Буденновск, больница

– Мы нехорошо сделали, Шамиль, – мрачно сказал Адам, – Арсанкаевы узнают и будут мстить. У них сильный род, много мужчин.

– Арсанкаевы… – Басаев пнул расстрелянный и уже воняющий мочой труп, – это бараны. Они идут за пастухом, куда бы он их ни вел. Им наплевать, куда он их ведет – на бойню или на поле. А сам Арсанкаев – национал-предатель и агент ФСБ!

– Но он пришел…

В душной и страшной темноте подвала отчетливо щелкнул предохранитель «стечкина».

– Вахид Арсанкаев – национал-предатель и агент ФСБ, который пришел к нам и предложил сдаться. Его послал не Дудаев, а русисты, которые давно завербовали его. Именно из-за таких шакалов, как Арсанкаев, шакалов, проникших в ряды воинов Аллаха, мы оставили Город и теперь бегаем по горам, как дикие звери. Арсанкаев предал Ичкерию, предал свой народ в пользу Русни, ты меня понял?

Ответить Адам не успел – сверху, на втором этаже больницы, басисто застучал ДШК, горохом сыпанули автоматы.

– Штурм! Русисты идут!

– Готовь тут все к подрыву! Пусть этого расстрелянного шакала русских засыплет здесь! – Басаев побежал наверх.

– Аллах Акбар!

Дауд, поставив на широкий подоконник заложницу-медсестру, заставил ее расставить пошире ноги, поставил между ее ног пулемет и вел огонь по перебегающим от укрытия к укрытию русистам, толстым от надетой на них брони и с тяжелыми шлемами. Он стрелял и видел, что попадает. Только вот русисты не падали – они бежали дальше.

– Аллах!!! Сучка, тебе нравится?! Смотри, как я…

Договорить Дауд не успел – пуля, пущенная снайпером Альфы с четырехсот с лишним метров, ударила Дауда в грудь, пролетев как раз между ног заложницы. Обливаясь кровью – бронежилет пулю не задержал, – Дауд полетел на пол, на него упал пулемет, а на пулемет и Дауда – потерявшая сознание заложница.

– Стойте тут, сучки! Стойте, пока вас не убьют! Мрази… Это ваши мужики! Они вас трахали, а теперь хотят вас убить. Они стреляют в вас. Кричите, чтобы они перестали стрелять! Кричите, ну!

Инга, снайпер армии Республики Ичкерии, получившая орден «Честь нации» за убийства русских солдат в Грозном, чувствовала, что вот-вот выйдет из-под контроля. В таком состоянии, в каком была она – стрелять было нельзя, но тут было совсем близко. Свою позицию она оборудовала в кабинете, привязала к карнизу за руки врачиху и беременную русскую суку, сама обустроила позицию между ними, на врачебном столе. Какая это была охота! В Грозном они развлекались тем, что подстреливали солдата, а потом выбивали тех, кто пытался прийти ему на помощь. У них в отряде была Маша, латышка, но с русским именем, ее изнасиловали русские варвары, когда Латвия была еще под пятой русистов, и она не могла иметь детей. Поэтому она всегда, когда была такая возможность, била в пах. Машу – они часто работали вместе, даже помогали друг другу расслабиться (а с кем еще? Амеров, которые знали, как вести себя с женщиной, было мало, а эти… в своей жизни только коз и трахали) – убили русисты-снайперы в районе библиотеки, бои там шли три дня, и она сама там едва не погибла, когда подошел спецназ ГРУ. С Машей они и впрямь были родственными душами, Маша после того что с ней случилось, стала лесбиянкой, а Инга была бисексуалкой, спала с женщинами, когда не было подходящих мужиков. От Шамиля хотя бы не пахло так, как от этих… в конце концов, она не такая подстилка, как Анка-пулеметчица, она себя ценит и перед каждым не расстелется. Хотя сейчас… если бы была возможность, она бы отдалась любому… даже тому прыщавому уроду, который ее глазами во все дыры уже…

Инга хихикнула – и снова прильнула к прицелу. Главное – не торопиться, и русист сам придет под пулю.

