Волка ноги 5 page

– Я ксенолог, – сказал она. – Людовед. Мне интересно человеческое поведение. К тому же вы мне понравились, вы и ваш друг тоже. Вы нестандартно мыслите, с вами интересно иметь дело.

– Пользы от этой нестандартности… – пробурчал я, в основном чтобы скрыть накатившее смущение. – Кстати, о друге: а Серега после укуса – не того… не станет вампиром?

– Конечно, нет! – Я впервые услышал от Иханы что‑то, похожее на смех. – Вы же понимаете, что это было бы нелепо. Я уже объясняла: его организм теперь просто не переносит алкоголя, и все. Других последствий… Впрочем, постойте, – она прищелкнула пальцами, – я кое‑что вспомнила. Кажется, один побочный эффект все‑таки есть. У вашего друга резко увеличится… как это по‑русски… Влечение?.. Мужская сила?..

– Потенция?! – вскричал я. Потрясение от сказанного ею чуть не заставило меня проснуться.

– А! Точно, она самая.

– И намного?

– Вообще‑то специальные исследования не проводились, но… – Она неопределенно повела рукой и закончила: – Исходя из своего личного опыта, я думаю, раз примерно в пять‑шесть.

– Насколько, насколько?! – ахнул я. – И это навсегда? И ничего нельзя исправить?

Ихана покачала головой:

– Боюсь, что нет.

Тишина давила ватой. Проваливаясь в сон, я едва успел осмыслить сказанное.

Бедный Серега…

Больше я ничего не помню. Очнулся я только когда где‑то наверху прогремел взрыв, и в опустевший зал пещеры с потолка посыпались затянутые в черное десантники.

* * *

Вот так все это и завершилось. Грустно, но, может, оно и к лучшему. Я много раз потом пытался вспомнить, что было потом, но сумбур, царивший у меня в голове, не дает восстановить дальнейшие события. Больше всех нагорело Денисычу; тот стоял с виноватым видом, слушал, как его распекал подполковник, и согласно кивал на все замечания. В пещере не осталось ни следа инопланетной техники – пришельцы эвакуировали все подчистую, на полу обнаружились только Димкины штаны. С Ленкой все‑таки приключилась небольшая истерика, вызванная больше этим самым взрывом, чем общением в пришельцами. Серега все еще никак не мог прийти в себя после сообщения, что теперь ему волей‑неволей придется вести здоровый, но несколько несознательный образ жизни… Впрочем, про самое главное я ему в тот день сказать поостерегся – а ну как не выдержал бы и заболел от удивления? А я…

А что – я? Что мне было им рассказывать после того, что я услышал от Иханы? Передо мной стояли сильные, мужественные люди, которые, в отличие от меня, слабака, знали, что надо делать и куда идти, знали, кого поднять на щит, а кого замочить в сортире, люди, которые служили власти и прогрессу и которые вот уже тридцать лет, не спрашивая, силком тащили меня в свое Светлое будущее. Мне было противно. Честно говоря, я больше всего жалел, что не улетел с пришельцами, хотя, наверное, меня бы не взяли. Я молчал при даче показаний. Я сказал, что ничего не помню. Мне поверили.

В общем, пополам она нам стала, прогулка по этому… парку Пермского периода.

Но больше всех был потрясен случившимся Димка. Хотя его вполне можно понять: шел себе, шел человек, а потом вдруг очнулся где‑то под креслом, с размалеванным лицом, весь пропахший псиной, без очков и без штанов, и долго не мог понять, что с ним произошло. Впрочем, ничего удивительного – после хорошей пьянки случается еще и не такое. Смущался он страшно, просто не знал, куда себя деть. Очки мы ему отдали, штаны тоже вскоре нашлись, но душевное спокойствие к нему так и не вернулось.

– Ребята, что со мной было‑то? – все время спрашивал он. – Что я делал‑то вчера?

– Что‑что, – философски хмыкал в усы Денисов. – Ничего особенного. А что не помнишь, так это бывает… А вообще, Димыч, пора тебе с выпивкой завязывать.

С тех пор прошел почти год. Жизнь течет своим чередом. Ленка уехала к себе на Чукотку, пишет письма, иногда приезжает на какой‑нибудь бард‑фестиваль. Димка по‑прежнему работает экскурсоводом в своей пещере, но шутить с посетителями после случившегося как‑то больше не решается. Подполковник Холодков стал полковником. Фил переехал в Глазов; говорят, его тоже повысили.

Серега теперь – полный абстинент. Пьет только воду, да и то разбавленную. Устроился на новую работу, теперь он фотомодель, на нем в салоне красоты прически отрабатывают. Я часто захожу к нему. Мы пьем крепкий чай, смотрим на небо и разговариваем о разных вещах. Сидим мы на кухне: комната у него завалена глушителями, хромированными патрубками, амортизаторами, пружинами и всяческими прочими железками; Серега собирает мотоцикл, на этот раз – самый обычный, хотя тоже «Харлей‑Дэвидсон», модели Indien. В принципе Кабанчик его уже почти собрал и теперь ломает голову, как его вытащить на улицу с девятого этажа – эта слоняра не проходит ни в коридор, ни в лифт, а разбирать его обратно он почему‑то не решается. Чай у Сереги всегда немного отдает машинным маслом. Все стены, там, где не висят постеры с мотоциклами, облеплены плакатами с изображением Сэйлор Мун – глазастой длинноногой школьницы в матроске из японского мультсериала: после всего произошедшего Сережка здорово «подсел» на анимэ. На самом почетном месте у него висит плакат, где эта Сэйлор Мун, в чем мама родила, сидит верхом на мотоцикле. Когда начинает темнеть, я обычно собираюсь и ухожу: ночевать я у Сереги как‑то больше не решаюсь. А ежа мы сдали в зоопарк.

4.10– 22.12, 2001

Пермь