В. 3. Панфилов 1 page

Вопрос о характере взаимоотношения языка и мышле­ния принадлежит к числу кардинальных не только специ­альной науки о языке — языкознания, но также и марк-систско-ленинской теории познания. Общеизвестно указа­ние В. И. Ленина о том, что история языка является одним из важнейших источников, из которых должны сложиться марксистская теория познания и диалектика. Этот вопрос является одним из аспектов основного вопроса филосо­фии, в зависимости от того или иного решения которого философия разделяется на два противоположных направ­ления — материалистическое и идеалистическое.

Философский материализм хотя и утверждает, что мысль, сознание, мышление существуют так же реально, как. и различные формы движущейся материи, вместе с тем указывает, что, будучи обусловленной в своем бытии функционированием одной из форм материи — мозга, мысль существует лишь постольку, поскольку она осуще­ствляется в определенных материальных формах.

«На «духе»,— указывает К. Маркс,— с самого начала лежит проклятие — быть «отягощённым» материей, кото­рая выступает здесь в виде движущихся слоев воздуха, звуков — словом, в виде языка. Язык так же древен, как и сознание; язык есть практическое, существующее и для Других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого, действительное сознание, и, подобно сознанию, язык возникает лишь из потребности, из насто­ятельной необходимости общения с другими людьми» ¹.

' К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 3, изд. 2, Господитаздат, 1955, стр. 29. ' '' ' " " ' '"

Итак, с точки зрения диалектического материализма вторичность сознания, духа и первичность материи прояв­ляется также и в том, что мышление, протекая в нераз­рывной связи с материальными физиологическими процес­сами головного мозга, вместе с тем может происходить и происходит только на основе и при помощи языка. Диа­лектический материализм утверждает в связи с этим, что мышление вне языка, невозможно, что язык и мышление неотделимы друг от друга как в своем возникновении, так и в своем существовании.

В противоположность этому идеализм, отрицая обус­ловленность мышления как способности отражения опре­деленными материальными физиологическими процес­сами, происходящими в головном мозгу, отрицая обуслов­ленность и вторичность содержания нашего сознания по отношению к объективной действительности, отрицает также и необходимую связь сознания, мышления с языком как совокупностью определенных материальных форм и процессов. Будучи вынужденным считаться с тем фактом, что мышление происходит при помощи языка, идеализм вместе с тем утверждает, что связь между языком и мыш­лением является чисто внешней, что мышление вполне может происходить и происходит также и в чистом виде, без помощи языка, более того, что мышление при помощи языка приводит только к различного рода недоразуме­ниям, ошибкам, проистекающим из несовершенства языка.

Если для каждого материалиста-лингвиста и материа­листа-философа является бесспорным положение о не­разрывной связи языка и мышления, взятое в общей форме, то ряд конкретных вопросов этой проблемы до на­стоящего времени еще требует своего разрешения или является дискуссионным. Таков, например, вопрос о конкретной форме связи языка и мышления (является ли язык формой, а мышление—ее содержанием), вопрос об отношении к мышлению различных сторон языка — его материальной, звуковой стороны и связанной с этой по­следней смысловой стороны, вопрос об отношении логиче­ских и грамматических категорий, о соотношении значе­ния слова и понятия, суждения и предложения и т. п. Все эти вопросы в той или иной мере ставятся и обсуждаются в нашей печати.

На наш взгляд заслуживает также серьезного обсуж­дения вопрос об отношении к языку (его материальной

оболочке) абстрактного содержания мышления, с одной стороны, и чувственно наглядных образов восприятия и представления — с другой.

