Доводы заявителя

102. Заявитель утверждал, что позиция властей Российской Федерации о том, что он не вправе ссылаться на статью 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции, не соответствует последовательной прецедентной практике Европейского Суда. Европейский Суд неоднократно указывал, что отпуск по уходу за ребенком, так же как родительские и детские пособия, относится к сфере действия статьи 8 Конвенции и что статья 14 Конвенции во взаимосвязи со статьей 8 Конвенции является применимой (см. Постановление Европейского Суда от 31 марта 2009 г. по делу "Веллер против Венгрии" (Weller v. Hungary), жалоба N 44399/05, § 29, Постановление Европейского Суда от 25 октября 2005 г. по делу "Окпис против Германии" (Okpisz v. Germany), жалоба N 59140/00, § 32, Постановление Европейского Суда от 25 октября 2005 г. по делу "Недзвецкий против Германии" (Niedzwiecki v. Germany), жалоба N 58453/00, § 31, и упоминавшееся выше дело "Петровиц против Австрии", § 29). Заявитель также утверждал, что отпуск по уходу за ребенком был необходим для его семейной жизни и интересов его детей. В связи с тем, что его бывшая жена не проявляла желания ухаживать за ними, заявителю было необходимо находиться дома и осуществлять за ними уход, что было бы невозможно в отсутствие отпуска по уходу за ребенком.

Кроме того, заявитель утверждал, что в отношении необходимости отпуска по уходу за ребенком в целях осуществления ухода за ними он находился в положении, аналогичном другим родителям, а именно военнослужащим-женщинам и гражданским лицам, мужчинам и женщинам. В качестве военнослужащего он подвергался иному обращению по сравнению с вышеупомянутыми категориями родителей, поскольку он не имел права на отпуск по уходу за ребенком. Военнослужащие-женщины, так же как гражданские мужчины и женщины, имели безусловное право на трехлетний отпуск по уходу за ребенком, тогда как военнослужащий-мужчина мог в лучшем случае требовать предоставления трехмесячного отпуска, если его жена умерла или по иным причинам не могла осуществлять уход за ребенком. Хотя заявителю в конце концов был предоставлен отпуск по уходу за ребенком, это не отменяло того факта, что он подвергался иному обращению по сравнению с другими родителями. В действительности предоставленный ему отпуск по уходу за ребенком был менее длительным и, по мнению национальных судов, был предоставлен незаконно. Таким образом, заявитель испытывал беспокойство в течение всего срока отпуска по уходу за ребенком, поскольку сознавал, что отпуск может быть прекращен, и он будет вынужден возвратиться на службу в любой момент. Наконец, заявитель также подвергался иному обращению по сравнению с военнослужащими-женщинами, поскольку ему приходилось выбирать между военной карьерой и семейной жизнью, тогда как военнослужащие-женщины не сталкивались с подобным выбором.

104. Заявитель утверждал, что довод о том, что женщины играют особую социальную роль в воспитании детей, основан на гендерных стереотипах. Что касается доктрины "позитивной дискриминации", она не могла быть использована для оправдания различия в обращении между мужчинами и женщинами в части права на отпуск по уходу за ребенком. Позитивные дискриминационные меры должны быть пропорциональны цели корректировки, компенсации или смягчения длящихся последствий страданий, перенесенных исторически ущемленной группой, такой как женщины (см. Постановление Европейского Суда от 10 мая 2007 г. по делу "Ранки и Уайт против Соединенного Королевства" (Runkee and White v. United Kingdom), жалобы N 42949/98 и 53134/99, § 37 и 40 - 43, и Постановление Большой Палаты по делу "Стек и другие против Соединенного Королевства" (Stec and Others v. United Kingdom), жалоба N 65731/01, § 61 и 66, ECHR 2006-VI). В отличие от смягчения исторической несправедливости, которую претерпели женщины, политика наделения только женщин правом на отпуск по уходу за ребенком закрепляла гендерные стереотипы, неравенство и страдания, вытекающие из традиционной роли женщин в домашнем хозяйстве, а не в оплачиваемом труде на рабочем месте. В результате эта политика составляла дискриминацию как мужчин (в семейной жизни), так и женщин (на рабочем месте). Заявитель заключил, что отсутствовало разумное или объективное оправдание для различия в обращении между мужчинами и женщинами, что касается права на отпуск по уходу за ребенком.

105. Что касается доводов, относящихся к боеготовности армии, заявитель указывал, что в соответствии с прецедентной практикой Европейского Суда утверждения о наличии угрозы оперативной эффективности армии должны быть подкреплены доказательствами, действительность и адекватность которых подлежит тщательному контролю Европейского Суда (он ссылался на Постановление Европейского Суда по делу "Смит и Грейди против Соединенного Королевства" (Smith and Grady v. United Kingdom), жалобы N 33985/96 и 33986/96, § 89 - 112, ECHR 1999-VI, и Постановление Европейского Суда от 27 сентября 1999 г. по делу "Лустиг-Прин и Беккет против Соединенного Королевства" (Lustig-Prean and Beckett v. United Kingdom), жалобы N 31417/96 и 32377/96, § 82 и 88 - 98). По мнению заявителя, власти Российской Федерации не представили доказательств того, что наделение военнослужащих-мужчин правом на отпуск по уходу за ребенком создаст угрозу для боеготовности армии. В частности, статистика, предоставленная властями Российской Федерации, не является определенной и, кроме того, не подкреплена документами. Количество детей в возрасте до трех лет, указанное властями Российской Федерации, по-видимому, также включает детей военнослужащих-женщин, а также административного персонала армии. В связи с этим невозможно установить число военнослужащих-мужчин, которые могли бы требовать отпуска по уходу за ребенком в тот или иной момент. Наиболее важно, что признание властей Российской Федерации отсутствия относимых статистических данных свидетельствует, что нормы, ограничивающие право на отпуск по уходу за ребенком военнослужащими-женщинами, не имели фактической основы во время их принятия и никогда не подвергались проверке с точки зрения фактов или пересмотру. По оценке заявителя, число военнослужащих-мужчин, которые могли бы требовать отпуска по уходу за ребенком в тот или иной момент, не превышало 3,47% военнослужащих-мужчин по контракту; кроме того, не все они проявляли намерение использовать отпуск по уходу за ребенком. Заявитель утверждал, что в соответствии с российским законодательством до 30% персонала воинской части могли брать отпуск в одно и то же время, и такая часть считалась полностью боеспособной.

106. Заявитель также утверждал, что хотя действительно женщины составляли меньшинство в вооруженных силах, они часто исполняли те же обязанности, что и военнослужащие-мужчины. В частности, начальником заявителя в 1999 году была женщина. Как показывают списки дежурного персонала, в определенные дни число женщин-военнослужащих на дежурстве в его части достигало 60%. Женщины-военнослужащие имели право на отпуск по уходу за ребенком, и это никогда не создавало проблем для оперативной эффективности армии. По его мнению, вместо количественного подхода властям Российской Федерации следовало применить качественный подход, учитывающий характер обязанностей каждого лица. Заявитель заключил, что власти Российской Федерации не представили разумного или объективного оправдания для различия в обращении между военнослужащими - мужчинами и женщинами, что касается отпуска по уходу за ребенком.

107. Кроме того, в ответ на довод властей Российской Федерации о том, что, заключив военный контракт, он согласился на ограничение его прав, заявитель утверждал, что Конвенция применима к представителям вооруженных сил, а не только к гражданским лицам (он ссылался на Постановление Европейского Суда от 8 июня 1976 г. по делу "Энгел и другие против Нидерландов" (Engel and Others v. Netherlands), § 54, Series A, N 22, и упоминавшееся выше Постановление Европейского Суда по делу "Лустиг-Прин и Беккет против Соединенного Королевства", § 82). Вместе с тем заявитель полагал, что, хотя возможен отказ от конвенционных прав, подобный отказ, чтобы быть действительным, должен удовлетворять определенным условиям. Во-первых, отказ "не должен противоречить важному публичному интересу" (он ссылался на Постановление Большой Палаты по делу "Эрми против Италии" (Hermi v. Italy), жалоба N 18114/02, § 73, ECHR 2006-XII). Во-вторых, он "должен быть установлен недвусмысленным образом и сделан с полным осознанием фактов, то есть на основе информированного согласия" (он ссылался на Постановление Большой Палаты по делу "D.H. и другие против Чехии" (D.H. and Others v. Czech Republic), жалоба N 57325/00, § 202, ECHR 2007-...). По мнению заявителя, отказ, предполагаемый властями Российской Федерации в настоящем деле, не удовлетворял вышеупомянутым требованиям. Европейский Суд уже указывал в контексте дискриминации, основанной на расовом признаке, что "ввиду фундаментальной важности запрета расовой дискриминации... никакой отказ от права не подвергаться расовой дискриминации не (мог быть) приемлем, поскольку он противоречил важному публичному интересу" (заявитель ссылался на упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "D.H. и другие против Чехии", § 204). Заявитель считал, что, поскольку запрет дискриминации по половому признаку имел то же фундаментальное значение (он ссылался на Постановление Европейского Суда от 17 февраля 2011 г. по делу "Андрле против Чехии" (Andrle v. Czech Republic), жалоба N 6268/08, § 49, Постановление Европейского Суда от 21 февраля 1997 г. по делу "Ван Ралте против Нидерландов" (Van Raalte v. Netherlands), § 39, Reports 1997-I, и Постановление Европейского Суда от 28 мая 1985 г. по делу "Абдулазиз, Кабалес и Балкандали против Соединенного Королевства" (Abdulaziz, Cabales and Balkandali v. United Kingdom), § 78, Series A, N 94), право не подвергаться дискриминации по признаку пола также не допускало отказа от него. Кроме того, предполагаемый отказ не мог считаться недвусмысленным. Контракт, подписанный заявителем, представлял собой стандартный одностраничный <*> формуляр, который прямо не информировал военнослужащего о том, что он обязуется отказаться от права на отпуск по уходу за ребенком.

--------------------------------

<*> Ранее (§ 10 настоящего Постановления) он характеризовался как двустраничный (прим. переводчика).

Наконец, заявитель отмечал, что российское законодательство не предусматривает индивидуализированного подхода к отпуску по уходу за ребенком в армии. Обстоятельства настоящего дела подтверждают это. Действительно, после того, как заявителю был предоставлен отпуск по уходу за ребенком ввиду сложной семейной ситуации, национальные суды признали данную меру незаконной. Заявитель утверждал, что приемлемым индивидуальным подходом было бы предоставлять отпуск по уходу за ребенком в зависимости от армейской должности лица, а не от пола. В частности, следовало учитывать, принимает ли войсковая часть участие в активных военных действиях или готовится ли она к таким действиям, а также положение лица в этой части. По мнению заявителя, не являлось логичным, что военнослужащая, занимающая важное должностное положение в части, имела право на автоматический отпуск по уходу за ребенком, тогда как военнослужащий, занимающий относительно незначительное военное положение, не имел такого права.