Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Глава пятая. Вначале я растерялся – а что делать, если объявится покупатель? ⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 2
Вначале я растерялся – а что делать, если объявится покупатель? Возвращать деньги? Или мастерить новую куклу? Но из чего – ни материала заказчика, ни стеклянных глаз у меня не было. Однако, поразмыслив над запиской, я решил, что Буратино вернётся – иначе, зачем просить придумывать для него голосовые связки? Тут я поймал себя на мысли, что начинаю думать так, будто всё случившееся сегодня вполне естественно. Сумасшедшие тоже искренне полагают, что контактируют с марсианами. Мало того – уверены в контакте. Может, и у меня «крыша поехала»? Самому невозможно адекватно оценить подобную ситуацию – сошёл или нет человек с ума, видно только со стороны. Но как тогда расценивать визит старшего оперуполномоченного центрального городского райотдела? Оживший труп и ожившая кукла – явления одного порядка. Или оперуполномоченный – такой же плод моего больного воображения, как и оживший Буратино? Чтобы привести мысли в порядок, я занялся домашними заботами. Давно пора – в квартире полный бедлам, да и есть нечего. Сварил большую кастрюлю борща – дня на три‑четыре, если не прокиснет, – потушил печень, а затем принялся за уборку квартиры. Возился долго, но разговор с оперуполномоченным никак не шёл из головы. Только сейчас, анализируя нашу беседу, я вдруг понял, что милиционер, задавая обтекаемые вопросы о «живом трупе», хотел от меня только одного – заполучить деньги. И добивался этого очень конкретно. Неужели я прав в своём спонтанном подозрении, что он переодетый вымогатель? Да, но откуда у него фотографии с места обнаружения трупа и из морга? Обыкновенному вымогателю, даже переодетому в милицейскую форму, такие снимки не достать. Наведя в квартире относительный порядок, я решил прояснить этот вопрос. Нашёл в телефонном справочнике номер райотдела милиции и позвонил. – Центральное городское отделение милиции, – услышал из трубки бесстрастный женский голос. – Добрый день. – Здравствуйте. – Подскажите, как связаться со старшим оперуполномоченным Петром Ивановичем Сидоровым? – Сидоровым? – Да. Петром Ивановичем. – У нас такого нет. – Извините… Я положил трубку. Только сейчас понял значение имени, отчества и фамилии липового оперуполномоченного. Петров, Иванов, Сидоров! Самые распространённые фамилии в России. Ну а фотографии… Да мало ли каким образом можно заполучить фотоснимки? Особого секрета они не представляют – быть может, оба снимка были переданы в редакцию газеты, а опубликовали только один. А взять снимки в редакции может практически любой – не времена социализма, когда все издательства и типографии тщательно охранялись во избежание идеологической диверсии. Проходил Сидоров возле редакции, зашёл и взял. Этакий проходимец во всех смыслах… Либо всё обстоит ещё проще – не секрет, насколько тесно связаны правоохранительные органы с криминальными структурами. Порой настолько тесно, что и не разберёшь, кто из них кто. Мало радости, когда узнаёшь, что за заработанными тобой деньгами начали охоту криминальные структуры, но я испытал облегчение. Восемьсот долларов – это для меня крупная сумма, но в криминальном мире ею могут заинтересоваться только мелкие мошенники. А если так, то с Петром Ивановичем Сидоровым мы больше не встретимся, и его многообещающее «До скорого свидания!» не более чем фикция. Любят мошенники пускать пыль в глаза, даже когда махинация не удалась. Проблема с милицией как‑то сразу отошла на второй план, и её место заняла другая, гораздо более близкая и потому тяжёлая, давящая