Состояние действующего законодательства и его оценка

Сделки, не соответствующие требованиям закона (ст.168 ГК РФ)

Согласно ст. 168 ГК РФ сделка, не соответствующая требованиям закона или иных правовых актов, ничтожна, если закон не устанавливает, что такая сделка оспорима, или не предусматривает иных последствий нарушения.

Судебная практика признания сделок ничтожными на основании ст. 168 ГК РФ получила в настоящее время широкое распространение. Тем самым стабильность и предсказуемость гражданского оборота поставлены под серьезную угрозу. Нельзя считать, что вся указанная практика заслуживает поддержки. Имеют место случаи, когда несоответствие сделки тем или иным положениям закона не может выступать основанием для столь существенной негативной оценки данной сделки со стороны правопорядка, как признание ее ничтожной.

Следовательно, в содержание ст. 168 ГК РФ должны быть внесены уточнения, направленные на ограничение случаев, при которых сделка являлась бы ничтожной как противоречащая закону.

1.1.1. Целесообразно уточнить, что не любая не соответствующая закону сделка является недействительной, а только та, которая нарушает запрет закона. В таком ключе формулируется правило § 134 ГГУ: «сделка нарушающая запрет закона, является ничтожной». Сходное выражение в § 879 АГУ: «договор, нарушающий запрет закона или добрые нравы, ничтожен», а также в ст. 40 Книги 3 ГК Нидерландов.

Приведенная формулировка позволяет сделать ряд выводов, способных ограничить распространение ничтожных сделок. Во-первых, речь идет о том, что нарушение не любой императивной нормы закона приводит к ничтожности сделки, а лишь такой, в которой содержится явно выраженный запрет со стороны правопорядка в адрес участников оборота. Круг таких правовых норм определяется судебной практикой. Во-вторых, суд исследует волю законодателя и объявляет ничтожной сделку только при условии, что законодатель намеревался установить именно ничтожность сделки в качестве санкции за нарушение введенного им запрета.

В российской правоприменительной практике подобный подход мог бы оказаться весьма полезным. Значительное число норм ГК РФ носит внешне императивный характер, однако нарушение далеко не всех из них, если правильно толковать волю законодателя, должно приводить к ничтожности сделки. В дореволюционной юридической литературе обращалось внимание на то, что даже не всякое запрещение закона поражает сделку недействительностью.

1.1.2. Текстуально формулировка ст. 168 ГК РФ близко соответствует содержанию § 134 ГГУ, однако согласно последней норме сделка является ничтожной, если из закона не вытекает иное. Подобная конструкция может быть оценена как более гибкая по сравнению с российским регулированием, в котором «иное» должно быть прямо предписано законом.

К сожалению, вводя тот или иной запрет, законодатель не всегда снабжает его оговорками о том, что сделка является оспоримой, хотя воля законодателя была именно в этом. Нередко законодатель указывает, что сделка может быть признана недействительной по требованию заинтересованных лиц, а это на практике может толковаться двояко – и как установление оспоримости сделки, и как повтор общего положения о том, кто может ссылаться на недействительность ничтожной сделки. Таким образом, при наличии в законе большей степени судейского усмотрения при определении разновидности недействительности сделки, нарушающей запрет закона, регулирование стало бы обеспечивающим большую стабильность гражданского оборота.

Примеров несистемных, противоречивых и несправедливых решений отдельных казусов известно немало. Однако главный вывод, к которому следует прийти, состоит в необходимости расширения судейского усмотрения при определении последствий допущенного сторонами нарушения закона – ничтожности или оспоримости сделки.

1.1.3. Практике известны случаи, когда стороны обходят законодательные запреты при помощи прямо не запрещенных законом правовых конструкций.

Под обходом закона при этом следует понимать использование формально не запрещенной в конкретных обстоятельствах правовой конструкции ради достижения цели, отрицательное отношение законодателя к которой следует из установления запрета на использование иной правовой конструкции, достигающей ту же цель.

В ряде стран проблема сделок, направленных на обход закона, получила нормативное разрешение. Так, согласно ст. 1344 ГК Италии «правовое основание договора рассматривается как недозволенное и в том случае, если договор используется как средство для обхода и неприменения какой-либо императивной нормы».

Однако и в тех странах, где законодатель не включил специальной нормы, запрещающей обход закона, вывод о недопустимости этого делается на основе толкования смысла закона (Германия, Швейцария, Австрия и др.).

При практической квалификации необходимо исходить из содержания и цели соответствующей запретительной нормы, в отношении которой предположительно осуществляется обход. Если, предусмотрев эту норму, законодатель желает запретить совершение сделки особого вида, но не какой-либо правовой или экономический результат, то иная сделка, приводящая к тому же результату, не вызывает вопросов. Напротив, ничтожной становится сделка, пытающаяся достигнуть запрещенного результата при помощи использования иных видов сделок или юридических конструкций, которые формально не упомянуты в содержании запретительной нормы.

Сделки, совершенные с целью, противной основам правопорядка и нравственности (ст.169 ГК РФ)

Указанное основание недействительности сделок установлено в ст. 169 ГК РФ: сделка, совершенная с целью, заведомо противной основам правопорядка или нравственности, ничтожна. Аналогичные составы недействительности сделок предусматриваются в большинстве стран континентальной Европы (§ 138 ГГУ, ст. 19 и 20 ШОЗ, ст. 879 АГУ, ст. 1255 ГК Испании, ст. 1343 ГК Италии, ст. 40 книги 3 ГК Нидерландов и др.).

Гарантируемая правопорядком возможность по свободному усмотрению и под свою ответственность определять посредством сделок условия собственной жизни, именуемая принципом частной автономии, заключает в себе опасность злоупотреблений, которые невозможно заранее исчерпывающим образом описать и ограничить при помощи законодательных запретов. Поэтому данный принцип нуждается в качестве своей корректировки в генеральной норме, устанавливающей для частного самоопределения границу там, где оно вступает в противоречие с основополагающими принципами правопорядка и общественной морали.

При помощи нормы о запрете антисоциальных сделок на частное право оказывает влияние система основополагающих ценностей государства, закрепленная в Конституции.

1.2.1. Практика запрета совершения антисоциальных и противных добрым нравам сделок известна большинству стран Европы. Например, на основании § 138 ГГУ судебная практика Германии противостоит недобросовестному использованию отдельными участниками оборота своей экономической мощи. Ничтожными на основании § 138 ГГУ являются договоры, которые необыкновенно сильно обременяют одну из договаривающихся сторон и являются результатом неравных сил на переговорах о заключении договора (позиция Конституционного суда ФРГ).

