Глава 6. На сей раз ему удалось продержаться несколько минут, прежде чем сработал подсознательный «выключатель напряжения» и прервал поток удивительных

На сей раз ему удалось продержаться несколько минут, прежде чем сработал подсознательный «выключатель напряжения» и прервал поток удивительных, странных, в большинстве своем непонятных видений. Снова он пережил целый комплекс необычных состояний и ощущений, сбивающих поступающий «текст», изменилось не только визуальное восприятие пространства – он как бы видел все предметы снаружи и изнутри, но и ощущение собственного тела, вобравшего в себя чудесным образом мир вокруг на десятки, если не сотни километров. Все формы мира струились, колебались, текли сквозь тело, он понимал их суть, видел взаимодействие частей вплоть до атомов, мог рассчитать любое их изменение в будущем и читать прошлое, хотя человеческая оболочка сильно мешала и хотелось освободиться от нее, выйти за пределы, жить в космосе более свободно и мощно…

Такэда наблюдал за Никитой с растущей тревогой, а потом со страхом, видя, как меняется лицо танцора, отражавшее какую-то страшную внутреннюю борьбу. Дважды Толя пытался остановить друга, достучаться до его сознания, и оба раза Сухов оставался глухим, едва не сломав Толе руку, когда тот попытался потрясти его за плечи. Закончилась борьба внезапно – внутри Никиты, если судить по вспыхнувшему взгляду, произошло что-то похожее на взрыв, исказивший черты его лица до неузнаваемости, а затем Сухов обмяк и потерял сознание.

Однако его беспамятство, зловещее и глубокое – до потери пульса, длилось всего четверть часа, и очнулся он сам, практически без помощи суетившегося Толи, который пытался сквозь костюм делать ему массаж грудной клетки и шиацу активных точек головы и шеи. Улыбнулся вздохнувшему с облегчением инженеру, провел рукой по заострившемуся подбородку и сел, слабый, дрожащий от холода и потери энергии, но веселый и довольный.

– Испугался?

– Испугаешься тут! Как самочувствие?

– Не знаю, пережевнуть бы чего-нибудь нашего, родного… борща, например, свининки жареной… а потом поспать минуток шестьсот…

– О борще забудь, ешь, что Бог послал… то бишь лемур Истуутука. И спи. Потом поговорим. Я тут похожу рядом, поохраняю. Кстати, индикатор-то все равно нервничает.

Никита рассеянно глянул на камень перстня, внутри которого тлел желто-оранжевый крестик – знак потревоженного магического фона.

– Не волнуйся, он регистрирует вибрацию Веера, колебания сети темпорала, которые затухают медленно. В принципе, мне он в этом качестве уже не нужен, я и сам теперь могу вычислить в толпе магически вооруженного.

– Весть выдала порцию информации?

– Весть выдает всю информацию, да я не в состоянии ее принять. Кое-что, правда, удалось, но до полного объема далеко. Эх, если бы удалось разбудить экстрарезерв!

– Тебе это же удавалось. Помнишь, ты говорил, что во время схватки с Хуббатом сработала родовая память и ты вспомнил приемы боя предков?

– Да, но потом я все забыл!

– Главное – почин сделан. Вспомнил раз, вспомнишь и другой. Согласно гипотезе ученого-биолога Мечникова вместе с набором безусловных рефлексов по наследству передается целый пакет использованных ранее предками программ, в том числе и навыков и методов выживания. И если ты вспомнил воинские приемы, значит, у тебя в роду были великолепные бойцы, витязи.

Сухов покачал головой, молча достал коробку с НЗ и сотворил пласт розово-фиолетового желе, утоляющего жажду не хуже родниковой воды. Откусил и пробурчал с полным ртом:

– Почему же все-таки индикатор не сработал на Гиибели, не предупредил об опасности?

– Я думал об этом. Либо она заблокировала его, либо заэкранировала себя, что вероятнее. Учти, игвы – многомерные существа, маги высокого класса, им подвластны любые силы и законы.

