Определение понятия суверенитета государства. Кон­сти­туционно-правовые основы проведения внешнеполитического курса

Под суверенитетом понимают полную независимость госу­дар­ства в установлении законов и правил, согласно которым осуще­ст­вля­ются основные процессы на его территории. В последние годы идет дискуссия о том, какие изменения происходят с суверенитетом в ходе глобализации. В Законе Республики Беларусь «Об утвер­ждении Основных направлений внутренней и внешней политики Республики Беларусь» обосновывается принцип, нацеленный на «по­вышение эффективности политических, правовых, внешнеэконо­миче­ских и иных инструментов защиты государственного суверенитета Республики Беларусь и ее национальной экономики в условиях глобализации».

Можно согласиться с ведущим научным сотрудником Инсти­тута русской истории РГГУА. С. Кустаревым, утверждающим: «Госу­дарственный суверенитет не растворяется в процессе глобализации. Он меняет свое содержание и операциональность, будучи переосмыслен как ресурс, которым можно манипулировать. Глобализация не сужает,
а, наоборот, расширяет возможности такого манипулирования»[1]. Можно солидаризироваться и с главным научным сотрудником ИС РАН профессором А. Г. Здравомысловым, указывающим: «… в современном соревновании технологий и информационных сетей выигрывает в практическом плане то государство или сообщество, которое признает доминирующую роль глобальных процессов» [2].

Но есть и точка зрения, согласно которой суверенитет госу­дарства тает под натиском новых факторов, приносимых глобали­зацией. Так, по мнению заместителя директора Школы российских исследований ГУ-ВШЭ профессора М.В. Братерского, с окончанием холодной войны «… изменился и вектор разрушительного воздей­ствия на суверенитеты государств. На смену крупным государствам, нарушающим суверенитеты более слабых, пришли группы граждан, часто этнических, восстающие против существующих государств». Помимо этого, «… невиданная до того жесткость Второй мировой войны, развитие массовых коммуникаций и общая гуманизация развитого мира привели к переоценке значения прав человека, и их нарушения стали важной причиной для реакции международного сообщества». Также негативно на суверенитет, по мнению М. В. Бра­терского, влияет то, что «вопреки всяческим попыткам быть полностью самостоятельным, любое государство существенно зависит от ре­ше­ний, принимаемых вне его границ»[3].

С точкой зрения М. В. Братерского трудно согласиться. Права человека были излюбленной темой для вмешательства во внутренние дела других государств задолго до того, как международное сооб­щество было потрясено жестокостью Второй мировой войны. Вспом­ним ту же Речь Посполитую. Свою озабоченность плохой защитой прав меньшинств в Речи Посполитой в XVI–XVII вв. регулярно высказывали Великобритания, Дания, Швеция, Россия, Бранденбург, Брунсвик, Ганновер и другие влиятельные государства того времени. Соседние государства, под предлогом защиты прав своих религиоз­ных меньшинств, проживающих в Речи Посполитой, длительное время умело манипулировали ей, а потом и вовсе растащили на куски.
Что касается попыток сепаратизма со стороны «группы граж­дан»,
то они всегда были в истории государственности. А главным источ­ником нарушения суверенитета на сей день по-прежнему осталось крупное государство или альянсы крупных государств. Факты – прежде всего, а согласно фактам только у двух государств в начале «глобального» XXI в. был радикально попран их суверенитет – и оба раза главным источником было крупное государство со своими союзниками, причем одно и то же – США. Выдавать же опыт трансформации режимов в результате выступлений этнических и иных групп в бывших республиках СССР и Восточной Европе за явление, обусловленное глобализацией, и вовсе некорректно. Их причиной была вовсе не глобализация, а волевое, но недальновидное решение руководства СССР начать осуществление необходимых реформ не с экономики, а с политики. Было бы принято на Политбюро решение реформироваться по образцу Китая – и не было бы кровавых событий в Югославии, Грузии, Молдавии, Армении, Азербайджане и в других бывших социалистических странах и республиках СССР, которые, обобщив, пытаются выдать за новые тенденции, связанные с глобализацией. То же касается и сецессии Черногории[4], ставшей одним из последних упавших «кирпичей» обрушенной при крахе СССР огромной геополитической конструкции. Похожие процессы происходили когда-то после распада Римской империи, когда в тече­ние многих лет ее бывшие территории то объединялись, то разъ­единялись, в том числе под влиянием процессов сепаратизма. Но они же не выдаются за «тенденции глобализации». В подтверждение указанной точки зрения отметим, что с 1995 по 2007 г. в ООН было принято 8 новых государств – и из них лишь Сербия, Черногория
и Тимор-Лешта непосредственно перед этим выделились из состава других образований[5], при этом оккупация Тимор-Лешта Индонезией никогда не признавалась мировым сообществом. Это намного меньше, чем в любой другой схожий по продолжительности отрезок времени с момента возникновения ООН. Следовательно, на самом деле, значение сепаратизма в глобализирующемся мире сокращается.