Противное добрым нравам поведение может выражаться в ненадлежащем поведении в отношении другой стороны сделки: злоупотребление экономической мощью, необыкновенное сильное обременение одной из договаривающих сторон, а также иные сделки, в которых взаимоотношения сторон приобретают характер эксплуатации, когда экономическая свобода ограничивается столь сильно, что лицо утрачивает реальную возможность самостоятельного поведения. К ним относятся сделки, устанавливающие чрезмерное обеспечение в пользу кредитора, сделки так называемой глобальной уступки (уступки всех будущих требований); сделки, закабаляющие авторов в отношении будущих произведений, сделки с использованием монопольного положения, запреты на осуществление конкуренции, например, продавцом бизнеса, в течение несоразмерно длительного времени и т.п.

Иной вид противонравственного поведения – сделки, направленные против интересов третьих лиц либо общества в целом. К ним относятся сделки, служащие для приготовления, осуществления или получения выгоды от уголовно-наказуемых деяний (заказ преступления, скупка краденого и т.п.), сделки, направленные исключительно на уклонение от уплаты налогов, сделки, посягающие на существо брака (вознаграждение за вступление в фиктивный брак, соглашение об ограничении права развода и т.п.); сделки, нарушающие основы отношений между родителями и детьми (вознаграждение в пользу матери внебрачного ребенка за умолчание о факте отцовства с целью уклониться от уплаты алиментов в пользу ребенка и т.п.); сделки, противоречащие требованиям, предъявляемым к носителям какой-либо профессии, прежде всего врача или адвоката; сделки, направленные на коммерческий подкуп представителя другой стороны или руководителя юридического лица; сделки в ущерб интересам кредиторов (сознательное принятие одним из кредиторов всего или большей части имущества должника при отсутствии у последнего реальной возможности рассчитаться с иными кредиторами).

Согласно рекомендациям отечественной судебной практики (п. 1 постановления Пленума ВАС РФ от 10.04.08 г. № 22 «О некоторых вопросах практики рассмотрения споров, связанных с применением статьи 169 Гражданского кодекса Российской Федерации») к нарушающим ст. 169 ГК РФ сделкам могут быть отнесены, в частности, сделки, направленные на производство и отчуждение определенных видов объектов, изъятых или ограниченных в гражданском обороте (соответствующие виды оружия, боеприпасов, наркотических средств, другой продукции, обладающей свойствами, опасными для жизни и здоровья граждан, и т.п.); сделки, направленные на изготовление, распространение литературы и иной продукции, пропагандирующей войну, национальную, расовую или религиозную вражду; сделки, направленные на изготовление или сбыт поддельных документов и ценных бумаг».

1.2.2. Последствие недействительности антисоциальной сделки в виде изъятия в доход государства всего полученного по такой сделке носит характер санкции со значительными публично-правовыми элементами.

Эта санкция во многих случаях носит оправданный характер ввиду той ненадлежащей цели, которую преследовали стороны (особенно, если речь идет о взаимосвязи сделки с преступлением или иным общественно опасным проступком). Однако в данном случае частное право начинает нести функцию наказания, т.е. выполнять роль уголовного или административного права. При этом частное право не обладает в должном объеме инструментарием, необходимым для выполнения указанной функции, поскольку демократическом правовом государстве наказание может применяться только при доказанности факта содеянного и вины лица, участвовавшего в этом. Суд, рассматривающий гражданское дело в рамках диспозитивного гражданского процесса лишен активной роли, ограничен в сборе доказательств по собственной инициативе, в деле не участвует государственный обвинитель, основной задачей которого является обоснование необходимости применения наказания к соответствующему лицу. Таким образом, возможности частного права гораздо в меньшей степени позволяют выполнять публичную функцию наказания, чем возможности права публичного.

Кроме того, вызывает проблемы соотношение уголовно-правовой санкции в виде конфискации и предусмотренного в ст. 169 ГК РФ изъятия всего полученного по сделке в доход государства. Например, для изъятия суммы, полученной в качестве взятки, будет предусмотрена санкция и УК РФ, и ГК РФ (ст. 169), поскольку основанием передачи взятки является противонравственный и противоправный договор между взяткодателем и взяткополучателем. По-видимому, оснований для того, чтобы одна и та же сумма взятки взыскивалась с ее получателя дважды, не имеется. Таким образом, санкция, предусмотренная ГК РФ, совпадает с санкцией УК, не имеет самостоятельного значения по сравнению с ней.

Таким образом, сохранение санкции в ст. 169 ГК РФ оправданно, прежде всего, для тех случаев, когда то или иное общественно неприемлемое имущественное деяние не получает адекватной санкции в уголовном или административном праве, а также когда применение упомянутых санкций затруднено.

Следует упомянуть также, что в отношении целого ряда нарушений, которые повсеместно признаются противоречащими добрым нравам за рубежом (злоупотребление экономической силой, монопольным положением, сделки, приводящие к закабалению другой стороны и т.п.), санкция в виде изъятия всего полученного нарушителем в доход государства не отвечает критерию соразмерности. Подобные деяния не криминализованы как не обладающие должной степенью общественной опасности и не подвержены действию столь строгой санкции в публичном праве.

Таким образом, не могут исключаться случаи, в которых последствием совершения сделки, нарушающей основы правопорядка и нравственности, должна выступать двусторонняя реституция. Положения ГК РФ, не допускающие подобную возможность, могут считаться не достаточно гибкими.

Применение изъятия исполненного в доход государства может сохранять свою актуальность в следующих случаях: а) совершение сделки с вещью, изъятой из оборота (незаконная продажа оружия, реализация фальшивых денег или ценных бумаг, поддельных лекарств или алкогольной продукции, опасных для жизни и здоровья населения и т.п.); б) совершение сделки, предметом которой является деяние, обладающее признаками преступления или административного правонарушения (проституция, дача взятки, наем убийц, исполнителей для хулиганских действий, террористических актов, массовых беспорядков и проч.).

Сделки юридического лица, выходящие за пределы его правоспособности (ст. 173 ГК РФ)

Статья 173 «Недействительность сделки юридического лица, выходящей за пределы его правоспособности» включена в парагр. 2 «Недействительность сделок» гл. 9 «Сделки» ГК РФ. Данная статья предусматривает, что сделка, совершенная юридическим лицом в противоречии с целями деятельности, определено ограниченными в его учредительных документах, либо юридическим лицом, не имеющим лицензию на занятие соответствующей деятельностью, может быть признана судом недействительной по иску этого юридического лица, его учредителя (участника) или государственного органа, осуществляющего контроль и надзор за деятельностью юридического лица, если доказано, что другая сторона в сделке знала или заведомо должна была знать о ее незаконности.

Данная норма объединяет два состава недействительности:

1) совершение юридическим лицом сделок в противоречии с целями деятельности, определенно ограниченными в его учредительных документах;

2) совершение сделки юридическим лицом, не имеющим лицензии на занятие соответствующей деятельностью.