Сухов кончил жевать, лег, подложив под голову «дипломат» транскофа, закрыл глаза.

– Она забавлялась нами… в ее власти было просто прочитать наши мысли.

– Мысли – да, но не эмоции, духовные порывы и цели, запасы добра и зла, возможности и способности. А выяснить все это можно было лишь устроив спектакль.

– Не убежден. Она могла поступить проще: внушить нам любую мысль, сотворить псевдореальность, в результате чего мы либо сошли бы с ума, либо умерли от истощения.

– Ну, не знаю я, что у нее за план в голове был, – философски заключил Такэда. – Может быть, ты ей понравился.

Легкая краска легла на щеки Сухова, но он нашел в себе силы сказать то, что думал:

– Если бы понравился, она не назвала бы меня ничтожеством и не бросила здесь, как ненужную игрушку.

Толя не нашелся, что ответить.

Спал Никита больше семи часов и проснулся свежим и бодрым, а также голодным. Умылся, посетовав, что негде искупаться, проглотил два блюда из НЗ, по вкусу напоминавших соленые грибы и консервированные помидоры, и обвел взглядом горизонт.

Приближался «вечер», судя по высоте светила над цепью холмов, с противоположной стороны небосвод закрывала сизая пелена туч, несущих дождь, сверкающая равнина из конца в конец была все так же пуста и мертва, и даже ветер не поднимал на ней пыли.

– Все тихо?

– Ты же сам говорил, что чувствуешь магифон. Аль во время сна потерял способность?

– Поехали.

– Куда?

– Туда, где Макар телят не пас. Нам нужно сделать несколько хронопереходов.

– Нас перехватят уже на втором переходе. – Такэда встретил взгляд Сухова, помолчал. – Если это необходимо – вперед.

– Другого выхода просто не существует. Чтобы начать поиски жругра, необходимо прежде закончить воинское образование, разобраться с Вестью, выяснить свои возможности, кое-что приобрести, сообщить маме, что я жив, найти Ксению… в общем, план мой несколько меняется. Сейчас мы сделаем переход в мир, где обитает «первый меч всех времен и народов». Любопытно посмотреть на его мастерство и научиться самому.

– Кто бы возражал. – Такэда поднял транскоф, стряхнул с его черного «кожаного» бока прилипшие кристаллики гипса. – Ты мне так и не сказал, что тебе выдала Весть.

– Пленка еще проявляется, – сказал Никита и улыбнулся в ответ на удивленный взгляд Толи. – Это если говорить образно. Многое застряло в подсознании и просачивается оттуда постепенно. Испытываешь такое удивительное ощущение, когда в сознании всплывает вдруг знание предмета или явления!

– Саммай

.

– Что? А-а, да, но не одно – целая цепочка саммай. Наверное, мозг научился регулировать потоки информации на уровне рефлексов.

Сухов приблизил руку с перстнем к лицу, пристально глядя на переставший светиться камень, глаза его сузились, в глубине их вспыхнул мрачный огонь.

Камень эрцхаора на мгновение стал прозрачным, внутри него мелькнули черные точки, исчезли, и тут же камень полыхнул серией вспышек, сыграв целую гамму от зеленого и желтого к вишневому и фиолетовому цвету. Никита удовлетворенно кивнул.

– Все нормально, путь свободен.

– Что ты с ним сделал?

– Запрограммировал на поиск нужного хрона, он будет наводить нас на цель. А заодно проверил, не ждет ли где в засаде «свита Сатаны». Горизонт чист.

– Значит, Гиибель не стала сообщать наши координаты парням «свиты».

– На таком низком уровне она играть не должна.

Сухов повернулся и направился к развалинам замка, ухитряясь ступать почти бесшумно, стараясь не трещать россыпями кристаллов. Вскоре кокон темпорала распахнул перед ними двери, и путешественники нырнули в сиреневый свет поворачивающей время на квантовый угол камеры хроносдвига. Поход по «лестнице» Шаданакара «вниз», к М-физике, начался.

