, сэнсэй, – сказала госпожа Каваками, – а за художниками, глядишь, и газетчики потянутся.

– И это неплохая идея. И можно было бы попробовать ее осуществить. Вот только интересно, Обасан: а что, если вы просто не в состоянии будете управиться с таким большим кафе? Вдруг вам это окажется не по зубам? Нам бы очень этого не хотелось!

– Что за ерунда! – обиделась госпожа Каваками. – Если вы, сэнсэй, поторопитесь и выполните свою часть работы, то сразу увидите, как я все прекрасно здесь устрою!

С недавних пор подобные разговоры возникали у нас все чаще и чаще. Да и кто сказал, что нашему старому «веселому кварталу» уже не суждено возродиться? Мы с госпожой Каваками, может, и любим пошутить на эту тему, но шутки наши всегда содержат изрядную долю здравого оптимизма. «Сёгун должен вновь собрать свое войско». Да, возможно, так и следует поступить. И когда вопрос о будущем Норико будет наконец решен, я, возможно, более внимательно отнесусь к идеям госпожи Каваками.

* * *

Наверное, тут как раз стоит упомянуть, что после войны я видел своего бывшего ученика и протеже Куроду всего один лишь раз, да и то совершенно случайно. Это было в первый год оккупации – еще до того, как «Миги-Хидари» и прочие здания в этом квартале были снесены. Как-то дождливым утром я шел куда-то, пробираясь сквозь груды мусора и поглядывая из-под зонта на стены полуразрушенных домов. Помнится, в тот день там было полно рабочих, и я сперва даже внимания не обратил на человека, что стоял и смотрел на одно из сгоревших зданий. И лишь проходя мимо него, я заметил, что он повернулся и вроде бы наблюдает за мной. Я замедлил шаг, вгляделся и сквозь струи дождя, стекавшие с моего зонта, с изумлением увидел, что это Курода; он действительно смотрел на меня, но лицо его не выражало ровным счетом ничего.

Он стоял под зонтиком, без шляпы и в темном плаще. За спиной у него с обугленных останков зданий ручейками стекала вода, а из покореженной водосточной трубы рядом с ним с шумом изливался самый настоящий поток. Я помню, как между нами проехал грузовик, полный строительных рабочих. Помню еще, что одна из спиц зонта Куроды была сломана, из-за чего тонкая струйка воды падала с плеском прямо к его ногам.

Лицо Куроды, которое перед войной было почти круглым, теперь как бы втянулось внутрь; скулы сразу выпятились, глубокие морщины пролегли от носа к подбородку и на шее. И я подумал, глядя на него: «А ведь и Курода уже не молод».

Он слегка качнул головой – то ли поклонился, то ли попытался увернуться от струйки воды, стекавшей со сломанного зонта. Не могу сказать с уверенностью. Затем он молча повернулся и пошел прочь.

Впрочем, я совсем не собирался рассказывать о Куроде. Я бы и не вспомнил о нем, если бы в прошлом месяце не встретился случайно в трамвае с доктором Сайто, который и упомянул в разговоре его имя.

Как раз в тот день я повел Итиро смотреть обещанный фильм про чудовище – тот самый, на который мы не пошли накануне из-за упрямства Норико. В кино мы с внуком отправились вдвоем, поскольку Норико идти отказалась, а Сэцуко опять предпочла остаться дома. Со стороны Норико это был, конечно, просто детский каприз, хотя Итиро истолковал поведение женщин по-своему и в тот день за обедом все повторял:

– Тетя Норико и мама с нами в кино не пойдут. Для женщин это слишком страшный фильм. Они бы все время боялись, верно, дед?

– Да, я думаю, ты прав, Итиро.

– Они бы ужасно боялись! Тетя Норико, ведь правда ты бы ужасно боялась?

– Ой, еще бы! – Норико сделала испуганное лицо.

– Даже дед боится. Посмотри, видишь, как он боится? А ведь он мужчина!

В тот день, стоя в конце дорожки у калитки и поджидая Итиро, я случайно стал свидетелем странной сцены между Итиро и Сэцуко. Пока Сэцуко шнуровала моему внуку сандалии, он явно старался ей что-то сказать, но стоило ей спросить: «Ну что, Итиро? Я не слышу?», как он гневно смотрел на нее и бросал быстрый взгляд в мою сторону, словно проверяя, могу ли я услышать. Наконец сандалии были зашнурованы, и Сэцуко наклонилась так, чтобы Итиро мог прошептать ей свою просьбу прямо в ухо. Выслушав его, она кивнула, ушла в дом и через минуту вернулась, неся свернутый плащ, который и вручила Итиро.