1.3.1. Учитывая круг лиц, которые вправе обратиться с требованием о признании недействительной по первому основанию, данная норма призвана обеспечивать, прежде всего, защиту лиц, в интересах которых установлены соответствующие ограничения (учредители, участники юридического лица) в тех случаях, когда созданное ими для определенных целей юридическое лицо фактически начинает вести деятельность, нежелательную для указанных лиц, например, влекущую увеличение хозяйственных рисков. В целях защиты интересов контрагента в такой сделке возможность ее аннулирования поставлена в зависимость от его добросовестности. Недобросовестный контрагент, имеющий или способный иметь при заключении сделки информацию о наличии ограничений, принимает на себя риск признания такой сделки недействительной.

Данное положение не применяется в отношении унитарных предприятий, а также других коммерческих организаций, в отношении которых законом предусмотрена специальная правоспособность (банки, страховые организации и некоторые другие). Последние не вправе совершать сделки, противоречащие целям и предмету их деятельности, определенным законом или иными правовыми актами. Такие сделки являются ничтожными на основании ст. 168 (см. п. 18 Постановления Пленумов ВС РФ и ВАС РФ от 01.06.96 г. № 6/8 «О практике применения части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»).

С точки зрения конструкции и задач положение о сделках, совершенных в противоречии с целями деятельности, определенно ограниченными в уставных документах, сходно с положениями, содержащимися в ст. 174 ГК РФ в части, касающейся ограничений полномочий органа юридического лица, и может рассматриваться как частный случай совершения сделок с превышением полномочий.

1.3.2. Сфера применения положений ст. 173 ГК РФ в части, касающихся сделок, совершенных без лицензии на занятие определенным видом деятельности, ограничена.

Так, по общему правилу, если наличие лицензии является основанием для осуществления деятельности юридическим лицом со специальной правоспособностью (банки, страховые организации, биржи, нотариальные конторы, профессиональные участники рынка ценных бумаг, инвестиционные фонды и ряд других), совершение сделки, требующие специальной правоспособности, лицом, не имеющим соответствующей лицензии и, следовательно, не обладающим необходимой правоспособностью, квалифицируются как ничтожные (ст. 168 ГК РФ).

Кроме того даже применительно к сделкам, требующим специальной правоспособности, законодательство устанавливает ряд исключений, направленных на защиту другой стороны в этих сделках.

Так, п. 1 ст. 835 ГК РФ предусматривает, что право на привлечение денежных средств во вклады имеют банки, которым такое право предоставлено в соответствии с разрешением (лицензией), выданным в порядке, установленном в соответствии с законом.

В соответствии с п. 2 данной статьи, в случае принятия вклада от гражданина лицом, не имеющим на это права, или с нарушением порядка, установленного законом или принятыми в соответствии с ним банковскими правилами, вкладчик может потребовать немедленного возврата суммы вклада, а также уплаты на нее процентов, предусмотренных ст. 395 ГК РФ, и возмещения сверх суммы процентов всех причиненных вкладчику убытков.

Если таким лицом приняты на условиях договора банковского вклада денежные средства юридического лица, такой договор является недействительным (ст. 168 ГК РФ).

В силу п. 3 ст. 835 ГК РФ если иное не установлено законом, последствия, предусмотренные п. 2 этой статьи, применяются также в случаях:

– привлечения денежных средств граждан и юридических лиц путем продажи им акций и других ценных бумаг, выпуск которых признан незаконным;

– привлечения денежных средств граждан во вклады под векселя и иные ценные бумаги, исключающие получение их держателями вклада по первому требованию и осуществление вкладчиком других прав, предусмотренных правилами настоящей главы.

Таким образом, при регулировании отношений, возникающих с участием граждан, законодатель отказывается от квалификации сделки, совершенной лицом, не имеющим соответствующей лицензии, как недействительной (ни ничтожной, ни оспоримой такая сделка не является), однако другому участнику сделки предоставляется право в любой момент отказаться от договора и потребовать возмещения убытков.

Подобный подход в большей степени защищает лицо, к которому не предъявляется специальных требований, поскольку оно имеет возможность самостоятельно выбрать вариант последующих действий исходя из своих интересов и готовности принять на себя соответствующие риски: продолжать договорные отношения и требовать надлежащего исполнения при наступлении срока либо расторгнуть договор и потребовать возврата исполненного и возмещения убытков.

Сходная правовая конструкция в настоящее время закреплена также в ст. 3 ФЗ «Об участии в долевом строительстве многоквартирных домов и иных объектов недвижимости и о внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации» от 30.12.04 г. № 214–ФЗ.

1.3.3. Положения ст. 173 ГК РФ связаны с ограничением на занятие определенными видами деятельности для отдельных субъектов и не применяются к сделкам с объектами, исключенными из оборота и ограниченно оборотоспособными, например, в отношении сделок, предметом которых является иностранная валюта, драгоценные камни, стратегические материалы, вооружение и т.п.

Вместе с тем сделки с такого рода объектами также лицензируются (см., например, ФЗ «О государственном регулировании производства и оборота этилового спирта, алкогольной и спиртосодержащей продукции» от 22.11.95 г. № 171-ФЗ (ред. от 30.12.2008), что создает определенные затруднения при квалификации сделок, предметом которых являются подобные объекты). С точки зрения конструкции норм ГК РФ сделки с объектами, исключенными из оборота и ограниченно оборотоспособными, совершенные без соответствующего разрешения, являются ничтожными на основании ст.168 ГК РФ, а не оспоримыми.

В ряде случаев такие сделки подпадают под действие ст. 169 ГК РФ.

Например, в п. 1 постановления Пленума ВАС РФ от 10.04.08 г. № 22 «О некоторых вопросах практики рассмотрения споров, связанных с применением статьи 169 Гражданского кодекса Российской Федерации» указано, что «при определении сферы применения статьи 169 ГК РФ судам необходимо исходить из того, что в качестве сделок, совершенных с указанной целью, могут быть квалифицированы сделки, которые не просто не соответствуют требованиям закона или иных правовых актов (статья 168 Кодекса), а нарушают основополагающие начала российского правопорядка, принципы общественной, политической и экономической организации общества, его нравственные устои. К названным сделкам могут быть отнесены, в частности, сделки, направленные на производство и отчуждение определенных видов объектов, изъятых или ограниченных в гражданском обороте (соответствующие виды оружия, боеприпасов, наркотических средств, другой продукции, обладающей свойствами, опасными для жизни и здоровья граждан, и т.п.); сделки, направленные на изготовление, распространение литературы и иной продукции, пропагандирующей войну, национальную, расовую или религиозную вражду; сделки, направленные на изготовление или сбыт поддельных документов и ценных бумаг».