Стоит задать классический вопрос: кому выгодно широкое рекла­мирование точки зрения о нарастающих в мире в результате глоба­лизации процессах сепаратизма, делающих его все более и более не­безо­пасным? Кому нужно оправдать невиданное даже в годы холод­ной войны увеличение военного бюджета и милитаризацию эконо­мики? Ответ один – выгодно США. Чем более опасным будет пред­ставляться мир его европейским союзникам, тем больше шансов
на их сплочение для успешной реализации западного глобализа­ци­онного проекта и признания в нем лидерства США. То же касается
и незападных стран, которым рекомендуется прибегать к союзу с США для защиты от местных сепаратистов, угрожающих террито­риальной целостности их стран. Чем опаснее выглядят последствия глобализации, тем большую цену можно брать за защиту от ее негативных последствий с западных и незападных стран гегемону мира.

Говоря о влиянии глобализации на суверенитет национального государства, надо отметить, что негативный эффект для суверенитета имеет не глобализация, а глобализм, в том случае, если руководство и элиты национальных государств оказываются восприимчивы к его идеологии, а компрадорские круги приобретают преобладающее влияние на политические процессы в обществе.

По мнению сотрудника Сибирского центра исследований глобализации Г. В. Рублева, «... в настоящее время происходит сокращение сферы суверенитета национальных государств за счет выведения из нее (сферы) вопросов финансово-экономической деятельности. Однако в правовой сфере также происходит «эрозия» суверенитета в вопросах соответствия национальных норм международным и приоритета последних в области прав человека. Кроме того, ослабление национально-государственного фактора обусловлено формированием континентальных объединений (ЕС, НАФТА, КАФТА, АСЕАН и т.д.), проникновением на территорию государств транснациональных корпораций (ТНК) и банков (ТНБ), деятельностью СМИ и «неформального сектора» мирового сооб­щества, созданием новой информационной среды – «киберпро­стран­ства». Еще одной причиной, ослабляющей позиции национальных государств, является создание и развитие различных международных неправительственных организаций и межгосударственных объеди­не­ний, под давлением которых государства корректируют свою внутреннюю деятельность»[6].

Согласно В. Гуйгио «соглашения ВТО и другие международные соглашения привели, посредством использования принципа национального режима и других базовых требований, к наложению существенных ограничений на суверенитет, включаю власть издавать законы и собирать налоги... Результатом стала постепенная конвергенция законов и правовой системы членов международного сообщества. В то время как экономическая глобализация является главным трендом сегодняшнего дня, унификация законов и правовых систем и растущие ограничения суверенитета являются растущим течением внутри международного сообщества. Это часть реформы второго поколения, формой которого является глобализация права»[7].

Профессор кафедры философии и политологии ННГАСУ (Россия) А. В. Дахин считает, что в современных глобализационных процессах «налицо явное противоречие: с одной стороны, прогресс демократической модели предполагает расширение государственного участия в жизни стран современного мира. С другой стороны, действующая модель глобализации ведет к атрофии локальных экономик и, как следствие, – к неспособности правительств регулировать хозяйственную деятельность страны, а с ней и все остальные процессы»[8].

З. Бауман полагает, что, «говоря словами Г. Х. фон Вригта …, «национальное государство, видимо, подвергается эрозии, а может быть, и «отмирает». Силы эрозии транснациональны». Поскольку подведение итогового баланса производится только в рамках национальных государств и они же остаются единственным источником эффективной политической инициативы, «транснаци­ональ­­ность» эродирующих сил ставит их вне мира обдуманных, целенаправленных и потенциально рациональных действий. Подобно всему, что чурается таких действий, эти силы, их формы и деятельность окутываются покровом таинственности; они служат скорее предметом гаданий, нежели достоверного анализа»[9]. Подоб­ной точки зрения придерживается и В. Робинсон, указывающий: «… глобализация вытесняет национальное государство как организа­ци­онный принцип социальной жизни при капитализме». Он же отме­чает, что вместо интернациональной стадии развития капитализма возникает «транснациональная, означающая экономические и связан­ные с ними социальные, политические и культурные процессы – включая формирование классов – которые сменяют национальные государства»[10].

