Глава 10. Несколькими месяцами ранее мы с Тревом разговаривали о матерях и семьях вообще

Несколькими месяцами ранее мы с Тревом разговаривали о матерях и семьях вообще.

— Семьи важны,— сказал он.— Семьи определяют, кем мы станем.

Я подумала об отце. Если бы он определял, кем я стану, то я бы стала трудоголиком, проводящим всю жизнь в лаборатории. Порой это казалось не таким уж ужасным, но лишь при условии, что там были бы Сэм и другие.

— Ты скучаешь по маме?— спросил Трев.

Я прислонилось бедром к стеклянной стене.

— Я скучаю по тому, что представляю себе о ней.

— Мы с тобой— сумма пустоты, оставленной отсутствием кого—то, кого мы любим.

— Я даже не понимаю, что это означает.

Он улыбнулся.

— Это означает, что я понимаю твою боль.

Если я и думала, что у меня нет ничего общего с парнями, та беседа с Тревом доказала обратное.

— Ты когда—нибудь думал о том, что бы сказал или сделал, если бы, наконец, встретил свою маму?— спросила я.

Трев, не задумываясь, ответил:

— Я постарался бы запомнить о ней абсолютно все— как она смотрит, как пахнет— чтобы она навсегда осталась со мной, даже если бы я снова ее потерял.

Было столько всего, чего я не знала о своей маме. Она была тайной для меня, как и Сэм. Да, у меня был ее журнал, но это не то же самое, что иметь ее рядом.

Как бы мне хотелось, чтобы Сэм был прав, чтобы она была жива. Как бы мне хотелось получить второй шанс и увидеть ее. Мысленно набросать эскиз и запомнить.

— Нам бы остановиться где—нибудь на ночь, как думаете?— спросил Трев, разделив с Касом оставшийся "Твикс".

— Нам нужно отъехать подальше от полицейского,— ответил Сэм.— Потом снимем номер в гостинице.

— А как насчет еды?— не унимался Кас.— Я о той, что начинается с "моро..." и заканчивается "... женое".

Встречный автомобиль осветил лицо Сэма. Верхний знак автострады гласил, что мы направляемся в Брефингтон.

Я наклонилась между сиденьями, чтобы посмотреть на Каса.

— Ты когда—нибудь перестаешь есть?

Он передернул плечами.

— Нет. А что?

— "Содержать тело в добром здравии— наша обязанность..."— ввернул одну из своих цитат Трев.— "... в противном случае, мы не сможем сохранить силу и ясность ума".

Кас фыркнул.

— Кто это сказал? Чертов Далай—Лама?

— Будда.

— Пофиг. А вот Джордж Вашингтон сказал: "Будьте осторожны, читая книги о здоровье: опечатка может стоить вам жизни".

— О, здорово сказано,— согласилась я.

Трев вздохнул.

— Это сказал Марк Твен.

— Ну и не очень—то я и ошибся,— скрестил руки на груди Кас.

Я пихнула его в колено.

— И что бы мы без тебя делали?

— Померли бы со скуки.

— Или процветали бы в тишине,— добавил Трев, глядя в окно.

После девяти Сэм свернул с шоссе и заехал в маленький городок. Мы остановились у первой же гостиницы, принадлежавшей основной национальной сети и расположенной за торговым центром. Мы с Тревом зарегистрировались, назвав вымышленные паспортные данные. Все прошло без сучка и задоринки, особенно после того, как клерк получил от нас несколько лишних двадцаток.

С парнями мы встретились у входа в гостиницу.

— Номера 220 и 222,— сказал Трев, подняв пластиковые карточки—ключи.— Как будем разделяться?

Сэм схватил ключ.

— Анна и Кас со мной.

Трев посмотрел мне в глаза.

— Тебя это устраивает?

— Ну...

— Анна со мной,— повторил Сэм.

Трев поднял руки.

— Хорошо. Не нервничай.

Остальные вошли внутрь. Я же, опередив Сэма, остановила его у двери.

— Что это было? Трев всего лишь был достаточно любезен, чтобы спросить мое мнение. Что тебе, кажется, очень сложно сделать.

Он наклонился ко мне и, понизив голос, сказал:

— Я обещал твоему отцу, что буду охранять тебя. Я не могу этого сделать, если ты не будешь со мной в одной комнате.

Я нахмурилась.

— Думаю, мой отец не это имел в виду.

— А что тогда?

Подразумевал ли отец, что Сэм должен защищать меня от всего? Даже от других парней?

— Неважно,— ответила я.

Я слишком устала, чтобы спорить о намерениях отца. Кроме того, я не была уверена, что знаю, чего он добивался, отсылая меня.

Тихий внутренний голос говорил мне, что, может быть, он хотел, чтобы я встретилась с мамой. Возможно, он точно знал, к кому именно нас посылает и что это будет значить для меня. Но почему он лгал все эти годы? С какой целью он скрывал, что мама жива?

Я выбросила из головы все эти вопросы и дернула входную дверь. Темно—бордовый ковер смягчал наши шаги вверх по лестнице. Ник и Трев уже заняли свой номер, когда мы с Сэмом присоединились к стоящему у двери Касу. Сэм пропустил меня первой. Держа в одной руке журнал, другой я нащупала выключатель. Прямо напротив меня стояли две двуспальные кровати. Стол и стулья. Телевизор. Лежащий в коридоре темно—бордовый ковер заканчивался у дверей маленькой ванной комнаты, выложенной темно—белым кафелем.