Соответственно, положения ст. 173 ГК РФ на такого рода сделки не распространяются.

С учетом этого, сфера применения данной нормы охватывает только те случаи, которые охватываются требованиями Закона «О лицензировании отдельных видов деятельности» от 08.08.01 г. № 128-ФЗ в части, не перекрываемой положениями об ограниченно оборотоспособных объектах (например, это касается сделок по ремонту, утилизации, торговли вооружением и военной техникой, основными частями огнестрельного оружия, патронов, боеприпасов и их составных частей).

Учитывая, что в соответствии со ст. 4 Закона о лицензировании к лицензируемым видам деятельности относятся виды деятельности, осуществление которых может повлечь за собой нанесение ущерба правам, законным интересам, здоровью граждан, обороне и безопасности государства, культурному наследию народов Российской Федерации и регулирование которых не может осуществляться иным методом, кроме как лицензированием, предоставление права инициировать процесс о признании таких сделок недействительными субъектам, допустившим нарушение, представляется противоречащим смыслу такого регулирования.

Публичные интересы обеспечиваются в настоящее время так же и с использованием мер административного и уголовного воздействия.

Так, ст. 171 УК РФ «Незаконное предпринимательство» предусматривает уголовное наказание, в частности, за осуществление предпринимательской деятельности без специального разрешения (лицензии) в случаях, когда такое разрешение (лицензия) обязательно, или с нарушением лицензионных требований и условий, если это деяние причинило крупный ущерб гражданам, организациям или государству либо сопряжено с извлечением дохода в крупном размере.

Кодекс об административных правонарушениях также содержит целый ряд положений, предусматривающих административную ответственность за осуществление тех или иных видов деятельности без разрешения (лицензии) (ст. 6.2, 7.3, 7.5, 7.11, 13.3, 13.13 и т.д.).

Сложность и казуистичность регулирования отношений, связанных с лицензированием, смешение понятий при использовании термина «лицензия» в различных случаях вызывают значительные затруднения в судебной практике при квалификации сделок и, в частности, при применении положения ст. 173 ГК РФ.

Следует отметить, что использование конструкции недействительности сделки в отношениях, при которых сделка совершается лицом, не имеющим соответствующего разрешения, приводит к тому, что, прежде всего потери несет сторона, действующая без нарушения, поскольку при признании сделки недействительной она:

– определенно утрачивает возможность требовать надлежащего исполнения сделки, даже если получение такого исполнения выгодно для этой стороны, например, об уплате договорных процентов;

– теряет возможность предъявлять требования о применении санкций, предусмотренных договором;

– по общему правилу лишается возможности прибегнуть к акцессорным способам обеспечения исполнения (залог, поручительство), поскольку они отпадают при недействительности главного обязательства.

Наличие у нее возможности знать об отсутствии лицензии вряд ли является достаточным основанием для возложения на нее столь серьезных имущественных последствий.

Сделки, совершенные с выходом за пределы определенно ограниченных полномочий (ст. 174 ГК РФ)

1.4.1. Статья 174 ГК РФ «Последствия ограничения полномочий на совершение сделки» предусматривает еще одну разновидность оспоримой сделки. Согласно данной статье, если полномочия лица на совершение сделки ограничены договором либо полномочия органа юридического лица – его учредительными документами по сравнению с тем, как они определены в доверенности, в законе либо как они могут считаться очевидными из обстановки, в которой совершается сделка, и при ее совершении такое лицо или орган вышли за пределы этих ограничений, сделка может быть признана судом недействительной по иску лица, в интересах которого установлены ограничения, лишь в случаях, когда будет доказано, что другая сторона в сделке знала или заведомо должна была знать об указанных ограничениях.

В ст. 174 ГК РФ указано только на орган юридического лица, полномочия которого при этом могут быть ограничены только учредительными документами юридического лица. Не упомянуты случаи, когда сделка заключается руководителем филиала с нарушением ограничений, налагаемых на него положением о филиале. Не охвачены буквальным текстом ст. 174 ГК РФ также случаи, когда орган юридического лица действует в нарушение иных обязательных для него внутрикорпоративных документов (помимо учредительных документов), равно как случаи нарушения поверенным (добровольным представителем) указаний доверителя (представляемого), данным в развитие заключенного ими договора.

Таким образом, нормы ст. 174 ГК РФ сформулированы слишком узко по сравнению с той идеей, которую они преследуют. Указанная идея заключается в том, чтобы допустить признание недействительной сделки уполномоченного лица (представителя по доверенности или органа юридического лица), которая заключена с недобросовестным лицом. Недобросовестность последнего заключается в том, что оно знает о нарушении уполномоченным лицом ограничений и обязанностей, налагаемых на него в силу особых отношений (договорных, корпоративных и др.), которые связывают его с лицом, для которого должны наступать правовые последствия действий, совершаемых уполномоченным лицом.

1.4.2. Также положения указанной статьи должны распространяться не только на органы юридического лица, но также на руководителей его филиалов, которые органами юридического лица не являются и действуют на основании доверенности. Следует также учесть, что полномочия руководителя филиала юридического лица могут быть ограничены не только учредительными документами юридического лица, но и положением о соответствующем филиале, которое не относится к учредительным документам юридического лица. Исходя из этого, в ст. 174 ГК РФ необходимо внести редакционные правки, которые распространят ее действие не только на органы юридического лица, но и на руководителей филиалов юридического лица, полномочия которых могут быть ограничены также положениями о филиалах.

Сделки под влиянием заблуждения (ст.178 ГК РФ)

Автор волеизъявления принципиально должен быть связан тем, каким образом он выразил свою волю, учитывая, как это волеизъявление должен был понять добросовестный и разумно действующий адресат.

По общему правилу этот постулат верен во всех случаях, в т.ч. тогда, когда действительная воля лица не соответствовала тому содержанию, которое было придано волеизъявлению. В то же время в ряде случаев сохранять сделку в том виде, в котором она состоялась, несмотря на допущенную ошибку при выражении воли, представляется настолько несправедливым, что все развитые правопорядки предусматривают основания для оспаривания подобной сделки.

При этом, поскольку любая возможность оспаривания сделки негативно влияет на устойчивость оборота, разновидности заблуждений (ошибок) должны быть перечислены в законе максимально детальным образом и охватывать наиболее существенные из них, создавая баланс интересов индивидуальных (заблуждавшейся стороны) и общественных (добросовестной другой стороны).

Вопрос о том, какие именно ошибки субъекта волеизъявления позволяют ему добиваться аннулирования сделки (в судебном или внесудебном порядке), является одним из ключевых в теории гражданско-правовых сделок.

Согласно п. 1 ст. 178 ГК РФ:

«1. Сделка, совершенная под влиянием заблуждения, имеющего существенное значение, может быть признана судом недействительной по иску стороны, действовавшей под влиянием заблуждения.

