Вне пространства и времени

Вселенная порой кажется мне бесконечно странной и незнакомой. В такие моменты я гляжу на неё со смесью боли и эйфории – отдельный от вселенной, словно помещённый на каком-то расстоянии вне её; я смотрю и вижу картинки, созданий, которые движутся как бы вне пространства и времени, издавая звуки, похожие на язык, который я больше не понимаю и даже не регистрирую.

– Юджин Ионеску –

Остаток ночи и раннее утро были не такими весёлыми, хотя и не неприятными. Никто не таил злобы и не относился ко мне как дерзкому наглецу, как можно было бы ожидать. Сержант был раздражён главным образом тем, что ему пришлось вытаскивать из постели городского прокурора, чтобы выяснить, какое обвинение мне можно предъявить. Сложность состояла в том, что, ко всеобщему удивлению, я не совершил ничего противозаконного. Но это не имело значения – они ни за что бы меня не отпустили, не обвинив в чём-либо. Заметив, что они лезут из кожи вон, чтобы выдумать обвинение, я заверил их, что скоро покидаю здешние места и вряд ли вернусь ко дню суда. Похоже, это немного сняло напряжение.

Тем не менее мне пришлось провести четыре часа в полицейском участке, пока они подбивали все данные. Обстановка была довольно неформальной: без наручников, лёгкий обыск, несколько вопросов. Никаких отпечатков пальцев и фотографирования. У меня не было с собой бумажника, и я не мог доказать, кто я, что их не сильно беспокоило.

– Отвезите меня домой, и я возьму бумажник, – предложил я. – Вы, вероятно, собираетесь наложить на меня штраф, и мне всё равно потребуются кредитные карты.

– Мы не принимаем кредитных карт, – проворчал сержант.

– Тогда вам придётся отвезти меня к банкомату возле озера, – сказал я. Затем, чтобы не дать им переоценить свою щедрость, добавил: – Но мой дневной лимит составляет сто баксов. Если будет больше, то, полагаю, мне придётся немного у вас погостить.

Эта маленькая хитрость сработала, и штраф в конце концов оказался в сто баксов. Поди разберись.

– Разве у вас нет стандартного обвинения на всякий случай? – спросил я. – Нарушение покоя, противодействие официальным властям, непристойное поведение, что-нибудь вроде этого?

Это вызвало лишь ещё большее ворчание. Каким бы в конечном итоге ни было обвинение, мы все знали, что это лишь формальность – они должны мне что-то предъявить, а я должен что-то заплатить, и это нужно было сделать так, чтобы отпустить меня этой ночью, и поставить на этом точку – ни суда, ни адвокатов, ни расследования.

Ну, хорошо. У меня уже глаза слипались.

Большого полисмена по имени Бен послали отвезти меня домой, к банкомату за наличными и назад. Я ехал на переднем сидении, не как арестованный. Он подождал, пока я ходил за бумажником. Это был благовоспитанный парень, типа бывшего студенческого полузащитника, которому не терпелось восстановить подробности сегодняшней ночной охоты.

– Я почти догнал тебя там, возле горки для санок, – сказал он гордо.

– А, это был ты? Да, ты был чертовски близко. Что ты там прокричал? Я совсем не разобрал.

–Да, – он добродушно засмеялся. – Я начал кричать «Ни с места!», но это показалось слишком киношным, и я посредине сменил на «Стоять!», но не смог до конца выговорить. Получилось что-то типа «Нисмьстоя!»

– Да, – согласился я, – что-то типа того.

– Куда ты делся? Я думал, что почти догнал тебя.

Пора соврать. Каждый в полицейском отделении занимался подобного рода возбуждённым пересказом погони и своей роли в ней. В городке, подобном этому, сегодняшние события будут вспоминаться и обсуждаться годами – все достали оружие, была задействована окружная полиция, уже собирались вызывать собак и вертолёты, убийственные слова были сказаны всерьёз. Оказалось, правда, что беглец не был в действительности преступником, но никто не знал об этом, когда всё происходило. Это мог быть реальный головорез.

– Да, ты был совсем близко, – сказал я ему. На самом деле, я нырнул за живую изгородь, посмотрел, как он неуклюже протопал мимо, и пошёл туда, откуда он появился. – Я думал, ты легко меня догонишь, но я бежал сломя голову и спрятался в детском шалаше на дереве, пока всё не успокоилось.

Его это удовлетворило. Эту историю он может рассказать.

***

– Сержант приставил пистолет к вашей голове и сказал, что застрелит вас, если вы двинетесь? – спросила Лиза, опуская только что прочитанные страницы.

Со времени тех событий прошёл месяц, и мы сидели за моим письменным столом возле бассейна в небольшом имении в Мексике, где мы вместе жили.

– Да, а что? – я поднял голову от ноутбука, посмотрел на озеро и горы и потёр глаза. – Что в этом странного?

– Не знаю, – сказала она, – звучит как-то театрально.

– Ему пришлось тянуться через всю свою тушу и поддерживать живот одной рукой, чтобы другой он смог достать пистолет. Это было не так уж театрально.

– Вы испугались?

– Чего?

– Ну, не знаю, э, что вам снесут голову?

Я пожал плечами.

– По-моему, это напугало меня меньше всего.

– Господи, какой вы странный человек.

Я снова пожал плечами.

***

На протяжении нескольких месяцев, что я жил в том маленьком курортном городке в Новой Англии, в моей голове начала формироваться идея, что может понадобиться третья книга – что есть ещё важные невысказанные вещи, и другие вещи, которые высказаны, но не полностью исследованы. Когда я закончил первую книгу «Духовное просветление – прескверная штука», я испытал облегчение, выведя её из своей системы и покончив с ней. Но это продлилось не долго. Вторая книга, «Духовно неправильное просветление», показалась на горизонте – мы написали и эту. И снова я почувствовал, что вывел её из своей системы, и больше не будет необходимости писать, то есть, что в итоге я покончил с учительством, переписками, писательством, и со всеми духовными вещами. Затем, за несколько месяцев до происшествия с полицией, это опять началось. Я ничего не вынашивал, но с самых ранних шевелений понял, что это выживет, и в конце концов надо будет писать третью книгу. Я не делал ничего, чтобы потворствовать этому – просто позволил сидеть в своей голове, пока оно само не умрёт либо останется жить.

Аргументом против написания третьей книги было то, что я давно уже был вне духовного настроя ума и учительского образа мыслей, и не жалел об этом. Я больше ни с кем не общался на эти темы, и это больше не присутствовало в моих мыслях. Оно вышло из моей системы и из окружающей меня среды, и ничто не предвещало, что я снова войду в мир человеческой духовности. Откуда взяться третьей книге?

Более того, моя собственная связь с человеческим состоянием до пробуждения стала настолько эфемерной, что я сомневался, что третья книга вообще возможна. Слишком выросла пропасть между парадигмами. Я даже уже не помнил, что из себя представляет жизнь на той стороне. Моя жизнь уже настолько отдалена от того, что большинство людей называют реальностью, что они практически не пересекаются. Я вижу людей так, как люди видят шимпанзе – с такого же эволюционного расстояния. Мои воспоминания о состоянии до пробуждения теперь так же далеки и имперсональны, как и воспоминания о втором классе. Я упоминал об этом постепенном распаде моей «личности царства сна» в обеих книгах. Тогда я ещё пытался удерживать связь, но после второй книги, я всё отпустил, и теперь она почти исчезла.

Одним из аргументов в пользу написания третьей книги было то, что это могло бы предоставить обрамление для моих действий – контекст, в котором я мог бы что-то делать, и причину для этого. Все контексты искусственны, конечно, но какая мне разница? Мне нравится жить, но веселее, когда есть во что поиграть. Одной из таких игр является записывание мыслей для воображаемой аудитории.

Итак, я заключил стандартную сделку со вселенной. Если ты хочешь, чтобы я написал книгу, выложи её передо мной, и я сделаю это. Я не собираюсь гоняться за ней. Я не собираюсь выдумывать, что писать. Это было бы искусственно и эгоистически. Я бы не смог так поступить, и из этой затеи ничего бы не вышло. Я ничего не знаю о том, о чём ты меня просишь, но я хочу ясного понимания между нами: если ты хочешь третью книгу, я напишу её, но это произойдёт лишь в единственном случае – если ты возьмёшь её организацию на себя. Вложи её мне в руки.

Заключать такие сделки со вселенной для мне не ново. Мы отлично понимаем друг друга. Я знаю, как говорить, и знаю, как понимать, что мне говорят. Образы, знаки, лёгкие изменения в правильности и неправильности, поток и непроходимость – так это работает. Я говорю так, будто я и вселенная это две разные вещи, но на самом деле я говорю об отсутствии этого искусственного разделения. Это одна из тем, которые мы поближе рассмотрим в этой книге. Именно об этом каждый хочет знать и именно к этому приобщиться – безусильное функционирование, прямое знание, воплощение изобилия, здоровья, процветания, счастья. Поймите, как работает вселенная, вновь слейтесь с ней, научитесь действовать в сонаправленности с ней, и вам будет стыдно вспоминать, что когда-то вы думали, что Альбус и Оби-Ван* обладают чудесными силами.

–------

*герои фантастических фильмов

–------

Есть множество книг о том, как воплощать наши желания, находясь в отделённом состоянии «человека-ребёнка» – как использовать молитвы, ворожбу, аффирмации, законы привлекательности для того, чтобы получить лучший дом, более быструю машину, совершенную пару, и так далее. В этой книге мы будем обсуждать переход к интегрированному состоянию «человека-взрослого» и развитие внутри него, так что молитвы, ворожба, аффирмации и законы привлекательности станут излишними, подобному тому, как обман становится излишним, когда ты знаешь ответ.

Когда начальное соглашение по поводу третьей книги было готово, другие вещи стали выстраиваться по порядку, и проект начал проясняться. Во-первых, третья книга казалась необходимой. Было что ещё сказать важного, может быть, самое важное, и оставлять это невысказанным значит навсегда лишить весь проект ощущения завершённости.

Во-вторых, книга уже начала падать мне в руки. Я знал, какие будут основные темы уже с первых минут размышлений о ней. Также, примерно в это же время, я обратил внимание на папку, полную писем от одного профессора колледжа, ныне пенсионера, который, как я понял, обладал очень смелым умом и специфической библиотекой. Он жил в Мексике и в каждом своём письме приглашал меня к себе воспользоваться его прекрасными видами и книгами. В последних письмах он писал о своей дочери и её браке, потерпевшем крушение. Профессора звали Фрэнк, а его дочь – Лиза. Фрэнк недавно потерял жену, а Лиза недавно потеряла себя. Сейчас она была одной из тех, кто помогал мне в написании третьей книги. Это она думает, что я странный человек.

***

– То, что вы здесь говорите о вселенной, – сказала Лиза, прочитав первый черновик предыдущих страниц, – звучит как, не знаю, мне кажется, я не вижу того совершенного порядка, о котором вы говорите. Всё, что я вижу, это случайность и хаос везде. Я не вижу никакого реального порядка.

Странно – чтό для меня так просто и очевидно, может быть совершенно незнакомо и непостижимо для других.

– Когда ты спишь во сне, который мы зовём реальностью, – сказал я, – то кажется, что господствуют хаос и случай, будто в любой момент может произойти что угодно. Когда же ты пробуждён, когда ты открываешь глаза и начинаешь видеть напрямую, вместо того, чтобы воображать из-под закрытых век, тогда ты начинаешь понимать, как всё в действительности работает – что безупречный, совершенный разум управляет каждой деталью этой сонной реальности, от самой большой до самой малой. Во всём порядок, последовательность, разум, и не может быть нарушений или ошибок.

Она посмотрела на меня пронзающим взглядом прокурора.

– И вы более сонастроены с этой совершенной вселенной, чем большинство людей?

– Я искусственно не отгораживаюсь от неё, как большинство людей.

Я сидел на своём рабочем месте на свежем воздухе с Лизой и двумя другими людьми, помогавшими мне в тот момент, и поражался, как часто это со мной бывает, насколько странны и неправдоподобны люди. Словно я вообразил во сне эти двумерные персонажи, и странно, что я не смог лучше справиться с этой задачей. Они были похожи на роботов, облечённых в плоть, работающих на устаревших программах, неспособных адаптироваться, эволюционировать, развиваться в соответствии со своими возможностями, которые, по всей видимости, были полностью для них открыты. Они обладали огромными запасами знаний и полноценной способностью мыслить. Они компетентно управлялись со всеми сложностями жизни – семья, здоровье, карьера, духовность, домашние дела – изо дня в день, из года в год. Они были умны, зрелы, интеллигентны, добры, честны и довольно характерны, в широком смысле, для людей в любом уголке западного мира. И тем не менее, когда я начинал говорить с ними о самых основных, неотъемлемых фактах жизни, я получал в ответ подозрительные взгляды и бессвязный скептицизм. Рост, взросление, энергетические модели, поток и затор, желание и воплощение – эти темы должны были полностью поглотить наше внимание к десяти годам, как язык матери, но вот мы, группа предполагаемых взрослых, кое-как можем подобрать пригодный лексикон настоящей взрослости.

На первый взгляд, я не самый подходящий кандидат на эту роль. Я не тот, посмотрев на кого в школе, вы бы сказали: «О, да у этого парня на лбу написано просветление». Во мне есть лишь необходимые мне качества, но ничто не указывает на то, что я могу быть одним из немногих, нашедших ответы, которые человек ищет с незапамятных времён. Но, отставив в сторону истину и просветление, я – развитый и развивающийся Взрослый Человек. Я знаю, как с взаимодействовать со вселенной, я обладаю интегрированными с ней взаимоотношениями, которые настолько подвижны и легки, настолько волшебно и бесконечно восхитительны, настолько естественны и органичны, что когда я вижу ярких, способных, честных и открытых людей, мне приходится напоминать себе, что моя реальность, моя надёжная, счастливая, со-творческая вселенная им совершенно неизвестна и чужда. Моя жизненная реальность так же абсурдна для них, как и их для меня. То, что я теперь считаю нормальным повседневным функционированием, большинство людей сочло бы низкопробным кино, не имеющим ничего общего с «реальной» жизнью. Даже хотя сидевшие со мной люди выглядели как я, ходили и разговаривали как я, и казалось, занимали пространство всего в нескольких футах от меня, мы обитали в совершенно различных и не связанных друг с другом ареалах бытия.

В следующих нескольких главах мы кое-что повторим и сделаем предварительный обзор, но пока я хочу представить это различие. Это не имеет ничего общего с просветлением или реализацией истины, это имеет отношение к тому, чтобы быть естественно развитым человеческим существом, а не духовно остановившимся в росте, отставшим в развитии человеческим существом – Человеком-Взрослым, а не Человеком-Ребёнком. Практически всё, что следует знать или чему следовать относительно роста, духовного или любого другого, касается совершения этого перехода и затем продолжения развития всю жизнь. Такова жизнь в реальности, и никто не знает об этом. Я говорил, что величайшие мужи и жёны, когда-либо жившие на земле, на мой взгляд лишь дети в песочнице – вот что это значит. Это должно, и, казалось бы, могло, быть взглядом каждого человека. Вы читаете эту книгу, значит, вы, конечно, считаете, что это могло быть вашим взглядом. Каждый в состоянии Человека-Ребёнка, кроме человеческого ребёнка, не должен иметь иного интереса, кроме освобождения от подавляющих дух эмоциональных цепей, возвращения себе законных прав и достойной жизни. Уделять внимание чему-либо другому, значит прятаться от реального путешествия.

Лиза, которая сидела со мной, и которая будет с нами на протяжении всей книги, недавно невольно начала сбрасывать свои цепи, будучи совершенным новичком в духовности. Боб, с которым мы встретимся позже, был давним духовным экспертом и автором, который мог со знанием дела говорить обо всём, от адвайты до дзен. К концу этой книги Лиза завершит переход во Взрослость и продолжит в нём своё развитие, в то время как Боб останется погрязшим в своих книгах, знаниях и эгоизме.

Если, конечно, они вообще существуют, а не являются лишь призрачными видениями, обитающими в мире моих фантазий – на сей счёт я ничего не могу сказать.