Как нам кажется, существенным недостатком многих статей, посвященных этой сложной проблеме, является то, что обычно, говоря о мышлении, рассматривают его как нечто единое целое, и однородное. Между тем понятие мышления в его обычном употреблении включает два принципиально различных аспекта: говоря о мышлении, часто имеют в виду не только его абстрактное содержа­ние, его абстрактные процессьи, происходящие в форме по­нятий, суждений и т. п., но также и его чувственно-образ­ное содержание в виде образов восприятия и представле­ния. Таким образом, выдвигая тезис о прямой и непосредственной связи языка и мышления, предпола­гают тем самым, что характер отношения к языку этих двух различных сторон мышления один и тот же, т. е. что в прямой и непосредственной связи с языком (его мате­риальной оболочкой) находится как абстрактное содер­жание мышления, так и его чувственно-образное содер­жание.

Более того, во многих работах мьи находим прямые утверждения о том, что язык находится в прямой и непо­средственной связи с образами восприятия и представле­ния, что, например, слово выражает не только понятие, но и представление, что существовал такой этап в развитии языка и мышления, когда мышление происходило только в образах восприятия и представления и язык, следова­тельно, выражал только их. Эти взгляды не являются просто теоретическими соображениями, высказанными попутно, но входят как составная часть в систему взгля­дов многих лингвистов и философов на историю языка и мышления, на проблему соотношения языка и мышления. Они берутся некоторыми лингвистами за основу объясне­ния целого ряда особенностей исторического развития языков. Именно поэтому и представляется необходимым остановиться на них в настоящей статье.

В целях анализа этой точки зрения целесообразно рас­смотреть здесь следующие вопросы:

1) Существовал ли такой этап в развитии мышления человека, когда оно всецело происходило в образах вос­приятия и представления и совсем не обладало способно­стью образовывать понятия? При 'положительном решении

итого вопроса с неизбежностью Должен быть сделан вы­вод, что язык первоначально возник как средство выра­жения образов восприятия и представления и в какой-то период своего существования выражал только их.

2) Является ли язык (его материальная сторона) не­обходимым средством существования и средством осуще­ствления не только абстрактного содержания мышления, но и его чувственно-образного содержания или нет? Этот вопрос иначе может быть сформулирован так: находится ли чувственно-образное содержание мышления в такой же прямой и непосредственной связи с языком (его мате­риальной оболочкой), как и его абстрактное содержание?

Положение об особой чувственно наглядной стадии в развитии мышления получило особенно широкое распро­странение со времени опубликования работ Леви-Брюля по этнографии так называемых первобытных народов. В этих работах развивается точка зрения, согласно кото­рой мышление современных первобытных народов являет­ся по преимуществу чувственно наглядным, в прямую связь с чем ставятся и те особенности языков этих перво­бытных народов, которые они имеют в отличие от языков цивилизованных народов. «...Языки низших обществ,— пишет Леви-Брюль,— «всегда выражают представления о предметах и действиях в том же точно виде, в каком пред­меты и действия представляются глазам и ушам»». И да­лее: «Общая тенденция этих языков заключается в том, чтобы описывать не впечатление, полученное восприни­мающим субъектом, а форму, очертание, положение, дви­жение, образ действия объектов в пространстве, одним словом, то, что может быть воспринято и нарисовано» '.

Эти взгляды Леви-Брюля об особом характере мышле­ния и языка первобытных народов оказали сильное влия­ние на многих авторов, как лингвистов, так и философов, так или иначе касавшихся вопроса о языке и мышлении доисторического человека. Н. Я. Марр, некритически вос­принявший эти взгляды, переносит даваемую Леви-Брю-лем характеристику мышления современных первобытных народов на мышление доисторического человека и выде­ляет особую дологическую стадию в развитии мышления. «Человечество,—утверждает Н. Я. Марр,—тогда мыслило

' Л. Леви-Брюль, Первобытное мышление, М. 1930, стр. 104. 120

дологическим мышлением, без отвлеченных понятий, представлениями в образах и в их нашему восприятию чуждой взаимной связи» ¹. Этой стадии в развитии мышле­ния, по мнению Н. Я. Марра, соответствовала особая стадия в развитии языка — так называемая линейная речь^!2.

С. Д. Кацнельсон вслед за Н. Я. Марром утверждает, что вплоть до начала эпохи варварства существовало так называемое «первобытно-образное мышление», которое «оперировало конкретными представлениями, обобщен­ными восприятиями вещей» и что с эпохи варварства на­чинается период «чувственно-сущностной речи и мысли», когда «вырабатываются первые родовые понятия о вещах, но еще отсутствуют родовые понятия более сложного по­рядка, как, например, абстрактные слова типа «живот­ное», «растение», «предмет»» ³.

Рассматриваемая здесь точка зрения особенно под­робно развита в статьях Л. О. Резникова ⁴. Он утверж­дает, что мышление в понятиях появилось только в эпоху возникновения родового строя и что ему предшествовали два этапа чувственно наглядного мышления — мышление непосредственными восприятиями и мышление представ­лениями, которым соответствовали определенные этапы развития речи, а именно: комплексная и кинетическая речь ⁵.

Подобные высказывания по поводу характера перво­начальных этапов развития мышления и языка мы нахо-

¹ Н. fl. Марр, Избранные работы, т. 2, Соцэкгиз, 1936, стр. 129.

² См. Н. Я- Марр, Избранные работы, т. 1, изд. Государственной академии истории материальной культуры, Л. 1933, стр. 280.

³ С. Д. Кацнельсон, Историко-грамматические исследования, I, изд. АН СССР, М.—Л. 1949, стр. 72; см. также стр. 73, 129.

⁴ См. Л. О. Резников, К вопросу о генезисе человеческого мышле­ния, «Ученые записки Ростовского-на-Дону Государственного универ­ситета, Труды историко-филологического факультета, т. VI, вып. 3, 1945; его же. Проблема образования понятий в свете истории языка, «Философские записки», т. I, 1946.

⁵ См. Л. О. Резников, К вопросу о генезисе человеческого мышле­ния, «Ученые записки Ростовского-на-Дону Государственного универ­ситета». Труды. историко-филологического факультета, т. VI, вып. 3,

1945. стр. 143; см. также стр. 95, 113 и др. и его же. Проблема образо­вания понятий в свете истории языка, «Философские записки», т. I,

1946. стр. 183.

Дим и у целого ряда других авторов, так или иначе касав­шихся этого вопроса '.

Иная, и, по нашему мнению, правильная точка зрения по этому вопросу высказана известным советским антро­пологом В. В. Бунаком'². Он относит возникновение спо­собности образования понятий к самым начальным этапам развития человеческого мышления, связывая ее с перехо­дом к изготовлению уже наиболее древних каменных ору­дий, еще не имевших четко зафиксированной формы.

Выдвигая положение о том, что на первых ступенях развития мышления человек не обладал способностью образовывать понятия и что его мышление в этот период всецело протекало в форме чувственно наглядных обра­зов восприятия и представления, сторонники этой точки зрения фактически отрицают качественное различие меж­ду способами отражения действительности первобытным человеком, с одной стороны, животными — с другой.

Вместе с тем прямо или косвенно игнорируется также и то существенное отличие, которое имеется между пер­вобытным человеком и животным в отношении их к при­роде, поскольку характер этого отношения стоит в непо­средственной связи со способом отражения действитель­ности; фактически отрицается и то решающее влияние, которое имели на развитие способа отражения действи­тельности у первобытного человека общественные фак­торы, и прежде всего его трудовая деятельность, не имев­шие места в ходе эволюции животного мира. Между тем положение об общественной природе языка и мышления должно быть положено в основу понимания путей и форм.их развития.

Действительно, хотя мышление человека представляет /собой индивидуальный акт и, по выражению Маркса,

-является «естественным процессом», оно, как способность

-опосредованного отражения человеком объективной дей-

¹ См., например, Ф. И. Хасхачих, Материя и сознание. Госполит­издат, 1952, стр. 97, 101; Л. Г. Спиркин, Формирование абстрактного мышления на ранних ступенях развития человека, «Вопросы философию № 5, 1954 г., стр. 68; Д. В. Бубрих, 'Происхождение мышления:и речи, «Научный.бюллетень ЛГУ» № 7, 1946, стр. 38.