Существенное значение имеет заблуждение относительно природы сделки, либо тождества или таких качеств ее предмета, которые значительно снижают возможности его использования по назначению. Заблуждение относительно мотивов сделки не имеет существенного значения».

1.5.1. Прежде всего, следует отметить неясность взаимосвязи первого и второго абзацев п. 1 ст. 178 ГК РФ. Означает ли, что в первом абзаце вводится общее правило о возможности оспаривания сделки, заключенной под влиянием заблуждения, имеющего существенное значение, а во втором абзаце перечисляются возможные виды заблуждений (заблуждение в природе сделке; заблуждение в тождестве предмета; заблуждение в качествах предмета), причем этот перечень является закрытым?

Следует отметить, что подобное толкование ст. 178 ГК РФ является господствующим в литературе, а также более всего представлено в судебной практике.

Однако теоретически допустимым является и иное толкование, подразумевающее во втором абзаце п. 1 ст. 178 ГК РФ лишь отдельный и незакрытый перечень видов заблуждений. При этом определяющее значение получает первый абзац нормы и содержащийся в нем признак «заблуждение, имеющее существенное значение». Таким образом, при подобном толковании можно помыслить иные нарушения, не перечисленные в абзаце втором, но дающие основания оспаривать сделку ввиду соответствия критерию «существенного значения».

В пользу такого подхода говорит и наличие в абзаце втором п. 1 ст. 178 ГК РФ второго предложения, поскольку при первом подходе, усматривающем исчерпывающий перечень заблуждений в первом предложении данного абзаца, второе предложение в нем является совершенно излишним.

Поскольку и то, и иное толкование вызвано недостаточной ясностью закона, указанная неопределенность подлежит устранению.

Интерес представляет подход гражданского права Швейцарии, заключающийся в следующем. Согласно ст. 23 ШОЗ договор не связывает того, кто пребывал в существенном заблуждении во время его заключения. Тем самым закрепляется генеральное правило, толкуемое на практике так: существенно заблуждается тот, кто не сделал бы подобного заявления при знании настоящего положения дел. Далее в ст. 24 ШОЗ приводится приблизительный перечень ошибок, носящих существенный характер: а) ошибка в виде договора; б) ошибка в вещи, ставшей предметом договора; в) ошибка в личности контрагента; г) если лицо пообещало осуществить предоставление в существенно большем объеме, чем оно в действительности желало, или выговорило предоставление в свою пользу, соответственно, в существенно меньше размере, чем желаемое; д) если ошибка касается обстоятельства, которое заблуждавшимся лицом рассматривалось как необходимое основание договора в соответствии с принципом добросовестности в имущественном обороте.

По данному пути целесообразно следовать и отечественному законодателю: выработать генеральное правило и примерный перечень наиболее типичных случаев, отвечающих критериям, закрепленным в генеральном правиле.

1.5.2. Формулировка ст. 178 ГК РФ «заблуждение относительно таких качеств ее предмета, которые значительно снижают возможности его использования по назначению» носит однонаправленный характер (в пользу приобретателя данного предмета) и потому страдает неполнотой.

Мыслимы виды заблуждений, когда в качествах предмета заблуждается продавец (лицо, отчуждающее предмет), например, если золотая вещь ошибочно продается как медная или подлинник произведения искусства продается как его копия. Такие случаи известны в практике. В зарубежных законодательствах подобные заблуждения также предоставляют право на оспаривание сделки ошибавшимся лицом.

Следовательно, указанная формулировка должна быть скорректирована в направлении расширения качеств предмета сделки, подлежащих учету при заблуждении, в частности, в части учета качеств предмета сделки, имеющих значение не только для приобретателя предмета сделки, но и для лица, передающего предмет сделки.

1.5.3. В ст. 178 ГК РФ отсутствует основание для оспаривания сделок, при совершении которых допущены оговорки, описки, опечатки и иные неосознанные неточности передачи воли субъекта адресату. Речь идет о ситуации, когда лицо не просто ошиблось в расчетах, например, умножив три на 17, получило 54 и произнесло «54», а именно когда оно, желая произнести «54», сказало «504», написало «5,4» или «540», и т.п.

В Германии подобные ошибки охватываются составом оспоримых сделок, заключенных под влиянием заблуждения (§ 119 ГГУ). Для них вводится оборот «лицо не желало совершать волеизъявление с этим содержанием». Сюда же относятся случаи, когда лицо использовало тот или иной термин в значении ином, чем он мог быть и в действительности был понят другой стороной.

Думается, в России должен быть воспринят указанный подход. В настоящее время эти сделки никак не регулируются ГК РФ, а судебная практика и отчасти доктрина предлагают исходить в данном случае из того, что сделка не состоялась ввиду несовпадения встречных волеизъявлений (или ввиду несовпадения воли и волеизъявления стороны). Однако этот путь менее удачен, поскольку он должен приводить к недействительности сделки в любом случае, даже если ошибка или опечатка относятся к несущественным условиям сделки.

1.5.4. Далее необходимо рассмотреть, какие иные виды заблуждений (ошибок) признаются в иностранной практике и должны быть восприняты в обновленной редакции ст. 178 ГК РФ.

Во-первых, существенный характер носит заблуждение в предмете сделки, под которым применительно к договорам следует понимать предмет исполнения.

Отдельные группы случаев, которые сегодня рассматриваются судебной практикой в европейских правопорядках как существенное заблуждение, обнаруживают впечатляющее совпадение подходов (германское, французское, швейцарское право). Прежде всего, к ним относится любое заблуждение о предмете предоставления или встречного предоставления. Такое заблуждение может касаться их идентичности, их качеств, рассматривавшихся сторонами в качестве существенных (для произведений искусства – их подлинность; для подержанных автомобилей – пробег или дата выпуска; для недвижимости в зависимости от обстоятельств – способность к возделыванию или доход от сдачи в аренду; для агрегатов – возможности применения и т.п.). Соответствующие положения содержатся в ст. 1110 ФГК, абз. 2 § 119 ГГУ, ст. 1429 ГК Италии.

Исходя из этого понимания, не любое заблуждение в отношении предмета сделки позволяет оспаривать сделки, а только такое, которое касается существенных в обороте качеств этого предмета. Отечественная категория существенного заблуждения в части заблуждения в предмете сделки также может быть уточнена с этой точки зрения.

Во-вторых, в европейских правопорядках распространенным видом заблуждения признается ошибка в лице.

Такое основание оспаривания как заблуждение в личности предусмотрено в § 119 ГГУ, § 873 АГУ, ст. 24 ШОЗ, ст. 1429 ГК Италии, ст. 1266 ГК Испании. Однако правопорядки расходятся при определении того, к чьей личности должно относиться заблуждение – только контрагента или иного субъекта, к которому относится сделка. Типичный пример последнего: если поручитель, заключая сделку с кредитором, ошибается в отношении личности лица, выступающего должником, за которого он дает поручительство.

Согласно ст. 1110 ФГК заблуждение не является основанием недействительности соглашения, когда заблуждение касается лишь личности того, с кем имеют намерение заключить договор, если только сама эта личность не была основной причиной соглашения. Заблуждение в личности согласно данной норме имеет значение только в том случае, если оно касается стороны договора, но не третьего лица. Только в том случае, если в договоре личность третьего лица оговорена как существенное условие сделки, заблуждение в этом лице (в его тождестве или свойствах) может быть признано существенной ошибкой. Близкий подход закреплен в ГК Италии.

Напротив, германский или испанский закон не ограничивают круг лиц, в отношении которых может существовать заблуждение. Например, согласно ГК Испании заблуждение в отношении лица делает договор недействительным только тогда, когда значение данного лица являлось определяющим для договора (ст. 1266).

Последний подход представляется более предпочтительным, поскольку позволяет более полно учесть интересы лица, допускающего ошибку (изложенный выше пример с поручителем).

В-третьих, существенной является ошибка в правовых последствиях волеизъявления, а именно когда сделка производит существенно иные правовые последствия, чем те, к которым стремилась сторона. Заблуждение в природе сделки, сформулированное в ГК РФ, выглядит слишком узким по сравнению с зарубежными законодательствами. В германском или французском праве существенной ошибкой считается заблуждение в типе сделке или в ее правовых последствиях.

В-четвертых, существенно заблуждение в обстоятельстве, которое лицо упоминает в своем волеизъявлении или из наличия которого оно с очевидностью для контрагента исходит при этом. Например, случай, когда лицо поручается за должника, очевидно для кредитора имея в виду, что данное обязательство обеспечено также ипотекой, но это оказывается неверным. Иной пример (французская доктрина) – заблуждение в отношении мотивов, из существенности которых для договора исходили стороны, например, о соразмерности (разумности) встречного предоставления, или иных мотивов, которые были сделаны предпосылкой для заключения данного договора.

1.5.5. Ошибки в отношении любых обстоятельств, сопутствовавших сделке и повлиявших на решение стороны о вступлении в данную сделку (ошибочное убеждение, что стороне сделки данный предмет необходим в хозяйстве; ошибка, что аналогичный предмет, принадлежавший стороне, погиб; покупка подарка на свадьбу, которая не состоялась, счетные ошибки и т.п.) не должны предоставлять стороне право аннулировать правовые последствия сделки. Подобные обстоятельства, именуемые мотивами, которыми руководствовалось лицо, вступая в сделку, не влияют на действительность сделки, поскольку в противном случае практически любая сделка могла находиться в состоянии неопределенности. Стабильность оборота подвергалась бы тем самым неоправданным ограничениям. Каждый участник оборота должен сам нести риск того, что не выполняются его ожидания в отношении будущего развития событий или то, что его представления об определенных обстоятельствах не соответствуют действительности.

1.5.6. Судебная практика многих стран, и отечественная судебная практика не является исключением, сталкивается с вопросом о соотношении разных способов защиты приобретателя вещи, если наряду с его заблуждением, наделяющим его правом оспаривать сделку, ему принадлежат также основанные на договоре требования в связи с ненадлежащим качеством приобретенного предмета.

Подход французского права в таких случаях противостоит германскому: управомоченному лицу предоставлена возможность выбора, оспаривать ли ему сделку или предъявлять требования, основанные на ненадлежащем исполнении договора другой стороной.

Подход французской судебной практики может быть воспринят, поскольку предъявление требований о недостатках купленной вещи не во всех случаях может обеспечить надлежащую защиту приобретателя. Если лицу принадлежало бы право оспаривания сделки при отсутствии недостатков проданной вещи, то наличие указанных недостатков является случайным обстоятельством, которое не может сказываться на праве оспаривания. Если вещь не требовалась лицу вовсе, то она не станет ему необходимой после устранений в ней недостатков. Поэтому право выбора способа защиты должно быть сохранено за приобретателем.

1.5.7. В отношении любых видов существенных заблуждений за рубежом либо непосредственно в законе, либо в доктрине предусматривается требование причинности. Оно означает, что не любое заблуждение позволяет оспаривать сделку, а только то, которое послужило причиной ее заключения. В частности, согласно ст. 1266 ГК Испании для того, чтобы заблуждение приводило к недействительности соглашения, заблуждение должно относиться к существу вещи, являющейся предметом договора, или к таким его обстоятельствам, которые послужили главной причиной для заключения договора. В Германии указанную цель выполняет оговорка в § 119 ГГУ «если следует предположить, что лицо не сделало бы данное волеизъявление при знании реального положения дел и разумной оценке данной ситуации».

В ГК РФ отсутствует подобное требование, однако его наличие непосредственно в тексте закона можно признать оправданным.

1.5.8. Дополнительный критерий, направленный на сохранение стабильности оборота и учет интересов стороны, с которой другое лицо вступает в сделку под влиянием собственного заблуждения, предусматривается в итальянском праве. Согласно ст. 1428 ГК Италии заблуждение является основанием для объявления договора ничтожным, если оно является существенным и распознаваемо для другой стороны. Заблуждение считается распознаваемым, если его могло бы распознать лицо, действующее со средней тщательностью, принимая во внимание содержание договора, сопутствующие обстоятельства и качества договаривающихся сторон (ст. 1431).

1.5.9. При реформировании законодательства в отношении сделок, заключенных под влиянием заблуждения, имеющего существенное значение, имеет смысл обратить внимание на закрепление принципа добросовестности в поведении стороны, оспаривающей сделку. В положениях действующей редакции ст. 178 ГК РФ данный принцип не закреплен. Вместе с тем он получил распространение в европейских правопорядках.

В ГК Италии указанный принцип нашел следующее отражение: заблуждавшаяся сторона не может требовать объявления договора ничтожным, если прежде, чем для нее успели образоваться неблагоприятные последствия из-за него, другая сторона предложит осуществить договор таким образом, который отвечает содержанию, виду и образу договора, который намеревалась заключить заблуждавшаяся сторона (ст. 1432).

В более общем виде указанный принцип закреплен в ШОЗ, согласно ст. 25 которого ссылка на заблуждение неприемлема, если она противоречит доброй совести. В частности, договор должен действовать для заблуждавшегося лица в том виде, как оно его понимало, если другая сторона завит о своей готовности к этому. В качестве примера конкретного наполнения данного правила можно сослаться на практику швейцарских судов, признающую недобросовестным затягивание подачи иска об оспаривании сделки в расчете выиграть на этом за счет ответчика (например, в случае продолжающегося падения или роста цен на предмет сделки – в зависимости от того, что выгодно истцу).

1.5.10. Регулирование в ст. 178 ГК РФ в отношении обязанности оспаривающего сделку лица по возмещению убытков другой стороне сделки, нельзя признать достаточно гибким. Согласно п. 3 указанной нормы сторона, по иску которой сделка признана недействительной, обязана возместить другой стороне по ее требованию причиненный ей реальный ущерб, даже если заблуждение возникло по обстоятельствам, не зависящим от заблуждавшейся стороны.

Более справедливым можно считать положение ст. 26 ШОЗ, согласно которому указанная выше обязанность наступает, за исключением случаев, когда другая сторона знала о наличии заблуждения или должна была знать об этом. Подобное регулирование в большей степени отвечает требованиям добросовестности поведения сторон в гражданском обороте.

Сделки под влиянием обмана, насилия, угрозы, злонамеренного соглашения представителя одной стороны с другой стороной или стечения тяжелых обстоятельств (ст.179 ГК РФ)

Законодатель устанавливает в ст. 179 ГК РФ перечень оснований недействительности сделки, при которых сторона, наделяемая правом оспаривания сделки, не является «виновником» ее недействительности, а, напротив, пострадавшим лицом. Этим обусловлено, что оспаривание сделки может происходить и в том случае, если обман, насилие или угроза относились не только к содержанию сделки, но и к мотивам, обусловившим заключение данной сделки пострадавшей стороной.

В то же время в нормативное регулирование оправданно внести коррективы, которые позволят указанному институту работать с большей эффективностью.

Среди проблем правоприменительной практики с учетом иностранного опыта могут быть названы следующие вопросы.

1.6.1. Применение положений ст. 179 ГК РФ иногда в практике связывается с уголовно-правовой санкцией. Это приводит к тому, что помимо рассмотрения уголовного дела (по факту физического насилия, мошенничества и т.п.) потерпевшему не удается получить защиту своего гражданского права.

Этот подход нельзя признать обоснованным. Составы уголовных преступлений и фактические составы оспоримых сделок лишь частично пересекаются между собой. Положения ГК РФ и УК РФ имеют в этой части разный предмет регулирования. Применение мер уголовной ответственности не позволяет однозначно судить о возможности оспаривания сделки, равно как признание сделки недействительной по ст. 179 ГК РФ не предопределяет наличие в действиях ответчика состава преступления.

1.6.2. ГК РФ не регулирует многих вопросов, которые вызывают споры в доктрине, а именно каковы критерии угрозы, должна ли она быть существенной, в отношении кого может быть изъявлена угроза, имеет значение угроза только личности или также имуществу, возможна ли угроза правомерными действиями, возможен ли обман посредством умолчания и др.

Обращение к иностранному опыту показывает, что зарубежный законодатель предпочитает решать многие из поставленных вопросов, не оставляя их на усмотрение судебной практики.

Согласно ст. 44 Книги 3 ГК Нидерландов об угрозе идет речь, когда кто-то побуждает другого совершить определенную сделку, противоправно угрожая причинить ущерб ему или третьему лицу персонально или его имуществу. Угроза должна быть такой, чтобы разумно мыслящий человек мог оказаться под ее влиянием. Об обмане идет речь, когда кто-то побуждает другого совершить определенную сделку посредством умышленно сделанного ложного сообщения, умышленного сокрытия какого-либо факта, который он был обязан сообщить, или посредством другой хитрости. Рекомендации в общих выражениях, даже если они лживы, сами по себе не считаются обманом.

Согласно ст. 1435 ГК Италии принуждение должно быть таким, чтобы оно оказывало влияние на лицо и заставляло его бояться причинения противоправных и значительных неблагоприятных последствий себе или своему имуществу. При этом должны учитываться возраст, пол и прочие особенности лиц. Принуждение является основанием для объявления договора ничтожным и тогда, когда угрожающие неблагоприятные последствия касаются личности или имущества супруга стороны договора или его родственников по восходящей и нисходящей линии. Если угрожающие неблагоприятные последствия касаются иных лиц, то объявление договора ничтожным оставляется на усмотрение суда, который должен произвести тщательную оценку всех обстоятельств (ст. 1436 ГК Италии).

Угроза реализовать какое-либо право лишь тогда может являться основанием для объявления договора ничтожным, когда она направлена на получение противоправных преимуществ (ст. 1438 ГК Италии).

Доктрина многих стран (Германии, Франции, Швейцарии и др.) исходит из того, что обманные действия могут заключаться в умолчании об обстоятельствах, о которых лицо должно сообщить контрагенту исходя из требований справедливого оборота (например, о факте участия продаваемой автомашины в ДТП).

1.6.3. ГК РФ не определяет, от кого может исходить угроза – только от лица, получающего непосредственную выгоду по спорной сделке, или от любого лица.

В иностранных правопорядках преимущественно представлена точка зрения о возможности оспаривания сделки в любом из указанных случаев. Например, в силу ст. 1268 ГК Испании принуждение или угроза приводят к недействительности сделки и в том случае, если они исходят от третьего лица, не участвующего в договоре. В Германии аналогичный вывод делается на основе толкования § 123 ГГУ. Согласно ст. 1434 ГК Италии принуждение является основанием для объявления договора ничтожным и тогда, когда оно применяется третьим лицом. Согласно ст. 1111 ФГК насилие, совершенное в отношении лица, принявшего на себя обязательство, является основанием недействительности соглашения, хотя бы такое насилие и было применено третьим лицом, не являющимся тем, в чью пользу соглашение было заключено. В практике французских судов признавался недействительным договор поручительства, заключенный поручителем под угрозой должника, хотя кредитор ничего не знал об указанной угрозе.

Исходят при этом из следующего. Когда сделка заключена под влиянием насилия или угрозы, сохранение сделки в силе в том случае, если в судебном процессе не удалось установить, что лицо, получившее выгоду по такой сделке, знало о наличии угрозы, было бы настолько несправедливо по отношению к потерпевшему, что потребности обеспечения стабильности оборота в этой части должны уступить в целях установления справедливого баланса интересов личности и общества.

При этом требования, предъявляемые к угрозе или насилию, устанавливаются преимущественно на уровне доктрины и судебной практики: угроза должна носить существенный характер, быть определяющей для стороны, которая ей подвергается, обладать признаками противоправности и т.п.

1.6.4. Случаи обмана, исходящего от третьего лица, в ряде зарубежных государств урегулированы иначе. Согласно абзацу второму § 123 ГГУ в случае обмана, совершенного третьим лицом, волеизъявление, которое должно было совершаться в адрес иного лица, может быть оспорено лишь при условии, что последнее знало или должно было знать о наличии обмана. То же касается односторонней сделки, по которой иное лицо получает какое-либо право.