– Дождь вряд ли пойдет, – заметил я, глядя в небо. Денек действительно был замечательный.

– На всякий случай, – сказала Сэцуко, – Итиро все-таки хочет взять с собой плащ.

Меня несколько озадачило столь настойчивое желание моего внука, но, когда мы уже топали по солнцепеку к трамвайной остановке, я заметил, как важно выступает Итиро. Наверное, ему казалось, что торчащий у него из-под мышки плащ делает его похожим на Хамфри Богарта [5], подумал я и решил, что он изображает кого-то из героев его любимых комиксов.

Кажется, мы уже почти спустились с холма, когда Итиро вдруг громко заявил:

– А ведь ты, дед, был знаменитым художником!

– Полагаю, что да, довольно известным.

– Я попросил тетю Норико показать мне твои картины. А она не захотела!

– Хм… Они все пока что убраны.

– Тетя Норико непослушная, верно, дед? Я же так просил ее показать мне твои картины! Почему же она не захотела?

Я рассмеялся и сказал:

– Не знаю, Итиро. Возможно, она была чем-то занята.

– Нет, просто она непослушная!

Я снова засмеялся и подтвердил:

– Да, пожалуй, ты прав, Итиро.

От нашего дома до трамвайной остановки минут десять ходу; сперва нужно спуститься с холма к реке, а потом немного пройти вдоль новой набережной; северная трамвайная линия пересекает улицу как раз напротив рекламного щита со схемой новой застройки. И вот как раз в тот солнечный день, месяц назад, мы с внуком сели в трамвай, идущий к центру города, и в вагоне случайно встретились с доктором Сайто.

Но я, кажется, пока что почти ничего не рассказал о семействе доктора Сайто, а ведь старший сын доктора как раз и является предполагаемым женихом Норико. Да, это семейство, с которым мы сейчас ведем брачные переговоры, весьма сильно отличается от семейства Миякэ, хотя те, конечно, тоже были людьми вполне порядочными, но вряд ли пользовались хоть каким-то авторитетом. Тогда как семейство Сайто безо всяких преувеличений занимает высокое положение в обществе. Хотя мы с доктором Сайто и не были прежде близко знакомы, я всегда следил за его деятельностью в мире искусства; в течение многих лет мы всегда при встрече обменивались самыми вежливыми приветствиями, как бы подтверждая, что прекрасно знаем о высокой репутации друг друга. Но, разумеется, в прошлом месяце, когда мы случайно встретились в трамвае, обстоятельства уже весьма сильно изменились.

Народу в трамвае было относительно немного, пока он не перебрался по стальному мосту через реку к вокзалу Танибаси, и доктор Сайто, севший через одну остановку после нас, спокойно смог занять свободное место рядом со мной. Естественно, разговор у нас сперва не очень-то клеился, ибо брачные переговоры находились на самой ранней и весьма деликатной стадии и не стоило пока в открытую касаться этой темы; с другой стороны, нелепо было бы и делать вид, будто никаких переговоров вообще не ведется. В конце концов, мы оба похвалили «нашего общего друга, господина Кио» – это наш посредник, – и доктор Сайто сказал с улыбкой:

– Надеюсь, мы вскоре снова встретимся, благодаря усилиям господина Кио. – Больше никаких разговоров на эту тему мы себе не позволили. Надо сказать, я не мог не заметить, как резко отличалось уверенное поведение доктора Сайто даже в этой, несколько неловкой ситуации от нервозной и порой просто нелепой манеры держаться, свойственной всем членам семейства Миякэ, с чем мы и столкнулись в прошлом году во время тех неудачных переговоров. Я считаю, что, вне зависимости от конечного результата, всегда чувствуешь себя как-то спокойнее, если имеешь дело с такими людьми, как доктор Сайто.

В трамвае мы, разумеется, говорили в основном о пустяках. Доктор Сайто вел себя очень мило и естественно, и когда он наклонился к Итиро и стал спрашивать, как ему нравится у нас в гостях и какой фильм он сейчас едет смотреть, мой внук отвечал ему весьма охотно.

– Какой хороший мальчик! – одобрительно сказал доктор Сайто, поворачиваясь ко мне.

