Лена, дочь Светы

Такое ощущение, что это я, маленькая, пришла сюда, только мама не та. Темненькая, с редкими веснушками, жидкой косичкой, в рейтузах, и поза моя – выпяченное пузо, ноги вместе, носки врозь. И лепит как я, в полном самозабвении. Гору – это я сейчас! Несет на ладони бумажный конус, облитый клеем. Это ж моя ледяная гора из детства! И так во всем.

На какое‑то время я потеряла Свету из виду. Утром мы вместе с детьми повторили не понравившееся ей упражнение – про человека, взбирающегося в гору с тяжелой поклажей. И она ни на что не сетовала. A‑а, вот и Света – рисует красками горы на сложенном гармошкой картоне. Японские ширмы.

Лена меня прямо загипнотизировала. Что ни сделает, у меня точно такое было! И так же я сидела с коробкой пластилина под большим кустом олеандра в бабушкином дворе. Лишь бы никто не мешал…

Вторая половина дня была занята подготовкой представлений. Детям было предложено распределять роли внутри своей семьи. Пришел мой Федя – вести программу. Он потрясающе чувствует детей. Ничего не делая, просто стоя и глядя по сторонам, он притягивает их к себе как магнит. Детский человек. Он сразу же нашел материал, из которого легко делаются носы (пластическая масса из мельчайших цветных шариков), и приставил себе нос. Через десять минут все были с носами. Ну а что делать, если ты с таким вот носом? По‑моему, с таким носом удобнее всего танцевать бальные танцы. Танго, к примеру. Федя берет за руку бабушку одной девочки, включает музыку, и они танцуют на сцене. Бабушка с носом и Федя с носом.

– Теперь уберем носы! Будет ли нам легче танцевать? Все, кто без носа, выходят на сцену!

– Может, и рот убрать?

– Не‑ет!!!

– Оставим. Он пригодится для поцелуя.

– Я буду танцевать со всеми по очереди. А где же очередь?

Все выстраиваются в очередь.

– Но где теперь публика? Ничего, я буду публикой.

Сходит со сцены.

– Но как же я могу с вами танцевать и быть публикой? Может, разорваться на части?.. Что главное у публики?

– Глаза!!!

– А для танцора?

– Ноги!!!

– Тогда все легко. Мои глаза остаются тут – Федя снимает «глаза», то бишь очки, и протягивает руку к сцене. – Помогите подняться, я ничего не вижу.

Все бросаются поднимать Федю. Можно танцевать. Музыка! Теперь, «не видя», Федя выхватывает из очереди самых стеснительных девочек, которые никогда бы не осмелились шага ступить по сцене. Как он их видит?

Я убираю Федины очки в сумку. Заигрываясь, он забывает обо всем.

После танцев начинается подготовка к семейным спектаклям. Это ролевые игры, и меня разбирает любопытство, кем же назначит Лена себя и маму Свету.

Себя она назначает поваром, а маму Свету – официанткой.

– Нужна плита, как я понимаю, – говорит Федя и ставит на сцену ящик.

Закусив нижнюю губу (точно как я в детстве), Лена смотрит на «плиту».

– Можно я дырку вырежу, откуда огонь идет?

– Разумеется, – Федя подает Лене ножницы.

Лена кромсает ими картон, Федя просовывает в дырку ладонь, имитирует пламя растопыренными пальцами. Оно высокое, на него кастрюлю не поставишь. Уменьшить газ! Нужна ручка. Лена приносит пластмассовую пробку, Федя приделывает ее скотчем к коробке.

– Все, давай регулируй.

Лена налево поворачивает – пламя уменьшается, направо – увеличивается, до отказа – гаснет.

– Неси спички.

Лена приносит палочку.

– Зажигай. Регулируй. Ставь кастрюлю.

Федя вылезает из‑за коробки.

– Что варим?

– Кашу.

– Официантка, готовьтесь к раздаче. Каша поспевает.

Света в переднике из бумаги несет «тарелки».

Лена следит за каждым движением мамы – кажется, она не может поверить, что ее мама так вот запросто стоит на сцене и смеется, глядя на Федю, который на всякий случай протирает невидимую тарелку и инспектирует невидимую ложку, поднося ее к самым глазам.

Лена раздает кашу (пластилиновые лепешки), Света разносит.

Зачарованный взгляд. Так я смотрела в детстве на маму, когда та танцевала.