² В. В. Бунак, Начальные этапы развития мышления и речи по данным антропологии, «Советская этнография» № 3, 1&51 г.; его же, •Происхождение речи по данным антропологии, Сб. «Происхождение.человека и древнее расселение человечества», М. 1951.

1.2.2

ствйтельностй, не могло возникнуть так же, как и сам человек, в результате простой биологической эволюции,а вызвано к жизни качественно новыми факторами, не имевшими места в животном мире. Марксизм-ленинизм учит, что человек и его мышление есть продукт общест-. венных отношений, и прежде всего тех отношений, в кото­рые люди были поставлены в процессе труда между собой | и к окружающей их действительности.; Отражение объективной действительности имеет место j и в животном мире. Это отражение совершается в форме | ощущений и восприятии, являющихся результатом воз-| действия отдельных свойств предметов или предметов в целом на органы чувств животных. В условнорефлектор-ных реакциях животных на воздействия из внешней действительности учитываются также связи и отноше­ния предметов и явлений внешнего мира'. Однако отсюда было 'бы неправильно делать вывод о' том, что животные осознают эти связи и отношения. Такого рода выводы несостоятельны не только в отношении низ­ших животных, но и в отношении человекообразных обезь­ян, наиболее близко стоящих к человеку по уровню своего развития. Даже у человека условные рефлексы могут образовываться без того, чтобы он их осознавал. В этой е связи, например, можно сослаться на опыты М. А. Алек­сеева по выработке двигательной условной реакции на короткий звуковой сигнал (стук метронома), который вна­чале сопровождался словесным подкреплением «согните (палец)», «нажмите». Анализируя данные проведенных им опытов, автор пишет: «Чрезвычайно характерна та сло­весная квалификация, которую давали испытуемые своим двигательным реакциям. Оказалось, что все испытуемые связывали их исключительно с речевым подкреплением, хотя отчетливо воспринимали и удары метронома. На вопрос, почему и в какой момент -они делали движения, они никогда не говорили, что делают их на звуковые сиг­налы, но только на приказ «нажмите» или «согните (па­лец)». В этих условиях, хотя временная связь между зву­ковым сигналом и двигательной реакцией уже образова-

¹ Физиологической основой образования условных рефлексов является установление нервной связи между двумя очагами возбуж­дения в коре головного мозга, один из которых возникает в результате воздействия биологически значимого раздражителя, а второй — био­логически индифферентного раздражителя на органы чувств животного.

лась, она не находила отражения во второй сигнальной системе, а отражалась только связь между реакцией и речевым условным сигналом «нажмите». Поэтому в про­бах с экстренной отменой речевого подкрепления двига­тельная реакция, возникавшая только на звуковой сигнал, была для испытуемого всегда «неожиданной» и вызывала реакцию, по характеру близкую к ориентировочной» ¹.

Таким образом, даже условнорефлекторная деятель­ность человека, основанная на тех или иных отношениях объектов реальной действительности, вполне может про­исходить без того, чтобы эти отношения им осознавались, как-то отражались во второй сигнальной системе чело­века.

В указанном отношении очень интересны также неко­торые опыты И. П. Павлова. В одном из опытов И. П. Павлов вырабатывал у собаки условные рефлексы на механический кожный раздражитель, действующий на различные участки кожи (например, на переднюю, заднюю ногу), сочетая его с безусловным раздражите­лем — вливанием кислоты в рот. Выработав рефлекс на том или другом участке кожи, И. П. Павлов затем не­сколько раз не подкреплял раздражение на одном из этих участков кожи (передняя нога) безусловным раздражи­телем (вливание кислоты), что привело к угашению реф­лекса. Но при этом оказалось, что, если сразу после раз­дражения того участка кожи, на который условный рефлекс уже угашен, приложить механический раздражи­тель к другому месту, собака будет на это реагировать обильным слюноотделением ².