В пятистах метрах от этого проклятого врачебного кабинета, на крыше лежал, истекая потом, майор Сычев из специального подразделения снайперов, приписанного сейчас к пятьдесят восьмой армии и спешно переброшенного сюда. Он искал цель… очередную, неторопливо и несуетно. То, что происходило вокруг – жара, мухи, пули… – его ничуть не беспокоило.

Майор Сычев, ныне – снайпер-инструктор, тогда еще был снайпером второй категории – начинал в Афганистане. Но и со своей второй категорией он выцелил одного ублюдка и снял его первым же выстрелом с девятисот метров. Потом были Таджикистан и Чечня… и тут он уже учил пацанов, призывных, б…, пацанов – как им воевать с опытными профессионалами-снайперами, которых в Грозный на кровь слетелись десятки.

Особенно страшно было в районе библиотеки. Пехота топталась там трое суток, пока не появились спецназ ГРУ и снайперы. Снайперская дуэль длилась шестнадцать часов, погибли четверо русских снайперов, а сколько погибло снайперов чеченских – никто не считал. Тогда-то они одними из первых в разрушенном здании библиотеки нашли мертвую снайпершу, молодую и светловолосую. У нее было спокойное лицо спящего человека – это, несмотря на изорванное осколками гранаты тело, – и снайперская винтовка, на прикладе которой насчитали двадцать две зарубки. В карманах – американские доллары.

И вот теперь эти снайперы пришли сюда. Мы пришли на их землю… а теперь «духи» уже на нашей земле.

Когда же кончится-то… С семьдесят девятого не вылезаем из войны…

На винтовке майора Сычева стоял старый, как дерьмо мамонта, крепкий и простой, как молоток, прицел ПСО-1, он к нему привык и новомодных ему было не надо. Спокойно и глубоко дыша – если посмотреть на это со стороны, оказалось бы, что майор дышит в три раза медленнее, чем обычный человек, – майор пытался рассмотреть, что происходит.

Сначала он подумал, что снайпер поставил к окну два матраца и оборудовал позицию, чтобы стрелять из-за них. Потом понял – нет, это не матрацы. Щит – живой.

Две женщины. В белых халатах… одна, кажется, беременная. Привязаны… сверху за что-то.

Он примерно прикинул, каково расстояние между этими женщинами – коридор для его пули. Сантиметров тридцать… даже двадцать, не больше. Так… где снайпер. Он должен видеть, во что стреляет.

В прицеле белой точкой мелькнули белые волосы снайперши – и он нажал на спуск.

– Вот ты где… Иди сюда, милый, иди сюда, дорогой…

Один из офицеров Альфы, которые уже подобрались к самим окнам, остановился, повернулся… похоже, чтобы помочь кому-то – и открыл бок. Она уже поняла – на штурмующих броня, которой не страшны даже пули СВД. Решения есть – горло, ноги, потом по упавшему в пах – феерический болевой шок и вероятность смерти больше пятидесяти процентов даже при своевременной медицинской помощи. Можно – в подмышечную впадину, в ключицу, там бронежилет уже не защищает тело. Именно сюда она и прицелилась. Но выстрелить не успела – прилетевшая издалека пуля стеганула врачиху по боку, оставив на халате рваную полосу, и ударила Ингу в голову. Врачиха истошно закричала, видя, как по халату стекает что-то красное… липкое.

Потом одна из спасшихся из проклятой больницы заложниц вспоминала – там еще девушка была, прибалтийка. Снайперша. Песни русские пела. Когда автобусы подали – она со всеми прощалась, плакала, говорила, какие вы хорошие, как уезжать от вас не хочется…

А там, в больнице, на полу – в каждой выемке кровь.

– Ты слышишь меня! Ты слышишь меня, генерал?! Не думай, что все уйдет со мной! Я достану тебя и из-под земли!

Генерал беспомощно взглянул на чиновника, который внимательно слушал, оперев тяжелую, седую голову на сложенные под подбородком руки.

– Спроси его, что происходит? Почему он нарушил приказ?

– Почему ты нарушил приказ, Шамиль? Ты нарушил приказ Джохара, ты подставил серьезных людей. Как ты узнал вообще этот номер?