Согласно абзацу второму ст. 1439 ГК Италии, если действия по введению в заблуждение совершены третьим лицом, договор может быть объявлен ничтожным, при условии, что они были известны стороне договора, которая извлекла из них выгоду.

В силу § 875 АГУ договор может быть оспорен только при условии, что другая сторона договора принимала участие в обманных действиях третьего лица или очевидно должна была знать о них.

Считается, что в иных случаях признание сделки недействительной было бы несправедливо по отношению к стороне сделке (выгодоприобретателю) и неоправданно ограничивало бы стабильность гражданского оборота.

В абзаце 2 ст. 28 ШОЗ сказано: умышленное введение в заблуждение, осуществленное третьим лицом, препятствует установлению обязательства обманутого лица только в том случае, если другая сторона знала или должна была знать об обмане в момент совершения сделки.

Специальное указание о том, что обман может исходить только от другой стороны сделки, содержится преимущественно в старых кодификациях Европы, таких как ГК Испании (ст. 1269, 1270), ФГК (ст. 1116).

При этом французская судебная практика и доктрина развивает исключения из данного правила, с одной стороны, допуская оспаривать безвозмездные сделки, если обман допущен третьим лицом, и с другой стороны, не признавая третьим лицом представителя или служащего стороны.

С учетом наличия в российском ГК конфискационной санкции для другой стороны сделки, заключенной под влиянием обмана (изъятие в доход государства всего полученного по сделке), вопрос об обмане, допущенном третьим лицом, имеет большое практическое значение. Если сторона, в чью пользу состоялся обман, в действительности не знает о нем, изъятие у нее в доход государства всего полученного по сделке является явно несправедливым. В то же время нельзя утверждать, что обман по российскому гражданскому праву может быть осуществлен только стороной по сделке. Таким образом, вопрос требует своего разрешения.

1.6.5. Положения закона о таком основании оспаривания сделки как злонамеренное соглашение представителя одной стороны с другой стороной, находят крайне редкое применение на практике. При этом общеизвестно, что случаи использования коммерческого подкупа и иные злоупотребления представителей широко распространены. Таким образом, можно утверждать о низкой эффективности действующей редакции нормы. Причина заключается в том, что необходимо доказывать умысел представителя, совершившего невыгодную сделку, нарушившего интересы представляемого, факт наличия не просто его ошибки, а сговора с контрагентом.

Исправить данную ситуацию может изменение условий недействительности подобной сделки: сделка должна признаваться судом недействительной при условии доказывания, что сделка носит невыгодный характер для представляемого, совершена при обстоятельствах, которые свидетельствовали о сговоре представителя с другой стороной или о том, что другая сторона использовала в своих интересах грубую ошибку представителя. Детальное наполнение подобной широкой формулировки должно осуществляться судебной практикой.

Подобный подход реализован в ст. 1394 ГК Италии: договор, заключенный представителем в противоречии с интересами представляемого, может быть объявлен ничтожным по заявлению представляемого, если указанное противоречие было известно третьему лицу или было распознаваемо для него.

Норма в указанной редакции должна применяться не только к добровольным представителям, действующим на основании доверенности, но и к лицам, выполняющим функции единоличного органа юридического лица, имеющим право, действуя без доверенности, заключать сделки от имени юридического лица.

1.6.6. Обращение к зарубежному опыту показывает, что сделки, носящие кабальный характер, могут оспариваться, и практика их оспаривания является достаточно широкой. При этом указанные сделки могут встречаться как в обороте между гражданами, так и в предпринимательских отношениях.

В одних странах подобные сделки считаются ничтожными как ростовщические (Австрия, Германия), в других оспоримыми (Швейцария, Нидерланды).

Иностранная судебная практика повсеместно исходит из того, что сделки, предоставление по которым со стороны одного лица (как правило, пребывающего в стесненном положении) в два и более раза превышает встречное предоставление или обычную рыночную цену, уплачиваемую в подобных случаях, являются неприемлемыми. Во Франции в ст. 313-3 Потребительского кодекса (Code de la Consommation) закреплена презумпция для всех видов договоров, основанных на кредите (не только банковского кредита, но и продажи в рассрочку и т.п.), что эффективная процентная ставка является ростовщической, если она превышает среднюю процентную ставку, применяемую в сопоставимых сделках кредитных организаций за последние три месяца, всего на одну треть.

При этом французскому законодателю не известен субъективный критерий (сознательное использование одной стороной затруднительного положения, в котором находится другая сторона), и для оспаривания сделки достаточно существенного несовпадения встречных предоставлений.

В России в целях облегчения вывода суда о том, что сделка носит кабальный характер (т.е. заключена на условиях, крайне невыгодных для стороны) и вызвана стечением тяжелых обстоятельств той стороны, для которой она невыгодна, следует подумать о дополнении ст. 179 ГК РФ презумпцией, согласно которой, пока не доказано иное, считается, что сделка совершена на крайне невыгодных условиях, если дисбаланс встречных предоставлений составляет 100% и более.

Кроме того, необходимо отметить, что в отличие от действующего российского законодательства, за рубежом контрагент может воспользоваться не только затруднительным положением другого лица, но и его неопытностью в делах, легкомыслием, слабоволием и т.п. (§ 138 ГГУ, ст. 21 ШОЗ, п. 4 ст. 44 книги 3 ГК Нидерландов). Все эти случаи позволяют оспаривать сделку. При этом и затруднительное положение понимается не в узком смысле (как экономические проблемы), а в широком (экономические, личные, семейные, политические причины). Такова, например, практика судов Швейцарии.

1.6.7. Конфискационная санкция, содержащаяся в ст. 179 ГК РФ, нетипична для гражданского права и неизвестна большинству зарубежных правопорядков. В тех случаях, когда в действиях лица, спровоцировавшего недействительность сделки, присутствует состав преступления, должны работать меры уголовной ответственности. Если же за соответствующие действия уголовное наказание не установлено, последствия недействительности сделки должны оставаться в сфере регулирования гражданского права, основанном на принципах частной автономии и диспозитивности.

С этой точки зрения возникает вопрос о достаточности гражданско-правовых средств для профилактики правонарушений (обмана, угрозы, насилия, коммерческого подкупа и проч.).

Доктрина зарубежных стран развивает для случаев, когда одна из сторон сделки отвечает за ее недействительность, специальные правила, относящиеся к последствиям недействительности. В частности, наука и практика Германии занимает позицию о том, что лицо, получившее какой-либо предмет под влиянием обмана, не обязано возмещать другой стороне его стоимость, если этот предмет случайно погиб, но вправе требовать возврат исполненного ей в пользу другой стороны. Подобный подход представляется оправданным с точки зрения распределения рисков между добросовестными и недобросовестными участниками оборота.