Очевидно, что если бы собака осознавала отношение механический раздражитель—кислота, то она и в этом последнем случае не реагировала бы на механический раздражитель слюноотделением.

Для опытов по выработке условных рефлексов харак­терно то, что практически любой раздражитель, воспри­нимаемый органами чувств животного, может стать сиг-

¹ М. А. Алексеев, К вопросу о нервных механизмах и взаимодей­ствии двух корковых сигнальных систем при ритмических двигатель­ных условных реакциях человека, «Журнал высшей нервной деятель­ности им. И. П. Павлова», т. III, изд. Академии наук СССР, вып. 6, М. 1953 г., стр. 885

² См. И. П. Павлов, Избранные произведения, Госполитиздат, 1951, стр. 356—360.

налом для безусловной рефлекторной деятельности жи­вотного, если только он совпадает по времени воздействия с жизненно- важным для животного раздражителем. Та­ким образом, условнорефлекторная деятельность живот­ного может быть основана на таких совершенно случай­ных, устанавливаемых по произволу экспериментатора связях двух реальных объектов, которые вне эксперимента никогда не могут быть связаны друг с другом в указанном отношении.

Не менее убедительные факты относительно коренного различия между мышлением человека и психикой живот­ных дает нам анализ поведения обезьян. Так, различные опыты по доставанию приманок показывают, например, что обезьяна не догадывается использовать для достава-ния плода гот же ящик, с которым она уже раньше имела дело, если на нем лежит другая обезьяна или он задвинут в угол клетки, а иногда пытается приставить его к стенке на некотором расстоянии от пола. Доставая без затрудне­ний из-за решетки приманку, привязанную к нитке или веревочке, обезьяна не могла решить ту же задачу в том случае, если нитку пропустить через ручку чашки, в кото­рой находится приманка: в этом последнем случае она тянула нитку всегда за один конец. Для того чтобы до­стать плод из-за решетки, обезьяна пыталась использо­вать с этой целью нитку, тесемку и т. п., стремясь орудо­вать ими, как палкой.

Все эти опыты показывают, что деятельность обезьян протекает в рамках наличной ситуации, что отношения предметов объективной действительности не осознают­ся ими.

Отличие человеческого мышления от «мышления» жи­вотных, в том числе и человекообразных обезьян, именно в том и заключается, что лишь человек осознает объек­тивные связи и отношения объектов действительности и на основе этого устанавливает их свойства. Только благо­даря этому человек и получает возможность строить мыс­ленный план своей деятельности и предвидеть ее резуль­таты.

Но способность отражения связей и отношений пред­метов и явлений объективной действительности и на основе этого отражение их свойств возникла в связи с тем, что в целях удовлетворения своих потребностей первобытные предки человека стали трудиться, т. е. использовать одни

предметы для воздействия на другие предметы окружаю­щей их среды.

Процесс труда, предполагая какое-либо целенаправ­ленное воздействие одного предмета на другой, характери­зуется прежде всего тем, что эти предметы ставятся в определенные отношения друг к другу. Установление же и осознание определенных отношений предметов труда друг к другу является непременным условием познания свойств этих предметов, так как, хотя эти последние и обладают теми или иными свойствами сами по себе, неза­висимо от их отношений, все же их свойства находят свое проявление только в тех отношениях, которые устанавли­ваются между ними.

Поскольку процесс труда имеет своей целью достиже­ние определенных результатов, а это возможно только при осознании тех отношений, в которых находятся или могут находиться предметы труда, и при более или менее пра­вильном отражении их свойств, то труд и явился тем фак­тором, благодаря которому и на основе которого воз­никло специфически человеческое мышление.

«Люди,— говорил Маркс,—...начинают с того, чтобы есть, пить и т. д., т. е. не «стоять» в каком-нибудь отноше­нии, а активно действовать, овладевать при помощи дей­ствия известными предметами внешнего мира и таким образом удовлетворять своя потребности (они, стало быть, начинают с производства). Благодаря повторению этого процесса способность этих предметов «удовлетво­рять потребности» людей запечатлевается в их мозгу, люди и звери научаются и «теоретически» отличать внеш­ние предметы, служащие удовлетворению их потребно­стей, от всех других предметов» ¹.