В то же время доминирующие в подобных концепциях ощу­щения обреченности национального государства и неизбежности утраты суверенитета преждевременны. Надо просто задуматься – утратило ли какую-либо долю суверенитета США? Или, как мы наблюдаем в действительности, суверенитет Соединенных Штатов только укреп­ляется год от года, впитывая в себя полномочия, ранее принад­лежавшие другим суверенным государствам, решившим «в духе времени» прибегнуть к «мягкому суверенитету». Утрачен ли суверенитет Китаем, активно интегрирующимся в глобальную эконо­мику? Нет – он скорее усилился, в силу многократно возросших ресурсов, оказавшихся в распоряжении коммунистического правитель­ства КНР в качестве приза от умелого участия в глобализации. Могут сказать, что две эти страны представляют собой империи на разных стадиях развития, что означает собой значимую трансформацию былого национального государства в новое качество. Но возьмем в качестве примера страны, которые в силу их размера никак не заподозришь в имперской эволюции. К примеру, Венесуэлу. Интегрирована ли Венесуэла в глобальную экономику? Несомненно. Получает ли пре­имущества от возросших цен на поставляемые на мировой рынок нефть и нефтепродукты? Бесспорно. Усилила ли свое геополити­че­ское влияние? Даже предвзятый по отношению к курсу президента Уго Чавеса наблюдатель вынужден будет подтвердить, что много­кратно. Модель Венесуэлы стала привлекательна для многих латино­амери­канских стран, а У. Чавес фактически стал неформальным лидером радикального крыла Движения неприсоединения. Но можно ли вести в отношении этой страны речь о «мягком суверенитете»? Одноз­начно, нет. И Венесуэла не является уникальным случаем – похожие метаморфозы мы наблюдаем во Вьетнаме, в Беларуси, в Иране, в ряде других государств.

В то же время лидеры каждого незападного национального государства должны помнить о том, что при реализации западного глобализационного проекта (призванного обратить объективные процессы глобализации в пользу западного лагеря) по задуманному сценарию, мягкий суверенитет станет реальностью для всех незапад­ных стран. Запад не склонен останавливаться в своих начинаниях
по трансформации глобализации в свою пользу, не проявляя ни малей­шей склонности к компромиссу с теми, кого считает аутсайдерами складывающейся глобальной системы. Так, профессор Калифорний­ского университета в Лос-Анжелесе М. Интрилигейтор указывал в 1998 г., что ряд «…порождаемых глобализацией проблем вызван опасением, что контроль над экономикой отдельных стран может перейти от суверенных правительств в другие руки, в том числе к наиболее сильным государствам, многонациональным или глобальным корпорациям и международным организациям. В силу этого неко­торые усматривают в глобализации попытку подрыва национального суверенитета. По данной причине глобализация может вызвать у национальных лидеров чувство беспомощности перед ее силами, а у электората – антипатию к ней. Такие настроения могут легко перейти в крайний национализм и ксенофобию с призывами к протекции­онизму, повлечь за собой рост экстремистских политических движений, что потенциально чревато серьезными конфликтами». Он считает, что эта проблема «во многом может быть решена на базе между­народ­ного сотрудничества, например, путем четкого разграничения пол­номо­чий сторон, т. е. национальных правительств и их лидеров, с одной стороны, и международных организаций и многонациональ­ных или глобальных корпораций – с другой. Уже само участие политических лидеров в создании необходимых институтов, занима­ю­щихся этими и другими проблемами, связанными с глобализацией, поможет им вернуть ощущение, что они управляют своим будущим и контролируют свои позиции в глобализированном мире»[11]. Прошло девять лет, а о значимых шагах в области такого сотрудничества по-прежнему ничего не известно. Потому что оно не нужно странам Запада, предпочитающим держать незападный мир в ситуации неопределенности, и западным корпорациям, предпочитающим ловить рыбу в мутной воде. Не случайно даже к инициированному ООН «Глобальному договору» сочло возможным присоединиться лишь ничтожное количество из числа мировых ТНК, хотя он на деле не предполагает никакого контроля за реальным исполнением принятых на себя его участниками обязательств. Как справедливо отмечает А. Н. Данилов «… атомизация общества, растущее чувство одиночества и потерянности в жестоком мире – это не естественный результат общемирового цивилизационного процесса, а искусствен­ная его изоляция, ослабление – в целях усиления контроля над личностью и упрощения манипулирования ею»[12].