на сердце. Я посмотрел на телефон – Любаша так и не позвонила. Что с ней происходит? Сама говорила, как только дочка смирится с моим присутствием, так всё наладится. Но стоило Оксане переменить своё отношение к будущему отчиму, так у Любаши появились новые страхи. Ладно, если Магомет не идёт к горе… Я набрал номер городской библиотеки. Трубку подняла Лена Изюмова, подруга Любаши, одолжившая ей серьги. Этакая пышечка, кровь с молоком, из‑за своей фамилии прозванная за глаза «булочка с изюмом». – Городская библиотека имени Надежды Константиновны Крупской, – грассирующим контральто сообщила она. – Здравствуй, Леночка, – сказал я. – Это Денис. Позови, пожалуйста, Любашу. – А… – разочарованно протянула Леночка. Стоило мне представиться, куда только подевалось её грассирующее контральто. – Сейчас посмотрю… – Денис, – сообщила она через минуту, – ты знаешь, она ушла в хранилище. Голос у неё был отчуждённый, и я ей не поверил. – Ты можешь передать, чтобы она мне перезвонила? – А… – запнулась Леночка, подтверждая мои подозрения. – Ты знаешь, я скоро ухожу… Перезвони лучше ты. – Когда? – Что – когда? – Перезвонить? – Через полчаса, через час. Я глянул на часы – через час библиотека закрывалась. – Хорошо, – буркнул я и повесил трубку. Не хотела Любаша со мной общаться, и всё тут. И не верилось, что только из‑за того, что Оксана зашла ко мне после школы и я накормил её пельменями. Это была только зацепка, из‑за которой наши отношения начали катиться в тартарары. Но что могло произойти? Я терялся в догадках, и от этого на душе было тошно. Надежда, что на старости лет у меня будет нормальная семья, таяла как дым. Не успел жениться, а семейные неурядицы уже начались. Бесцельно послонявшись по квартире, я вышел на лоджию и долго стоял, вперив взгляд в верстак, на котором совсем недавно ожил деревянный Буратино. Проблема контакта с потусторонними силами казалась нереальной и неинтересной. Что могут значить все проблемы мироздания на фоне рушащегося личного благополучия? Ничто. Я вышел в комнату, сел в кресло и включил телевизор на первом попавшемся канале. Как по заказу попал на юмористический фильм о вторжении марсиан. Кукольные марсиане стройными колоннами десантировались на Землю, поливая восторженные толпы встречающих их землян огнём из бластеров, при этом фарисейски приговаривая: «Мы пришли к вам с миром…» Минут пять я наблюдал, как бедные земляне превращаются в прах, затем переключился на спортивный канал. Транслировали гонки Формулы‑1 – ревели моторы болидов, непобедимый Шумахер очертя голову несся по трассе к очередному подиуму, оставляя позади себя конкурентов, но былого удовольствия от гонок я не получил. Ничто не было в радость, серым и никчемным казался мир. Под рёв болидов я и уснул в кресле и проспал до самого утра. Снилось мне вторжение инопланетян. Стройные колонны деревянных Буратино шествовали по нашему городу, поливая всё и вся огнём, а над всем этим вагнеровским «Полётом валькирий» рефреном звучало: «Мы пришли к вам с миром…» Проснувшись утром с тяжёлой головой и отвратительным настроением, я принял душ, позавтракал и только тогда заглянул в мастерскую. Буратино так и не вернулся из своих сказочных странствий, поэтому никто на лоджии не бедокурил. Куклы неподвижно висели на стене, инструменты на верстаке лежали в том же порядке, что и вчера. Кончилась сказка. И чёрт с ней. Когда на душе непорядок, не до посторонних дел, тем более потусторонних. Но, как ни тяжело на душе, надо жить. Посторонние потусторонние дела могут вылезти боком – если Буратино не вернётся, придётся возвращать деньги. Быть может, и доплачивать за стеклянные глаза