Старший. Проклятая девчонка сидит в Палате и рассказывает всем о Сол-Земле, — рычит Старейшина, — Мы же ее предупредили

Проклятая девчонка сидит в Палате и рассказывает всем о Сол-Земле, — рычит Старейшина, — Мы же ее предупредили, что будет, если она будет создавать проблемы? Предупредили же?

— Спокойно, Старейшина, — увещевает Док. — Сезон вот-вот начнется. Он всех отвлечет, они и не вспомнят, что она там говорила.

Старейшина пинает ногой дверь ближайшей криокамеры. Я предусмотрительно отскакиваю назад — мало ли, что или кого он выберет следующим.

— Хорошо. — Старейшина останавливает горящий взгляд на мне. — Первая причина разлада?

Проверка домашнего задания? Самое время.

— Различия.

— Именно. Разлад потянется за ней, куда бы она ни пошла, как грязные следы по полу за ребенком. А вторая причина — отсутствие централизованного командования. Когда различия порождают разлад, парень, единственный способ сохранить контроль — быть лидером. Смотри и запоминай.

Он нажимает кнопку вай-кома.

— Общий вызов.

— Старейшина, что ты делаешь? — спрашиваю я, слыша в ухе знакомое «бип, бип-бип».

— Внимание всем жителям «Годспида». Очень важное объявление.

Внутри у меня все падает. Старейшина соединился с каждым вай-комом на корабле. И кажется, я знаю, что он собирается сказать. Мысли скачут. Он ни за что не расскажет всем про криоуровень, про замороженных, про то, откуда Эми на самом деле появилась. Он не скажет.

— Не надо, — говорю я.

Он пропускает мимо ушей.

— Некоторые из вас, особенно те, кто сегодня был в районе Больницы на уровне фермеров, должно быть, заметили на борту нечто необычное.

— Перестань, — бросаюсь я к Старейшине. Мне так надоела его ложь.

Док тянет меня назад, хватая длинными пальцами за руки. Пытаюсь стряхнуть его руки, но он сильнее.

— Новый обитатель корабля — молодая девушка с ненормально бледной кожей и рыжими волосами. Она — результат научного эксперимента, направленного на развитие человеческого организма для приспособления к возможно неблагоприятной биосфере Центавра-Земли. Она не опасна, но умственно неполноценна и склонна ко лжи. Она мало приспособлена к логическому мышлению и труду, поэтому останется жить в Палате. Вступления с ней в контакт я от вас не требую и не ожидаю. Это — аномалия, и отношение к ней должно быть соответствующим.

Ладони непроизвольно сжимаются в кулаки. Аномалия, это она-то? Результат какого-то чертова научного эксперимента? Да, звучит правдоподобно — ученые на корабле вечно заняты тем, что выдумывают то одно, то другое, чтобы обеспечить нас защитой, какой бы ни оказалась биосфера Центавра-Земли. Ясное дело, Старейшина хочет сохранить в тайне происхождение Эми и отрезать ее от общения с остальными.

Когда Док разжимает пальцы, я просто трясусь от гнева. Но что это изменит? Старейшина уже закончил говорить. Отвернувшись от них, я иду назад, к лифту — назад, к Эми.

Эми

— Чего я не понимаю, — говорю я, — так это что вы все здесь делаете.

— В смысле? — спрашивает какой-то мужчина. На коленях он держит гитару — древнюю, еще акустическую реликвию.

— Харли сказал, что вы все сумасшедшие. Что это больница для помешанных.

— Да ничего мы не сумасшедшие, — говорит мужчина с гитарой. Акцент у него сильнее, чем у остальных — я едва понимаю.

— Нет, сумасшедшие. — Это та девушка, что сбежала от меня, когда я садилась. Харли сказал, что это Виктрия и что она пишет рассказы. В руке у нее книга, старинная на вид — не электронная, настоящая книга, переплетенная в кожу. Интересно, где она ее раздобыла. — Мы только из-за лекарств похожи на нормальных, — добавляет она.

Ты, может, и сумасшедшая, — шутливо возражает гитарист, — лично я — нет.

— А вот и да, — вмешивается Харли. — И она. И я. Мы все.

— Не может быть, — упираюсь я.

— Говори за себя.

— Нет, правда! Вы нормальные. Вы не похожи на психов. Никто из вас.

Харли улыбается.

— Будем считать, что это комплимент. В конце концов... — начинает он, но вдруг замирает, наклонив голову влево и словно прислушиваясь.

— Что? — спрашиваю я.

— Шшш, — показывает мне Виктрия.

Оглядываю комнату. Все, наклонив головы, как будто внимательно что-то слушают.

— Общий вызов, — бормочет себе под нос гитарист. — Последний раз такое было, когда наш Старший умер.

— Шшш! — шикает Виктрия.

Мой взгляд перебегает от одного человека к другому. Все в палате для душевнобольных, все — и пациенты, и медсестры — внимательно слушают.

Это выглядит жутко: толпа людей замерла и сосредоточилась на чем-то, что мне недоступно. Все вокруг молчат и не шевелятся, а я вскакиваю и шагаю по полной людей комнате, дожидаясь, когда спадут чары, когда все вернутся в мой мир.

— Хрень все это сплошная, — небрежно бросает Харли. Люди начинают выпрямляться, взгляды фокусируются. Что бы они там ни слушали, оно прекратилось.

— Ты о чем? — спрашиваю я.

Харли смотрит на меня, и впервые за все время разговора глаза его не улыбаются.

— Ни о чем.

Виктрия бормочет какое-то слово, что-то короткое, но я не могу разобрать.

— Что? — голос мой звучит почему-то резко.

Она смотрит мне прямо в глаза.

— Урод.

— Виктрия! — восклицает гитарист.

Она резко оборачивается к нему.

— Ты слышал Старейшину! Она — эксперимент! И все, что она нам тут рассказывала, — вранье. Про то, что она с Сол-Земли! Про раскинувшиеся поля, про бесконечное небо! Она еще больший псих, чем мы все... почему, думаешь, Старейшина запихнул ее сюда? Лгунья, — выплевывает она. — Говорила, что видела Сол-Землю! Да как она вообще посмела? Как ты посмела!

— Успокойся, Виктрия. Она недоразвитая. Ущербная. Сама не соображает, что говорит, — вмешивается гитарист.

— Что вы все несете? — я делаю шаг назад.

— Не говори мне, что небо никогда не кончается, — тихо произносит она. — Никогда не повторяй этого. Вообще о нем не говори. Нет никакого неба. Только металлический потолок.

Я вздрагиваю от жестокости ее слов, но прежде чем она отворачивается от меня и убегает прочь по коридору, я успеваю заметить — в глазах ее блестят слезы.

— Что случилось? — обвожу комнату взглядом. Все, кроме Харли, смотрят на меня с теми же презрением и горькой злобой, что звучали в голосе Виктрии.

Пойдем, — говорит Харли, вставая. — Пойдем лучше в твою комнату.

— Почему? Я не понимаю. Что случилось?

— Пойдем, — повторяет Харли и уводит меня прочь сквозь стену безмолвия и враждебных взглядов.