– А это неважно! – взвизгнул на другом конце провода террорист. – Я найду тебя, где бы ты ни был! Ты думал моими руками прийти к власти в Русне, а потом меня убить! Не выйдет!

Очереди раздавались уже на первом этаже – Альфа рвалась к лестницам. Оба пулеметных расчета были подавлены, Басаев не решался отдать приказ на подрыв больницы, потому что сам умирать не собирался – ни за Русню, ни за Ичкерию, ни за Аллаха, ни за что бы то ни было другое. Он твердо намеревался жить до тех пор, пока это возможно.

– Спроси его, что он хочет? – устало спросил чиновник.

– Что ты хочешь, Шамиль, что тебе нужно?

– Мне нужно, чтобы вы остановили своих собак! Я знаю, что те, кого я взял в больнице, для вас не стоят и плевка! Но и вам не уйти! Есть люди, которых я высадил по дороге! Как только я умру – они заговорят, ты понял?! Мне не нужны те ублюдки, каких ты подсунул мне как иностранных журналистов.

– Спроси, какие наши гарантии? – потребовал чиновник.

– Какие наши гарантии, Шамиль? Если мы остановим штурм – какие гарантии, что ты будешь молчать?

– Гарантии?! Гарантии – это жизнь, моя и моих людей! Я еще хочу жить! Я ничего никому не скажу до тех пор, пока не почувствую, что вы хотите меня убить! Но если вы убьете меня – сами и дня не проживете. Остановите штурм, иначе я за себя не ручаюсь!!!

Генерал снова посмотрел на чиновника. Тот устало прикрыл глаза и кивнул.

– Жди, Шамиль. Мы остановим штурм.

– Времени мало, генерал! У тебя!

Связь отключилась. Генерал, стараясь не смотреть на чиновника, вышел в соседнюю комнату, начал звонить в Министерство обороны – Паша был в невменяемом состоянии, на ногах не стоял, но генерал знал, кто реально отдает приказы.

Отдав необходимые приказы, генерал вернулся в комнату, примыкающую к кабинету, расположенному в одном из зданий на Старой площади, бывшем здании ЦК КПСС. Чиновник по-прежнему сидел в той же позе…

– Дурь все это… – вдруг сказал он, – нечего восстанавливать Советский Союз. Он правильно развалился. Он не мог не развалиться…

– Почему, Олег Евгеньевич? – осторожно спросил генерал.

– Он развалился потому, что так больше жить было нельзя. И до этого – так жить было нельзя. Партия превратилась в скопище ублюдков, которые умели только руководить и ни за что не отвечали. Армия превратилась в сборище ублюдков, которые только полководили, но тоже ни за что не отвечали. Мало Сталин расстреливал, мало…

Чиновник прервался, он по-прежнему не открывал глаза.

– В чем не откажешь Деду, так это в умении подбирать команду. За одного Рыжего на нашей стороне я бы отдал всех вас. И он там не один такой. Воровать – воровать, парламент расстреливать – парламент расстреливать, приватизировать – приватизировать. Знаешь, что самое главное в жизни? Чтобы дело делалось! А какое дело – это уже второе. Прикажи тому же Рыжему Днепрогэс строить – он их пяток настроит. А вы…

– Прикажете готовить нулевку для этого?

– Хватит. Доготовились уже. Он знает слишком много.

– Да ничего он не знает…

– Как он узнал номер телефона в этом кабинете?! – взорвался яростью чиновник. – Как он это узнал?! Ты ему сказал?!

– Да что вы, Олег Евгеньевич… – обмер от ужаса генерал.

– Тогда откуда?! Он что, на телефонной станции узнал?! Этот номер стоит в комнате отдыха, его вообще нет ни в одном справочнике, и АТС этой тоже нет ни в одном списке! Как он смог дозвониться сюда?!

Генерал не знал, что ответить.

– Свяжись с Дудаевым. Басаева пусть уберет он, пока Басаев не убрал его самого. Мы выпустим его в Чечню, и пусть разбираются между собой, – чиновник поднялся с кресла, – я в Кремль. У тебя есть два часа. Если и это не будет сделано – пеняй на себя!