Глава 12. Let the seduction begin. Райан Росс

Маленькое, совсем незаметное напряжение витало в воздухе с тех пор, как я зашел в этот дом. Я примерно чувствовал, что рядом находятся родные, близкие люди, от которых не стоит шарахаться и беспрестанно уличать их в необоснованных алчных намерениях. Все было предельно знакомо, настолько - насколько это может быть после того, как тебе вынесло добрую часть мозгов. Во всяком случае, я не испытывал жуткого дискомфорта, приступов недоверия и прочих свойств потерянного человека, которые мне так дивно пророчили медсестры из психиатрического отделения. Единственное, что меня беспокоило и, наверно, было единственной причиной для этого самого беспокойства, - слова Бьюика о том, что возвращение памяти может стать процессом не сколько долгосрочным, сколько шокирующим и болезненным, в частности для моей психики. Просто так верить на слово я, признаться, не привык. Но что-то четко и ясно говорило мне, что Курпат не врет, и уж точно не станет этого делать по отношению к человеку, у которого денег куры не клюют. Несложно было догадаться, что раз мой врач так охотно делит свои задачи с моим, якобы, лучшим другом, то дело тут нечисто. И есть, что скрывать от нового, как ясный день, мозга. Если не доктору, то «лучшему другу». Брендону Ури. Подозрения на его счет у меня зародились ещё с того момента, как мурашки стали расселяться по спине при каждом его прикосновении. Признаться, каждое такое мгновение просто чарующе. Божественно. Уникально и неповторимо. Но. Я его не помнил. Помнило только мое тело, которое так буйно реагировало на любой случайный и неслучайный контакт. Было бы странно не заподозрить ничего подозрительного в таких реакциях организма, учитывая мое нынешнее состояние и полное неведение по поводу своего прошлого. А ведь хрен знает, что именно было у меня в прошлом. Или, может быть, знает именно мистер Ури, который так трясется из-за возвращения моей памяти. Есть ли то, что он старательно скрывает от меня. Или наоборот. То, что он жаждет, чтобы я вспомнил. Каждый раз, когда меня одолевают такие мысли, я чувствую приближение паранойи. Не иначе, если думать и подозревать большую часть суток, то желаемое вскоре начнет казаться действительным, и вот тогда без психиатра мне точно не обойтись. Так и сейчас, от этих тяжких размышлений меня отвлек жуткий вой собаки и ещё какой-то безумный писк, принадлежавший чему-то или кому-то, кого явно либо убивают либо страшно мучают. Как и следовало ожидать, вскоре мои подозрения подтвердились. Пес загнал крыса Питера в угол. Шум стоял на весь дом: собака истошно лаяла на грызуна, брызжа во все стоны чудовищным потоком слюней, а крыса верещала, причем громче собаки. И все-таки она – самоубийца. Доканывает падкого до охоты пса сама, а потом вдвоем носятся по всему дому, как бравые коняшки, хотя кони, наверно, потише бегают. За то малое время, что я тут нахожусь, такие скачки успели повториться несколько раз. Так и не позавтракав, я должен был спасать своего новоявленного питомца от хозяйского лабрадора. Впрочем, неизвестно было, кого от кого спасать. Едва Питер выпустил острые коготки и прошелся параллельно собачьей морде, как Патрика словно ветром сдуло, прямиком под диван, откуда впоследствии торчала его большая толстая попа. Спенсер и Джон на протяжении часа придумывали изолятор для животных, и только когда я буквально вылез из тени, они догадались обо мне вспомнить. У Смита случился страшный припадок материнского инстинкта, и он напичкал меня кашей с каким-то джемом и вафельками. Джон с лопатой и собакой окапался во дворе, не придумав ничего лучше, как совместить приятное с полезным - поиграть с безумной псиной на улице и параллельно разгрести навалившие за ночь сугробы.. Брендона не было видно. На мой провокационно-дискуссионный вопрос, куда делся его величество Лучший друг, Спенсер закатил глаза и пробубнил что-то похожее на «алкаш» и «полорукий бездельник».

Но вскоре это смешение терминов само спустилось на кухню со второго этажа. И когда оно проходило мимо меня, то одарило каким-то подозрительным взглядом. Разобрать послание не получилось, но чувство, что ничего хорошего я не извлеку оттуда, меня не покидает до сих пор. Параноидальные размышления не заставили себя ждать. Моя голова снова принялась штудировать гипотезы о возможном причастии Брендона к подозрительному врачебно-дружескому союзу, даже скорее сговору. Так мы просидели несколько часов. Спенсер – за приготовлением пищи и последующей стиркой, я – за завтраком и размышлениями, Бойд – за кофе и чтением журнала.
Ближе к трем часам опосля полудня с улицы, раскрасневшийся и довольный, вернулся Уокер.