А буквально за минуту до нужной ему остановки-он даже шляпу уже успел надеть – заметил:

– А знаете, у нас, оказывается, есть еще один общий знакомый. Некто господин Курода.

Я посмотрел на него в некотором замешательстве.

– Господин Курода… – эхом откликнулся я. – Ну да, конечно, это наверняка тот самый господин, который когда-то у меня учился.

– Вы правы. Я недавно с ним встречался, и в разговоре он случайно упомянул ваше имя.

– Вот как? А я давненько его не видал. В последний раз мы, по-моему, встречались еще до войны. И как же теперь поживает господин Курода? Чем он занимается?

– Насколько я знаю, он должен вот-вот получить место преподавателя живописи в школе Уэмати. Собственно, там я с ним и столкнулся. Руководство школы любезно попросило меня посмотреть список претендентов и посоветовать, кого лучше взять.

– Так вы не очень близко знакомы с господином Куродой?

– Конечно нет. Но, надеюсь, в будущем мы с ним будем видеться гораздо чаще.

– Вот как? – сказал я. – Значит, господин Курода меня все еще помнит. Как это мило с его стороны.

– Да, безусловно. Он упомянул ваше имя во время общего обсуждения какой-то проблемы. Но возможности как следует поговорить у нас тогда не случилось. Впрочем, если я снова его увижу, то непременно скажу, что видел вас.

– Да-да, непременно скажите.

Трамвай как раз шел по стальному мосту; колеса громко постукивали. Итиро, стоя на коленях и глядя в окно, вдруг указал на воду, мелькавшую внизу, и доктор Сайто нагнулся к нему – посмотреть, что там такое. Потом он еще что-то сказал мальчику и поспешно поднялся, поскольку трамвай уже подходил к остановке. На прощанье он снова выразил надежду на «успех усилий нашего общего друга, господина Кио», поклонился и прошел к выходу.

Как всегда, на этой остановке – сразу после моста-в трамвай село очень много народу, и дальше мы ехали уже в битком набитом вагоне. Как только мы вышли из трамвая – прямо напротив кинотеатра, – я туг же увидел ту афишу с чудовищем. Надо сказать, что мой внук достиг весьма близкого сходства с оригиналом, изображая его по моей просьбе два дня назад, хотя никакого пожара на афише я не заметил, а зигзагообразные линии, похожие на молнии и столь сильно запомнившиеся Итиро, художник изобразил, видимо, для того, чтобы подчеркнуть свирепость и мощь гигантского ящера.

Итиро подошел к афише поближе и вдруг громко рассмеялся.

– И сразу видно, что это чудовище ненастоящее! – крикнул он, показывая пальцем. – Любой тебе скажет, дед, что оно сделанное! – И он снова засмеялся.

– Итиро, пожалуйста, не так громко. На тебя все смотрят.

– Но это же просто смешно, до чего это чудовище выглядит ненастоящим! Разве может оно кого-то напугать?

И лишь когда мы уже сидели в зале, уже после начала фильма, я понял наконец, зачем Итиро брал с собой плащ. Минут через десять, когда послышалась зловещая музыка и на экране в клубах тумана появилась темная пещера, Итиро шепнул мне:

– Какая скука! Ты мне скажи, когда будут показывать что-нибудь поинтереснее, ладно?

И с этими словами он исчез под плащом, накрывшись им с головой. Через минуту послышался рев, и из пещеры показался гигантский ящер. Ручонка Итиро крепко вцепилась в мою руку, и я, искоса глянув на него, увидел, что второй рукой он изо всех сил сжимает края плаща, чтобы даже щелочки не осталось.

Почти весь сеанс он так и просидел под плащом. Иногда он дергал меня за руку и спрашивал из своего убежища:

– Ну что, интересней не стало? – И мне приходилось наклоняться к нему и шепотом описывать происходящее на экране, и тогда в складках плаща появлялась маленькая щелка. Но при малейшем намеке на появление чудовища щелка немедленно закрывалась и мой внук заявлял: – Нет, опять скучно. Не забудь сказать, когда снова станет интереснее.

Впрочем, когда мы вернулись домой, Итиро рассказывал о фильме с огромным энтузиазмом.

– Это самый лучший фильм из всех, какие я видел! – повторял он. Даже за ужином он все еще продолжал излагать свою собственную его версию, то и дело спрашивая: – Тетя Норико, мне рассказывать дальше? Дальше ведь ОЧЕНЬ СТРАШНО! Рассказывать или нет?