Отметим также, что пристальное внимание к работам об уходе государства из центра мировой политики и даже из контроля над собственным пространством является, в том числе, результатом умелой тактики сторонников глобализма, включающей в себя постоянное усыпление внимания потенциальных противников и внушение им желаемых для глобалистов идей. Фактически, суверенитет национального незападного государства является главным препятствием на пути реализации западного проекта глобализации. Для неолиберальной риторики характерна, по словам В. В. Локосова, «хорошо продуманная хаотизация устоявшихся норм и ценностей, … принципа государственного суверенитета», согласно которой «если государство намерено вписаться в глобальный сценарий, надо проститься со своим суверенитетом или, пользуясь придуманным американскими социологами эвфемизмом, сделать себе «мягкий суверенитет»[13]. Этому противостоит «… явное нежелание людей быть управляемыми политиками и бюрократами с другой стороны мира, над которыми они не имеют демократического или иного контроля»[14].

Как водится в гуманитарной науке, кто-то из ученых обосновывает позицию об ослаблении суверенитета государства в условиях глобализации, кто-то высказывается против, а главной задачей глобалистов остается поддерживать тех ученых, точка зрения которых совпадает с нужной для их целей, широко ее рекламируя. Постоянно упоминается, что государство уходит как главный актор международной деятельности, следовательно, проблемы суверенитета и безопасности становятся вторичны в прекрасном новом глобальном мире с наднациональной архитек­турой власти, а за все преобразования международной системы должны нести ответственность исключительно международные институты, которые будут защищать интересы всех. Но это не соответствует истине. Можно солидаризироваться с преподавателем университета КардиффаТ. Нейлом, обращающим внимание, что атаки антиглобалистов против мировых экономии­ческих и финансовых институтов, таких как МВФ и ВТО, следуют не по адресу, если речь идет об остановке курса «… односторонней либерализации, которую мы называем неолиберализмом». Такое направление антиглобалистской политики следует из убеждения, что «правительства в процессе глобализации считаются «отступающими» и бессильными в предотвращении неумолимой эрозии их традиционных функций». Т. Нейл утверждает»: «… реальными агентами неолиберализма – являются правительства Первого мира». МВФ и ВТО лишь «марионетки», а «… северные правительства дергают их за ниточки». «То, чему мы являемся свидетелями в современном мире, представляет собой систематическое разрушение барьеров для международного бизнеса посредством либерализации торговли, инвестиций и финансов, с ужасающими последствиями для глобальной окружающей среды, бедности и прав человека. Цепь воздействия (можно даже сказать команд) проистекает от корпоративных лоббистов в Западных правительствах к международным институтам, которые, в свою очередь, занимаются законодательным делом для развития корпоративной свободы. Эти политические институты получили свою общественную легитимность и формальную респектабельность только посредством сокрытия настоящей цели, которой является максимизация прибыли»[15].

Истинные цели сторонников западного наступления на суверенитет незападных государств можно выявить в некоторых доктринах западных ученых. Так, американский исследователь Дж. Хилл предлагает свою интерпретацию космополитизма, отредактированную с учетом декларирующейся западными странами борьбы за «демократию и права человека во всем мире». Он считает, что «Наподобие христианству и всем другим великим религиям, моральный космополитизм может считаться экспансионистской доктриной, взывающей к ощущению общей человечности в каждом из нас»[16]. В каком же направлении должен излиться экспансионистский потенциал новой доктрины? Дж. Хилл фактически предлагает два направления. Первое из них – на подрыв суверенитета, который, согласно ему, «не дан, а условен. Его внедрение было принципиально и он не может использоваться для непринципиальных целей, таких как подавление и нарушение прав народов. Некоторые нарушения могут быть так существенны, что когда они совершены, нации и государства утрачивают свои права на суверенитет. Согласно этой логике я предлагаю, чтобы любая свободная страна, которая последовательно придерживается своих базовых принципов и политических ценностей, имела моральное право вторгаться и свергать каждую диктатуру»[17]. Второе направление экспансии космополитизма Дж. Хилла культурно обусловлено. Согласно ему, «мы знаем, что культуры могут быть подавляющими и жестокими. Мы знаем, что культуры могут вторгаться в моральную эволюцию человеческих душ… некоторые культуры, по моральным космополитическим основаниям, должны быть уничтожены»[18]. Реальное значение подобной доктрины далеко от целей истинного космополитизма или демократии. Фактически ей, по образцу геополитических доктрин нацистской Германии, предлагаются новые основания для вмешательства в дела неугодных Западу государств, а то и уничтожение целых неугодных культур. Под «свободными странами» легко угадываются позиционирующие себя в этом качестве страны Запада. А жертвой их экспансии может стать, по предлагаемым Дж. Хиллом параметрам, фактически любая негодная Западу страна, проводящая независимую внутреннюю и внешнюю политику.