и, вероятно, полено. Древесина‑то весьма дорогих сортов… Я собрался, вышел из квартиры, запер дверь и с предубеждением посмотрел на жёлтую рожицу на стене, не решаясь с ней заговорить. Если она начнёт кривляться, как Буратино, то мне прямая дорога в сумасшедший дом. Так и не решившись сказать рожице хотя бы «Привет», я спустился по лестнице, вышел во двор и поплёлся на рынок. Надо выяснить, как там дела с клиентом – что‑то мне подсказывало, что очень уж он непростой человек. Нет, конечно, не «живой труп», но он определённо знал, что должно было произойти с куклой, иначе зачем давал мне полено с необычной древесиной и стеклянные глаза с подвижными зрачками? Погода выдалась под стать настроению: с пронизывающим холодным ветром, низкой серой облачностью, снежной слякотью под ногами. Весной и не пахло. Что ни день, то сюрприз, и не только в погоде. Торговать я не собирался, поэтому не стал забирать лоток и ящик из каморки Михалыча, а прямиком направился в сквер. Торговля у Мирона шла бойко, и все художники ему завидовали. Старушки чуть ли не гурьбой подходили к нему, покупали иконки и отходили. – Видишь, и мне пофартило! – весело приветствовал меня Мирон, получая у старушки деньги за очередную иконку. – Наколдовал, что ли? – сумрачно поинтересовался я. – Цыц! – шикнул на меня Мирон, уловив испуганный взгляд старушки, укутывавшей иконку в тряпицу. – Не богохульствуй. – Он расплылся в улыбке и кивнул старушке: – Христос с вами… Бородка клинышком, черное длиннополое пальто, согбенная поза, придавали ему сходство с дьяком. Старушка осенила Мирона крёстным знамением, бросила на меня негодующий взгляд и пошла своей дорогой. – Не распугивай клиентуру, – прошипел Мирон. – Сегодня церковный праздник, бабуси иконы в церкви освящают. – Что за праздник? – А чёрт его знает… Но иконы идут нарасхват. Очередная старушка, остановившаяся перед лотком с иконами, отпрянула и погрозила Мирону пальцем. – Не упоминай имя нечистого пред иконами! – строго сказала она. – Извини, бабушка, бес попутал… – ляпнул Мирон, осёкся, поспешно перекрестил рот и зачастил: – Прости мя, господи, уста не ведают, что лепечут… Николая‑угодника не желаете? Уступлю в цене… Когда старушка, купив икону, отошла, Мирон глянул вдоль аллеи и, не обнаружив больше покупателей, распрямил спину, расправил плечи и сразу потерял сходство с дьяком. – Ох, и тяжко быть атеистом… – Он посмотрел на меня и увидел, что я без лотка. – Долг требовать пришёл? – И это тоже, – кивнул я. Мирон достал деньги, отсчитал, протянул мне. – От сердца отрываю… – Ты моего заказчика не видел? – спросил я, пряча деньги в карман. Мирон недоумённо уставился на меня. – Денис, ты что, газету так и не смотрел? – Смотрел… Но фотография некачественная. Может, не он? – Он, – твёрдо заверил Мирон. – При нём куклу твою нашли. Я подозрительно глянул на Мирона. О кукле в газетной статье не упоминалось. – А ты откуда об этом знаешь? – Сорока на хвосте принесла! Мирон улыбался, смотрел на меня честными глазами, но я всё же уловил лёгкую заминку в ответе. И, кажется, понял, что это за «сорока». – Тебе случайно не знаком оперуполномоченный Пётр Иванович Сидоров? – напрямик спросил я. Мирон поскучнел, нахохлился, отвёл глаза в сторону. – Приходил сюда… – нехотя промямлил он. – Интересовался тобой и заказчиком… Дальше спрашивать я не стал – видел, Мирон либо откажется говорить, либо соврёт. И этого хватило, чтобы понять, что версия о Сидорове как о мелком жулике неверна – проходимцы не занимаются скрупулёзным сбором информации. Да, но почему тогда в отделении милиции сказали, что такого сотрудника у них нет? Холодок пробежал по спине. Неужели ФСБ? Там любые документы