– Ты меня и так уже напугал, Итиро. Я даже есть не могу, – отвечала Норико.

– Предупреждаю: дальше будет еще страшнее! Ну что, рассказывать?

– Ох, прямо не знаю, Итиро! Ты так меня пугаешь!

Собственно, я совершенно не собирался затевать за ужином какой-то серьезный разговор, но не упомянуть о нашей случайной встрече с доктором Сайто, рассказывая о событиях дня, было бы просто неестественно, и, когда Итиро на минутку умолк, я заметил невзначай:

– Кстати, в трамвае мы встретились с доктором Сайто. Он ехал в город по каким-то своим делам.

Обе мои дочери тут же забыли об ужине и удивленно уставились на меня.

– Но ни о чем существенном мы не говорили, – усмехнувшись, поспешил я их успокоить. – Правда, не говорили. Просто обменялись любезностями, вот и все.

Дочерей мои слова, похоже, не убедили, однако они вновь принялись за еду. Потом Норико быстро глянула на свою старшую сестру, и Сэцуко спросила:

– Здоров ли доктор Сайто?

– По-моему, да.

Некоторое время мы ужинали молча, затем Итиро опять принялся рассказывать о фильме. В общем, лишь под конец ужина я продолжил:

– Да, вот еще: оказывается, доктор Сайто встретил на днях одного из моих бывших учеников. Куроду. Похоже, Курода получит место в этой новой школе.

Я поднял глаза и увидел, что мои дочери опять перестали есть и настороженно переглядываются. И я снова – в который уже раз за последний месяц – отчетливо почувствовал, что они давно уже обсуждают друг с другом нечто важное, касающееся именно меня.

Позже вечером, когда мы сидели за столом и читали свои газеты и журналы, наше внимание привлек какой-то глухой ритмичный стук, доносившийся из глубины дома. Норико тревожно вскинула глаза, но Сэцуко поспешила ее успокоить:

– Это Итиро. Он всегда так ведет себя, когда уснуть не может.

– Бедняжка, – пожалела племянника Норико. – Ему, наверное, чудовище мерещится. Зря ты, папа, потащил его на такой фильм.

– Ерунда! – возразил я. – Фильм ему очень понравился.

– А по-моему, папа, тебе самому больше всех хотелось его посмотреть, – усмехнулась Норико, поглядывая на сестру. – Бедный Итиро! Повели ребенка в кино, называется!

Сэцуко растерянно посмотрела на меня.

– Но это так мило, что папа сходил с Итиро в кино, – пролепетала она.

– То-то он теперь и уснуть не может! – не сдавалась Норико. – Нет, это просто даже странно – тащить ребенка на такой фильм! Сиди, сиди, Сэцуко, я сама к нему схожу.

Сэцуко посмотрела вслед сестре и сказала:

– Норико всегда отлично умела ладить с детьми… Итиро будет по ней скучать, когда мы вернемся домой.

– Да, наверное.

– У нее это всегда здорово получалось. Помнишь, папа, как она играла с малышами Киноситы?

– Еще бы! – откликнулся я со смехом. И прибавил: – Только сыновья Киноситы теперь так выросли, что сюда уже и не заглядывают.

– Да, она всегда отлично умела ладить с детьми, – повторила Сэцуко. – Как грустно, что ей уже столько лет, а она все еще не замужем!

– Это верно. Война сыграла с ней злую шутку.

Мы некоторое время молчали, уткнувшись каждый в свою газету, потом Сэцуко снова заговорила:

– Так значит, вы с доктором Сайто сегодня совершенно случайно в трамвае встретились? Он, по-моему, очень приятный человек.

– Да, очень. И сын его во всех отношениях достоин отца.

– Правда? – задумчиво проговорила Сэцуко. Мы еще какое-то время читали. Но долго молчать моя дочь явно не могла.

– Оказывается, доктор Сайто знаком с господином Куродой? – спросила она.

– Шапочно, – сказал я, не поднимая глаз от газеты. – Им, похоже, доводилось и раньше встречаться.

– Интересно, как теперь поживает господин Курода? Помнится, раньше он часто приходил сюда, и вы с ним часами беседовали в гостиной.

– К сожалению, сейчас я совершенно ничего о нем не знаю.

– Извини, папа, но я вот что хочу спросить: может быть, тебе стоило бы как-нибудь на днях посетить господина Куроду?

– Кого посетить?