Б. Барбер отмечает, что «Все национальные экономики сейчас уязвимы перед вторжением больших, транснациональных рынков, внутри которых торговля свободна, валюты конвертируемы, доступ к банкам открыт, и контракты обеспечиваются правом. В Европе, Азии, Африке, Южно-тихоокеанском регионе и в Америке такие рынки подрывают национальный суверенитет и дают жизнь субъектам – международным банкам, торговым ассоциациям, транснациональным лобби наподобие ОПЕК и Гринпис, мировым информационным службам наподобие CNN и BBC, международным корпорациям, которые во все возрастающей степени теряют значимую национальную идентичность – они ни отражают, ни уважают государственность как организующий или регулирующий принцип»[19].

В то же время суверенитет может быть сохранен государством, целенаправленно работающим над этим, даже в условиях глоба­лизации. Как отмечает Л. Чан, «в политических и интеллектуальных кругах Китая, в отличие от других стран третьего мира, глобализация рассматривается как относительно положитель­ный феномен. Стратегия, разработанная Ден Сяопином, заключается в том, что «социалистическая рыночная экономика» может и должна использовать зарубежный капитал, равно как и зарубежные принципы управления и технологии, не принося при этом в жертву национальный суверенитет и местные интересы»[20].

Конституционно-правовые основы внешней политики Республики Беларусь изложены, в первую очередь, в Конституции Республики Беларусь. В статье первой указывается: Республика Беларусь – унитарное демократическое социальное правовое государство. Республика Беларусь обладает верховенством и полнотой власти на своей территории, самостоятельно осуществляет внутреннюю и внешнюю политику. Республика Беларусь защищает свою независимость и территориальную целостность, конституционный строй, обеспечивает законность и правопорядок. Статья 8 декларирует, что Республика Беларусь признает приоритет общепризнанных принципов международного права и обеспечивает им соответствие законодательства. Республика Беларусь согласно нормам международного права может на добровольной основе входить в межгосударственные образования и выходить из них. Не допускается заключение международных договоров, которые противоречат Конституции. В статье 9 указывается, что территория Беларуси едина и неотчуждаема. Важным является также указание в статье 10, что гражданину Республики Беларусь гарантируются защита и покровительство государства как на территории Беларуси, так и за ее пределами. В статье 18 содержится указание на то, что Республика Беларусь в своей внешней политике исходит из принципов равенства государств, неприменения силы или угрозы силой, нерушимости границ, мирного урегулирования споров, невмешательства во внутренние дела и других общепризнанных принципов и норм международного права. Республика Беларусь ставит целью сделать свою территорию безъядерной зоной, а государство – нейтральным. В статье 59 отмечается, что государство обязано принимать все доступные ему меры для создания внутреннего и международного порядка, необходимого для полного осуществления прав и свобод граждан Республики Беларусь, предусмотренных Конституцией. В четвертом разделе Конституции рассматривается компетенция ветвей власти по осуществлению, в том числе вопросов, связанных с реализацией внешнеполитического курса.

Правовые основы внешней политики Республики Беларусь также раскрываются в Законе «Об утверждении Основных направлений внутренней и внешней политики Республики Беларусь» от 14 ноября 2005 г., в Концепции национальной безопасности Республики Беларусь, утвержденной Указом Президента Республики Беларусь от 17 июля 2001 г. № 390, Законе Республики Беларусь от 3 января 2002 г. № 74-З «Об утверждении Военной доктрины Республики Беларусь».