Выход из темпорала в этом мире пришелся на раннее утро. Кокон станции хроносдвига был замаскирован под гигантскую каменную голову высотой метра четыре, и путешественники, спустившись по ее языку и выйдя через рот, попали в заросли акации. С трудом преодолев эту колючую преграду, они оказались в лиственном лесу, живо напомнившем Никите леса Подмосковья ранней осенью. Березы здесь чередовались с кленами и дубами, сменялись полосами осин и ясеня, кое-где встречались более темные лиственницы и сосны, но стоило Сухову подойти к дереву поближе, как тут же становилось ясно, что он не на Земле. Листья «березы», если внимательно приглядеться, имели другую форму, хотя ствол ее вполне отвечал земным «березовым стандартам». Точно так же и кленовый лист выглядел иначе – более вычурный, резной и красивый. И длинные листья-иглы местной «сосны» заканчивались пушистыми венчиками, а не остриями, как земные, хотя издали их вряд ли можно было различить. И еще в этом лесу не хватало травы и птиц: тишина стояла, как после пожара.

– Эрцхаор, – шепнул Такэда, вертя во все стороны головой.

Никита понял, кивнув: он глянул на перстень еще при выходе из темпорала, но индикатор тревоги не поднял, только отметил наличие повышенного фона магического поля.

– Все спокойно. Хотя мы теперь проходим хроны, где начинают работать законы магифизики. В этом мире могут быть и колдуны, и заклинатели, и волшебники.

– Где мы?

– Наш герой, «первый меч» – индеец, мы в его мире. Это все, что я пока знаю. Необходимо найти местного Наблюдателя, он даст нужные сведения.

– Как?

– Позвонить ему.

– В рельс, что ли? Или здесь есть телефоны, а у тебя – его номер?

– Через хохху, – коротко ответил Сухов без обычного язвительного тона.

Такэда прикусил язык, сообразив, что у них действительно есть рация, через которую можно держать связь с любым Наблюдателем.

– Извини, не подумал.

Никита, не отвечая, направился по лесу туда, где виднелся просвет, и через полсотни шагов вышел на край огромного ровного поля, усеянного такими же гигантскими каменными головами, как и та, из которой они только что вылезли. Их было не менее трех тысяч, и еще многие головы прятались в кустарнике и в лесу.

– Что это? – осведомился Сухов, пытаясь сосчитать количество голов, тип лиц которых указывал на индейское происхождение.

– Скорее всего кладбище, – сказал Такэда. – На Земле встречалось нечто подобное в Мексоамерике. Головы делали каменотесы еще при жизни царей, после смерти тела царей сжигали, а прах помещали в голове.

– Здесь их несколько тысяч! Неужели все цари?

– Плюс знатные вельможи, воины, герои. Этому кладбищу, наверное, исполнилась не одна сотня лет. Странно, что нигде не видать охраны. Земные индейцы относились к предкам с большим пиететом и обычно сторожили усыпальницы, дабы их не разграбили.

– Кажется, и местные индейцы имеют те же обычаи.

Такэда завертел головой и в полукилометре от них обнаружил неподвижную фигуру с длинным копьем, одетую во что-то золотисто-коричневое. Через мгновение фигура исчезла, но не приходилось сомневаться, что пришельцев заметили.

– Что будем делать? Бежать в лес, сражаться, ждать?

Сухов взвесил в руке вардзуни, с сожалением покачал головой.

– Оружие придется оставить. Стоит нам применить хардсан или суперкопье в этом мире, как нас тут же засекут техники ЦРУ, служба наблюдения. Давай-ка быстренько закопаем все наше снаряжение возле этой головы и заметем следы. Оставим при себе только лингверы, авось никто не обнаружит их в волосах.

– И хохху.

– Правильно, рацию тоже, вряд ли они догадаются, что это такое. – Никита быстро написал несколько слов на клочке пленки – запрос на связь с Наблюдателем данного хрона, вложил внутрь хрустальной бабочки и спрятал ее на груди.

В тот же момент из леса бесшумно вынырнула цепь золотисто-коричневых фигур с длинными копьями, взяла путешественников в кольцо, а из-за их спин вперед выступил атлетически сложенный молодой человек с типично индейским лицом, которому была присуща особая, свирепая красота. Смуглое, скуластое, с большим, но не чрезмерно, хищным носом и узкими черными глазами, с прямыми губами, гордое, бесстрастное и сильное, лицо этого воина было столь красноречиво, что хотелось встать перед ним по стойке «смирно» и ждать приказаний.

Одет индеец был так же, как и его соплеменники, одет в коричневый кожаный костюм, расшитый золотой бахромой, сидевший на нем словно вторая кожа. Но, во-первых, костюм его был украшен перьями, а на груди красовался очень красивый мозаичный ромб из перьев, видимо, знак власти. Во-вторых, из-за спины у него высовывался край щита, а в-третьих, в отличие от своих подчиненных, бритых, с золотыми лентами вокруг голов, он имел прическу – прекрасную львиную гриву соломенного цвета и головной убор в виде короны из перьев какой-то птицы. Кроме того, на поясе у него висели изогнутые ножны, разукрашенные золотыми инкрустациями, из которых выглядывала сверкающая рукоять длинного, похожего на ятаган, меча. Индеец молчал, как и воины команды, по его лицу невозможно было понять, о чем он думает.

– Мир вам, – слегка поклонился Никита. Его киб-переводчик смолчал, потому что не знал, на какой язык переводить. Индейцы не проронили ни слова, наставив на приятелей удивительно длинные, с длинными и тонкими наконечниками, копья. Пауза затянулась.

Сухов оглянулся на Толю. Тот тихонько покачал головой:

– Не суетись.

Как бы удовлетворившись осмотром, предводитель отряда махнул вперед рукой, сжав два пальца и растопырив остальные три, отступил в сторону, так и не издав ни звука. Никита не сразу сообразил, что означает этот жест, и едва не прозевал бросок копья, стоявшего чуть сбоку воина. Копье срикошетировало от плеча – ткань костюма была непробиваема – и оцарапало шею. Второе копье прошло в сантиметре от головы, но Сухов увернулся, ощутив затылком ветерок смерти. Третье вонзилось в то место, где он только что стоял. Их убивали, буквально расстреливали, молча и деловито, без лишних расспросов и рассуждений, и была в этой деловитости такая убежденность в праве распоряжаться чужой судьбой, что Никита испытал приступ страха. Правда, длился приступ всего секунду-две. Бросив взгляд влево, Сухов увидел, как хладнокровно сражается Такэда, разломав копье на две части и превратив их в нунчаки, и это придало ему уверенности и мобилизовало прилив сил. Дальнейший бой продолжался уже под диктовку землян, так как индейцы понятия не имели об искусстве самозащиты без оружия.

Поскольку Никита не был силен в искусстве юби-дзюцу

, как Такэда, хотя и тренировал с ним комплекс атэми

, он решил действовать не столько эффективно, сколько эффектно, что всегда действует на психику противника. Дважды удачно развернув блокирующую спираль – любой бьющий предмет, в том числе и копье, попадая в охватывающую спираль блока, соскальзывает, – Никита в ответных ударах для достижения эффекта цепа использовал не только руки и ноги, но и весь корпус, что усиливало удар даже в ближнем бою с малых дистанций, после чего нападавшие отлетали – уже без оружия – на три, четыре, пять метров.

Бой временно прервался. Семеро индейцев лишились копий, трое из них потеряли сознание – это поработал Такэда, остальные отползали в сторону, глядя на двух дьяволов если и не с ужасом, то с должным уважением. Оставшиеся четверо копья бросать не решались, ожидая команды вожака. Тот раздумывал всего мгновение, потом что-то крикнул высоким звенящим голосом, прыгнул к Никите и нанес ему удар мечом; когда он его выхватил из ножен – танцор не заметил.

Спас его Такэда, метнувшись между ними и бросив в лицо индейца горсть песка. Лезвие меча миновало голову Сухова, отскочило от ключицы – ткань костюма защитила его и на этот раз, и в то же мгновение Никита рванул на себя чужую руку, автоматически провел прием «в локоть» – сакли – и завладел мечом. Выпрямился, угрожая врагу уколом в грудь.

– Размахался!.. Спасибо, Оямович, как-нибудь сочтемся. – Крикнул остальным: – Стоять!

Индейцы замерли, поняв смысл сказанного по интонации. Их командир, упавший на колени, медленно встал, не сводя горящего взгляда с Никиты, ответившего ему таким же взглядом. Подошел Такэда с копьем, взвесил в руке.

– Отличная вещь, легкая и хорошо сбалансированная. Спроси его что-нибудь, разговори, а то лингвер не разберется в языке.

– Кто вы? – Никита опустил меч, ткнул себя пальцем в грудь. – Сухов. – Указал на Толю. – Такэда. – Протянул руку индейцу. – Ты?

– Уэ-Уэтеотль. – Индеец гордо выпрямился, складывая руки на груди. – Текутли панатиско им велиавел шочик.

Лингвер замешкался на мгновение и перевел:

– Нам приказано вас убить.

Друзья переглянулись.

– Хорошенький прием, очень теплый! – пробормотал Сухов.

– Наверное, здесь побывали слуги ЦРУ, предупредив о возможном нашем появлении местные власти. Что предпримем? Судя по красоте нагрудной пекторали, этот воин – важная персона. Давай отведем его к правителю и обменяем на свою жизнь.

– Вряд ли он согласится. К тому же я не уверен в его знатности – обычный исполнитель в ранге сержанта.

– Но держится независимо, не по-сержантски. Звание, положение? – обратился Толя к индейцу.

– Саагун тикуй-рикуки тлатоани, – ответил тот высокомерно, не удивляясь тому, что к нему обращаются на двух языках и разными голосами.

– Начальник глаз и ушей Повелителя, – перевел лингвер, шепот которого был слышен только хозяину, добавил: – Вероятно, соответствует чину капитана разведки. Кстати, имя Уэ-Уэтеотль – это скорей кличка, переводится как «ягуароподобный дракон».

– Ох и любят они цветастые имена и клички. Да, Оямович? А меч, наверное, из бронзы, до того легок. И удобен. И красив.

– Срубил бы он твою буйную голову, тогда бы ты его оценил иначе, – проворчал Такэда. – Командуй.

Никита еще раз взглянул на перстень, поигрывающий оранжевым квадратиком – фон магиполя был достаточно плотен, чтобы подозревать о существовании в этом мире адептов магической физики, но дело свое надо было доводить до конца.

– Держи. – Сухов протянул меч владельцу вперед рукоятью. – Веди нас к Повелителю. Только не вздумай снова начать «игру в бойню». Усек?

Индеец, озадаченный таким поворотом событий, потерял от изумления свой неприступный, независимый вид, открыл рот, потом с видимым усилием справился с собой.

– Уэ-Уэтеотль отведет вас к Повелителю: пусть тот решает вашу судьбу сам.

– Ну и отлично. Кстати, кто отдал приказ убить нас? И по какой причине?

– Приказ отдал чичим Сипактональ Уиштотли, главный сборщик дани, правая рука тлатоани Тлауискальпантекутли, «первый меч империи».

Никита присвистнул.

– Вот те, бабушка, и Юрьев день! Тот, кого мы ищем, и отдал приказ о нашем уничтожении. Чичим… что такое чичим?

– Имеющий право убивать без разрешения Повелителя, – отозвался лингвер.

– А тлатоани Тлауискальпан… чего там еще? Имя?

