Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 1. Духовный материализм





 

Мы пришли сюда, чтобы узнать кое‑что о духовности. Я убежден в искренности ваших намерений, однако нам необходимо исследовать их природу. Проблема состоит в том, что эго способно обратить в свою пользу все что угодно, даже духовность. Эго постоянно старается накапливать и использовать знание духовных учений для собственных целей. Эти учения принимаются как нечто внешнее, — внешнее по отношению к «я», — чем‑то вроде философии, которой мы пытаемся подражать. В действительности же мы не хотим отождествлять себя с этими учениями, не хотим стать ими. Поэтому, если наш учитель говорит об отречении от «я», мы делаем попытки как‑то изобразить это отречение — совершаем соответствующие движения и жесты, но не хотим по‑настоящему пожертвовать ни одной частицей своего образа жизни. Мы становимся искусными актерами; и вот, прикидываясь глухонемыми по отношению к подлинному смыслу учений, мы находим известное удовлетворение в том, что играем в последователей духовного пути.

Во всех случаях, когда мы начинаем ощущать какой‑то конфликт, какое‑то расхождение между нашими действиями и духовными учениями, мы немедленно истолковываем ситуацию таким образом, чтобы погасить этот конфликт. Толкователем оказывается само эго в роли духовного советчика. Все это похожее на положение в какой‑нибудь стране, где церковь и государство отделены друг от друга. Если политика государства оказывается чуждой политике церкви, тогда правитель реагирует на это автоматически; он идет к главе церкви, своему духовному наставнику и просит у него благословения. А глава церкви придумывает какое‑нибудь оправдание политике и дает свое благословение под тем предлогом, что правитель является охранителем веры. Именно таким образом все совершается и в уме отдельной личности, причем эго выступает в роли как правителя, так и главы церкви.

Если мы хотим реализовать истинную духовность, нам необходимо преодолеть подобное рационалистическое толкование наших действий и духовного пути. Однако справиться с этим не легко, потому мы видим все сквозь фильтр философии и логики эго, которое заставляет факты казаться ясными, точными и весьма логичными. На любой вопрос мы пытаемся найти оправдывающий нас ответ. Чтобы успокоить самих себя, мы старательно подгоняем под свою интеллектуальную схему любой аспект собственной жизни, который мог бы внести в нее смятение. И наши усилия так серьезны, так торжественны, так прямолинейны и искренни, что трудно отнестись к ним с подозрением; мы всегда доверяем «целостности» своего духовного советчика.

Неважно, чем именно мы пользуемся для достижения самооправдания — мудростью священных книг, диаграммами или чертежами, математическими вычислениями, эзотерическими формулами, фундаменталистской религией, глубинной психологией или любым иным механизмом. Всякий раз, когда мы начинаем оценивать, должны мы решать, или нет, делать нам то, или другое — мы уже пытаемся отнести свою практику или свое знание к определенным категориями, противопоставляем одно другому — это и есть духовный материализм, ложная духовность нашего советчика. Каждый раз, когда у нас возникает дуалистическое понятие вроде того, например, что «я делаю это потому, что хочу достичь такого‑то состояния бытия» — мы автоматически отделяем себя от реальности того, чем мы являемся.

Если же мы спросим себя, что же плохого в оценке, в том, что мы становимся на ту или иную сторону, — на это можно дать следующий ответ: когда мы формируем вторичное суждение «я должен делать это и должен избегать того», мы все усложняем, и это уводит нас далеко в сторону от фундаментальной простоты нашей природы.

Простота медитации означает, что мы просто переживаем на опыте обезьяний инстинкт эго. Если же мы принимаем свою психику за нечто большее, чем этот факт, тогда она становится очень тяжелой, плотной маской, чем‑то вроде железных доспехов.

Важно увидеть, что главный путь любой духовной практики заключается в том, чтобы выйти из‑под бюрократического надзора эго. Это значит выйти из под влияния «я», постоянных желаний эго добиться более высокой, более духовной, более трансцендентной версии знания, религии, добродетели, суждения, успокоения или чего бы то ни было, к чему стремится это отдельное «я». Нужно выйти из сферы духовного материализма. Если мы не выйдем из этой сферы, если в действительности будем практиковать духовный материализм, тогда в конце концов мы можем обнаружить, что обладаем целой коллекцией духовных путей. Возможно, мы почувствуем, что эти духовные накопления весьма драгоценны для нас. Мы изучили столь многое, может быть, мы изучили западную или восточную философию, практиковали йогу; может быть, мы учились у целого десятка великих мастеров. Мы чего‑то достигли, чему‑то научились. Мы уверены в том, что накопили огромные знания. И все же, хотя мы прошли через все это, нам нужно от чего‑то отказаться. Чрезвычайно таинственное обстоятельство! Как это могло случиться? Просто невероятно! Но, как ни печально, так оно и есть. Наши обширные коллекции знаний и опыта — только часть тщеславия эго, часть его грандиозного хвастовства. Мы выставляем все это напоказ перед целым миром, поступая таким образом, мы уверяем себя в том, что существуем в безопасности и неприкосновенности как люди духовные.