– Господина Куроду. И, возможно, еще кое-кого из твоих старых знакомых.

– Я что-то не совсем понимаю, куда ты клонишь, Сэцуко.

– Извини, папа, мне просто показалось, что у тебя может возникнуть желание повидаться кое с кем из своих старых знакомых. До того как с ними побеседуют детективы, нанятые семейством Сайто. В конце концов, нам ведь не хочется, чтобы между нашими семьями возникло недопонимание, не правда ли?

– Естественно, не хочется, – только и сказал я, вновь утыкаясь в газету.

Больше мы в тот вечер, насколько я помню, на эту тему не говорили. И Сэцуко ни разу не затрагивала ее до самого своего отъезда.

Вчера, когда я ехал на трамвае в Аракаву, вагон насквозь пронизывали лучи осеннего солнца. В Аракаву я не ездил, наверное, с конца войны и теперь, глядя в окно, замечал множество перемен в таком знакомом некогда пейзаже. Проезжая по районам Тодзака-тё и Сакаэмати, я видел, что деревянные домишки, памятные мне с давних пор, со всех сторон окружены громадами многоквартирных кирпичных домов. А когда мы проезжали задами фабрик в Минамимати, то многие цеха показались мне совершенно заброшенными; на заводских дворах валялись груды ломаных досок, ржавого листового железа и просто мусора.

Но, как и прежде, стоило трамваю перебраться на тот берег реки по мосту компании «Ти-Эйч-Кей», и пейзаж сразу сильно изменился. Теперь вдоль трамвайной линии тянулись поля с редкими зелеными деревьями, а вскоре у подножия большого пологого холма завиднелась и сама Аракава. Здесь у трамвая была конечная остановка. Он медленно спустился с холма, остановился, и я, выйдя из вагона на чисто выметенный тротуар, с радостью почувствовал, что большой город остался далеко позади.

Аракава, насколько я знаю, полностью избежала бомбежек; и вчера мне показалось, что это местечко действительно выглядит в точности как и прежде. Короткая прогулка вверх по склону холма под сенью чудесных вишневых деревьев – и я уже стоял у дома Тису Мацуды. Дом, по-моему, тоже ничуть не изменился.

У Мацуды дом не такой большой, как у меня, и не отличается столь эксцентричной архитектурой; это типичный образец солидного особняка, каких в Аракаве немало. Он построен на принадлежащем Мацуде довольно большом участке земли на приличном расстоянии от соседних особняков и со всех сторон окружен дощатой изгородью. У ворот целые заросли азалий и толстый каменный столб, сильно Ушедший в землю; на столбе написаны имена тех, кто здесь проживает. Я позвонил в колокольчик, и Ко мне вышла незнакомая женщина лет сорока. Она проводила меня в гостиную, раздвинула перегородку, отделявшую ее от веранды, впустив в комнату солнечные лучи и предоставив мне возможность любоваться садом, раскинувшимся за порогом. Затем сказала:

– Господин Мацуда сейчас придет, – и вышла.

Я познакомился с Мацудой, когда жил на вилле Сэйдзи Мориямы, куда мы с Черепахой переселились, покинув фирму Такэды. Вообще-то, когда Мацуда впервые появился на вилле, я прожил там, наверное, уже лет шесть. В тот день с самого утра шел дождь, и наша компания коротала время за выпивкой и игрой в карты. Вскоре после обеда, когда мы откупорили очередную большую бутылку, со двора послышался чей-то незнакомый голос, звучный и уверенный.

Мы тут же примолкли, испуганно переглядываясь, поскольку все подумали одно и то же: это полиция, и сейчас нам здорово влетит. Глупо, конечно, было так пугаться, ведь никаких преступлений мы не совершали, если не считать словесных поединков с теми, кто осмеливался вслух порицать наш образ жизни – скажем, где-нибудь в баре; в таком случае любой из нас мог дать оскорбителю вдохновенный и сокрушительный отпор. И все же уверенный голос, вопрошавший со двора: «Есть кто-нибудь дома?», застал нас врасплох, пробудив чувство вины за то, как допоздна мы засиживались за выпивкой, как по большей части спали до полудня, – словом, за весь наш беспорядочный стиль жизни на этой старой вилле.

Так что лишь через несколько минут один из моих приятелей, находившийся ближе всего к дверям, высунулся наружу, обменялся с пришельцем несколькими фразами и, обернувшись, окликнул меня:

– Эй, Оно! Там какой-то джентльмен тебя спрашивает.

Я вышел на веранду и увидел молодого человека с тонким красивым лицом, примерно моего ровесника, стоявшего посередине нашего просторного квадратного двора. У меня в памяти навсегда сохранился этот миг – когда я впервые увидел Мацуду. Дождь как раз прекратился, выглянуло солнце, и повсюду вокруг него блестели лужицы воды, а земля была усыпана иголками кедров, росших вокруг виллы. Для полицейского Мацуда был одет чересчур франтовато: идеального покроя пальто с приподнятым сзади воротником, шляпа надвинута на глаза в этакой шутливой артистической манере. Когда я вышел к нему, он с интересом озирался, и по тому, как он это делал, в моей душе сразу же зародилось подозрение, что передо мной человек довольно самоуверенный и надменный. Заметив меня, он неторопливо направился к веранде.

– Господин Оно?

Я спросил, чем могу быть ему полезен. Он обернулся, еще раз огляделся и сказал мне с улыбкой:

– Интересное место. Этот дом когда-то был, наверное, просто великолепен. И владел им кто-то очень богатый и знатный.

– Это правда.

– Господин Оно, меня зовут Тису Мацуда. Вообще-то мы с вами когда-то даже состояли в переписке. Я работаю в обществе «Окада-Сингэн» [6].

Общества «Окада-Сингэн» больше нет – это одна из многих подобных жертв оккупационных властей; но вы, вполне возможно, слышали о нем или, по крайней мере, о тех выставках, которые до войны это общество устраивало каждый год. Выставка «Окада-Сингэн» какое-то время была единственным местом в нашем городе, где начинающие художники, как живописцы, так и графики, могли представить свои работы и попытаться завоевать признание публики. Эта выставка пользовалась столь высокой репутацией, что в последние предвоенные годы даже многие ведущие художники старались выставить там свои работы рядом с работами новичков. Как раз в связи с предстоящей выставкой мне и прислали письмо из общества «Окада-Сингэн». Случилось это несколько недель назад, и на письмо я уже ответил.

– Мне ваш ответ показался несколько странным, господин Оно, – сказал Мацуда, – вот я и решил сам заехать к вам и выяснить, в чем, собственно, дело.

Я холодно на него посмотрел:

– По-моему, в своем письме я достаточно четко обозначил свою позицию. Впрочем, с вашей стороны было весьма любезно меня навестить.

Мацуда улыбнулся, и от уголков его глаз сразу разбежались лучики морщинок.

– Господин Оно, – сказал он, – по-моему, вы отказываетесь от весьма важной возможности укрепить свою репутацию. Прошу вас, объясните мне следующую вещь: когда вы так твердо заявили, что не желаете иметь с нами ничего общего, это было ваше личное мнение? Или, может быть, это мнение, навязанное вашим учителем?

– Естественно, я прислушиваюсь к советам своего учителя, – спокойно ответил я. – И я совершенно уверен, что решение, о котором я сообщил вам в письме, является единственно правильным. Вы были чрезвычайно любезны, приехав сюда, но, к сожалению, я сейчас очень занят и не могу пригласить вас войти. А потому позвольте откланяться и пожелать вам всего наилучшего.

– Погодите минутку, господин Оно, прошу вас, – сказал, улыбаясь, Мацуда. Теперь улыбка его выглядела откровенно насмешливой. Он на несколько шагов приблизился к веранде и, подняв голову, посмотрел мне прямо в лицо. – Честно говоря, вопрос о выставке меня совершенно не волнует. Там и без вас хватает достойных художников. Я приехал сюда, господин Оно, просто потому, что хотел с вами познакомиться.

– Правда? Как это мило!

– Да, я действительно хотел с вами познакомиться и сказать, что ваши работы, которые мне удалось посмотреть, произвели на меня глубокое впечатление. По-моему, у вас большой талант, господин Оно.

– Вы слишком добры. А я, несомненно, очень многим обязан своему замечательному учителю.

– Несомненно. А теперь, господин Оно, давайте забудем об этой выставке. Вы должны понять, что я не просто сотрудник «Окада-Сингэн», не просто чиновник, а истинный любитель искусства. И обладаю собственными убеждениями и пристрастиями. А потому, когда я порой, хотя это случается и нечасто, встречаю проявление истинного таланта, это по-настоящему меня волнует, и я испытываю потребность что-то сделать для такого человека. Мне бы хотелось обсудить с вами кое-какие идеи, господин Оно. Вам эти идеи, возможно, даже в голову никогда не приходили, но, осмелюсь предположить, они окажутся весьма полезными для вашего развития как художника. Впрочем, не стану более вас задерживать. Позвольте мне лишь оставить вам свою визитную карточку с номером телефона.