– Тлатоани – правитель, а Тлауискальпантекутли переводится как Повелитель Дома Утренней Зари.

– Что ж, звучит красиво. Пошли знакомиться, Оямович. Интересно взглянуть на правителя с таким поэтическим именем, да и на его «правую руку» Сипактоналя Уиштотли, имеющего право убивать без суда и следствия. Неужто я что-то перепутал, и он – не маг, а демон? – Сухов махнул рукой не потерявшему гордую осанку предводителю отряда:

– Веди, саагун.

Индеец поднял вверх руку, и в ту же секунду двое других исчезли в кустах, чтобы через минуту привести лошадей. Такэда забрался в высокое седло с ловкостью завзятого жокея, а Никита, которому на родине отца удалось в свое время покататься на лошадях с объездчиком Ефремычем, прыгнул в седло, не пользуясь стременем, что, впрочем, не произвело на индейцев никакого впечатления.

Поскакали рысью – один за другим, миновали кладбище с головами и вскоре выехали из леса на мощенную каменными плитами дорогу, прямую, как стрела, упирающуюся в скалистые холмы километрах в десяти отсюда.

В холмах дорога разветвилась, стала шире, по ее сторонам стали появляться ступенчатые пирамиды, не то здания, не то храмовые сооружения, охраняемые непременными каменными ягуарами или орлами. Дважды проезжали по висячим мостам, пересекающим реки, и выехали наконец на край долины, утопающей в зелени, окруженной красивейшими каменными стенами и скалами.

– Чикама, – обернулся на скаку Уэ-Уэтеотль.

Лингвер никак не прокомментировал слово, и Никита понял, что Чикама – название долины или каньона. Дорога вильнула за скалы, вывела всадников к необычной арке: две гигантские человеческие сплетенные руки, высеченные из камня с непревзойденным мастерством. За аркой справа поднималась пирамидальная постройка с треугольными бойницами, напоминающая крепость. Впрочем, это и была крепость, стерегущая вход в долину, потому что реплику проводника: «Пукара», лингвер перевел как «сторожевой пост». Двое индейцев, неподвижно стоящих на крыше пукары, проводили кавалькаду взглядами.

Никита обратил внимание на сложные устройства в их руках, из которых выглядывали наконечники копий, и сообразил, что это ручные копьеметательные машины. В земной истории аналогов таким машинам не существовало.

За поворотом открылся красивейший вид на долину: геометрически совершенные террасные поля, лесополосы, группы скал и среди них – замки в виде террасных пирамид и стены, сложенные из громадных каменных блоков, пересекающие долину из конца в конец. Проезжая мимо одной из них, высотой не меньше чем двадцать – двадцать пять метров, индеец приостановил коня.

– Истаксиуаль по пачанка. Ли гарама тооли Тлауиска.

– Великая индейская стена, – перевел лингвер. – Пересекает всю Империю Дома Утренней Зари.

– Оказывается, не только китайцы строили такие стены, – тихонько сказал Такэда.

Стена тянулась километров на двадцать, скрываясь в скалах, за краем долины, а дальний ее конец скрывал за собой город.

– Халиско, – показал на него проводник. – Тлалока.

– Столица Империи Халиско, – шепнул лингвер, хотя Никита понял это и без перевода.

Въехали в город спустя час. Проводник снова сдержал коней, чтобы гости могли осмотреться и оценить своеобразную красоту столицы, в которой искусство каменной кладки было доведено до совершенства. Как и искусство глиптики – резьбы по камню.

Ни одно здание ни по архитектуре, ни по отделке не повторяло соседнее, хотя в основе своей они имели одну форму – пирамиду. И тем не менее разнообразие поражало. Здесь были здания в форме ладони, растущей из пирамиды, и в форме человеческой головы. Встречались постройки в форме топора, гигантской арки, ярма для быка, и в форме дерева или початков кукурузы. Все они были одно-, двухэтажные, реже – трехэтажные, не выше; и лишь башни, похожие на минареты – в форме копья, возвышались над городом на добрые полсотни метров да дворец Правителя высотой в двести с лишним метров.