Но мы просто создали лавку древностей, антикварный магазин. Мы могли специализироваться по восточной древности, по средневековому христианству или по религии какой‑нибудь другой древней цивилизации, или по другому времени — тем не менее это всего лишь магазин. Прежде чем мы наполнили его таким множеством вещей, у нас была прекрасная комната; выбеленные стены, очень простой пол, а под потолком ярко горела лампа. Посредине комнаты находилось единственное произведение искусства; и комната была великолепной. Все, кто в нее входили, включая и нас самих, любовались ее красотой.

Но мы не чувствовали удовлетворения и думали: если один предмет делает комнату красивой, я достану побольше редких вещей, и она станет еще красивее. Так мы начали собирать вещи, а в результате получился хаос.

В поисках красивых вещей мы обшарили весь мир — Индию, Японию, много разных стран. И всякий раз мы находили там какую‑нибудь антикварную редкость — потому что всегда имели дело только с одним предметом, видели, что он красив, думали, что он будет красивым и в нашем магазине, Но, когда мы привозили его домой и помещали в своем магазине, он становился еще одним добавлением к коллекции хлама. Предмет более не излучал красоту, потому что он оказывался в окружении множества других прекрасных вещей. Он более ничего не значил. Вместо комнаты, наполненной прекрасными древностями, мы создали кладовую для хлама!

Правильное приобретение состоит не в том, чтобы собрать большое количество информации или красивых вещей, а в том, чтобы полно оценить каждый индивидуальный объект. Это весьма важно. Если вы по‑настоящему почувствуете ценность какого‑то красивого предмета, тогда вы полностью отождествляетесь с ним и забываете себя. Это подобно тому, как если бы вы смотрели интересный и захватывающий фильм, забывая при этом, что вы — зритель. В данный момент мира не существует — все ваше существо находится в сюжете кинофильма. Таково отождествление, полное вовлечение в один предмет. Итак, действительно ли мы почувствовали вкус этого единственного красивого предмета, этого единственного духовного учения? Прожевали ли мы его как следует? Проглотили? Или мы просто считаем его частью нашей обширной и все возрастающей коллекции?

Я особенно сильно подчеркиваю этот пункт потому, что знаю, что мы все пришли к учению и практике медитации не для того, чтобы заработать больше денег, — а потому, что мы действительно хотим учиться, хотим развивать себя. Но, если мы считаем знание какой‑то старинной драгоценностью, «древней мудростью», объектом коллекционирования, — тогда мы находимся на ложном пути.

Пока речь идет о преемственности прямой линии учителей, знание не передается из рук в руки подобно старинной драгоценности. Вернее будет сказать, что учитель переживает истину учения и передает ее своему ученику как вдохновение. Это вдохновение пробуждает ученика, как до него был пробужден его учитель. Затем ученик передает учение другому ученику, и таким образом идет процесс передачи. Учение всегда оказывается современным; это не «древняя мудрость», не какая‑то старая легенда. Учения не передаются как информация не передаются подобно традиционным народным повествованиям, которые дед рассказывает своим внукам. Все это происходит не так. Передача — это подлинный опыт.

В тибетских писаниях есть изречение: «Знание необходимо раскалить, отбить и выковать подобно чистому золоту, тогда его можно носить как украшение». Поэтому когда вы получаете духовное наставление от другого человека, вы не принимаете его некритически: вы раскаляете его, отбиваете молотом, куете, пока не появляется яркий благородный цвет золота. Тогда вы украшаете его орнаментом, выбирая тот рисунок, какой вам понравится и надеваете украшение на себя. Таким образом, дхарма применима к любой эпохе, пригодна для любого человека, ибо она обладает качеством живого. Недостаточно подражать мастеру или гуру; вы не стараетесь стать копией своего учителя. Учение — это индивидуальное, личное переживание — и оно остается таковым до нынешнего хранителя доктрины.