Но труд, так же как и познание свойств тех предметов и явлений, с которыми первобытные предки человека сталкивались в процессе труда, с самого начала носил общественный характер.

Говоря об общественном характере труда в первобыт­ном стаде предков человека, нельзя это понимать в том смысле, что трудовые действия всегда совершались не­сколькими лицами одновременно.

Трудовые действия первобытных предков человека, даже если они представляли собой или первоначально

' К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XV, М. 1933, стр. 461. 126

возникли как индивидуальные, единичные акты, тем не менее являлись общественными по своему характеру, по­скольку возможность их совершения и самого возникно­вения создавалась только на основе общественной жизни этого индивида, которая, оказывая непосредственное влия­ние -на формы его поведения и на самое его нервную дея­тельность, придавала, таким образом, опосредованно об-|Лцественный характер любому его действию. В связи с втим уместно привести следующее замечание Маркса:

хИндивид есть общественное существо. Поэтому всякое проявление его жизни — даже если оно и не выступает в непосредственной форме коллективного, совершаемого;овместно с другими, проявления жизни,— является про-1влением и утверждением общественной жизни» '.

Как уже указывалось, переход человекоподобных збезьян к труду в ходе длительного исторического разви-гия привел к возникновению человека и специфически человеческого способа отражения и познания объективной действительности. Даже высшие человекоподобные обезь­яны отражают объективную действительность только в форме ощущений, образов восприятия и представления. Эти последние 'всегда носят конкретный, чувственно на­глядный характер и отражают только единичные, инди­видуальные предметы и их свойства. Животное не может одновременно отразить несколько сходных предметов в одном и том же образе восприятия или 'представления или в одном и том же ощущении несколько одинаковых свойств этих предметов. Несколько даже совершенно по­хожих предметов или несколько совершенно одинаковых свойств отражаются органами чувств животного всегда при помощи такого же количества образов этих предме­тов или ощущений. В отличие от этого специфически чело­веческое отражение объективной действительности носит абстрактный и обобщенный характер и происходит в фор-

|ме понятий и построенных на их основе суждений, умо­заключений и т. д. В отличие от чувственного познания, происходящего в форме ощущений, образов восприятия и представления, которые возникают или являются резуль­татом непосредственного воздействия предметов, явлений, свойств и т. п. на органы чувств, специфически человече-

' К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, Госполитиз­дат, М. 1956, стр. 590.

ское познание носит опосредованный, абстрактный харак­тер, так как образуемые в ходе этого познания понятия не есть результат непосредственного отражения соответ­ствующих предметов, явлений, свойств и т. п. Они воз­никают благодаря отвлечению от тех или иных сторон действительности в процессе анализа предметов, явлений и т. п. действительности, выделения в них существенных и несущественных свойств и происходящих на этой основе обобщений. «Познание есть отражение человеком при­роды. Но это не простое, не непосредственное, не цельное отражение, а процесс ряда абстракций, формирования, образования понятий, законов etc...» '

Выше уже говорилось о том, что психике животных, в том числе и человекообразных обезьян, не презентиро-ваны связи и отношения предметов объективной действи­тельности, хотя их деятельность и строится на их основе благодаря тому, что в коре их головного мозга образуются условнорефлекторные связи. Поскольку же свойства пред­метов, явлений действительности проявляются в тех отно­шениях, которые между ними устанавливаются, постольку же животные отражают только те свойства, которые могут быть непосредственно восприняты органами чувств в форме ощущений и образов восприятия, причем и эти по­следние также не являются фактом их сознания. При нали­чии только чувственно наглядной формы отражения дей­ствительности невозможно никакое осознанное отвлечение от тех или иных сторон действительности, от тех или иных свойств предметов, явлений и т. п., от тех связей и отно­шений, в которые поставлены эти предметы, явления в настоящее время, невозможно установить то общее, что присуще целой группе их. Этому положению, на первый взгляд, противоречит то обстоятельство, что процесс обра­зования условных рефлексов животных происходит таким образом, как если бы животное отвлекалось от некоторых сторон действительности, производило элементарный ана­лиз и синтез и делало элементарные обобщения. Однако это не так. Все дело заключается в том, что, как и уста­новление связей и отношений предметов и явлений внеш­ней действительности, имеющее место при образовании условных рефлексов, эти процессы также носят неосознан-