Дворец – Чолула, как с гордостью назвал его Уэ-Уэтеотль, представлял собой строгую пирамиду с двадцатью одной террасой, сложенную из белого камня, и являл собой образец совершенства кладки, внедрения в быт геометрических пропорций и возведения в ранг абсолюта монументального искусства скульптуры и барельефа.

Никита не считал себя знатоком архитектуры древних цивилизаций (в данный момент они как бы перенеслись в прошлое Земли), хотя интересовался историей всегда, но эстетика строений этого индейского шедевра могла увлечь и натуру менее романтическую.

Фасад дворца был украшен барельефами с изображениями извивающихся пернатых змей и клыкастых ягуароподобных лиц, а также резными многоцветными колоннами и башенками. Вход во дворец напоминал музейную экспозицию со скульптурными группами, резными вертикальными панелями – таблеро, в отделке которых использовалось серебро и золото, и ступенчатым сводом.

Проводник остановил процессию – с лошадей они слезли еще за сто метров от дворца – напротив цепи стражи: воины все были как на подбор, рослые, мускулистые, с пышными прическами в виде корон и взбитых султанов, украшенных перьями, со щитами из панцирей черепах и длинными копьями с пучками перьев. Одеты они были в черные с золотом костюмы, расшитые бисером и бахромой. Уэ-Уэтеотль что-то сказал начальнику стражи, имевшему на груди знак отличия в виде ромба из перьев, выслушал ответ и сделал приглашающий жест. Цепь стражей расступилась, пропуская во дворец троих людей и сопровождающего их. Отряд саагуна остался снаружи, построившись в маленький квадрат.

Никита не очень внимательно следил за тем, куда их ведут, поглощенный созерцанием фресок, горельефов, колонн, панелей, ковров из перьев и прочих красот дворца в причудливом свете лампад и свечных люстр, поэтому он скоро запутался в лестницах, переходах, мостиках и галереях, создающих внутри здания впечатление непроходимого лабиринта. Лишь Такэда, не терявший бдительности, знал, что от входа они ушли недалеко, дважды обойдя святилище с группой ягуаровидных божеств и алтарь, сверкающий золотом. Наконец индеец остановился у входа в громадный зал, занимающий, наверное, чуть ли не треть дворца, бросил за спину:

– Калькулли.

– Мы пришли, – отреагировал лингвер.

Уэ-Уэтеотль шагнул в зал и преклонил колено перед возникшим из темноты человеком в черно-золотом костюме на голову ниже его.

– Кого ты привел, Уэтль? – раздался отрывистый, резкий, неприятный голос.

– Чужеземцев, чичим.

– Мы же велели принести их в жертву богу Уицилопочтли.

– Они не захотели, чичим. – В голосе Уэ-Уэтеотля сквозь смирение и высокомерие прозвучала насмешка.

– И ты не смог с ними справиться, саагун?! С двумя?!

– Они колдуны, чичим, и владеют мбоа.

– Мбоа владеют только Богоизбранные и Повелитель.

– Наверное, это вид воинского искусства, – предположил лингвер, – в моем лексиконе нет такого слова, но по ряду признаков мбоа – аналог земного карате.

– Доложи Повелителю, чичим, у меня есть что сказать ему.

– Ты будешь наказан, саагун.

– Это решит Повелитель.

Дальнейшую перепалку – тихую, сдержанную, но полную внутреннего напряжения и ненависти, прервал гулкий гонг и вслед за ним голос:

– Проводи их ко мне, Ситаль.

Человек в черном поклонился – жест был чисто ритуальным, автоматическим, и повел рукой в глубину зала. Уэ-Уэтеотль проследовал мимо, гордо подняв голову.

По-видимому, разведка и стража Повелителя не слишком симпатизируют друг другу, подумал Никита, и в это время увидел Тлауискальпантекутли, Повелителя Дома Утренней Зари.