Вероятно, многие из моих читателей знакомы с историями о Тилопе и Наропе, Наропе и Марпе, Марпе и Миларепе, а также о других учителях линии кагью. Для них знание было живым переживанием и оно остается им для нынешних хранителей линии. Различны только детали их жизненных ситуаций. Учения обладают качеством свежевыпеченного теплого хлеба: он все еще горяч, свеж:, вкусен. Каждый пекарь должен применять свои общие знания хлебопечения к отдельному тесту, к отдельной печи. Затем ему необходимо лично ощутить готовность этого хлеба: надо разрезать его свежим и съесть теплым. Ученик должен сделать учение собственным достоянием и затем практиковать его. Здесь нет обмана вроде представлений о коллекционировании знаний. Мы должны работать со своими индивидуальными переживаниями. Когда мы оказываемся в запутанном положении, — нам нельзя возвращаться к своей коллекции знаний и пытаться найти в ней какое‑то подтверждение или утешение: «учитель и все учение — на моей стороне». Духовный путь не таков — это уединенная отдельная тропа.

Вопрос: Считаете ли вы, что духовный материализм стал для Америки особой проблемой?

Ответ: Всякий раз, когда в какую‑то страну приходят учения из‑за рубежа, обостряется проблема духовного материализма. В данный момент нет сомнения в том, что Америка представляет собой плодородную почву, готовую для учений. Именно потому, — потому что Америка так плодородна, так ищет духовности, — она почти неизбежно станет привлекать шарлатанов. Шарлатаны не избирали бы шарлатанство, если бы не были вдохновляемы на это, иначе они бы стали грабителями банков или бандитами, поскольку им хочется иметь деньги и стать знаменитыми. Америка так напряженно ищет духовности, что религия становится легким способом зарабатывать деньги и приобретать славу. Вот мы и видим шарлатанов как в роли учеников, гак и в роли гуру. Я думаю, что как раз в это время Америка оказывается очень плодородной почвой для такого рода публики.

Вопрос: А вы сами приняли какого‑нибудь духовного учителя в качестве гуру — какого‑нибудь конкретного, живого духовного учителя?

Ответ: В настоящее время у меня нет гуру. Физически я оставил своих гуру и учителей в прошлом, в Тибете; однако учение остается со мной и продолжает действовать.

Вопрос: Следовательно, вы более или менее следуете пути?

Ответ: Ситуация — вот голос моего гуру, его присутствие.

Вопрос: После того, как Шакьямуни Будда достиг просветления, не остался ли в нем какой‑нибудь след эго, который,собственно, и оставил ему возможность распространять свое учение?

Ответ: Учение возникло просто. Он не имел желания учить или не учить. Он провел семь недель, сидя в тени дерева или шагая по берегу реки. Затем кто‑то ему повстречался — и Будда начал говорить. Здесь нет выбора; вы существуете как открытая личность; затем представляется ситуация и появляется учение. Это называется «деятельность Будды».

Вопрос: Трудно не проявлять алчности в области духовного. Является ли это желание приобретения чем‑то таким, что надо отбросить на пути?

Ответ: Вы должны дать умереть первому импульсу. Ваш первый импульс в сторону духовности, возможно, приведет вас на какую‑то особую духовную сцену; но, если вы работаете с этим импульсом, он постепенно замирает, на некоторой стадии становится нудным, монотонным. Это — полезная весть. Понимаете, существенно по‑настоящему вступить во взаимоотношения с самим собой, с собственными переживаниями. Если этих взаимоотношений нет, тогда духовный путь становится опасным, превращается в чисто внешнее развлечение — и не будет естественным личным переживанием.

Вопрос: Если вы решили искать выход из состояния неведения, вы можете быть почти полностью уверенными в том, что все, что вы делаете и считаете полезным для себя, окажется благотворным для эго и на самом деле станет преградой на пути. Все, что кажется вам правильным, будет ошибочным, все, что не переворачивает вас ногами кверху, принесет вам гибель. Есть ли выход из этого положения?

Ответ: Если вы совершаете какое‑то действие, кажущееся вам правильным, это не означает, что оно ошибочно, — по той простой причине, что понятия «правильного» и «неправильного» совершенно не соответствуют действительности. Вы работаете не на какой‑то стороне: ни на стороне «хорошего», ни на стороне «плохого»; вы работаете со всей полнотой целого, по ту сторону «этого» и «того». Я бы сказал, что существует целостное действие; частичного действия нет, а все, что мы делаем в связи с хорошим и плохим, оказывается частичным актом.

Вопрос: Если вы чувствуете, что ваше положение очень запутано, и стараетесь найти выход из этой запутанности, вам станет казаться, что вы стараетесь чересчур усердно. А если совсем не проявлять старания, — не значит ли это, что мы дурачим самих себя?

Ответ: Да, это не значит, что человеку надо жить крайностями — слишком усердствовать или совсем не прилагать усилий. Работая, нужно идти по своеобразному среднему пути, находясь в состоянии совершенства, — «быть самим собой». Мы могли бы описать это состояние при помощи множества слов; но его нужно осуществить в действительности. Если вы по‑настоящему начнете жить, следуя «серединному пути», вы узнаете, что это значит, вы поймете сами. Вам необходимо доверять самим себе, полагаться на свой собственный путь. Мы — потрясающие существа, — мы обладаем внутри себя колоссальными возможностями. Нам просто нужно оставить все как есть, и самим оставаться такими, каковы мы есть. Ничто извне не в состоянии нам помочь. Если вы не желаете дать себе возможность расти, тогда вы вступаете в процесс саморазрушения и запутанности. Это — саморазрушение; вас не разрушает кто‑то другой. Оно и оказывается действенным именно потому, что это — саморазрушение.

Вопрос: Что такое вера? Полезна ли она?

Ответ: Вера может быть простодушием, доверием, слепой убежденностью; или она может быть определенной уверенностью, которую невозможно разрушить. Слепая вера не обладает вдохновением. Она очень наивна и не является творческой, хотя и не совсем разрушительна. Она не будет творческой, потому что вы никогда не были связаны с вашей верой, никогда не имели общения друг с другом. Вы просто слепо принимали какое‑то верование, принимали его очень наивно. В случае же веры в форме уверенности существует живая причина такой уверенности. Вы не ожидаете, что вам таинственным образом будет предоставлено некое сформированное заранее решение. Вы работаете с существующими ситуациями без страха, без всяких сомнений относительно своей вовлеченности. Этот подход является чрезвычайно творческим и позитивным. Если вы обладаете определенной уверенностью, вы настолько доверяете себе, что вам не нужен постоянный самоконтроль. Это абсолютная уверенность, полное понимание того, что совершается сейчас; и поэтому вы не колеблетесь по поводу того, как нужно вести себя в каждой новой ситуации.

Вопрос: Что руководит нами на пути?

Ответ: В действительности никакого особенного руководства как будто нет. Фактически, если кто‑то руководит вами, это вызывает подозрения, потому что вы полагаетесь на нечто внешнее. Когда вы полностью остаетесь самими собой, это и есть руководство, но это руководство не следует понимать в смысле наличия авангарда, потому что нет лидера, за которым вы должны следовать. Вам не нужно идти у кого‑то в хвосте, вы просто плывете вперед. Иными словами, лидер не идет впереди вас, а шагает вместе с вами.

Вопрос: Не можете ли вы сказать, как медитация разрушает предохранительный механизм это?

Ответ: Предохранительный механизм это заключается в самоконтроле, который на самом деле является ненужным самонаблюдением. Медитация не основывается на медитировании о каком‑то определенном предмете при помощи самоконтроля; медитация — это полное отождествление с той техникой, которую вы применяете. Поэтому в практике такой медитации не будет никаких усилий, чтобы обезопасить себя.

Вопрос: Я живу, как будто среди духовной свалки, старого хлама. Как я смогу сделать из этого простую комнату с одним красивым предметом?

Ответ: Для того, чтобы развить правильную оценку своей коллекции, вам надо начать с одного предмета; нужно найти первую ступень, источник вдохновения. Может быть, если бы вы тщательно изучили всего одну часть материала, вам не пришлось бы пересматривать остальные предметы в своей коллекции. Этим единственным предметом из всего накопленного может быть хоть дорожный указатель, который вам удалось стащить где‑нибудь в Нью‑Йорке, чем‑то совершенно незначительным. Но необходимо начинать с одной вещи, увидеть ее простоту, простое качество этого предмета из кучи хлама или этой красивой старой вещи. Если бы нам удалось начать лишь с одной вещи, тогда это было бы равноценно одному предмету в пустой комнате. Я думаю, что вопрос здесь в том и заключается, чтобы найти первую ступень. Поскольку мы располагаем таким большим числом предметов в своей коллекции, значительная часть проблем состоит в том, что мы не знаем, откуда начинать. Нужно разрешить своему инстинкту определить, какая вещь станет первой для рассмотрения.

Вопрос: Почему вы думаете, что люди так охраняют свои эго? И почему так трудно избавиться от своего «я»?

Ответ: Люди боятся пустоты пространства, отсутствия общества, отсутствия тени. Это может оказаться ужасающим переживанием — не иметь никого близкого, ничего, с чем возможны взаимоотношения. Идея этого состояния способна вызвать сильнейший страх. Идея, — но не подлинное переживание. Обычно — это боязнь пространства: нам страшно представить, что мы не сможем утвердиться на какой‑то прочной почве, что мы утратим свою личность как устойчивую, твердую и определенную вещь. Это переживание может оказаться весьма пугающим.

 

Date: 2015-05-23; view: 419; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.006 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию