Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Превентивные меры. Поставленные перед проблемой растущего числа самоубийств среди подростков, власти решили дей­ствовать





Поставленные перед проблемой растущего числа самоубийств среди подростков, власти решили дей­ствовать. Они пошли по нескольким направлениям:

· Создание центров превентивных мер.

В США создано более 200 центров под разными названиями: Национальное спасение — лига жизни, Центр предупреждения суицида, Суицид — кризис-центр, Хелилайн... Цели у них одинаковые — пред­ложить квалифицированную и немедленную помощь людям, которым грозит такая опасность (звонить кру­глосуточно).

Эти центры координирует Американская ассоциа­ция суицидологии.

· Создание центров по изучению самоубийств.

Центры контроля за здоровьем анализируют раз­личные случаи и пытаются найти средства для пред­отвращения катастрофы.

С той же целью Национальный институт умствен­ного здоровья создал департамент по исследованиям суицида.

· Создание школьных превентивных программ.

Они обращены одновременно к родителям учени­ков, учителям и учащимся, содержат советы и инфор­мацию о проблеме: как распознать человека, склон­ного к самоубийству, как помочь ему, в какие учреж­дения можно посоветовать ему обратиться...

ПРОФИЛАКТИКА: ГОВОРИТЬ О СМЕРТИ

Число детей в состоянии депрессии, которые хотят умереть, куда больше, чем обычно думают: у них про­сто нет возможности проговорить то, что их волнует. Они могут выявить свое состояние только при усло­вии потери уважения к себе: субъект презирает себя и презирает человека, который занимается им, пото­му что сам он достоин только презрения. «Я дерьмо, навоз, зачем вы возитесь со мной?» Взрослые говорят так: «Я самый распоследний человек», «Я виноват», «Что я наделала! Мой бедный муж, мои бедные дети, я погубила их». Мать думает, что она погубила своих детей. Но вырастают прекрасные дети, и выясняет­ся, что ничего подобного не было и в помине. Просто сама мать находится в депрессии, ее мучает чувство собственной неполноценности и самоуничижения, она во всем винит себя. Возможно, это чувство само­уничижения возникает из-за причин, восходящих к ее собственному детству: когда она родилась, ее мать не хотела ребенка. Став матерью в свою оче­редь, эта женщина решает, что она зря этого хотела. Она хочет спасти своих детей, не зная, как это сде­лать. В понимании же маленького ребенка спасти свою мать — значит начать презирать себя самого: раз она его не хотела, не нужно, чтобы он жил. Если же он выжил, он становится мерзавцем, который не­сет матери зло. Но мать ничего не понимает и жалу­ется: «Ах, этот ребенок, что он творит, что творит!» А ребенок пытается сохранить мать, которой она бы­ла когда-то, теперешнюю мать он даже не знает. Это и есть тот внутренний язык, который надо понимать, но все зависит от психотерапевта и от его манеры под­ступиться к ребенку. И если удается совсем малень­кого ребенка вызвать на разговор о смерти, все сразу меняется. Контакт может быть установлен после не­скольких сеансов: «Мы виделись с тобой два или три раза, но я думаю, что ты мне не сказал одну вещь только потому, что не знаешь, как это выразить, — ведь ты хочешь умереть...» Он тут же внимательно смотрит вам в глаза, и губы начинают шевелиться. Я продолжаю: «Если ты еще хочешь приходить ко мне, я не буду мешать тебе умереть, но ты находишь­ся в доме, где это невозможно, — на окнах решетки, ты не сможешь выпрыгнуть». Он бросает взгляд на окно. «Ты даже пытался, ты кидался с лестницы, но все решили, что это несчастный случай, и никто не понял, что ты хотел умереть, но теперь я понимаю, что ты хотел броситься вниз...» Появляется чуть за­метная улыбка: наконец его поняли. «Это совсем не плохо — хотеть умереть, ведь все умирают; но раз уж ты жив и у тебя все равно ничего не получилось, луч­ше уж вырасти, перестать ходить в детский садик, и тогда уж можно себя убить, потому что ты будешь свободен...» Благодаря тому что кто-то другой их по­нял, эти дети больше не одиноки, они больше не пре­зирают себя.

Число детей в состоянии депрессии, которые хотят умереть, куда больше, чем обычно думают: у них просто нет возможности проговорить то, что их волнует.

Сколько пар разошлись из-за того, что у них ребе­нок! Дети же очень страдают от этого, они чувствуют себя виноватыми. Дети всегда стремятся спасти свою мать и отца тоже, так что попадаются в ловушку жиз­ни и, понимая потом, что они были неправы, чувству­ют себя виноватыми, впадают в депрессию и ищут выхода своей депрессии во внешнем насилии или насилии, направленном на себя самого. Если взять на вооружение психотерапию молчания или выслу­шивания, изолированность ребенка не разрушить, и создается ощущение, что говоришь с умирающим. Это неправда, что ребенок всегда нуждается в помо­щи, что бы он ни чувствовал. Но когда помощь про­говаривается, пусть даже слова эти произносит врач, и это никак не отражается в его поведении, это че­ловечно. Иначе невыносимо, потому что бесчело­вечно.

Для чувствительного ребенка, который не в си­лах облечь в слова то, что с ним происходит, может представлять интерес психодрама, потому что в этом случае ребенок играет в игру, он играет роль, он — это не только он сам...

Это приблизительно то же, что делают психоте­рапевты, прибегая к лепке из глины: «Слепи что-нибудь определенное: вот твой папа, вот твоя мама, вот ты, вот я». Ребенок в восторге, он моделирует то, что происходит между ним и другими людьми. Ес­ли я вижу, например, что он бросает на пол кусок глины, которая изображает его самого, я говорю: «Можешь бросить себя на пол и перестать существо­вать. Тогда то же самое будет с папой и мамой, а по­том со мной. Ты поставил меня на то место, где был ты, и теперь я стала скверной, и теперь меня надо убить...» И тут появляется легкая улыбка: «Нет, это не обязательно...» В этом и состоит искусство детской психотерапии. Я вовсе не убеждена, что им нужно помогать во сне или ни за что не произносить ни сло­ва о том, что их мучает, оставляя жить с невыска­занным страданием. Ни в коем случае! Это скажется в какой-нибудь день самым драматическим образом. Напротив, всегда надо говорить о том, что ребенок держит в себе.

Если то, что не высказано, так и осталось невы­сказанным до подросткового периода, избавиться от мыслей о смерти достаточно сложно.

Именно поэтому существует какое-то количество подростков, для которых мысль о самоубийстве явля­ется нормальной и здоровой, а также те, кому такие мысли могут принести вред. Мысль о самоубийстве — это работа воображения, желание совершить его на самом деле — это болезнь. Граница между тем и дру­гим весьма условна.

Было бы желательно, наверное, более откровенно говорить о смерти и ее приближении с подростка­ми, у которых есть проблемы.

Это смерть всего, что было прежде... Взрослые, которые, скажем так, «отбрасывают» от себя смерть других, не думают о ней и еще меньше говорят... Они искажают, скрывают правду. И когда происходит дра­ма, когда молодой человек очевидно пытается с собой разобраться, родители абсолютно уверены, что это не­счастный случай. В действительности же, даже если поступок подростка не слишком ясно продуман зара­нее, это отчасти подсознательное желание суицида, попытка подогнать внешний мир под тот, что подро­сток себе представляет.

Мысль о самоубийстве — это работа воображения, желание совершить его на самом деле — это болезнь. Граница между тем и другим весьма условна.

Наши дедушки и бабушки часто говорили о детях, которых называли «сорвиголова». Сейчас этот тер­мин не в ходу.

Даже если настоящих искателей приключений среди детей и не было, дети все равно играли в риско­ванные игры. У родителей озабоченность была: кто-то из детей обязательно оказывается сорвиголовой. Но в эти «запрещенные» игры играли в те времена, которые уже прошли. Теперешние дети скорее склон­ны к прострации, чем к авантюре, они будто немые, даже те, кто не употребляет наркотики и не склонен к правонарушениям. Они еле-еле тащатся по жизни, они делают в школе все, что положено, но не более, у них нет никакого представления о том, зачем они существуют на этой земле. Их существование ничем не обосновано.

Родители жалуются: «Наш ребенок так рассеян, он все время молчит». Мир подступает к подрост­кам, а они совершенно не защищены, они не знают, что делать, что говорить. Их безразличие — чувство, противоположное любви. Ненависть, приступы кото­рой у них иногда бывают, сцены, которые они порой устраивают родителям, — вот это еще любовь, пусть извращенная, но любовь, родители еще занимают в чувствах ребенка отведенное им место; равнодушие же не «привязано» ни к чему, ни на чем не фиксиру­ется — родители ничего не значат, но и собственная жизнь таких подростков тоже. Это утрата желания.

Date: 2015-05-19; view: 379; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию