Глава 17 ПРЕВРАЩЕНИЕ

Лабус вырвал у Никиты бинокль, вскинул к лицу. Все замерли.

«Дон-дин-дон» - доносилось с холма.

- По ком звонит колокол? - произнес Химик с не­определенным выражением.

В перезвон вплелась автоматная очередь.

- К дороге, быстро! - скомандовал Курортник. - По опушке.

К стуку автомата присоединились щелчки одиночных выстрелов. Будто огрызался кто-то.

- Не дают высунуться… - бросил Никита на хо­ду. - Попал бродяга.

Колокольный звон сбился с ритма, стал затухать. Хи­мик с Пригоршней подняли Лесника.

- Лабус, давай в хвост, - приказал Курортник. - Кирилл, ты за мной и смотри в оба!

Словно финальным аккордом на высоких нотах тренькнули пули, угодившие в колокол на излете, и грохнул взрыв гранаты.

Потом наступила тишина.

Курортник кинул взгляд через плечо, желая убедить­ся, что все на месте и идут установленным порядком, споткнулся, выругался и больше не оборачивался.

Вскоре выбрались к проселку. Одно название - ес­ли бы командир не упомянул, что здесь раньше была до­рога, я бы не догадался, решил бы, что передо мной про­сека, поросшая кустами и травой.

В груди кололо, шрамы саднили. Меня вдруг броси­ло в жар, я прокусил до крови губу, уши заложило.

- Стой! - хрипло выдавил я. - Стой… Курортник замер. Оглянулся, подняв руку, скользнул взглядом вокруг. Я сглотнул. Язык распух, дыхание сби­лось. Вытянув шею, покрутил головой - отпустило. Но тут же защипало в ноздрях, то ли воздух морознее стал, то ли все еще последствия стресса сказывались…

- Что? - прошептал Курортник.

- Впереди что-то есть…

- Да, есть. Сгоревший бэтээр.

- Нет, кто-то там прячется.

В голове возник посторонний звук, так гудит турби­на самолета, набирая обороты. Я оторопело посмотрел на военстала и прошептал:

- Вы слышите?

- Нет… все тихо.

Командир подозвал Лабуса, остальные залегли. Мне передышка тоже была нужна, но Курортник велел идти за ним. Может, он стал больше на меня полагаться, до­гадавшись, как и Химик, о моих новых способностях?

Или успел обсудить со сталкером этот вопрос? Они же шли по моим следам через яблоневый сад…

- Теперь ты первый. Только очень тихо и под ноги смотри, - шепнул Курортник.

Несколько секунд я двигался впереди, а военсталы за мной, но потом гул в голове превратился в рев, я сбил­ся с шага, прижал ладони к вискам и упал. Мир поплыл, сизая дымка окутала меня…

Сильные руки подхватили, усадили. Пелена исчезла, рев оборвался. Лабус ощупывал мое лицо, хлопал по щекам. Оттянул веко, отпустил, поводил пальцем у ме­ня перед глазами из стороны в сторону. Повернувшись к Курортнику, кивнул.

Командир хмурился. А меня трясло.

Лабус присел под кустом, пулемет положил на лок­тевой сгиб, палец - на спусковом крючке, и при этом он ухитрялся левой рукой теребить усы. Курортник, на­сторожившись, плавно лег на спину с гранатой в руке. Разомкнул усики кольца, вытянул его, скосил взгляд на куст, за которым была дорога. Лабус, подавшись впе­ред, изготовился к стрельбе.

В моей груди будто разгорался костер, пот струил­ся по лицу. Я посмотрел на Костю: окруженный ярко-красной аурой военстал напряженно вглядывается в просеку. Меня накрыло вязкой пеленой, сквозь туман я различил, как командир заерзал, повернул голову и сжал гранату так, что пальцы хрустнули. Громко так - словно воздушный шарик над ухом лопнул. Звук ото­звался в голове гулким эхом. Я услышал шелест тра­вы, свист ветра в кронах, как хрустит кора качнувших­ся деревьев и трещит мерзлая почва под подошвам чужих сапог…

По просеке кто-то двигался. Плыли два черных сгу­стка - чужие сознания, два темных облака, две тени.

Я мысленно потянулся к ним, коснулся угольных пси-ниточек, скользнул навстречу. Позвоночник прострели­ла судорога. Внутренним взглядом я увидел просеку, по­жухлые, покрытые инеем стебли травы. Я словно под­ключился к камере видеонаблюдения. Медленно наплывала картинка. Перед глазами мелькнул закоп­ченный остов бэтээра, пятна ржавчины на скошенном листе брони - каркас машины просел на один борт, от­крывая взгляду продолговатые дыры от сорванных с пе­тель люков. Картина подернулась дымкой, прыгнула на­встречу… Я смотрел на просеку двумя парами чужих глаз. Как в схватке с псевдоплотью, ощущал сознание синхронов, их единый разум, только он напоминал ку­сок черного мрамора, в отличие от сознания «свиньи», больше похожего на рыхлый ком земли. Я коснулся гладкой поверхности мрамора… и увидел бездну. Бес­крайняя ночь притягивала, звала, мерно гудела. Я мыс­ленно попытался сжать черный монолит - холод, хо­лод из бездны влился в меня, ледяными щупальцами пробрался внутрь. Сектанты остановились. Я завладел мыслями близнецов, их волей, я уже знал их имена, по­вадки, склонности. И тогда я приказал - тихо, вкрад­чиво, так, чтобы они не ощутили вмешательства в объ­единенное сознание, управляющее двумя телами, реши­ли, что это их собственная мысль, - приказал: Идите к церкви, встречайте отряд… нужна ваша по­мощь… Генрих, Герман, вас ждут на холме…

И потом я провалился в ночь. Вой черного ветра во­круг, ураганный рев. Монолит держал меня, тянул за синхронами. Я не хочу прятаться, я хочу идти дальше с бушующей силой, стать мусором, пылью, унестись вме­сте с ветром. Я побежал - полетел и ударился о ледя­ную стену. Обжигающий холод сковал мысли, впился осколками в сердце… Нет. Пусти, пусти…

- Пусти… - прошептал я пересохшими губами.

Тело трясло, холодный пот заливал лицо, капли сте­кали по переносице и падали на перчатки обхвативше­го меня Лабуса.

Я задергался. Военстал отпустил меня, и я повалил­ся на бок, попробовал встать на четвереньки, жадно хватая ртом воздух. Руки подломились в локтях, и я вре­зался в промерзшую землю лицом.

Меня перевернули на спину, склонившийся Лабус напряженно всматривался в мое лицо. Вдруг его пере­дернуло, в глазах мелькнули удивление и растерянность. Они сменились испугом.

- Как ты это сделал? - Около меня на колени опу­стился Курортник. Вставив кольцо в гранату, убрал ее в подсумок и снова прошептал: - Как?

Я с трудом сел. Лицо горело огнем, будто наждачкой прошлись по щекам. Костя отодвинулся подальше, вид у него был оторопелый. Я вдруг понял, что рядом нахо­дятся Пригоршня, Химик и раненый Лесник, которого сталкеры поддерживают за плечи. И все они присталь­но смотрят на меня. Что такое? Что случилось, почему они так уставились?

- Я…

- Тихо, - остановил меня Курортник. - Говори тише.

- Я видел глазами синхронов. Я… - Я хотел ска­зать, что владел их мыслями, их сознанием, но сказал другое: - Они ушли…

- Куда? - Курортник сделал знак, и Костя исчез за кустами.

- К церкви. - Я сглотнул и хрипло выдавил: - Янтарь… Они идут на Янтарь.

- Осознание… Но зачем им Янтарь?

- Кто они? - с трудом произнес я.

- Синхроны? Сектанты, монолитовцы. Они подчи­няются Осознанию.

- О-со-зна-ни-е, - по слогам произнес я, пробуя слово на вкус…

Вернувшийся Лабус спрятал бинокль в футляр и до­ложил:

- Ушли к подножию холма. У церкви движение.

- Идем через проселок. - Курортник повернулся ко мне. - Идти сможешь?

Я слабо кивнул.

- Тогда быстро. - Он взял ремень ружья, переки­нул через мою голову. Схватив меня за плечи, рывком поставил на ноги.

Я пошатнулся. Командир пристально посмотрел мне в глаза - я ощущал такой же взгляд Химика, стояще­го сбоку, - и сказал:

- За мной. Лабус - замыкающий.

* * *

Курортник пытался идти быстро, но нас тормозил ра­неный Лесник. Меня часто пускали вперед, указав на­правление, - я легко определял, где зависли анома­лии, проводил через опасные участки. Такое доверие ра­довало - я нужен военсталам, - но и слегка пугало.

Командир делал частые остановки, тогда я ложился на землю, закрывал глаза и глубоко дышал. Лабус с Ку­рортником исчезали в лесу, уходили в разные сторо­ны - контролировали окрестности. Никита и Химик в это время перебрасывались короткими фразами, а Лес­ник лежал на животе с закрытыми глазами и молчал. Тяжело сталкерам - в охотнике килограммов девяно­сто, а у Химика из ноги кусок мяса вырван, он все силь­нее хромает с каждым переходом, да и Пригоршня вы­мотался.

В этот раз передышка затянулась. Курортник обыч­но командовал привал в глухом месте, вот и сейчас вста­ли посреди разлапистого ельника. Солнечные лучи с трудом пробивались к земле, устланной мягким слоем опавших иголок; воздух был морозный, свежий.

Никита срезал и накидал на землю лапника, помог Химику устроить Лесника на ветках и подошел ко мне, протягивая плоскую фляжку:

- Глотни, лаборант.

Я медленно свинтил крышку, глядя то на Химика, то на Никиту. Они по очереди отвели глаза, Пригоршня да­же голову опустил. Что такое, почему у них такой вид? Будто они смущены и одновременно слегка напуганы чем-то - я что, прокаженный?

Сделав маленький глоток, я уставился на мохнатые ветки. Иголки кололи шею, от дерева шел густой запах смолы. Странно - в прошлый раз, когда Никита под­сунул мне спирт, я чуть не задохнулся, а сейчас горло даже не обожгло.

- Пригоршня, подсоби, - позвал Химик.

Стоявший надо мной сталкер замешкался, будто хо­тел поговорить, но потом направился к Химику. Тот, пе­ребинтовав ногу, решил заняться Лесником. И хоро­шо - мне не хотелось сейчас разговаривать. Шок от вторжения в чужое сознание не отпускал. Страх ше­вельнулся внутри. Я сделал еще глоток, и в этот раз спирт подействовал - я подавился, закашлялся. Под­няв фляжку на уровень глаз, разглядел на полирован­ной стали следы от пальцев, подышал, протер рукавом и заметил под горлышком гравировку. Три маленькие прописные буквы: «Н.И.Н» - наверно, инициалы Ни­киты. На гладком боку фляги я вдруг увидел отражение своего лица. Пальцы дрогнули, я отшвырнул флягу, ед­ва не вскрикнув. Вскочил. Пригоршня рванул за ремень автомат и застыл - Химик не дал ему повернуться, схватившись за ствол оружия. Оба смотрели на меня.

- Что это?! - прошептал я.

Навернулись слезы. Я положил ладони на лицо, мед­ленно провел по паутине мелких порезов. Вот почему они так на меня смотрели! Вот почему никого не удивил мой рассказ о монолитовцах-синхронах. Я стал похож на Вивисектора - теперь не только внутренне, но и внешне! Ведь есть морфология, а есть внутренняя фи­зиология, и одно связано с другим…

- Да что же это такое?! - Вместе с испугом во мне пробудилась злость, я помимо воли оскалился.

Лесник приподнял голову, мутным взглядом посмо­трел на меня и упал лицом на еловые лапы. Никита все пытался прицелиться, но Химик держался за ствол. Я отступил на шаг.

- Стой, - сказал Пригоршня. - Не шуми. Давай поговорим.

Я отошел еще немного.

- Стой!.. - Химик поднял руку. - Я могу тебе объяснить.

Нет. Не нужны мне ваши объяснения. И сочувствие с жалостью мне не нужно. Вы все здесь мерзавцы. По­жалели лаборанта, не стали пугать, что я в тварь пре­вращаюсь… А на самом деле как новый артефакт к Ян­тарю потащили - сам в лагерь приду, решили за ме­ня. А вот хрен вам! Пошли вы все! Я вам не отмычка, чтоб мимо аномалий проводить! Курортник - сволочь, и Химик - не меньшая! Никита - на его простодуш­ном лице было замешательство, - о тебе-то я иначе думал… А Лабус? Он тоже отводил взгляд, отмалчи­вался…

Я продолжал пятиться. Химик отпустил ствол авто­мата, Пригоршня медленно повернулся, наводя на меня оружие.

Лесник, вновь оторвав голову от лапника, прохрипел:

- Не дури, пацан…

Никита упер приклад в плечо. Я вскинул руки, рас­топырив пальцы, потянулся к алой напряженной ауре. Пальцы сжались, будто схватили невидимые вожжи, - пси-нити свернулись восьмеркой, сталкер поперхнулся, колени у него подкосились, ствол автомата прыгнул вверх. Я потянул вожжи на себя и резко разжал паль­цы… Пригоршня вскрикнул и упал на колени, наклонил­ся вперед, упершись стволом в землю, чтоб не упасть.

У меня горело лицо, кожа бугрилась, я чувствовал вздувшиеся на животе шрамы - будто змея ползала под курткой.

Все они предатели, все пятеро. Использовали меня…

- Я ухожу.

Химик оставался в прежней позе, только руку поло­жил на крышку контейнера с артефактами.

- Не нужно, Химик, - сказал я. - Не успеешь.

Сталкер медленно убрал руку.

Я набросил на голову капюшон. Все, вы мне больше не нужны. Дойду до Янтаря один, а вы доберетесь туда сами и Лесника дотащите.

Никита с усилием выпрямился. Я повернулся к ним спиной и нырнул под ветку ели. Сзади донеслось:

- Пригоршня, стой! Пусть идет…

Обогнув куст орешника, я перепрыгнул яму с талой водой, перешагнул через вылезший из земли корень и поспешил в сторону Янтаря.