Кас прошел мимо меня и плюхнулся на кровать, заскрипев каркасом.

— Боже, как я устал.

— Думаю, у тебя просто—напросто переизбыток сахара,— заметила я.

Он взбил подушки.

— Если это так, то оно того стоило.

Сэм сел за стол в углу и открыл пакет с ультрафиолетовым фонариком. Я упала в кресло напротив него.

— Есть какие—нибудь идеи?

— Нет.

Он включил фонарик, и лампа вспыхнула фиолетовым.

Позади нас Кас обыскивал ящик в прикроватном столике.

— Одна Библия, две телефонные книги и меню еды на вынос. Класс.

Он захлопнул ящик.

Сэм открутил верхушку фонарика и положил ее на стол.

— Ты готова поговорить о том, что мы нашли в доме?

Я потерла глаза.

— Не о чем говорить.

Он вытащил из фонарика батарейки.

— Это неправда, и ты это знаешь.

— Анна, как всегда, сама наивность,— встрял Кас.— Помнишь, как мы убедили ее, что создали свой собственный язык?— Он раскатисто захохотал.— Pavaloo dunkin roop, что означает...

— Можно мне немного амазонской свиньи,— перевела я.— Прекрасно помню. Только убеждал меня по большей части ты, а я редко верю тому, что ты болтаешь.

— Мудро,— сказал Сэм.

Кас вскочил на ноги.

— В средневековье мне бы поклонялись за мои истории. В мою честь назвали бы замок.

— Я в этом сомневаюсь.

Качая головой, он направился в ванную.

— Мне необходимо немного тишины и спокойствия. Может, я приму долгую горячую ванну. С пузырьками.

Он захлопнул дверь, но не закрыл ее на замок. Скромностью он не отличался.

Послышался звук льющейся воды, когда Кас повернул кран. В комнате повисла тишина, и я прижала к себе мамин журнал.

— Ну?— сказал Сэм.

Я ссутулилась.

— Ладно. Признаю, что этот почерк похож на мамин, но это не значит, что...

— Наклон "Е" одинаков в обоих случаях,— обследуя лампочку от фонарика, сказал Сэм.— "L" и "D" заострены. У "S" завитки. Написание этих букв идентично.

Он поднял лампочку над головой, чтобы посмотреть на нее сквозь свет от люстры.

— Мой отец бы никогда не солгал о подобном, это непростительно. Кроме того, разве ты не говорил, что доверяешь ему?

— Да, но это не значит, что он всегда был честен. Взять, например, наши воспоминания или, точнее, отсутствие их. Я ни на секунду не поверю, что это побочная сторона лечения.

— Тогда как...— я замолчала, поняв ход его мыслей.— Ты думаешь, твои воспоминания были умышленно стерты?— Я фыркнула.— Не может быть. Во—первых, как это возможно? И, во—вторых... Нет, отец не сделал бы этого.

Сэм положил лампочку на стол и встретился со мной глазами. Я могла видеть темно—зеленые крапинки в радужках его глаз. Я провела так много времени, глядя на него сквозь стеклянную стену, что видеть его так, без всяких преград, было ошеломляюще. Я представила, каково бы было нарисовать его сейчас, в ярких, сочных красках. Линиями изобразить волевой подбородок, острый нос. Изгиб губ.

— Почему мы были заперты так долго?— спросил он размеренно и спокойно.— Ты не задумывалась об этом?

Я сжала в пальцах рукава своей рубашки.

— Из вас делали солдат.

Мимолетно взглянув на меня, он вставил лампочку обратно в фонарик.

— Если ты пытаешься сделать абсолютное оружие, то не запираешь его на пять лет в подвале. Ты выпускаешь его в поле и тестируешь, изменяешь, пока оно не станет совершенным.

— Возможно, этим они и занимались. Тебя все время лечили. И журналы с записями... мы отслеживали прогресс...

Он закрутил верхушку фонарика.

— Нас четверо и наши первые воспоминания совершенно одинаковы. Если амнезия— побочный эффект от лечения, то невозможно, чтобы все мы потеряли память до одного и того же момента.

"Стерты". Я прочла этот термин в файлах Сэма прошлой ночью. Мне не хотелось в это верить, но это все больше походило на правду.

— Какое это имеет отношение ко мне и моей маме?

Он снова щелкнул фонариком, и тот засветился между нами.

— Я не знаю, но если твоя мать была связана с Подразделением, то, значит— ты тоже, и мы должны выяснить, почему.

Вздохнув, я протерла глаза тыльной стороной ладоней. Это было уже невыносимо. Пробормотав, что я страшно устала, я залезла в постель. Мне хотелось побыть одной, чтобы разобраться в своих мыслях. Хотя это вряд ли чем—то могло помочь. Сэм задал хорошие вопросы, на которые я слишком боялась найти ответы. И все они упирались в то, что почерк в записке, оставленной для него, очень похож на почерк моей мамы. Но, возможно, это действительно лишь совпадение. Возможно, мы пытаемся найти связь там, где ее нет.

Мне нужно отдохнуть. Утро вечера мудренее.

Но до утра мне поспать не удалось, Сэм разбудил меня через два часа.

— Эй,— сказал он.— Вставай. Я кое—что нашел.