- Оу, Джонни, а почему без лопаты? – иронично спросил Брендон, оторвавшись от статьи про генетические мутации.
- Он и так страшный, - зря Спенсер голос подал, я полагаю. Хотя он вскоре сам это понял, когда улепетывал от разгневанного дворника в подвал, отбиваясь по дороге мокрым полотенцем.
Так мы с ним остались одни. Опять…
- Наелся? – он, вроде бы, невыразительно смотрит в мою сторону с того конца стола, невозмутимо цедит свой кофе, не глядя листает журнал. Не подает никаких признаков подозрительности и задает вполне адекватные вопросы.
- Да, - так, для пущего эффекта, не вызывая никаких подозрений на счет буйной мозговой деятельности, надо отрешенно и задумчиво поковырять вилкой блестящую от масла и джема поверхность тарелки, подцепить на кончик зубчика кусок вафли, совершить миграцию в правую часть тарелки, в гости к остаткам каши…
- Понравились вафли? – ещё один обычный глоток кофе, движение кадыка, и опустившийся взгляд. По-моему, обилие букв и цифр благотворно влияет на этого человека…Обогащается словарный запас, становится интересным ход мыслей…
- Очень, - вафля благополучно встречается с останками каши, погружается в их вязкий омут. Дрожащей рукой беру кружку чая, отпиваю. И давлюсь.
Брендон поднимает безучастный взгляд на мою красную рожу. Сначала его каменное лицо просто лишилось таких свойств, как влияние времени и пространства и как элементарная рефлекторная способность, а уже потом он начал стремительно бледнеть. Однако, не двигаясь со своего облюбованного места. Влияние букв и цифр, к сожалению, не учит человека быстроте реакции….
Откашлявшись, я отпил ещё чаю, чтобы прочистить горло. Короткий взгляд в его сторону, и, черт, мне ничего не понятно. Что происходит, а?! Он снова занят чтением одного и того же абзаца. Его глаза не двигаются ниже этого отрывка. Чего-то ждет?
- Чаем давишься, - похоронным голосом начинает Брендон, - а, Райан?
- Да, - да чтоб тебе в наказание за такую наглость – дым из выхлопной трубы твоего пикапа в глаза. Не понимаю…
Спустя несколько секунд Брен начинает рассказывать что-то про рыбалку и про катание на лайках. Но мне его плохо слышно, потому что мысли сейчас текут совсем в другом направлении, и отвлекаться на каких-то собак с лососем желания нет. И все из-за него.
Чертов тунеядец.
- Спенсер и Джон уедут на днях, - голос доносится уже издалека: не иначе, как зарылся в недра холодильника. Я мгновенно поворачиваюсь в его сторону. Вот оно!
- Мы тут вдвоем будем?! – мой же голос предательски сипнет и дрожит.
- Ну, да, - голова выныривает из-за дверцы, на лице – все то же безразличное выражение.
Блять, может разукрасить его чем-нибудь? Сколько можно корчить из себя германского шпиона?! Я уже сто лет назад догадался, что эта хитрая морда что-то интенсивно скрывает…или что-то недоброе задумала…Так, мозг сообразил, что все варианты догадок уже закончились, значит надо идти ва-банк…
- Хорошо, я как раз хотел с тобой поговорить, - а так, мистер Ури?
Только фраза кончилась вопросительной интонацией, я поразился плюрализмом цветовой гаммы лица Брендона, который сейчас смотрел на меня, как юный пироман на спичку.
Все остальное нещадно меркло на фоне его абсолютной реакции.
- И о-о-о-о-о чем же ты хотел поговорить? - заикаясь выдал он, в такт гласным звукам тряся головой. Та была словно на шарнирах. И не будь я так уверен, что с мистером Ури все в порядке и что он отнюдь не нежная девица, однозначно бы подумал – не пройдет и секунды как он грохнется в обморок.
- О, - гениально и предусмотрительно сделанная пауза, чтоб окончательно лишить его безразличной рожи, - нас.
Очаровательный ужас вперемешку с каким-то триумфальным восторгом, который меня, честно сказать, немного испугал, на лице мистера Ури говорили сами за себя. И что уж думать о нервно подрагивающей улыбке на губах – уж она не могла не выдать в самый нужный момент.
Эта хитрющая дрянь знает его, то есть меня, наизусть. Но сейчас в этой кухне совсем другой человек. А это значит, что балом правят остроумие, амнезия и худощавые гитаристы; или на какой там вакансии я у них в паникующих?
- А, - пискнули из-за холодильника, а потом, хрипло откашлявшись, - понятно, конечно…поговорим…да.
- Ну, пойду, наверно, тогда вещи разберу, - сказал я, одарив Брена самой светлой и невинной улыбкой, на которую только был способен. А потом поспешно ретировался с кухни, заведомо обходя Ури на далеком расстоянии. Мало ли…