могут состряпать и представиться кем угодно. Но чем мог заинтересовать федеральную службу безопасности рядовой кукольных дел мастер? – Ты адрес Андрюхи знаешь? – Осокина? – удивился Мирон. – Зачем тебе? – Поговорить надо. Так знаешь? – Нет. Но знаю, где он работает. – Это я тоже знаю… Ладно, тогда пойду. – Погоди, – придержал меня за рукав Мирон. – Освящение икон в церкви до полудня, так что минут через пятнадцать мои покупатели иссякнут. Я освобожусь, вместе сходим. Деньги есть, посидим втроём, водочки выпьем… Я заглянул ему в глаза и увидел, что не только водочки хочется Мирону. Было в глазах что‑то такое, отчего я не поверил в искренность его слов. – Нет. Мне с Андрюхой тет‑а‑тет поговорить надо. В другой раз посидим, водочки попьём. – Ишь, какие мы… – обиделся Мирон. – Как сделались богатенькими, так появились свои секреты… И опять я уловил фальшь в его словах. Не обида, а что‑то другое мнилось мне в интонации Мирона, но что именно, понять не мог. Столько личных неурядиц навалилось, что любые слова кажутся подозрительными. – Пока, – отчуждённо махнул я рукой и направился из сквера в сторону университетского городка. Спустившись на набережную, я миновал три двенадцатиэтажных студенческих общежития и свернул к учебным корпусам. Стеклодувная мастерская находилась в одноэтажном здании между корпусами физического и химического факультетов. Несмотря на холодную погоду, дверь в мастерскую была открыта настежь, и оттуда тянуло жаром. Я вошёл и огляделся. В левом углу перемигивалась огоньками муфельная печь, в правом застыл загаженный зелёной пастой ГОИ полировальный круг, а между ними вдоль глухой стены тянулся длинный стол с огнеупорным покрытием и тремя стационарно установленными газовыми горелками. Две не работали, а в пламени центральной, сидя на высоком табурете спиной ко входу в мастерскую, колдовал с раскалённым стеклянным шариком Андрей Осокин. Шумела вытяжная вентиляция, ревела газовая горелка, поэтому моих шагов он не услышал и не обернулся. Я подошёл ближе и из‑за его спины стал наблюдать. В огне горелки на конце стеклянной трубки вращался маленький глаз, только не карий, как те, которые я вставил Буратино, а голубой. Быстрыми вращательными движениями Андрей вытянул трубку у глаза до толщины капилляра, отключил в горелке поддув воздуха, немного подержал глазок в низкотемпературном пламени и положил на кусок асбестового одеяла. – Осталось залить глицерин и запаять, – сказал я из‑за спины. Андрей повернулся, посмотрел на меня сквозь защитные очки и выключил горелку. Рёв оборвался, и в мастерской воцарилась тишина. – Не глицерин, а полиэтилсилаксан, – поправил он меня и снял очки. – Привет. Какими судьбами? – Привет. – Я пожал ему руку. – Прослышал, что ты разбогател. Андрей криво усмехнулся. – Не верь слухам. – Ой ли? Говорят, заказчик за пару глаз платит тебе по сто долларов. – Платит, – не стал юлить Андрей. – Но восемьдесят из них уходит на оплату газа и электричества. – Он кивнул в сторону муфельной печи. – Иначе декан факультета не соглашался, чтобы я здесь на себя работал. Хотел, сквалыга, чтобы отстёгивал ему долю, но я пригрозил, что рассчитаюсь. С кем он тогда останется? Сам, что ли, будет паять бюретки студентам? Руки не оттуда растут… Он отломил капилляр в сантиметре от глазка и бросил стеклянную трубку в металлический ящик, где лежала груда сломанных студентами и неподдающихся восстановлению бюреток и мерных пипеток. – Так что, если решил занять денег у «разбогатевшего» стеклодува… – Нет, – оборвал его я. – У меня другие заботы. Я твои стеклянные глаза вставляю в деревянные куклы. – Что?! – изумился Андрей. Он недоверчиво уставился на