Он достал из бумажника карточку, положил ее на краешек веранды, коротко кивнул и удалился. Но, дойдя до середины двора, вдруг обернулся и крикнул мне:

– Прошу вас, отнеситесь к моей просьбе внимательно, господин Оно. Я ведь всего лишь хочу обсудить с вами кое-какие идеи, ничего больше.

Это случилось почти тридцать лет назад; мы оба были тогда молоды и честолюбивы. А вот вчера Мацуда выглядел совсем иначе. Недуги истерзали его тело, а некогда красивое надменное лицо сильно портило то, что дрожащая нижняя челюсть, казалось, никак не могла соединиться с верхней. Мацуда вошел в гостиную в сопровождении той женщины, что впустила меня в дом. Она помогла ему сесть поудобнее и ушла. Когда мы остались одни, он посмотрел на меня и сказал:

– Ты, похоже, хорошо сохранился. Должно быть, следил за своим здоровьем. А я, как видишь, стал сущей развалиной со времен нашей последней встречи.

Я выразил ему сочувствие, но постарался заверить его, что выглядит он совсем не так плохо.

– Не дури мне голову, Оно, – возразил он с улыбкой – Уж я-то знаю, как быстро тают мои силы.

И похоже, сделать уже ничего нельзя. Приходится просто ждать и смотреть, сумеет ли мое тело выкарабкаться или же мне станет еще хуже. Все, хватит о грустном. Я, правда, несколько удивлен тем, что ты вдруг решил навестить меня. Расстались мы, по-моему, далеко не друзьями.

– Вот как? Но ведь мы, кажется, не ссорились?

– Разумеется, нет. С какой бы стати нам ссориться? И я очень рад, что ты снова заглянул ко мне. Мы, должно быть, уж года три как не виделись.

– Да, примерно так. Но я и не думал избегать тебя. Я давно уже к тебе собирался, но то одно, то другое…

– Естественно, – сказал Мацуда. – Ведь забот у тебя хватает. Ты уж прости, что я не смог присутствовать на похоронах Митико-сан. Я все хотел написать, выразить свои соболезнования… Но дело в том, что я узнал о случившемся лишь спустя несколько дней. И потом, естественно, мое собственное здоровье…

– Да, конечно, я понимаю. Да Митико наверняка даже смутили бы чересчур многолюдные похороны. Во всяком случае, она знала, как ты к ней относишься.

– Я помню, как вас с ней знакомили. – Он улыбнулся и покивал головой. – Знаешь, Оно, я тогда так радовался за вас.

– Это правда, я помню, – я тоже улыбнулся. – Да ты же нас и сосватал. А вот твой дядюшка с этой задачей справиться не сумел.

– Верно, – улыбнулся Мацуда. – Как приятно снова все это вспомнить! Дядя все время так терялся, что ничего не мог толком ни сказать, ни сделать – тут же багровел и умолкал. Помнишь, как это выглядело на вашей предсвадебной встрече в отеле «Янагимати»?

Мы оба немного посмеялись, и я сказал:

– Да, ты тогда очень много для нас сделал. Вряд ли без тебя все это так хорошо бы закончилось. Митико всегда вспоминала о тебе с благодарностью.

– Как все-таки это ужасно! – вздохнул Мацуда. – Погибнуть, когда война почти уже кончилась! Я слышал, это был какой-то внезапный налет?

– Да. И больше почти никто не пострадал. Это действительно ужасно, ты правильно сказал.

– Прости. Я невольно разбудил горькие воспоминания…

– Нет, ничего. Мне даже приятно поговорить о ней с тобой. Я сразу вижу ее такой, какой она была когда-то.

– Да, понимаю.

Все та же женщина принесла нам чай. Когда она ставила на столик поднос, Мацуда сказал ей:

– Госпожа Судзуки, это мой старый коллега. Когда-то мы были очень близкими друзьями.

Женщина повернулась ко мне и поклонилась.

– Госпожа Судзуки у меня и домоправительница, и нянька, – отрекомендовал ее Мацуда. – Только благодаря ей я все еще дышу.