¹ В. И. Ленин, Философские тетради, Госполитиздат, 1947, стр. 156. 128

ный характер, не являются достоянием субъективного мира животного.

Между тем труд как процесс опосредованного воздей­ствия человека одним предметом действительности на другой возможен только при следующих условиях:

1) Любой трудовой акт строится на основе, с одной сто­роны, установления тех связей и отношений, в которые могут быть поставлены предмет и орудие труда, с другой стороны, отвлечения от тех связей и отношений, в которых находятся предмет и орудие труда к другим предметам действительности перед началом трудового акта.

2) Использование того или иного орудия труда для воздействия на предмет труда с целью достижения опре­деленных результатов предполагает, с одной стороны, познание таких свойств орудий и предметов труда, многие из которых не могут быть отражены при помощи органов чувств, с другой стороны, наличие перед началом трудового акта мысленного образа того предмета, который должен получиться в конечном итоге. Так, например, при изготов­лении уже самого примитивного каменного орудия перво­бытному человеку необходимо было знать, насколько тверд или мягок материал, из которого он делает орудие, знать, какие свойства должно будет иметь изготовленное орудие (острая режущая поверхность и т. п.). Уже на этом этапе изготовления орудий, 'следовательно, предполагается наличие у первобытного человека способности отвлекаться от всех других свойств, несущественных с точки зрения возможности использования данных орудий для достиже­ния каких-либо целей, наличие способности устанавливать то общее, что должно быть присуще всем орудиям дан­ного типа.

3) Изготовление любого, даже самого примитивного, орудия, а собственно с этого момента и должно датиро­ваться начало трудовой деятельности первобытных пред­ков человека, могло иметь место только в том случае, если первобытный человек был уже способен предвидеть свои будущие трудовые действия', для выполнения которых

¹ «Совершенно ясно, что целесообразные действия, направленные к отдаленной цели, могут развернуться, хотя бы в зачаточной форме, лишь тогда, когда достигнута способность образовать общие понятия, выделить себя из внешнего мира, т. е. когда вступает в действие процесс мышления» (В. В. Бунак, Происхождение речи по данным антропологии, Сб. «Происхождение человека и древнее "расселение человечества», стр. 258).

было необходимо это орудие, следовательно, также уста­новить те общие моменты, которые присущи отличаю­щимся друг от друга трудовым актам, построенным на использовании этого орудия. Таким образом, акт изготов­ления орудия мог быть совершен только при наличии воз­можности отхода от непосредственного. созерцания дей­ствительности.

Итак, анализ предпосылок даже самой элементарной трудовой деятельности человека показывает, что она воз­можна только на основе опосредованного, абстрактного и обобщенного отражения действительности. Следовательно, переход к трудовой деятельности с неизбежностью должен был привести к возникновению этого специфически чело­веческого способа отражения действительности '.

В подтверждение своего положения о чувственно-об­разном мышлении первобытных предков человека сторон­ники этой точки зрения обычно выдвигают тезис о том, что представление как чувственный образ² может носить об­общенный характер. Однако в этой связи обычно ссыла­ются лишь на то, что в отличие от образов восприятия в образах представления могут опускаться некоторые второ­степенные черты или признаки предмета. Но ясно, что этим еще не создается обобщенности образа представле­ния, так как он, как и образ восприятия, продолжает тем не менее отражать только тот или иной единичный пред­мет. Действительно, мы не можем себе представить дом