меня, затем неожиданно расхохотался. – Быть такого не может! – Это ещё почему? – спокойно поинтересовался я. – Да по кочану! Он насмешливо смотрел на меня, будто знал что‑то такое, что напрочь опровергало мои слова. – Не хочешь, не верь, – пожал я плечами, пододвинул к столу табурет и сел. – Тебе известна фирма, которая заказала партию стеклянных глаз? – Нет. – И заказчик тебе не представился? – Нет. Андрей продолжал насмешливо смотреть на меня. – Расплачивался он стодолларовыми купюрами, был в тёмных очках с толстыми линзами, перчатках… Голос глухой, движения заторможенные, нос бледный… Улыбка медленно сползла с лица Андрея. – Да. – Рот закутан шарфом, невысокий, плотный, в длиннополом мятом пальто… – продолжал я. – Нет, – прервал меня Андрей. – Худой, высокий, в коротковатой куртке. «Неужели второй труп? – поёжился я. – Только некромантии и недоставало!» – Он здесь расплачивался? – Да. – Жарко у тебя тут… – Я обвёл глазами стеклодувную мастерскую. – Запашок от заказчика почувствовал? Андрей недоумённо повёл плечами. – Ну да, вроде бы… Химический такой… Да у меня все заказчики с химического факультета воняют реактивами! – Уж не формалином ли пах заказчик? Андрей внимательно посмотрел на меня, и на красном от постоянной работы у огня лице вновь заиграла саркастическая улыбка. – Ты прямо как участковый оперуполномоченный! – ехидно заметил он. – Пётр Иванович Сидоров? – Иван Сидорович Петров, – поправил Андрей. – Петров? – удивился я. – Ты уверен, что не Сидоров? Лет тридцати пяти, среднего роста, приятной внешности, небольшая родинка под левым глазом? – Да, он, – кивнул Андрей. – Показывал документы, и я точно запомнил, что Иван Сидорович Петров. Я растерялся. – И я видел его документы. Пётр Иванович Сидоров… Андрей хмыкнул. – Только нет оперуполномоченного Петрова в центрально‑городском отделении милиции, – сказал он. – Я справлялся. – И Сидорова нет, – поддакнул я. – Я тоже справлялся. Может, он – Сидор Петрович Иванов? – Думаю, и такого там нет… Интересно, а в ФСБ дают справки о сотрудниках? – Ага. Любому встречному‑поперечному. Но в первую очередь об агентах внешней разведки. Ты приметы его будешь описывать? Кстати, он показывал фотографии заказчика? – Да. Мёртвого. Лежащего на снегу в своей кургузой курточке. Выходит, соврал мне Петров‑Сидоров, что второго «живого трупа» не обнаружено. Что ему соврать, когда и документы липовые, и место работы? – Ты из своего материала глаза делаешь или из материала заказчика? – переменил я тему. – Из своего… – удивился Андрей. – Странно. А мне для кукол заказчик свой материал предложил. Любопытная древесина, раньше я никогда с такой не работал. Андрей равнодушно пожал плечами, но вдруг наморщил лоб и внимательно посмотрел на меня. – Говоришь, необычная древесина? – Да. Я всё‑таки немного разбираюсь в породах дерева. Эта древесина не из нашего ареала. – Ага… – понимающе покивал Андрей. – Неделю назад географический факультет университета продал свою коллекцию древесины за баснословную сумму. Сорок лет собирали по всему миру… Что поделаешь, наука сейчас выживает, как может. Я тоже покивал и снова переменил тему, вернувшись к началу разговора: – И всё‑таки, почему ты не веришь, что я вставляю в кукол твои стеклянные глаза? – Да по кочану! – повторился Андрей на этот раз раздражённо. Ничего не говоря, я пристально посмотрел ему в глаза. Андрей передёрнул плечами и отвёл взгляд. – Начну рассказывать, не поверишь… – пробормотал он. От постоянной работы у огня выгоревшие до полной бесцветности брови сдвинулись к переносице, и лицо Андрея приобрело обиженное выражение. Будто ему очень хотелось раскрыть свою тайну, но он боялся быть поднятым на смех. Я этого уже не боялся. – И всё же? – Мне кажется… – Андрей поморщился, бросил на меня быстрый взгляд, и снова отвёл глаза в сторону. – Мне кажется, эти глаза могут видеть. – Как раз этому я верю, – спокойно сказал я. Теперь настала очередь удивляться Андрею. – Почему? – По кочану! – фыркнул я и, выдержав паузу, объяснил: – Потому что стоило мне вставить стеклянные глаза в деревянную куклу, как она ожила. Лицо у Андрея вытянулось, и сквозь профессиональный красный загар было видно, как он побледнел. – Вот оно как… Он поверил и поверил беспрекословно! – Я думал, их вставляют мертвякам… Всё удивлялся, почему заказывают такие маленькие… И тут до меня кое‑что дошло. Если кто‑то додумался оживлять мёртвых, то есть не оживлять, а заставлять их двигаться наподобие зомби, то «живым трупам» нужны новые глаза, так как сквозь растёкшиеся зрачки мёртвого человека ничего увидеть нельзя, и зомби были бы слепыми. Разве что они каким‑то образом могли видеть благодаря странным очкам с толстыми линзами… С другой стороны, нет никакой разницы между «оживлением» подобным образом трупов и деревянных кукол. С куклами даже проще – они не разлагаются и не воняют. Кажется, и Андрею в голову пришла та же мысль. – И где теперь твоя ожившая кукла? – Буратино? Сбежал. – Так это был Буратино? – Андрей нервно хмыкнул. – Оправдалось твоё прозвище Папы Карло… Мимо воли на меня тоже напал нервный смех. Глупее ситуации не придумаешь. Всё же я нашёл в себе силы подавить смех и спросил: – Почему ты так уверен, что стеклянные глаза могут видеть? – Почему? – переспросил Андрей, взял себя в руки и посерьёзнел. – Сейчас покажу. Он достал из ящика стола бутыль с надписью «Полиэтилсилаксан», набрал жидкость в пипетку и аккуратно ввёл её через капилляр в стеклянный глаз. – Внимательно наблюдай, – сказал он и положил глаз на столешницу. И тут я увидел, как сантиметровый отросток капилляра начал оплывать, запаивая отверстие, а сам глаз проседать, меняя сферическую форму на эллипсоидальную. – Я рассматривал его под микроскопом, – сказал Андрей. – Стекло над зрачком становится идеальной линзой. – Чёрт… – выругался я, и меня непроизвольно передёрнуло. – Андрюха, мы воочию наблюдаем трансцендентные явления и так спокойно о них рассуждаем… – Видел бы ты меня, когда я в первый раз это наблюдал, – усмехнулся он. Я вспомнил своё состояние, когда ожил Буратино. Прямо сказать, не из приятных. То ли ещё будет… Вляпались, похоже, мы с Андреем по самую макушку. И из этой трясины нам не выбраться. – Ты встречаешься со своим заказчиком? – Нет. – А как же он забирает продукцию? – Не знаю. – Андрей выдвинул ящик из стола, на дне которого лежала тоненькая пачка стодолларовых купюр. – Я складываю сюда готовую продукцию, а прихожу утром и нахожу вместо неё деньги. – М‑да… – протянул я и наконец‑то решился на главный вопрос: – Как думаешь, кто они? – А чёрт его знает! – поморщился Андрей и в сердцах махнул рукой. – Тебе не всё равно, кому продавать душу? Раньше бы сказали – нечистой силе, сейчас – пришельцам из космоса… Ещё спроси, чего они хотят. – Его губы тронула саркастическая усмешка, и он сам ответил на свой вопрос: – Землю поработить! По мне, если так платят, пусть порабощают! – Родину продаёшь… – криво усмехнулся я. Но Андрей неожиданно воспринял мои слова в штыки. – Родина?! – вспылил он. – Какая, к чёрту, родина?! Настоящее государство заботится о своих гражданах, а у нас граждан обдирают, как липку! И если я интересен стране исключительно в качестве субъекта для «обдирания», то такую родину и продать не грех. Если об тебя вытирают ноги, обуй ботинки с толстой подошвой и начинай лягаться!
|